Некромант-самоучка, или Смертельная оказия - Ардмир Мари 3 стр.


Проклятье!

Будь метаморф менее занят виденьями и болью, уцепился бы за выступ, увиливая от когтей шестилапого монстра. Но нет! Падая, он схлопотал вначале по спине, затем по ребрам и голове. Благодаря увесистой оплеухе или же смраду лужи, в которую упал лицом, многоликий быстро пришел в себя. Вскочил и, проведя серию мощной атаки в стиле Могучего, он под вопль куки: «Нонь-няин, спава!», отсек твари три левые конечности и попал в сложное кольцо ее хвоста. От осознания неприятности, в которую влип, захотелось выть не меньше, чем монстру от кратковременной боли. Это худший из исходов. Будь Гер хоть самым сильным из горцев или же наиумнейшим темным искусником ему ни за что и никогда не выпутаться из хвоста кравга. Мерзость плотоядная вяжет добросовестно так, что ни продохнуть, ни пошевелиться и перевоплощения не провернуть. Обездвиженный и придушенный Гер не надеялся на лопоухую нежить, распластавшуюся под потолком, или же Тадэуша, что уполз далеко вперед, знал, они не смогут помочь, за зря погибнут.

Хладнокровно наблюдая за тем, как кравг съел свои обрубки, отрастил новые конечности, попутно убрав вмятины и раны, и потянулся к добыче, многоликий даже не поморщился, хоть и не был готов потерять еще одну жизнь. К такому не подготовишься.

Впрочем, как и к тому, что тварь, поведя носом, брезгливо сморщится и чихнет, отшвырнув многоликий провиант на десятки метров. Это был ощутимый удар: как моральный, так и физический. Именно поэтому Гер долгую минуту лежал на камнях, прислушивался к удаляющимся шагам высшей нежити, осоловело взирал на потолок пещеры и не реагировал на сбивчивый лепет теневой, напрочь забывшей про смрад.

— Хоз-зяин, хозь-зяин, ты жив?! Ответь! — тварька лапами вцепилась в отвороты куртки, потрясла его и отпустила. — С виду цел и невредим, из резерва силы не тянет, значит, не сильно и поранился. — Замолчала на мгновение, мордашку свою потерла, лоб нахмурила и как завизжит: — А если головой стукнулся?!

— О-о-о-ой, Божечки мои… Неужто его баранье упрь-рямство теперь в дибиловатый кретинизм перейдет с безостановочным слюнопусканием?! Хозь-зя-я-я-яин! — взвизгнула она пронзительно. — Не оставль-ляй мень-ня с овощем! Не оставль-ляй!

— Оставишь такую… — хрипло отозвался Дао-дво, — на том свете найдешь и кормить себя заставишь.

После удара он не успел восстановить птичью аносмию, нюх обострился, а вместе с ним и дурнота от смрада. Сморгнув навернувшиеся слезы, многоликий опять использовал способность частичного оборота и отбил себе обоняние. Как теневая терпит вонь, он не знал.

— Вернулсь-ся! Как й-я рада, как й-я рада! — нежить кинулась ему на шею. — Божечки мои! Живой, ехидный, не дибил.

— Сам вне себя от счастья, — произнес Дао-дво, не разжимая зубов. — Кравг не съел, скажи кому, не поверят.

— Пусть не верь-рят, — решительно заявила теневая, воинственно расправила уши, вздернула нос и хвост. — Главное. Ты уже и сам понял, что кравги существа чистоплотные на свое дерь…, на свои отходы не покушаются.

— Что значит уже и сам? — вопросил многоликий и болезненно скривился, высвобождая одну руку из-под себя, вторую из-под камней.

— То есть сам узнал, опытным путем. Без подсказки со стороны точь-в-точь как ты любишь, — пространно отозвалась она.

— Таррах! Нужно срочно парням сказа… — От обжигающей колкой боли в груди его опять повело. Разведчик с трудом удержался от того, чтобы вновь не растянуться на прохладных и грязных камнях.

