— Вы говорите о Гарде?
— Не только, — вновь откликнулся древний и по старой привычке постучал мизинцем по подбородку. Затем снял с ближайшей стены изящный кастет из дорогущего зеленовато-голубого металла, у двери, ведущей в сад, из настенных ножен выхватил кроваво-красный клинок, усыпанный черными камнями, и все это нелепое изящество протянул мне.
— Что-то не так? — ласково полюбопытствовал Тиши, удерживая в руках «подарки», от которых меня перекосило.
— Все. Мне не нравится ваша подборка.
— Но вы не отказываетесь?
— Если это действительно защита, — я дождалась его кивка, — не отказываюсь.
— Тогда ваш черед. Не спешите.
Я и выбрала. Легкий трехзарядный арбалет, белый кинжал с серыми каменьями на эфесе и метательные звездочки, а не дротики. Этот набор мне был удобнее, ближе и роднее что ли. Отец и брат пользовались точь-в-точь такими в своих походах. К тому же цвет стали мне всегда нравился именно своей искренней чистотой и холодным блеском.
— Щадящий набор для нежити, — хмыкнул грифон, возвращая на место, как оказалось пропитанные ядом иглы, дробящий кости кастет и клинок, способный пробить броню каменного бородача. Я посмотрела на него с недоумением. Если кому эти игрушки навредить и могли, то только владельцу в случае пропажи. Уж больно они дорогие. Так что от своего решения я отказаться и не думала, ровно до тех пор, пока Тиши не протянул ехидно:
— Щадящий и неожиданно верный. Даже не смотря на то, что вы проворонили мою лекцию об оружии.
— Чего?
— Это наследство Герберта Дао-дво.
— А… — захотелось немедля вернуть все на место, но мне не позволили.
— Время, — сообщил советник и за локоток повел в сад.
Вот тут уж я старалась не упустить ни единого его слова, но, к сожалению, последующая информация была бесполезной. Ибо далее шла история сада и дома, а также восхваление всего рода многоликого, коему Эррас счастлив служить. А едва мне захотелось есть, так древний с загадочным видом довел меня до кареты и пожелал быстро долететь до городка смертников.
— Спасибо. — Я, кивнула Гарду вышедшему из тени деревьев, улыбнулась сопровождающему его Кулю и была такова. Вернее, загрузилась в карету закрепила на стене сумку с оружием, пристегнула себя к сидению и двумя руками вцепилась в него. По опыту сегодняшнего утра, я уже не пыталась насладиться поездкой лежа, дабы поспать еще часок, пока четверка птицеподобных коней несет меня сквозь облака. Хватило трех синяков, сбитой коленки и ударенного локтя, чтобы вновь вспомнить, что не все животные этого мира любят меня.
И вот когда крылатые скакуны стартовали, меня опять чуть не расплющило, но взывать о благоразумии к ничего не понимающему вознице я уже не пыталась. Четверку прошлых гадов, чуть не лишивших меня без зубов, он, как и обещался, поменял, а вот кони своего отношения ко мне — нет. Они неслись как угорелые во весь опор, мало реагировали на команды, и еще меньше на угрозы. И ведь при рыжем Дао-дво и Тагаше Уо они себе такого не позволяли, а вот со мной — пожалуйста. При таком раскладе голодная и уставшая от скачки я уже не надеялась на краткосрочную остановку, однако обошлось. Крылатые плавно приземлились в небольшом городке близ большого горного озера, и я осталась жива. Выскользнув из кареты, по дуге обогнула плотоядно скалящихся скакунов и вошла в таверну.
Приземистое строение, сложенное из отполированных деревянных брусьев грело взгляд приятным желтым цветом, пол из почти черного камня, стулья с полосатыми подушками на сиденьях, массивные столы и белые скатерти на них создавали уют, прямо говорящий, что в этом царстве отрадного гостеприимства властвуют и мужчина, и женщина. Первое подтверждается добротностью обстановки, второе ее текстильным убранством и запахами с кухни.
