– Бокал вина – это все, что мне нужно.
– Я давно хотел поговорить с тобой… даже звонил. Но ты сбросила мой звонок. Я по природе человек семейный и… Ты меня слушаешь?
– Угу.
Мой взгляд встретился со взглядом Кондрашова. Он прищурился и отвел глаза в сторону, но я успела поймать в них один вопросительный знак и один восклицательный.
О чем он думает?
О чем?
Если б знать…
В душе зарябило, и я почувствовала ту самую секундную растерянность, которую испытала ранее, когда врезалась в грудь Дмитрия Сергеевича и опрометчиво позволила его ауре смешаться с моей. Нет, Игорь, я тебя не слушаю. Я дрожу и предвкушаю невозможные события. Я предвкушаю собственные невероятные поступки. Я жду их, я надеюсь на них, я не смогу без них.
– …Эмма считает, что нам нужно смотаться в Европу… почему бы и нет? Жаль, ты не любишь валяться на пляже, а то мы могли бы…
Игорь, сходил бы ты лучше за вином.
Кондрашов вновь посмотрел на меня, и взгляды вновь встретились. На заднем плане мелькнул Герман, и мои губы сами растянулись в улыбку. Тело размякло, превратилось в ручей и потекло к двери.
– Ты куда?.. – раздался за спиной удивленно-разочарованный голос Игоря, но отвечать я не стала.
Я чувствовала себя абсолютно свободной, абсолютно прекрасной и абсолютно ненормальной (гремучая смесь алкоголя, собственной правоты и желания перевернуть весь этот мир вверх тормашками!). Маленькие шалости – мои верные друзья, слились в одну большое «Ух!» и засопели. Я зажмурилась. Душа, перескакивая с камушка на камушек, пролетая огромные расстояния в секунду, отчаянно устремилась навстречу судьбе.
Я пришла сюда, чтобы посмотреть на растерянность Кондрашова, и я ее увидела.
Я мечтала его проучить, но толком не знала, как это сделать – придумывала то одно, то другое и все же чувствовала разочарование, но сейчас в моей голове все встало на свои места. Игра перестала быть игрой.
Еще недавно меня кидало из стороны в сторону, я была категорична и между тем плыла на мягких ватных облаках неизвестно куда. Любопытство жгло и щекотало: то подталкивало вперед, то задерживало около нужной двери, то мотало головой, то кивало. Дмитрия Сергеевича Кондрашова я рассматривала исключительно как развлечение и объект сладкой женской мести, не более, но игра перестала быть игрой… такое иногда случается – занавес поднимается, и вы уже не имеете права сбежать, вы должны, просто обязаны начать жить по-настоящему, по-честному, по-особенному, иначе все пойдет не так, иначе собственная тень первой бросит в вас тухлым помидором. И будет сто раз права! Сто-раз-права. И даже если вас унесут со сцены с инфарктом – это окажется сущим пустяком, потому что вслед будут нестись звонкие аплодисменты.
Хлоп, хлоп, хлоп… Слышите? Мне пора на сцену… Поднимите, пожалуйста, занавес.
Свернув направо, миновав два маленьких зала с разодетой публикой, я направилась по узкому коридору. Приглушенный свет, портреты с усталыми лицами, узкие окошки со звездами манили меня и заставляли часто-часто дышать. А еще шаги за спиной…
Я знала, что он идет за мной.
Я знала.
И знала, что не я интересовала его, а десять гектаров земли.
И еще мое положение в обществе (как бы это смешно ни звучало).
Не пришло ли время вспомнить о поставленной цели? Не пришло ли время столкнуться нос к носу с тем самым мужчиной, о котором я мечтала?
Я хотела такого, чтобы ахнуть. А от Кондрашова ахнет кто угодно…
Я хотела самого необыкновенного. А Дмитрий Сергеевич еще то чудо чудное!
Я хотела замечательного внешне и внутренне. Внешне он весьма видный мужчина, а внутренне… хм… по крайней мере он нестандартен.
Я хотела такого, которого просто невозможно заполучить. Кондрашов – идеальный вариант. Один раз он меня уже отверг! Но дело даже не в этом… Не штамп в паспорте является критерием. Не штамп.
Коснувшись на миг пальцами подоконника, я развернулась. От Дмитрия Сергеевича меня отделяло несколько метров. Его шаги: один, второй, третий… Приглушенный свет и звезды. И я – изумительно хороша.