— Дя знают они! Я еще час назад всех оповестила, и они уже далеко впереди. Все живы, здоровы, но логово таргов не нашли.

— Не понял, — метаморф младшей ветви рода Дао-дво произнес это между приступами боли, поймав нежить в кулак и крепко сжав ее, — а ну повтори.

Осознание только что ляпнутого пришло к теневой не сразу, вначале она решилась относительно дибиловатости уточнить:

— Все-таки крепко головой стукнулсь-ся, дя?

— Дя! — рыкнул он. — Удавлю мерзавку, если не объяснишь все по порядку.

— Какому порь-рядку? — пролепетала тварюшка, делая большие глаза.

— Кука!

— Симпать-тяшка! — обиженно напомнила она о полюбившемся прозвище и, безрезультатно дернувшись пару раз, засопела: — И чего ты на мень-ня рычишь? Й-я же все сделала, как ты велел!

— Что именно? — грозно уточнил Гер. Уж с этой мелочи станется заговорить и от темы увести.

— Ни разу не вспомнила ни прямо, ни косвенно о На… твоей подопечной. И про тетрадь ее навеки забыла, и про записи в ней… — и, передернув ушами, свернула их в трубочки, прежде чем заявить: — А, что до парней, они не виноваты в том, что капитан Графитовых упертый как ба…

Исповедь нежити он не дослушал, все-таки растянулся на камнях, чтобы успокоить нарастающий пожар в груди. Давненько он такого не испытывал, даже как-то отвык. В области сердца нещадно жгло и кололо, каждую вторую секунду омывая нервные окончания лавовой волной. Самое время пожалеть о том, что не умер. Ведь, судя по ощущениям, Сумеречную сейчас если не убивают, то точно насилуют, причем толпой.

Проклятый Эррас Тиши сделал все, чтобы сигнал о покушении на ее честь девичью, Гер чувствовал особенно сильно.

Многоликого от боли выгнуло дугой, не на шутку напугав теневую.

— Божечки мои! Хозь-зяин, прости-и-и-и-и! Прости-и-и-и-и! Й-я знать не знала, что ты так близко к сердцу…

— Кука, — он хотел остановить поток ее излияний, объяснить причину, но не успел, получил очередной привет из преисподней. Задохнулся.

— Дя, честное слово! Если бы не знала, чего ради Могучий учений-я продлил, й-я бы никогда!.. — продолжила оправдываться бестия, вытаптывая круг на и без того пылающей пожаром груди. — Но если уж он сомневалсь-ся в твоей адекватности, то что думать мне…

За уши схватилась и потянула их вниз, застыла с вопрошающим взглядом, в котором не плескалось даже капельки вины.

— Чтоб его, — прохрипел метаморф, мысленно расчленяя на составные и грифона, и командира взвода, и куку без стыда и совести. В душе стало легче, в теле — нет. Вдохнулвыдохнул и, стараясь не скрипеть зубами, связался через браслет с безобразием, из-за очередной глупости которого чуть не погиб. Сквозь треск магического гида он ожидал услышать крики о помощи, стоны и слезы, просьбы не избивать, готовился отправить на помощь теневую или просить о подмоге Равэсса и Бруга, но различив веселое щебетание:

«Какой ты милый! Ласковый… Хорошенький!», понял, никого посылать не будет, сам… убьет.

— Сумеречная! — взревел Герберт, на собственной шкуре ощутив «милоту» неизвестного: — Таррах тебе в глотку!

— Дао-дво? Ты почему орешь? Ночь, между прочим. — Она еще удивляется!

— И с кем ты ее проводишь? — он с трудом расцепил зубы, дав знак теневой, проверить девчонку. Но та с места не сдвинулась.

— Ни с кем, — отрезала поганка.

— Лжешь. Я собственной шкурой чувствую!

— Чего?! Ты в чем меня обвиняешь? — секундное замешательство и возмущенное: — Я не нарушала условия пакта о НЕ раздражении!