Возле меня остановился на удивление толстенький и в то же время прыткий мальчишка лет двенадцати. Оборотень-волк, полукровка догадалась я по отдающим желтизной глазам и полному отсутствию звериных клыков в улыбке. Хоть этих я различала в неисчислимом видовом разнообразии многоликих и двуликих. А в ведической школе я некоторое время тесно общалась с таким же представителем недооборотней, ровно до тех пор, пока Ошу Шулевичу в шутку не приспичило укусить меня за руку в счет нечаянно отдавленного хвоста. Еще неделю после этого меня преследовало легкое заикание, а его кошмары о смертьнесущей, что покусилась на шкуру несчастного. Правда, был в этом и плюс, я стала чаще смотреть под ноги, а он задумываться о своих поступках.
— Чего изволите? — вывел меня из воспоминаний молодой подавальщик.
— Поесть, — улыбнулась и присела на первый попавшийся стул. — Плотно, сытно и по возможности с десертом в конце.
— Есть тушенная зайчатина и жаренный фазан, рыба в винном соусе вот-вот будет готова. Из гарниров могу предложить…
— Тш! — оборвала я поток его слов, ощущая, что мой живот сейчас начнет петь оду хозяйке таверны за одни лишь запахи. — Быстро то, что готово, не требует подогрева или остужения, хоть похлебку или салат и…
— Вина?
— Воды, — попросила я. Заказ прилетел ко мне менее чем через минуту. Сытный, вкусный, горячий и оригинально украшенный. Я с писком приступила к еде. Плевать на скакунов и их норов, у меня праздник!
Еще через несколько минут ко мне подошел возница:
— Простите, госпожа, я знать не знаю, от чего они так взбеленились. Овес что ли, со спорыньей или в колодец упала шапочка дурман травы. Странно это. И, ей Богу, раньше такого…
— Сядьте, Ульс, — попросила я. — Сделайте себе заказ и прекратите звать меня — госпожа.
— Но как же…
— Наминой, — отрезала и беззаботно отмахнулась: — И забудьте о крылатых, они не обязаны быть в восторге как от меня, так и от дороги.
Ульс благодарно улыбнулся и последовал моему совету. Плотный с проседью в каштановых волосах он чем-то напоминал мне Тагаша. И не сказать, что земляки или братья, но было в них нечто родственное. Наверное, тепло, которое я ощущала, как от Ульса, так и от Уо. Все-таки умеют многоликие отбирать служащих, надежных достойных доверия людей. И то ли нюх у них на это, то ли предвиденье. Вновь вспомнила мумифицирующегося Гарда и его беседу со старшим Тиши, а затем мой выбор оружия и странное молчание грифона, задумалась.
И все-таки чего ради древний меня пригласил? Неужели только, чтобы вручить чужое оружие? Глупость! Пользоваться Геровым наследством я не собиралась, голова на моих плечах мне нравится и терять ее из-за гневной вспышки рыжего не хочется. Так что отдам «подарок» владельцу при первой же возможности, а до того приобрету новый набор в ближайшей кузнице.
Вот только желанию моему не удалось осуществиться. В этом городке проживали в основном оборотни, и оружие ковалось лишь под их руки. Так что даже дамские модели были в два раза тяжелее усложненных человеческих. Обойдя самые большие кузницы и три лавки, я раздосадованная на неудачу вышла под сень деревьев и примостилась на скамеечке, в то время как Ульс выбирал подарок для друга. Солнце медленно клонилось к закату, уже не такое красное, как в Приграничье, но еще не такое желтое как на территории Треда. Оранжевое, оно было все еще родным, но уже не настолько, чтобы чувствовать себя дома. Отвратительное состояние подвешенности при отсутствии какойлибо опоры угнетало. О таких моментах отец всегда говорил, что стержень нужно искать внутри себя, а не снаружи. Дабы никто не мог перевернуть твой мир с ног на голову без твоего на то разрешения.
