Упрек был незаслуженным и обидным, о чем я и заявила, мотивировав это тройкой мастеровитых должников.
— Для этого не нужно было записываться! Следовало приказать. Они дали клятву.
Дали клятву на крови — родовую… им никуда не деться, слышишь ты?!
— Слышу и не понимаю, за что ты так взъелся на меня. Все равно получается, что я по дурости подставила только тебя.
— Команду! — взревел метаморф. — Команду! Раньше у них Граф был слабое звено, теперь ты.
— И что?
— Таррах! — моей непонятливости он был удивлен, вернее даже шокирован. Отступил на шаг, ругнулся и, сжав кулаки, прошипел. — А то, что Граф при всей своей дурости не сдохнет, у него лишние жизни есть! А ты…
Карий взгляд прожигал, энергия, исходящая от Гера, опаляла, наводя животный ужас.
И отступить страшно — загрызет, и стоять невыносимо, потому что не только энергетика, но и каждое его обвинительное слово отдавало болью. И не понять, то ли это его переживания, то ли мои. А может все вместе?
— Чтобы спасти твою шкуру они будут подставляться под ядовитые иглы, удары и укусы, направленные на тебя, а все потому, что ты маленькая человечка не бессмертна!
— Я не…
— Не думала? Не хотела? Не знала? — Кажется, я заторможено кивнула, и он хищно оскалился, произнес с предвкушением: — А теперь еще и не веришь мне…
— Я не настолько беспомощна!
— Не веришь, — изрек метаморф с ощутимым наслаждением, перекатывая эти два слова на языке. — Что ж идем, покажешь, что умеешь. Заодно и выясним, насколько ты беспомощна. — Он схватил меня за руку и потащил за собой вглубь парка, туда, где ухоженные дорожки превращаются в нехоженые тропинки, не пробивается солнечный луч, темень сгущается с каждым шагом, а птичьи голоса затихают в кронах черных деревьев. Многоликий уверенно тянул меня на полигон под красным кодом — опасно, но не смертельно. Правда это самое «но» распространяется на меняющих ипостась, а не на меня.
— Гер, пусти! Гер, не надо показательных выступлений… Ты можешь все нормальным языком объяснить.
— Уже не могу, боюсь в запале тебе шею скрутить, — бросил разведчик через плечо, выводя меня к речной заводи со странным шевелением в редких волнах. Остановился, посмотрел внимательно на берег, на темный лес, затихший сзади, затем на реку и улыбнулся, переводя взгляд с воды на меня: — Пираньи, познакомьтесь, это Сумеречная.
Сумеречная, это пираньи. Думаю, ради нашего эксперимента ты не откажешься немного поплавать в ними.
Сердце зашлось в испуге.
— С ума сошел?! Я не полезу в воду!
— Еще нет, но скоро, — ответил он неизвестно на какое из моих утверждений. Скинул рубашку и жилет, повел широкими плечами и посерьезнел. — Итак, приступим к твоему обучению, развитию доверия и вправлению мозгов. Сейчас я буду нападать, а ты отбиваться. Сможешь дать отпор, с пираньями плаваю я, не сможешь…
— Дао-дво! Ты головой стукнулся? Я не буду драться с тобой!
Решительно развернулась, чтобы уйти, но псих многоликий заступил дорогу и искренне удивился:
— Почему? Я еще не худший вариант, среди смертников других групп есть и посильнее и понаглее, — он хотел добавить явно еще что-то малоприятное, но обошелся коротким: — Словом, отъявленные мерзавцы.
— Потому что игроки расправляются лишь с нежитью! К тому же у тебя иммунитет на мои прикосновения! — воскликнула я в ответ и с опозданием спохватилась. Милостивый Боже, а вдруг меня услышали со стороны. Ужас! Меня же убьют без суда и следствия. Рот закрыла руками, оглянулась затравлено.
А рыжий паразит издевательски расхохотался.
