— Сумерька, ты почему не ешь? — не удержался от вопроса сердобольный вампир.
— Не можешь до чего-нибудь дотянуться? — вклинился в разговор коротышка Барон, коему эта проблема была известна и понятна.
— Только скажи я достану, — улыбнулся ей Кардинал, сидящий вообще в другом конце стола.
— Я думаю… — неопределенно ответила она.
— Над чем?
— Думаю у кого же столь много силы, чтобы удерживать под контролем две сотни взрослых нетопырей и столь много денег, чтобы всех игроков в городке кормить млечным грибом. Вы видели? — она указала на строчки в меню. — Эта приправа есть даже в компоте.
— И что? — Не понял Тугго.
— Ее за десятки километров чувствуют самки нетопыря.
— Сумерька, так это же мыши, летучие, — озвучит красноглазый то, что вертелось на языке у каждого из них.
— Я и не говорю о простых животных, я говорю о классе нежити, что произошла от теневых. — За столом стало тихо, сам Дао-дво ощутил наплыв холода. — Может, помните… — глаза ее затуманились и некромантка почти восторженно прошептала: — по легенде из Старых Сказаний они потеряли голос, хвост и возможность проникать в сны, зато стали более материальны и приобрели крылья. Так вот это не шутка.
— Твою ж! — грянула команда вразнобой. — Ты уверена?
— Да.
— Поясни почему, — предложил Дао-дво. И поганка, как назло, замолчала. Сидит, уткнувшись в меню, ноздри раздувает и ни слова.
— Объясни, пожалуйста, — попросил пришедший на помощь многоликому Равэсс и осуждающе на многоликого посмотрел.
Дожили! Еще и это будет попрекать. Таррах! Чтобы не сказать лишнее, и не закрыть рот обиженной мелкоте раз и навсегда, Гер, отодвинув стакан в сторону, начал пить из бутылки. Сумеречная скривилась, глядя на него, но молчать не стала, ответила:
— Я видела книги, в которых подробно расписывалась, как их разводят и как заставляют шпионить для хозяина. Но там ни разу не упоминалось, как нетопырей подле себя удержать. Ни слова. — И задумчиво произнесла: — Может ментальная связь?
— За ментала у нас император, — брезгливо поджал губы Герцог.
— А вместе с ним и хлыщ Авур, — кивнул Его Высочество.
За столом наступила гнетущая тишина. Есть уже никто не хотел, и даже Хан бездумно рвал мясо руками и раскладывал на тарелке, более не наслаждаясь его великолепным вкусом.
— Эй! Чего приуныли? — удивилась Сумеречная. — Вам нужно их не убить, а отвлечь, и в этом нет ничего сложного. Самки падки на эмоции.
Сказав это, девчонка хлопнула меню и потянулась наконец-то к еде. И правильно, пусть ест. Груди нет, кожа просвечивает, со спины на тощего пацана похожа. Зато коса такая, славно бы вся энергия ушла в волос. Интересно, если ее остричь, грудь увеличится…
— Графитовый? Дао-дво… Гер! — позвал Равэсс, раскручивая на своей тарелке косточку от персика. — Не смотри так на Сумерьку, то есть на Советника, иначе она сейчас поперхнется.
— Что ты сказал?
А в ответ со смешком:
— И не переводи на меня свой прищур, я не красна девица, чтобы от него смущаться и давиться… соглядатаи выявлены. Действуй, как договаривались. — Капитан команды встал, передав метаморфу косточку. Оказавшись его кулаке Дао-дво, она потяжелела и приобрела каплевидную форму.
— С радостью, — откликнулся Дао-дво, пряча за пазухой редкий аналог артефакта Тан, тот самый что некогда открывал для врагов пространственные окна в империю. Гер легко поднял ящик и два бочонка и, чуть ли не насвистывая, направился на выход. Если он и мог начать тщательный анализ и систему отвлечения нетопырей, то лишь после хорошей попойки.
Войдя в дом и поднявшись по лестнице в спальные покои, Гер с удивлением остановился у своей двери, взирая на противоположную. Цветы, вернее море цветов перекрывало ближайший проход коридора и дыхание метаморфа. Будь это лилии или розы, можно было бы предположить, что напротив разместилась весьма любвеобильная смертница, но в корзинах благоухали цветущие яблоневые ветви — знак скорби и сожаления, просьба простить за все.
— Наверное какой-то сентиментальный придурок изменил своей и заделал ребенка на стороне, — с пониманием хмыкнул многоликий и уже хотел скрыться в своих покоях, как услышал знакомый голос на лестнице. Ульс возница, прислуживающий роду Дао-дво, выдыхая в полголоса проклятья, раскорячившись и медленно ступая, тащил наверх сундук внушительных размеров.