Я кисло улыбнулась, наблюдая за сгущающимися сумерками, и вздохнула. Стержень есть, но сдвинуться ему позволила, видимо я сама. Неприятность со списками игроков, затянувшееся ожидание встречи с рыжим Дао-дво лишили меня сна, не помог даже побочный эффект успокоительного. Мне опять до боли в сердце захотелось в надежные объятия отца или хотя бы прижать к груди навеки утерянного Гирби. Но ни первого, ни второго здесь нет, есть только тепло июньского вечера, темный горизонт, скамейка, деревья за спиной, стрекот кузнечиков, я и маленький ухоженный щенок с блестящим взглядом и явно дорогим ошейником…
— Вот так чудо!
Малыш тряхнул головой, так что ушки хлопнули его по мордашке, а затем переступил крохотными лапками и звонко тявкнул.
— Какой хорошенький! — я подалась вперед, не зная, убежит он от меня или останется.
— Иди ко мне, лапочка, не бойся.
Он и не боялся, и не спешил, выпятил грудку, вздернул мордочку и едва сделал важный шаг ко мне, как из-под ближайшего куста прямиком к моим ногам выкатился серый мохнатый комок. Котенок крошечный совсем, худой и облезлый, с закрытыми глазками и звонким голоском, такой маленький, такой несчастненький. Но не успела я протянуть к нему руку, как щенок начавший пронзительно тявкать на «пришельца», зарычал. Вначале тихо, а затем пронзительно звонко.
— Фу-у! Плохой!
Я едва успела подобрать малыша, когда это откормленное, эгоистичное и явно уже кому-то принадлежащее животное кинулось к несчастному зверьку.
— А ну кыш! Маленькая злобная пакость. Иди отсюда к хозяину! — Он еще потявкал на котенка, затем фыркнул, с презрением глядя на меня, и удалился с важным видом. Вот это характерец, и кто такого терпит…
— Никогда больше не буду спорить о клинках с оборотнем! — воскликнул возница, он наконец-то выскользнул из лавки и оглянулся, разыскивая меня.
— Намина!
— Я здесь.
— Простите. Думал, что уже потерял вас. Простите, Бога ради… — произнес он, стремительно подходя, и неожиданно остановился. Остолбенел и, забыв о нашей условности, ошеломленно произнес: — Госпо…?!
— Ульс, мы же договорились, — напомнила я.
— Да, но… — и он перевел взгляд с котенка, на меня и обратно.
— Мя-я-я, — возмутился пушистик и зашипел, распахнув светло-зеленые глазищи.
— Да, простите! — мой сопровождающий изменился в лице, тряхнул головой и уже непривычно учтивым тоном предложил: — Пойдемте, нам давно пора отправляться.
Мы загрузились в карету, где я со всеми удобствами, а главное безопасно расположила котенка — на своей груди, и шарфом перевязала, чтобы не упал во время бешенной поездки. Но зря… Крылатые больше в галоп не срывались и расплющить меня о стены кареты не пытались. Стартовали мягко и уже через тридцать секунд неслись по небу, плавно лавируя среди таких же карет высокородного многоликого общества.
— А ты везучий, — прошептала я, уложив кроху на сиденье возле себя. Вспомнила, что в сумке есть пара бутербродов и предложила их крохе странного окраса. В сумерках я цвета его шерстки не рассмотрела, да я и сейчас в сиянии магических светильников не могла бы точно сказать какой он, разве что привереда. От угощения из таверны отказался, а вот от моего общества нет. Лез на руки, как не откладывай, а стоило мне перестать его поглаживать, начинал сердито фыркать. Смешной.
* * *Сны, его сны опять изменились, доводя до отчаяния, иступленной ярости и немоты от необратимости событий. Раньше в них приходили красотки, жаждавшие его внимания.