Не штамп в паспорте является критерием. Кондрашов должен меня полюбить. Должен во что бы то ни стало! Я обещала, что пойду на все ради достижения своей цели – вы свидетели. И вот этот день наступил…
Я сошла с ума? Быть может, но сейчас все вокруг меня (да и я сама) трансформировалось и меняло тона. Приглушенный свет галереи подчеркивал изгибы моего тела (как в кино!), облегающее платье делало меня неземной и чувственной (как в кино!), взгляд разрезал воздух на длинные лоскуты и плел сети (как в кино!), звучала бесподобная музыка (как в кино!), сердце отбивало четкий ритм и улавливало ответный стук (как в кино!)…
Дмитрий Сергеевич остановился в метре от меня. Его серые глаза казались темными и холодными, крепкая фигура почти устрашала. Прислонившись плечом к стене, наклонив голову набок, я улыбнулась. Красавица и чудовище – честное слово!
– Вам здесь не нравится? – спросил он.
– Я не любитель светских вечеринок.
– Я тоже.
– Как много у нас общего, – моя улыбка стала шире.
– Наташа… я действительно сожалею о своем поспешном поступке. Нам лучше поговорить в другой обстановке, когда вам будет удобно?
– М-м-м… вряд ли обстановка имеет значение…
И вновь наши глаза встретились. Немой диалог, в котором невозможно было разобрать слов, длился несколько секунд, затем брови Дмитрия Сергеевича сдвинулись, на лбу появились морщины, и он задал неожиданный, не вписывающийся в его тактику вопрос:
– Чего вы хотите, Наташа?
Набрав в легкие побольше воздуха, не меняя позы, я честно ответила:
– Замуж. Дмитрий Сергеевич, я хочу за вас замуж. И как можно скорее.
Он молчал долго – с минуту (самую долгую минуту в моей жизни), затем сделал маленький шаг вперед и произнес:
– Вас не пугает разница в возрасте?
– А сколько вам лет?
– Сорок два.
– Нет, не пугает.
– Мы мало знакомы.
– Стерпится – слюбится.
– Наташа, – Дмитрий Сергеевич повернул голову к окну и помолчал, – мужчина должен делать предложение женщине.
Педант и зануда.
– Вы – мужчина, я – женщина, ни в чем себе не отказывайте.
Теперь он смотрел на меня. Наверное, в этот момент он представлял нашу семейную жизнь в красках и лицах, наверное, он пытался понять, а зачем ей это нужно. Деньги? Месть? Каприз? Наверное, он взвешивал и разбирал на составляющие. Наверное, он сравнивал меня с собственным эталоном и выдергивал досадные погрешности, как выдергивают перья из курицы.
– Наташа, согласна ли ты стать моей женой? – ровно произнес Дмитрий Сергеевич, делая еще один шаг ко мне.
Это две большие разницы – когда делаете предложение вы и когда его делают вам. Только после этих слов я поняла, что все происходит не в закоулках сна и не в чудесной стране воображения, а по-настоящему. По-настоящему.
Акула была так близко… сейчас она раскроет пасть и сожрет меня со всеми потрохами…
Я анчоус – маленький хорошенький анчоус, зачем я вам, Дмитрий Сергеевич? Десять гектаров земли можно раздобыть и другим способом. И жену можно найти попокладистей. Так зачем?
А я… Что я теряю? Ничего. Потому что всегда можно найти путь к отступлению, потому что всегда можно юркнуть под корягу или сказать: «Э-э-э… извините, не задалось». Это уж как карта ляжет…
– Да, – ответила я и, желая разрядить обстановку, встала на цыпочки и чмокнула Кондрашова в гладко выбритую щеку.
Глава 10
Вопрос на засыпку: О чем думает невеста перед свадьбой?
Ответ: О первой брачной ночи.
Бережков вальяжно сидел на моем рабочем месте и нагло играл в тетрис. До планерки оставалось десять минут, и он здорово рисковал опоздать. Волосы Сливы привычно поблескивали гелем, дорогущий костюмчик отливал серебристым перламутром, а кругом витал аромат сладкого парфюма. Именно так и должен выглядеть современный карьерист и подлиза, именно так он и должен пахнуть – нескромно и безвкусно.
– Опа-а-аздываешь, Амелина, – протянул Бережков, поворачиваясь ко мне. – Или тебя уже уволили? Жаль, жаль… А я-то надеялся рано или поздно увидеть тебя в рядах первоклассных дизайнеров. Но, видимо, увы и ах…
– Брысь отсюда, – фыркнула я, мужественно сдерживаясь от физической расправы.
Слива встал, лениво потянулся и постучал указательным пальцем по наручным часам:
– Опаздываешь, Амелина, опаздываешь. Совсем расслабилась. Вот что значит профессиональная невостребованность! Кажется, ты осталась без заказов, а? Кстати, не поделишься секретом: почему Кондрашов вышвырнул тебя вон?
На лице Бережкова появилась скользкая улыбочка, червивая, как старая сыроежка, тягучая, как сто раз пережеванная жвачка, розовая, как зажравшаяся медуза. Фу-у-у-у.