— А ты думаешь, остальные позволят тебе прикоснуться? Подпустят поближе или в руки дадутся. Очнись, Сумеречная, ты участвуешь в королевских играх Смерти! Где дерутся не только со зверьем и нежитью, но и с соперниками расправляются на раз два.
Всем смертникам, знаешь ли, хочется жить, к тому же победителю присуждается награда.
Поэтому бить по тебе будут издали, а приближаться лишь в конце, чтобы наступить на горло. — Дао-дво схватил меня за плечо, встряхнул. — И хватит испуганно озираться, я артефактом прикрываю наш разговор. Со стороны мы выглядим, как обычная сорящаяся пара, — и с ехидным смешком, глядя в глаза, — а ты как потаскушка, гулящая с моим кузеном.
— Чего?!
— Того. Для окружающих ты не более, чем маленькая блудливая дря..!
Он не договорил, потому что я рванулась и ударила наотмашь, смертельным проклятьем и со всей дури, чтобы выбить из этого урода дух. И я была уверена, Гер расстанется здесь и сейчас со второй своей жизнью. Почти наяву увидела, как Черное наветрие разорвет его кожу и вывернет из суставов кости, но… Вот клякса заклинания срывается с моих рук, скользит по воздуху, раскрывая сеть плетения перед жертвой и, не долетев полуметра до цели, неожиданно схлопывается. Чернота проклятья растворилась бесследно, звук хлопка стих, а я поняла — сорвалась. И видела же, что он специально меня до белого каления доводит, злит, подталкивает к пропасти с той самой бездной, приговаривая при этом: «Не хочет драться по-хорошему, будет по-плохому». И действительно, не успела я дух перевести и успокоиться, как слышу:
— Не плохо, — многоликий с ухмылкой, стряхнул с рук остатки заклинания, — но слабовато для уязвленной шмары…
Паразит!
Золоченное забвение, Поцелуй красных роз и Острый нож заставили его замолчать, но лишь на несколько секунд. Мерзавец взмыл вверх и, выхватив главные нити проклятий, легко и просто их расплел, а затем спланировал вниз и чуть ли не насвистывая, начал сворачивать мои творения в крохотные клубки, чтобы затем так же деловито спрятать из в браслете.
— Лучше, но недостаточно для…
Очередное оскорбление?!
Черный колокол, налетел на него со спины, опрокинул, наваливаясь сверху, но не преуспел в умерщвлении заразы Дво-дво, расплелся, так и не вступив в силу.
— Таррах мне в глотку! — ненавистный метаморф поднялся на колени, стирая с лица липкую грязь, а затем и на ноги. — Хорошо! Для шаловливой проказницы очень хорошо! — похвалил он радостно и загадочно спросил: — Но что ты скажешь на это?
На что, на это, я не увидела и не услышала, воспользовалась его временной потерей осязания, развернулась и побежала в лес, со всех ног, стараясь сохранить дыхание, как учил меня брат. Подальше от сумасшедшего рыжего возомнившего себя наставником, подальше от своей злости и, что таить, беспомощности. Но не перед Гером, с ним при хладнокровном расчете я бы сладила, в конце концов, если не сегодня, то через неделю при должном анализе нашла бы лазейку в защите разведчика, но сейчас… Я до дрожи испугалась себя самой и той силы, что кроется в даре Смерти. Бездонная и бескрайняя, как Великий океан, слишком кровожадная и пьянящая своей вседозволенностью, неукротимой мощью. Прочь! Немедля, как можно дальше и скорее.
Но сбегая с поля боя, совсем забыла, с кем имею дело. И нет ничего удивительного в том, что перескакивая через неглубокий овраг, я попала в раскрытые объятия неожиданно объявившегося на пути грязного психа.
— Ты куда? — меня сжали до хруста костей. — Мы еще не закончили.
— Закончили! — выкрикнула я. — Пусти! Хватит… я больше не буду!
— Да неужели?