Манящие глаза, нежные губы, полная грудь и аппетитная попка, как пикантный штрих к изящным рукам, длинным ногам и способности изгибаться под метаморфом в самых страстных позах. Чего бы он ни добивался в реальности, к чему бы ни стремился, стоило закрыть глаза, и за все его подвиги расплачивалась какая-нибудь малышка. Позже девушки перестали являться только во снах и стали вполне реальными и земными расхитительницами его порывов, внимания и времени. Затем появилась Амидд, коей удалось завладеть им всецело ровно до тех пор, пока не случился перелом. Тот самый день авантюрного самоуправства, вслед за которым в жизнь многоликого вломилась Сумеречная. И надо отдать проклятой должное, у девчонки получилось затмить всех его бывших и, как показывает практика, будущих. Сероглазое веснушчатое безобразие с выразительным взглядом и веселым голосом, вопрошающим: «Ну, как сегодня убивать тебя будем?» являлось к нему до сих пор. И не смотря на «давность» происшествия, оно затмевало даже последнее обрушение надежд метаморфа под весом фразы: «Хозь-зяин, это ты».
Казалось бы, что может быть страшнее ада, который разверзся в его душе, едва затихли настороженные слова куки? Видит Бог, в те тягучие мгновения ужаса Герберт Дао-дво был готов сбежать за грань и податься в слуги Тарраха. Но вот незадача едва он об этом подумал, как рогатый властитель преисподней предстал пред пустым взглядом многоликого и с ехидной ухмылкой заявил: «У меня к тебе претензий нет. Остаешься среди живых». И проклятье, даже вид бездушного урода, пожиравшего души своих подданных не был столь страшен как серый взгляд, взирающий на Гера с предвкушением.
Вот и сейчас, прижимаясь к камням на потолке пещеры и выжидая, когда же голодный кравг уйдет, метаморф всего на мгновенье закрыл глаза и провалился в очередной липкий ужас с Сумеречной в их последнюю связь через браслет:
— Почему ты на меня орешь?! — возмутилась девчонка, как только он ее «радостно» поприветствовал. И голос такой, словно бы не она подписала их обоих на игры Смерти, а он.
— Была бы рядом, убил бы. Вот почему!
— Прекрати! Да я сглупила, да подписалась зря. Но твоего имени там не было. Тебя это никаким боком не касается.
— Никаким… — Какое очаровательное заблуждение, Герберт Дао-дво и сам бы желал претвориться непрошибаемым дураком, к которому вся эта история не имеет отношения.
Но… жаль, слюнопускание, подергивание конечностей и безостановочное повторение фразы «я ни при чем!» званию тарга не способствуют. — Тебя замкнули на мне…
Первую вспышку гнева получилось погасить и почти сразу же получить повод для второй.
— Извини, — отвечает безобразие, — но никто не виноват в том, что с тобой стряслась такая… оказия.
Оказия!? Прекрасное определение.
Он едва удержал оборот, усиленный проклятым иммунитетом к дару смертьнесущей, но внутренне все же вспыхнул, сжал кулаки и зубы. Последние до скрипа, чем напугал беззаботную теневую, от греха подальше скрывшуюся под лежаком, но даже не насторожил проклятую Сумеречную, что бесстыдно вещает:
— Все вопросы к Тиши.
— Не переживай, я с ним тоже обстоятельно поговорю, — глубинный рык прорывается сквозь сдавленный шепот, но поганка человеческая строит из себя глухую.
— Гер, я все обдумала и… Ты же не обязан ведь… Да?
— Прекрасная формулировка, — не похвалить не возможно: — Имеется ссылка на мыслительный процесс, его результат и неуверенное утверждение, более всего похожее на вопрос. Сумеречная, ты в своем уме?
— Конечно! — радостно ответила она и это стало последней каплей.
К сожалению, во время разговора метаморф был в лагере и чуть-чуть не в себе.