– Жизнь – штука сложная… – начала я объяснение с рядовой банальности. – Черное оказывается белым, белое – черным, а иногда еще добавляется и ярко-красное…
– Жизнь – штука сложная… – начала я объяснение с рядовой банальности. – Черное оказывается белым, белое – черным, а иногда еще добавляется и ярко-красное…
Наверное, мои глаза хищно блеснули, потому что улыбочка Сливы дрогнула.
– Ты просто ни черта не можешь, – едко выдавил он и качнулся на пятках. – Бондаренко теперь никогда не доверит тебе что-то стоящее. Твой удел – маломерки-однушки!
– Время покажет, – блеснула я следующей не менее мудрой банальностью, шмякнула сумку на стул и демонстративно повернулась к противнику спиной. До планерки осталось пять минут, но сегодня я никуда не торопилась. Сегодня я собиралась приятно опоздать.
– Неудачница, – бросил Слива и, насвистывая, направился к двери. Его шаркающие самодовольные шаги могли вызвать лишь усмешку и вздох облегчения. Иди, иди, дорогой… встретимся позже.
Усевшись за стол, я закрыла на экране дурацкий тетрис, откинулась на спинку стула, вытянула ноги и уставилась в потолок. Смешливой Сашеньки и мудро-прямолинейной Светланы Аркадьевны не было, и я могла расслабиться и подумать о своем – о девичьем.
Я выхожу замуж.
Я выхожу замуж!
Вы бы видели лицо Кондрашова сразу после моего скромного поцелуя в щеку, вы бы видели лицо маман после сдержанного оглашения новости, вы бы слышали этот нарочито радостный смех присутствующих, звон бокалов и автоматную очередь коротких и длинных вопросов, вы бы видели приподнятые брови Германа и округлившиеся глаза Игоря – великолепно, ве-ли-ко-леп-но! Вчерашний вечер смело можно назвать лучшим за последние годы. Сердце до сих пор находится в крайней степени перевозбуждения и волнения, а действительность воспринимается весьма размывчато, видимо, мозг кипит, шипит и пузырится.
Я выхожу замуж.
Второй раз, между прочим. Здорово, да?
Кондрашов вел себя сдержанно: позволил втолкнуть себя в зал и объявить свадебную новость, полчаса терпеливо стоял рядом, а затем по-джентльменски подвез до подъезда. Мы обменялись только несколькими ничего не значащими фразами и расстались, точно два деловых партнера, удовлетворенных разговором об инвестициях, но большего и не требовалось, большее я вряд ли бы смогла переварить. Я тоже нуждалась в передышке, в чашке горячего кофе, в контрастном душе и здоровом сне – не зря же гласит народная мудрость: утро вечера мудренее. А мудрость сейчас мне очень даже требовалась… правда, не знаю для чего.
Герман остаток вечера напоминал восковую фигуру, и его отношение к происходящему осталось загадкой, но, надеюсь, я хотя бы немножко пощекотала и его вышколенные нервы. Да, вчерашний вечер удался!
Резко поднявшись, улыбнувшись до ушей, я отправилась на планерку. Опоздание составляло семь минут, и сегодня укоризненные взоры и тычки будут заслуженно-приятными.
– И что случилось на этот раз? – пискляво поинтересовалась Лариса Витальевна, кидая короткий, но многозначительный взгляд на босса. – У тебя сломался будильник или лифт?
– Опаздывать нехорошо, – протянул Иван Иванович Мухин, шурша бумажками, – расслабляться нынче никак нельзя.
– Ты вроде сейчас не загружена? – «по-дружески» намекнул на мой провал Слива.
– Кофе? – тихо спросил Середа и, не дожидаясь ответа, подвинул ко мне пластиковый стаканчик.
Я села, отделалась коротким «извините, не рассчитала» и подперла щеку кулаком – мои дорогие, ни в чем себе не отказывайте!
Но Бондаренко решил не заострять внимания на моей бессовестной персоне и принялся разбирать жизнь нашей замечательной студии по пунктам.
Ага, мы теперь рекламируем мебельный магазин – ну, я, например, могу в купальнике исполнить зажигательный танец вокруг этажерки.
Ага, с клиентами нужно общаться более доброжелательно, есть одна большая жалоба на один маленький грубый эпизод – я «за» и вообще предлагаю выходить замуж за каждого клиента.
Ага, курильщики продолжают коптить небо и делают это по-прежнему регулярно и долго – Минздрав, прощай, тут уже ничего не поможет…
Ага, на шкаф с канцтоварами повесят второй замок – дайте мне ключ! я буду его хранить в самом надежном месте: между правым и левым полушарием моей трепетной души…
Ага, нужно всем ознакомиться с новыми каталогами – увы, я забыла дома очки…
Ага, корпоратив по случаю Нового года пройдет в клубе «Крутые хутора» – уже страшно…
– …один проект повис в воздухе, – Андрей Юрьевич посмотрел на меня. – Трехкомнатная квартира, молодая семья и частая проблема: «сделайте нам особенно хорошо, но как – мы и сами не знаем, и учтите, что денег в обрез». Они звонили пять раз с вопросами и в пятницу наконец-то решились на встречу с дизайнером. Наташа, этот заказ я передаю тебе.