— Не понял, это что такое? — рычание Гер удержал, поэтому мужчина не удержал сундук. Добротное изделие из дерева, соскользнуло с его рук и с грохотом полетело вниз.
Ступенька, вторая третья, на пятой или шестой, замок слетел и беглый груз раскрылся, явив на свет дорогое одеяние для смертницы и набор оружия из бронзового наследия Даррея.
— Пытается задобрить! — разведчик двинув ногой ближайшую корзину. — Урод.
Двинул основательно так, что проломил плетенку, сапогом раздавив нежное соцветие.
— Таррах! — выругался он, сбросил с ноги корзину, и неожиданно ощутил тонкий, едва уловимый аромат, поднимающийся от загубленных веток. Дурман трава, та самая, что сотрет у девчонки все воспоминания за последние четыре часа. — Ублюдок! Еще и себя решил обелить…
Бочонки и ящик улетели в комнату, застывший в поклоне Ульс, был отодвинут в сторону, а бешеный метаморф младшей ветви рода Дао-дво вылетел наружу стремительным стальным ястребом.
Глава 5
После ухода рыжего за столом стало на порядок тише, а в самой столовой менее напряженно. Потому что очень многие из будущих противников предпочитали смотреть в сторону нашего стола, а не в свои стаканы или тарелки. Хотя, что таить, смотрели они на меня и гаденько или цинично ухмылялись. Минута тянулась за минутой, а внимание к моей скромной персоне не иссякало.
— Никогда не знал, что слух о любовнице занимающей кровати трех кузенов сразу может вызвать такой ажиотаж, — тихо протянул Бруг и подмигнул мне. — Ты стала знаменитой.
Уж лучше бы безызвестной и далее жила.
— Не просто любовницы, — не согласился с оборотнем Герцог, — а девушки, из-за которой один кузен второго чуть жизни не лишил.
— «Чуть» не считается, — Барон хмыкнул.
— Для внушения и этого наверняка хватило, — заметил Равэсс. — Скажи Сумерька, Даррей прощения уже просил.
Я не успела ни ответить, ни заметить, что тема не из приятных, а канцлер уже кивнул, говоря:
— Извинился, назвал все шуткой, а затем Макфарра увел под локоток.
— Да? А мне тут нашептали, что он ее отбил… — ухмыльнулся Хан и, глядя на мои округлившиеся глаза, лишь развел руками. — За что купил, за то и продаю.
— Информация не верна, — таинственно шепнул полу-оборотень, что обслуживал наш стол. Он сноровисто убрал грязные тарелки, поправил корзину с фруктами и обошел всех, наполняя пустые стаканы водой.
— Да, верно. — Вступил в дискуссию до сих пор молчавший Консул — Это Даррею все внутренности отбили. И говорят, целители сделали все, чтобы он, не роняя чести, на своих двоих из городка ушел.
— И эта тоже устарела, — с улыбкой поправил подавальщик.
— С чего вдруг?
— Из последних сведений, Даррей Дао-дво более не желает Намину Сумеречную отбить, но очень сожалеет о своем поступке…
— Да с чего вы взяли? — возмутилась я, но не успела вскочить, предусмотрительные Герцог и Барон, сидящие по бокам, опять удержали меня за плечо и колено. Оставалось лишь сердито сопеть, выслушивая ответ сверх меры осведомленного полу-оборотня.
— С того, что к комнате девушки были доставлены ветви цветущей яблони в количестве ста двадцати одной. Знаменательное событие.
— Что?! — мой голос осип, ибо значение этих веток мне было известно. Поклонение, раскаяние, просьба простить и надежда на прощение. — Да он в своем уме?! — «Нет. Вряд ли… Может быть. Не совсем…» — полетело в ответ от команды. И я звучно припечатала обозревшего кузена Дао-дво: — Урод!
Кувшин выпал из рук подавальщика, но он ловко схватил его у самого пола, разогнулся и, обозрев собравшихся за столом, со смущением выдавил:
— Ой, простите, это ведь вы… — обернулся к рассерженной мне, покраснел: — А это…
— Да, — ответила я и вылетела из столовой, чтобы никого не замечая и чуть ли не бегом отправиться в свою комнату.
Яблоневые цветущие ветки, а их действительно было много, перекрывали не только ближайший коридор, каждый пролет лестницы, но и вход в мою комнату. А благоухали так пронзительно, что пришлось закрыть нос. С удовлетворением заметила, что сие изобилие кому-то не понравилось так же, как и мне, и ближайшая из корзин проломлена, а дорогой добротный сундук стоящий рядом, так вообще разбит. В его нутре копошиться не стала, увидела Ульса, разгружающего очередную корзину у лестницы и спустилась к нему.