Неосознанный порыв добраться до идиотки и хорошенько ее высечь пониже спины, привел к тому, что взбешенный Дао-дво снес свою и все соседние палатки. Будь ночь тиха и спокойна, заметили бы единицы, а так как над поляной шел град с голубиное яйцо…
— Таррах!
— Что случилось? — вопрошает поганка встревожено, но он не собирается отвечать. С трудом убирает огромные крылья, снимает с лица оборот и минуту удаляет последствия своего гнева. Разведчики группы смотрят с интересом, а командир взвода слишком пристально. Не к добру.
Злость стихает, но в каждом слове все еще слышится рык:
— А скажи-ка мне, оказия ты смертьнесущая, кто в случае ранения на играх будет бинтовать тебя? — в ответ раздается удивленное «Ой». Чтоб ее! — Я вернусь через три дня.
Договорим. — многозначительно пообещал он и ей, и себе.
Отключил браслет и встретил взгляд Могучего, без слов понимая — нет, через три дня его никуда не отпустят. И пока не остынет, Сумеречной ему не видать…
Так и вышло. То ли в назидание за вспышку гнева и неконтролируемый усиленный оборот, то ли в наказание за бабулю, едва не усопшую в чужом гробу, командир взвода отдал приказ отбыть на новое место учений в глубины пещер Тульрейгга. Правильнее, сказать: новых мучений, ибо участок располагался под живительными озерами природных слез на территории вечно голодных кравгов. А само задание предписывало Графитовым найти тайное убежище таргов. Можно было бы подумать, что командир взвода Ульям Нагс желает отомстить вторым за прошлые учения, но само задание — незаметно обползать смердящие пещеры явственно намекало на возмездие первым.
Что ж перебрав все подходящие варианты разведки, Графитовые разделились по двое и поползли, простукивать каждый камень, сканировать каждую расщелину. И все бы ничего, но чем дальше вглубь, тем больше шестилапой высшей нежити и как следствие плодов их жизнедеятельности. В пещерах жарко, зловоние стоит страшное, а хуже всего то, что маскировочный состав в таких условиях теряет свои свойства. Не будь с Дао-дво теневой он бы так и не заметил, в какой момент стал «видим» для плотоядных тварей.
— Нонь-няин, снати! — разобрать ее голосок сквозь шум в гудящей голове и два слоя ушей, коими она прикрывала рот и нос, ему не удалось, но интонация была понятной.
Многоликий успел влезть в широкую трещину и зависнуть над тропой меж каменных обломков. Замереть, не подавая признаков жизни. Первые минуты пряток дались ему легко и просто, последующие привели к воспоминанию с Сумеречной в главной роли, а затем и неожиданно острому уколу в области сердца. Дао-дво не вдохнул и не выдохнул, лишь внутренне сжался и почти сразу же сорвался вниз от мощного удара кравга.
Проклятье!
Будь метаморф менее занят виденьями и болью, уцепился бы за выступ, увиливая от когтей шестилапого монстра. Но нет! Падая, он схлопотал вначале по спине, затем по ребрам и голове. Благодаря увесистой оплеухе или же смраду лужи, в которую упал лицом, многоликий быстро пришел в себя. Вскочил и, проведя серию мощной атаки в стиле Могучего, он под вопль куки: «Нонь-няин, спава!», отсек твари три левые конечности и попал в сложное кольцо ее хвоста. От осознания неприятности, в которую влип, захотелось выть не меньше, чем монстру от кратковременной боли. Это худший из исходов. Будь Гер хоть самым сильным из горцев или же наиумнейшим темным искусником ему ни за что и никогда не выпутаться из хвоста кравга. Мерзость плотоядная вяжет добросовестно так, что ни продохнуть, ни пошевелиться и перевоплощения не провернуть. Обездвиженный и придушенный Гер не надеялся на лопоухую нежить, распластавшуюся под потолком, или же Тадэуша, что уполз далеко вперед, знал, они не смогут помочь, за зря погибнут.