— Не поддамся, — внесла поправку сдавленно.
— Это уже вернее, — осклабился Дао-дво.
— Достаточно!
— Для первого урока может быть и да, но как же наказанье? — напомнил рыжий, которого сейчас правильнее было бы назвать черный с разводами. Он все еще злился и смотрел на меня с кривой усмешкой властелина. — Отпор ты мне так и не дала…
А дальше, взмах огромных стальных крыльев над головой, стремительный перелет за доли секунды и падение. Бурлящая вода схлестнулась надо мной, и мгновение превратилось в вечность. Смерть, как много в этом слове отчаяния и в то же время надежды. Я не хотела умирать, но чтобы доказать, что многоликий бессовестная и лживая бестолочь, была согласна на уход за грань. Чтоб он подавился своей неправотой и более не смел взирать на меня с высоты собственных знаний. И в то же время к чему умирать?
Это крайняя мера. Достаточно одного укуса пираньи, и я буду отомщена! Я этому гаду такую выволочку устрою, такую встряску на все оставшиеся жизни запомнит.
Ну, и где рыба? Где эти вечно голодные создания? Открыла глаза и оглянулась, а рядом никого. Заводь, ранее кишащая живностью, стала мертвой, вода из темной превратилась в прозрачную, отчего я, находясь на приличной глубине, могла рассмотреть дно и сжавшихся под песком рыбешек. Тысячи, если не сотни тысяч пресноводных хищников смотрели на меня оттуда, округлив глаза и спрятав зубы.
Проклятье, неужели он прав? А родители все это время легко и просто скрывали правду от меня? Вот это прозорливость! Но… Милостивый Боже, я не хочу, чтобы метаморф был прав! Чтобы смотрел свысока и с умным видом изрекал: «Ну, что я говорил?»! Нет уж! Ни за что. И если нужно ради спасения чести укусить саму себя, то я…
Проклятье, неужели он прав? А родители все это время легко и просто скрывали правду от меня? Вот это прозорливость! Но… Милостивый Боже, я не хочу, чтобы метаморф был прав! Чтобы смотрел свысока и с умным видом изрекал: «Ну, что я говорил?»! Нет уж! Ни за что. И если нужно ради спасения чести укусить саму себя, то я…
«Только попробуй! — раздалось насмешливое из браслета. — Я знаю, что прав.
Поэтому не трать времени зря и не отбивай рыбкам аппетит, плыви на берег».
Связь прервалась, и я всплыла бормоча ругательства, а затем и поплыла мысленно убивая одного рыжего гада. Дао-дво нашелся лежащим на берегу, где он закинув руки за голову, смотрел на меня с ехидным превосходством и надменным спокойствием.
Болван… Многоликая зараза! Знает он… докажет, чтобы верила… все ради блага команды… Честное слово, от обиды хотелось утопиться, а от злости удушить мерзавца и сволочугу. И, снедаемая жаждой мести быстро преодолела образованный моим даром участок исключительно кристальной воды лишенной живности и растительности с животной основой. Выбралась на берег самостоятельно, отринув руку помощи, пусть и протянутую с опозданием, но все же протянутую. Встала и посмотрела на рыжего с прищуром:
— Что ж, Гер, ты не настолько большая скотина как я о тебе думала, но сволочь еще та.
— Польщен, весьма. — Спокойствие многоликого медленно растворилось в первых проблесках злости. — И надеюсь, теперь ты все поняла. Согласись, я объяснил доходчиво, раскрыл глаза на некоторые свойства твоего дара.
Ах, это он мне так глаза открыл, да? В озеро к пираньям бросил, чтобы я прозрела…
Тварь!
— Да, спасибо. — Что ж зуб за зуб, месть за месть, лови свою, рыжий! Дрожащими руками выжала косу, сняла с себя китель под цепким взглядом карих глаз и чуть запинаясь спросила: — Скажи, ты все еще ищешь дарителя?