— В таком случае прямо скажи, чем ты там занимаешься, — потребовал метаморф, поднимаясь на ноги.

— Пытаюсь уснуть!

— Да? А в роли милого и ласкового у тебя подушка или одеяло? — сыронизировал Гер.

Жар в его теле растворился без следа, покалывание сошло на нет. После лавовой волны остался лишь привкус металла во рту и звон в голове. Все-таки он хорошо ею о камни приложился.

— Нет… — шепчет некромантка доморощенная, — котенок.

— Таррах! Открути голову этому… котенку!

— Зачем? У тебя на них что, аллергия?! — и столько удивленного сожаления в голосе, что дурой назвать язык не поворачивается, а вот жалостливой идиоткой вполне.

— Ой, я забыла!

Что именно забыла, она пояснять не стала, зато уверила, что метаморф более о животном не вспомнит. Точно дура! Жаль переместиться и оторвать головы обоим он не мог.

— Намина, мне плевать, что ты сейчас сделаешь, но чтобы этого кота в комнате не было. Поняла?

— Да.

— Исполняй. — Он отключился, поминая Тарраха и всех его приближенных. — Кука, — рыкнул так, что теневая не посмела напомнить о Симпатяшке, — проверь, что за тварь в ее спальне и изолируй.

— Не могу хозь-зяин, — пролепетала она, не отрывая настороженного взгляда от развилки пещеры. — Й-я тебь-бя сейчас не брошу.

— Это еще почему? — потянулся, разминая мышцы и замер, услышав тихий стрекот и настороженное: «Сейчас поймешь». Он и понял, в очередной раз прощаясь с жизнью. — Таррах… Могучий редкостная мразь!

— Еще какай-я, — вздохнула лопоухая, — стоило мне похвастать знаний-ями На… — осеклась и быстро исправилась, — твоей подопечной, как он решил все перепроверить.

— Что?

— Дя-дя, точь-в-точь как ты и любишь — опытным путем решил перепроверить, правда, на чужой шкуре, — нежить взлетела на плечо, Дао-дво свернула заблаговременно уши и проговорила: — Понь-нять не могу это он за оборот твой мстит или за Евласию с таргами? — Ответить многоликий не успел, да и она не ждала его слов, просчитывая откуда на них выползет каменный бородач, справа или слева, коротко инструктировала: — Бей снизу, между третьим и пь-пятым ребром, так чтобы задеть воздушный мешок.

С сожалением вспомнив, что свои ножи еще на прошлом учении сточил, а отцовский смертоносный клинок оставил в долине Дельи. Гер заметил:

— Это бародача не убьет.

— Зато лишит голоса и отобьет аппетит, — парировала кука и уверенно заявила: — молодой слева, старый справа.

Двое?!

Глава 2

В том, что день не задался я должна была уверовать, как только получила приглашение Тиши, несмотря на отсрочку встречи с рыжим. Вредные птицеподобные скакуны, столкновение с Гардом, вынос чужого наследия из дома в долине Дельи, опять скакуны, кузни с неподходящим товаром, злобный щенок и бедняга котенок. Хотя… тут я привираю, последний мне пришелся по душе, в особенности его влияние на птицеподобных. И не знаю, почему остальные столь странно реагировали на беднягу, я была им довольна. Честно, очень довольна. Маленький, хорошенький, ласковый и очень ранимый. Он фыркал и мяукал каждый раз, стоило мне на шаг отойти, и грозно шипел на всех встречных, опасаясь за мою жизнь. Особенно громко котенок злился на привратников, попытавшихся забрать его у въезда в город смертников.

Видите ли, игрокам на тренировках запрещены помощники, участвуют только члены команд. На что я со смешком ответила, что он мой фамильяр, ангел хранитель или хранитель снов. Последнее сравнение их весьма позабавило, а кого-то возмутило, однако позволило проехать и мне, и моему питомцу.