— Здравствуйте!
— Здравствуйте!
— Ох, — он застыл с корзиной в руках и выжидательно посмотрел на меня. — Намина, вы…
— Очень рада вас видеть, — закончила за него и улыбнулась, указав себе за спину, — но понять не могу, что это все значит.
— Я тоже, там в карточках вроде как все написано.
— Карточки?
— Да, — кивнул он, — прикоснитесь к цветам, увидите.
Прикоснулась, увидела и остолбенела. Да уж, будь я более романтично настроенной в отношении Даррея, растаяла бы с первых строк, а так лишь скептически хмыкнула, взирая на элегантные завитушки. Бруг для Кудряшки написал более прочувствованные стихи, а это — халтура. Но сколько пафоса: «Прошу простить, не смел надеяться на чувства…», «А ваша стать, ваших движений тонкое искусство…».
— Позер, — фыркнула я и улыбнулась неожиданной догадке. — Говорите, карточки…
Так их не одна?
— В каждой корзине.
— И все с его личной подписью? — уточнила, стараясь скрыть предвкушение проделки.
— Д-да, — возница перемену в моем настроении все же заметил, насторожился.
— Замечательно! Забирайте корзины обратно в карету, я сейчас! — воскликнула радостно и поспешила наверх за тетрадью, в которой хранились имена и адреса всех моих знакомых с прошлых лет. А именно милых выпускниц ведической школы, молодых преподавательниц ведающих и отъявленных ведьм. Отъявленных потому, что будучи простыми людьми или недооборотнями — десятая вода на киселе, они мечтали поработить высокородного многоликого, кто-то для души, кто-то для экспериментов во имя школы.
Так что, если у кузена Даодво впоследствии появятся вопросы, скажем, я оценила «шутку с перевоплощением» и пожелала на нее ответить.
В комнате от запаха веток образовалась легкая дымка, и, судя по тому, что глаза начали слезиться, пахли не только цветы. Что именно издает резкий аромат, разбираться не стала и, прихватив дневник, направилась к карете. Ульс старался грузить корзины аккуратно, чтобы цветы не помять, а я бездарно корявила почерк, копируя завитушки Даррея и вписывая в карточки адрес и имя будущей охотницы на метаморфа. А в том, что охота будет выматывающей и весьма возможно удачной я не сомневалась.
Самонадеянный и многоликий в надежде произвести впечатление, использовал не просто свою подпись, а знак пропуска к своей персоне. То есть любая дама, пожелавшая встретиться с ним, при предъявлении подписи будет допущена в здание, где он находится.
А следом в его кабинет, в приемную, в ресторан, в ложу театра, в магазин, клуб, бар, отель и гостиницу, притон и даже на собачьи бега и в бойцовские клубы… Словом всюду, куда бы его ни занесло. Исключением является дом, принадлежащий роду, и туалетные комнаты министерства. Почему именно так, знать не знаю, но все равно возможность использую и отомщу.
Завершив с посланиями, пожелала, чтобы Ульс разослал корзины не лично, а через почтовое отделение. Ему проще, мне спокойнее. Довольная и счастливая вернулась, настроение поднялось, а вместе с ним и аппетит. Вернувшись в столовую, отметила царящую там тишину и нового подавальщика, обслуживающего наш стол. Куда старого дели, из пространных ответов парней я так и не поняла, принялась за остывшее. И чуть не подавилась. Нет, я, конечно, слышала, что у сплетен есть свойство разлетаться с ветерком, то бишь стремительно и неуловимо, но не до такой же степени! олько села, только отрезала сочный кусочек, надкусила, и за ближайшим столом раздалось громкое:
— А все корзины с цветами она не приняла, отправила назад…
— Быть такого не может! — с неодобрением воскликнула явная поклонница кузена Даодво: — Это же яблоневые ветви.
— Да, знак хороший.
— И весомый! — согласились с говорящим. — В корзинах были его карточки с личной подписью.
— С личной?! — это уже раздалось за нашим столом. Не поверили парни в такую многоликую наглость.
— Да, и что? Подумаешь недалекие записульки с цветиками. Растекаться по земле изза них я не намерена. И за оскорбление он еще ответит, — произнесла громко и мстительно.
— Еще?! — Судя по интонации, это опять-таки возмутилась поклонница Даррея.
Я не ответила, взялась за нож и вилку, которые из моих рук со звоном выскользнули, потому что новый подавальщик с укоризной произнес:
— Записульки и цветики может и не взяла, а сундук с одеждой оставила…
— Да чтоб его! Забыла… — взвыла раненным зверем и опять покинула столовую.