Такого вопроса метаморф не ожидал. Наверное, рассчитывал на истерику, обвинения, проклятия, очередную попытку его убить. Но не тут то было.
— Так что… Ищешь?
— Знай, свое место, малявка, не лезь…
— Я и не лезу, — на оскорбление внимания не обратила, цель моих расспросов поважнее будет: — Просто понятно не могу, зачем ты ищешь ту девчонку. — И не давая ему себя задеть, спросила с иронией: — Жениться на ней решил?
— Нет! — рыкнул рыжий и огрызнулся: — Да и какое тебе дело?
— Никакого, — согласилась я и вернулась к теме: — Тогда зачем ищешь?
— Просто так, — последовал от него неоднозначный ответ, но я не отступила.
— Хочешь вернуть куку?
— Нет. — Дао-дво поднял с травы рубашку и жакет.
— Отомстить за Черный колокол?
— Нет!
— Потребовать компенсацию за поцелуй?!
— Нет… — Так и не поняв, что я знаю, больше, чем надо, он попытался уйти, но я всетаки доняла его следующим вопросом.
— Тогда зачем?
— Сказать спасибо! — вспылил рыжий.
— Да, пожалуйста! — ответила я и, подхватив китель, зашагала в лес, прочь от реки и подальше от остолбеневшего Гера.
Урод многоликий! Пусть теперь пожалеет обо всем сделанном и сказанном.
* * *Сумеречная? Она и даритель одно лицо?
Нет! Не может быть.
Но если подумать… Она кадет факультета Темных сил, носит темно-синюю форму и в академии появилась совсем недавно. Плоскогрудая худышка, светленькая стройняшка, с русой косой ниже задницы, тяжелой рукой и нехилыми задатками некроманта.
Некромант-самоучка, как назвала ее теневая.
Кука! Не зря мерзавка отгул взяла. Маленькая гадина, Таррах ей в глотику! А ведь она намекала, говорила не прямо так косвенно и все время… все это время! Проклятье…
Он сцепил руки и сжал зубы, чуть ли не рыча. А потом в голове пронеслись слова Сумеречной произнесенные только что. И про Черный колокол упомянула и про поцелуй, да и в целом вопрос о том ищет ли он дарителя, мог быть известен лишь второй стороне… через куку.
— Твою ж!
Он стоял там на берегу, смотрел на вновь ожившую заводь и в груди у многоликого все переворачивалось от гремучей смеси недоверия, отчуждения и осознания. Человечка, дарителем действительно была человечка, а он не желал этого увидеть. Строил планы по выявлению незнакомки, рассчитывал свои шаги, искал варианты решения, постоянно отворачиваясь от нее и от въедливой куки, твердящей как молитву: «А у Намины есть это, а у Сумерьки есть то…». Чего таить, до того, как Гер узнал о своем участии в играх, он уже продумал гениальный план по незаметному и беспроблемному «взвешиванию и ощупыванию» третьекурсниц, а чтобы не заработать оскомину на тощих ребрах, попутно приглядел и парочку пышек. И вот итог. Даритель найден, охота потеряла всякий смысл, а ближайшие месяцы жизни завзятого авантюриста утратили искру.
— Таррах!
Хотелось напиться, но сейчас всего-то двенадцатый час дня. Дао-дво потер ноющую шею и посмотрел на горизонт. И чем себя до заката занять?
Косой взгляд на темный лес и кривая усмешка сама собой расползлась на лице.
Занятие нашлось, очень даже полезное и отчасти приятное, а так же нравоучительное, мозговправляющее и не только ему одному. Мгновение, и в сторону безмолвных деревьев полетел уже стальной ястреб маленький и стремительный. Гер застал Даррея за распутыванием второй руки. Все-таки стратегов в министерствах не зря учат юлить и ускользать, вон какой верткий змей получился, не похвалить нельзя.
Герберт стал на землю в нескольких шагах от кузена, ухмыльнулся во все зубы, произнес с порицанием:
— Помнится, кое-кто обещал меня подождать.