Но чем дальше в лес, тем больше дров, день действительно не задался. Вначале возникли проблемы с заселением, затем с расписанием, а едва я появилась на полигоне и поздоровалась с ребятами, профессор Тельятти То отправил меня назад. В комнату, как провинившуюся девчонку, которую никто не навестил потом. Ни временно порыжевший Бруг, ни Равэсс, ни Сули, прибывшая на вечернюю тренировку. Раздосадованная и возмущенная я не спустилась на ужин, благо бутерброды из таверны были все еще со мной. Затем чтение неприкаянных книг об играх, быстрая подготовка ко сну и…, наверное, лишь выйдя из ванной комнаты и быстро просушив волосы, я заметила, что мой гид на запрос о расписании не ответил.

Вот это новость!

Подняла браслет с кровати и повторила запрос. Молчит, зараза магическая. Именно поэтому последующие полтора часа я провела за разбором полетов с гидом по книге нашего декана Горрана, попутно каждые пять минут снимая котенка с себя. Кроха все время мерз и лез вначале на колени, затем на руки, а после за пазуху. Дважды я перехватила его на груди за мгновение до заветной цели, в третий раз положила на подоконник, пригрозив расправой. Неосознанно использовала отработанную на Гирби угрозу: «Геру сдам!». Думала — не поможет, но малыш моим обещанием проникся, затих.

Еще несколько минут ушло на настройку гида, и наконец-то он пиликнул сообщая о своей работоспособности. И не успела я уточнить расписание на завтра, как комнату наполнил гомон встревоженных голосовых сообщений или вернее требований на тему:

«Ты где?», «Куда запропастилась?!», «Намина, ответь!», «Ты слышишь нас?», «Подай хоть какой-то сигнал…», «Сумерька, ты жива?» и последнее не менее исполненное чувства от Равэсса: «Гер нас убьет!» и нестройным хором многоголосое «Ага». Минуту, или меньше я недоумевала, зачем им потребовалось меня искать, а затем с искренним изумлением увидела, как по схеме гида разноцветные стрелочки моей новоявленной команды стекаются в одну точку на периферии городка, к уютному одноэтажному домику с красной крышей, куда сегодня заселили меня.

— Мамочки! — подумала я, а затем уже и прокричала, когда в моей спальне выбили дверь, затем все три окна, а после и заслонку в камине, что чуть было не пришибла меня

— Намина!

— Сумерька?!

— Зараза!

— Малолетка…

— Сопля!

— Да мы тебя…

Полетело со всех сторон, пока я от ужаса приходила в себя от вида взмыленной рогато-хвостато-крылатой команды бывших запасников и ныне действующих смертников королевства.

— Тихо! — прошипел самый грозный из монстров голосом Его Высочества и, отбросив заслонку, пойманную у самого моего лица, решил лично завершить начатое ею дело.

— Намина, — позвал он. «Йик!» — отозвалась я. — Скажи нам, пожалуйста… каким образом ты оказалась здесь, — и чтобы я не смела задать вопроса — «где здесь?» добавил: — на открытом боевом полигоне горцев?

Что значит его «открытом» я тоже спросить не успела, ибо оказалась в когтистой лапе твари из преисподней, коей обернулся грозно шипящий принц, и услышала:

— Они эти домики под основание сносят! Чем ты думала, заселяясь сюда и отключая браслет?! Хочешь моей преждевременной смерти …

— Да мы… как бы и так уже сме… — попыталась я перевести все в шутку, но видимо поспешила.

— Таррах, Сумерька! Гер и без того бешеный! — упрекнул многоликий и выдохнул, словно бы прописную истину, — никого не пожалеет.

На этом разъяснения завершились, последовали команды:

— Немедленно встала, собралась и пошла на выход!

— На сборы времени нет… — произнес кто-то из чудовищ, выглянув в окно. — Уже пустили вспышку…

— Да чтоб их!