– Андрей Юрьевич, у меня обстоятельства… – я замотала головой, отказываясь от «столь заманчивой» перспективы нянькаться с молодой парой, – мне нужен отпуск, очень большой отпуск, – торопливо добавила я и потупила взор (мол, рада бы, в следующий раз обязательно, но только не сейчас…).
– Какой еще отпуск? – удивился Бондаренко.
– Очередной, – отрапортовала я.
– Я жду тебя в своем кабинете через пятнадцать минут!
Декабрь и январь самые лучшие месяцы для отпуска – не в общечеловеческом плане, а исключительно для сотрудников «Ла-Пэкс». Под Новый год и после крупных заказов практически нет, мелких тоже маловато, народ сначала готовится к праздникам, потом празднует, потом отходит от праздников, а потом уже мечтает сделать ремонт, чтобы скрыть последствия праздников. Так что об отказе я не думала, тем более что у меня действительно обстоятельства…
После планерки, быстренько сообщив Середе умопомрачительную новость, я бодро отправилась в кабинет Бондаренко.
– Внимательно тебя слушаю, – готовясь к худшему, мрачно произнес он.
– Мне нужен отпуск. Не прямо сейчас, а через недельку… наверное, через недельку. А может, чуть позже. Я точно еще не знаю. И отпуск мне нужен большой… очень большой. Вот.
Андрей Юрьевич молчал. Его взгляд, облаком проплыв по стене, книжным полкам, столу, креслам, остановился на мне и превратился в серобрюхую грозовую тучу, не предвещающую ничего хорошего. Так, полагаю, смотрят на расхитителей египетских гробниц, не боящихся даже проклятия фараонов, так смотрят на вражеских шпионов, запихивающих секреты государства за пазуху, так смотрят на безумных фанатиков, расклеивающих по всему городу пророчества о якобы приближающейся чуме.
– Наталья Викторовна, я бы очень хотел знать, на что вы собираетесь потратить столь нужный отпуск? Столь большой и столь нужный отпуск, – выделяя каждое слово, официально спросил Андрей Юрьевич.
– Ну, есть у меня некоторые планы, – пожала я плечами, не претендуя ни на роль расхитителя гробниц, ни на шпиона, ни на фанатика.
Мой босс очень любит хлопать ладонью по столу – это у него получается по-особенному красноречиво. И сейчас его правая рука медленно поднялась вверх и-и-и…. хрястнула по столешнице со смачным звуком! Я поджала ноги под стул.
– Амелина! – взревел Андрей Юрьевич, вскакивая с кресла. – Да, я тебя наказал, но ты это заслужила! Понятно?! Я твой начальник, и ты провалила заказ! В данном случае ты не имеешь права обижаться и не имеешь права брать отпуск, чтобы искать новую работу! Я запрещаю… Слышишь? Я запрещаю тебе искать новую работу! И не надейся, я тебя не отпущу! – Короткая светлая челка Андрея Юрьевича встала дыбом, лицо порозовело. – Твоя обида совершенно беспочвенна, через некоторое время… возможно, через два месяца… Ты почему улыбаешься? Тебе смешно? Я сказал, никуда не отпущу, значит, никуда не отпущу! Понятно?! – Он еще раз хлопнул ладонью по столешнице и резко вернулся в кресло.
Справка
Мой босс
Мой милый, милый босс… на свете больше нет такого замечательного босса… Честное слово, нет!
Он подумал, что я покидаю его, что теперь ему некого будет ругать, и волшебный заговор на удачу станет беспомощным и ненужным. И никто и никогда не пошатнет стены «Ла-Пэкс» вредной шуточкой, и не скажет пару ласковых Ларисе Витальевне, и не станцует на корпоративе вальс на барной стойке (это было давно, один раз и всего-то удалось сделать три па, а потом я упала… жертвы и разрушения были). Он подумал, что я обиделась.
Да нет же, Андрей Юрьевич! Я с вами! Я только быстренько выйду замуж и вернусь. Мы еще о-го-го сколько квартир и коттеджей изменим до неузнаваемости, мы еще снесем всех конкурентов с лица земли! Я только до алтаря и обратно, честное слово!
– Андрей Юрьевич, ну как вы могли подумать, что я собираюсь найти новую работу? – превращаясь от удовольствия в масленый, посыпанный сахарной пудрой оладушек, спросила я.
– Я знаю, тебе нужен отпуск именно для этого! – жестко ответил он.