— А! Гер… — метаморф перестал дергать веревку, крепко связавшую его с деревом, сглотнул и обернулся. — Ты уже… но разве? Я думал вы поговорите и…
— И я забуду о тебе, дорогой брат? — иронично поинтересовался разведчик. — или о том, как ты приставал к моей невесте?
— Нет, но… Ты же презираешь людей, как и все мы. И вряд ли…
Гер оборвал его резко, выделяя каждое произнесенное слово:
— Она навязана мне родом. Моя опекаемая. Моя фиктивная невеста. Моя. Презираю я ее или нет не важно, она моя. А на свое я не позволю покушаться.
— Ясно-ясно, понял. Это было ошибкой. — Даррей склоняет голову и прячет взгляд, но кое-чего он все же не учитывает, а именно осведомленности явившегося собственника.
— Так значит, приставая к ней, ты прекрасно знал о моей опеке над девушкой и всетаки к ней сунулся, из любопытства. — «Моей» в очередной раз интонационно выделил, уже представляя, как поведет разговор. Благо информация, поступившая от Равэсса через магический гид многое раскрыла.
— Я не то чтобы…
— Знал и завел ее на полигон горцев… перед самой их тренировкой. Знал и оставил ее там.
— Нет! — кузен сглотнул бледнея, даже вздрогнул.
— Хочешь сказать, что это была не твоя идея? — замотал головой. — Чья?
— Я бы не хотел…
— Чья? — и тихий рык пробирает до костей. Придушить бы эту падаль и облегчить жизнь всем окружающим, но жаль дядя Нубус расстроится и Макфарр вместе с ним. А затем еще и два десятка девиц, что по этим идиотам сохнут.
— Я не могу, ты должен понимать, мое слово — это слово чести!
— Как пафосно, — оборвал его Гер и наградил оплеухой, хлесткой и скользящей. Даррей набычился, прожигая улыбающегося разведчика взглядом, но парировать не смог. — Как высокопарно. Долг и честь… в деле соблазнения безвинной девчонки.
— Соблазнения?! Да кто на нее убогую позарится… — следующая оплеуха заткнула его, но ненадолго. — Ты, ублюдок, ты хоть знаешь, что…
— Моя не означает, что ее можно оскорблять, — щадящий удар под ребро, но кузен слабак, свистит на выдохе. — Мне казалось, ты это уже понял.
— Понял-понял! — огрызнулся Даррей сквозь стиснутые зубы, стараясь не показать, с каким испугом он озирается по сторонам. — Но я честно не знал, что…
— Что домик уйдет под землю, — продолжил за него Гер, разминая кулаки, — именно поэтому скрылся с места за несколько минут до того.
— Нет, меня спугнули!
— Кто? — он замахнулся и высокородный метаморф старшей ветви Дао-дво сын прославленного полководца шарахнулся в сторону, налетел на дерево, к которому привязан. И с тихим поминанием Тарраха, выплевывает:
— Запасники.
— А подставили тебя?
— Имперцы! — сказал и спохватился, губы закусил. Теперь ясно откуда ветер дул, откуда его знание о заинтересованности Авура и команды Дельгато. Что ж, докатились.
Одним рывком Гер снял с него путы, дал секунды три на ощущение мнимой свободы и врезал, не откладывая доходчивое нравоучение в долгий ящик.
— Подонок! — его кулак впечатывается в бок кузена. — Продажная тварь. — Еще удар и слышится хруст, а самого Графитового окатывает первой волной лавового потока, который не умаляет желания отбить кое-кому все внутренности.
— Встань с колен и дерись.
— Гребаный псих… Ты что творишь?! — Даррей сплевывает кровь, утирает ее белым платком, выуженным вместе с магической ловушкой, и держать за бок медленно разгибается. Но не встает, чтобы не получить очередную порцию нравоучений или развернуть припрятанную пакость.