Мгновение. Я помню точно, что прошло всего лишь мгновение и домик сотрясло, а затем… Не знаю, как они успели, но я неожиданно оказалась снаружи со всеми своими вещами, стоящей на холодном ветру и взирающей на то, как уютный домик с красной крышей вспыхивает голубоватыми разрядами молний, разламывается на куски и уходит под землю, сопровождаемый довольным рокотом фурий. Черные тени с блестящей чешуей, смертоносные и неуловимые. И я вижу их в ночи потому что разруха и пожарище объединяет целый квартал окраины, где ранее стояли такие же уютные и домики, как мой.

Тяжелый вздох вырвался невольно.

— Уходим, — приказал Равэсс и, закутав меня в одеяло, взмыл вверх. Перелет был коротким, разговор на сон грядущий еще короче. К моменту парни уже разместили меня в одной из четырех спален нового двухэтажного домика, внесли вещи в спальню, и удалились, оставив принца для назидательных бесед. Правда, Его Высочество меня не отчитывал и не ругал, всего лишь посмотрел сурово сверху вниз и потребовал:

— Из дома без сопровождения ни ногой.

— Но…

— Сумерька… — начал принц, но я ему договорить не позволила.

— Объясни почему. Просто объясни. Пожалуйста. С остальными вопросами я так и быть до утра повременю.

— Городок полон соглядатаев, — сжалился он.

— И что с того? — я зевнула, кутаясь в одеяло и поглядывая на свою новую спальню, теплую мягкую кровать, одеяло, подушки… — Подумаешь смотрители.

— Соглядатаи, Сумерька, агенты короля и не только, — поправил меня принц и как родной брат, потрепал по голове. — Спать ложись, пропажа. Завтра рано вставать, выслушивать нотации и не только.

Однако едва он улетел, лечь мне не удалось. Они забыли котенка! Маленького кроху с бронзовой шерсткой и невинным взглядом… Поиски теплого комочка среди моих вещей и долгие призывы пушистика привели к тому, что спать я легла лишь через час в расстроенных чувствах. И неожиданно он появился! Возник из ниоткуда, плюхнувшись на мою кровать, и замяукал, подбираясь ближе.

— Вернулся! — в первое мгновение подумала, что мне показалось, а потом, что я придушила зверька от счастья. Даже послышалось сдавленное: «Пусти!».

— Что-что? — А он закашлялся, и затем с удвоенной силой замурчал: — Какой ты милый.

Ласковый. Хорошенький!

Я была уверена, все ужасы этого дня позади и поглаживая кроху уже почти забыла о невероятных происшествиях, как вдруг…

— Сумеречная, Таррах тебе в глотку!

Милостивый Боже за всеми событиями я совсем забыла о рыжем Дао-дво, скорой нашей встрече и ее крайней нежелательности в виду быстро развивающегося бешенства у Гера. А как еще объяснить едва меня не оглушивший рык многоликого: «Лжешь. Я собственной шкурой чувствую!»? Или, например, его непереносимость котенка и предложение открутить крохе голову?! Да ни за что! Если у него аллергия, пусть лечится и не делает из меня котоубийцу! И только я решилась все это ему сказать, как вспомнила, что успокоительное сегодня не брала. Как представила, что он ощущал за эти сутки, так дурно стало. Вот теперь он меня без разговоров убьет! Не зря смертники его опасаются.

— Ой, я забыла! Я забыла! Прости, пожалуйста. Я действительно совсем забыла, — отложив в сторону котенка, побежала искать нужный состав. — Право слово, день тяжелый суматоха со сборами и… — Тут я искренне пообещала, что более он не вспомнит о котенке, а метаморф чуть ли не зубами скрипит.

— Намина… — Вот от гнева даже имя мое вспомнил! — Мне плевать, что ты сейчас сделаешь, но чтобы этого кота в комнате не было. Поняла?

Я оглянулась на застывшего пушистика и расстроено протянула:

— Да, — даже не представляя, куда деть малыша.

— Исполняй, — рявкнул рыжий и отключился.

Назад Дальше