Поесть мне сегодня удалось лишь благодаря заботе нашего капитана. Его Высочество лично принес поднос со свежей порцией горячего мяса, кашей, салатом парой булочек и компотом. Постучался, открыл дверь с позволения и застыл, распахнув глаза на мое произведение. И я его понимала, редко какой воин сможет спокойно взирать на то, как портят старинное и очень дорогое оружие. А я его не просто портила, я его на составные разделяла. Бронзовый металл в одну сторону, каменья в другую, пружины и секретные механизмы в третью, яды и порошки в четвертую, чтобы затем соединить их в шар, диск или неприличную фигурку и отправить кузену Дао-дво. И ради этого, я просидела более часа над усилением сложного проклятья разложения. Разбила его на руны, вычленила первоначальный материал, а именно живую плоть и заменила его на металл. В ходе первых пяти испытаний разложению подверглись преподнесенная одежда смертницы, сам сундук, люстра, дверь в ванную и зеркало, к сожалению, первые четыре предмета безвозвратно испортились, а последнее хоть и сохранилось, но приобрело кривизну.
Это была сложная и кропотливая работа, требующая все внимание рецидивиста, то есть мое. И вот стою я в середине комнаты со сдвинутой в сторону мебелью, порчу чужое добро, а в дверях идолом застыл Его Высочество и дрожащим от восхищения, а может и ужаса голосом говорит:
— Сумерька, ты что творишь?
— Мщу.
— За что?
— За поруганную честь, — подумала и добавила, — трижды поруганную.
— Так это правда? Он тебя… то есть вы с ним… — и смущенно кашлянул, отставив поднос на стол у двери. — И как он выжил?
И столько сопереживания в голосе, что сразу стало ясно, Равэсс вспомнил, как из-за меня чуть сам за грань не угодил.
— Ты что, издеваешься? — возмутилась я.
— Как я могу, — улыбнулся высокородный метаморф, догадавшись о неправильности своих выводов, — я знать ничего не знаю. Расскажешь?
— Только коротко.
— Давай хоть так. — Капитан команды бывших запасных и ныне действующих королевских смертников дверь закрыл и привалился к ней плечом в ожидании рассказа.
— Меня подставили, а через меня и рыжего… Гера, — в общих чертах обрисовала я произошедшее и вопросила: — И знаешь, что запросил этот подлец Дао-дво с инициатора веселой шутки?
Принц покачал головой.
— Восстановить замыкаемую на Гере связь. И Дельгато согласился…
— Таррах! — дверь хлопнула, многоликий исчез.
А я вернулась к своему нелегкому делу, процедила сквозь зубы:
— А после этого он шлет мне цветы с просьбой простить… Еще и личную подпись к каждой приложил.
— Твою ж! — дверь повторно хлопнула. Не знаю, кто там был, но он тоже исчез.
— Да-да, — продолжила я ироничные размышления вслух, — и после всего он одарил меня оружием и дорогой одежкой смертницы. Думает, прощу. Вот уж дудки!
— Проклятье, прослушал… — Дверь медленно закрылась, и объявившийся в комнате скиф, сверкнув желтыми глазами, вопросил: — Слушай, Сумерька, а куда это, как угорелые, умчались Равэсс и Бруг?
— Понятия не имею, — честно ответила я и, завершив операцию под названием «Порча чужого имущества», спросила: — Хан, а как у тебя обстоят дела с лепкой?
— Ваянием не увлекаюсь, но знаю к кому можно обратиться за помощью! — ответил он, и уже через двадцать минут в моей комнате на полу, закусив язык, и погрузив руки по локоть в жидкий металл, сидел Консул. Метаморф знатных кровей приступил к лепке не сразу, а после того, как взял с меня слово молчать обо всем увиденном. Как оказалось, высокородным многоликим воспрещено марать руки, как простым трудом, так и искусством, да и выбор не роняющих чести занятий у них максимально сокращен: землевладение, военная служба и королевский фавор.
— Я землевладелец, имею три собственных погоста в долине Тагтар, — признался смертник.
— Неплохо, — заметила я, просчитав, что в его власти около пятнадцати таких деревенек как моя родная.
— Да, — многоликий тряхнул светлой гривой волос и улыбнулся, — но будь моя воля, я бы всю жизнь занимался скульптурой.
— А ты разве не можешь?
— Могу, но лишь скрывая свой талант. Поверь, приходится устраивать целые представления, чтобы в парке поставить новую статую: оформление договора куплипродажи, доставку, ужин в честь именитого скульптора и неизменный ответ от маэстро, прилетающий с птицей: «Простите, прийти не могу». — И на мой удивленный взгляд пояснил: — После того как я в родном доме заставил статуями и статуэтками все комнаты и оранжерею, ко мне потянулись заказы.