– Ступайте, сударь».
8
Поднимались на седьмой этаж без лифта, который в доме в общем-то был предусмотрен, но все попытки его вызвать закончились неудачей. Стены подъезда были ободранными до безобразия и красочно разрисованными местными дарованиями, в нос ударяли едкие запахи пищи, пота, проржавевших труб и чего-то неопределенного, но страшно неприятного. София остановилась передохнуть, брезгливо огляделась:
– В этом доме жить – находиться в постоянном страхе, что он рухнет. К кому мы идем?
– Осетрину проведать, – сказал Вовчик, хихикая.
– Давай, давай, вперед жми, – подгонял его Артем.
На седьмом этаже кнопки звонка не обнаружили, постучались. Дверь открыла маленькая, забитого вида пожилая женщина:
– Вам кого?
– Люсю Осетрову, милиция, – сказал Артем. – Дома?
– Дома, – распахивая дверь, сказала женщина. – Проходите. Что она опять натворила? Вы забирать ее пришли?
– Проверить, как устроилась после освобождения.
– Она-то здорово устроилась, – захныкала женщина. – Сами посмотрите.
Вошли в комнату, где витали пары алкоголя, на тахте спала молодая деваха лет тридцати с испачканным косметикой лицом и со спутанными волосами. Спала в одежде, неприлично развалившись.
– Вот так и устроилась: пьет, спит, по мужикам таскается, у меня деньги крадет, – жаловалась, видимо, мать. – Притащилась в пять утра пьяная, ругалась, грозилась сдать меня в дом престарелых. Вы ее не разбудите, берите так.
– Мы не будем брать, – отказался Вовчик.
Артем кивнул на дверь: мол, выходим, мать семенила за ними, уговаривая:
– Заберите ее, а? Назад, в зону. Мне житья от нее нет.
– А у нас оснований нет, – сказал Артем. – Напишите заявление в милицию, что она ворует у вас деньги, плохо ведет себя и так далее.
– Как же я напишу? Она ж меня прибьет.
– А без заявления нельзя.
– Может, заберете? Люська все равно туда попадет… – Ее мольбы не были услышаны.
На улице София надышаться не могла свежестью, да и расхотелось посещать освободившихся женщин, но она об этом не сказала, лишь заметила:
– Не тянет Люся на осетрину, скорее, на протухшую рыбку из заброшенного пруда. Ребята, как думаете, это она выходит на дорогу? Мне кажется, Люся вполне способна не только пить до бесчувствия.
– Поехали, – садясь в машину, бросил Артем, оставив Софию без ответа. – Следующая по списку Липник.
Квартира оказалась намного опрятней первой, сама Липник – милой, по-девичьи стройной, примерно того же возраста, что и Осетрова, – при подборе кандидаток упор делали исключительно на возраст.
– У меня все документы в порядке, – испуганно захлопала она глазами.
– А с работой как? – осведомился Артем, глядя ей прямо в лицо.
– Берут, устроилась. Пока в фирму «Эколог»… уборкой территорий буду заниматься… Моя территория в парке. А потом найду место получше.
– Одна живешь?
– Сын у бабушки с дедушкой, но заберу, как только получу первую зарплату, его еще в школу надо перевести поближе, придется ждать конца четверти. Родители обещают помогать, да-да, вы можете узнать у них.
София бежала за Артемом, он слишком торопливо шел, у нее же шаг намного меньше, бежала и говорила:
– И эта женщина отбыла наказание в колонии? Туда сажают по оговору?
– Почему по оговору? – спросил Артем, не сбавляя шаг.
– А за что ее посадили? Явно это жертва несправедливости.
Сзади раздался голос Вовчика:
– Сонь, ты наивная, как папуас.
– Ай, брось, – отмахнулась София. – Всем известно, что у нас человека при желании легко засадить. Липник – мошенница? Ну, что, что она сделала преступного?
Артем остановился, не торопясь, повернулся и обдал, словно кипятком:
– Убила.
– Липник?! – Непроизвольно София притормозила. – Кого?!
– Мужа и его друга. Двоих! – Чтобы до Софии лучше дошло, он показал количество убитых на пальцах.
– За что? – остолбенела София.
– До сих пор неизвестны истинные причины, Липник канала под «состояние аффекта», утверждала, будто муж продал ее другу. И классно канала, придраться ко лжи было невозможно. В то же время соседи показали, что муж был человеком примерным, даже матом не ругался, а жена как раз не отличалась положительностью и уравновешенностью. Думаю, ее психи накрыли, а что произошло на самом деле, знают только вон там. – Он указал пальцем в небо. – Все, едем дальше.
Третью не застали: находилась в психбольнице. Четвертая проживала у сожителя в элитном доме. Стелла Высокая (это ее фамилия) оказалась среднего роста и девушкой из разряда ах-ах. Но как она встретила троицу – враги к ней пожаловали, причем кровные! Стелла почти разлеглась в кресле, с вызовом закинула ногу на ногу, продемонстрировав ажурные чулки, закурила и выдала порцию яда:
– Ну, вот я. Живу здесь, не работаю. Честно скажу, не собираюсь, у меня аллергия на всякий труд, особенно физический, а умственный мне недоступен. Это запрещено вашим законом?
– На какие средства живешь? – поинтересовался Артем, просматривая документы.
– Любовник дает бабки. Нельзя?
– Оформи с ним отношения, тогда будет можно числиться домохозяйкой, на данный момент ты тунеядка.
– А статьи за тунеядство нет, – парировала она.
– Если поищем, статью найдем, – пугнул ее Вовчик.
– Ой, ой, ой, – сморщила Стелла нос. – Не бери на понт…
– …Мусор, – подсказал, веселясь, Вовчик. – Не стесняйся.
– Всем можно жить гражданским браком, а мне, выходит, нельзя? Я натравлю на вас своего адвоката.
– Мы заранее дрожим от страха, – заулыбался Вовчик.
Отдавая ей документы, Артем строго сказал:
– Работу все же найди.
– Прям щас побегу, – фыркнула она, провожая их до выхода.
Когда за ними брякнула дверь, София вздрогнула. Стелла с чувством ее захлопнула, выразив отношение, которое и без того демонстрировала.
– Да… – протянула София. – В моих романах народец намного приятней.
– Сонь, дашь почитать? – спросил Вовчик.
– Дам, конечно. Только мои герои живут в девятнадцатом веке, ты исторические детективы любишь?
– Я все люблю. Почему исторический, а не современный?
– Потому что… Потом объясню за рюмкой чая. Артем, а за что отсидела Стелла?
– За мошенничество, – ответил тот. – Организовала не без помощи сожителя фирму, через нее гнала левый товар. Осталась еще одна, Галочка Ракитина: два разбойных нападения, кражи из магазинов, тоже хорошая девочка. Живет с приличными родителями, которые закидали суд справками, будто у дочери клептомания.
Девочка Галочка вышла к ним из частного дома, а за забором надрывалась злющая собака. Трудно поверить, что ей двадцать шесть лет, восемнадцать – это потолок. На ее хорошеньком личике играла хитрая улыбка, да и черненькие глазки были хитрющими, а также взрослыми. Артем задавал ей те же вопросы, она отвечала со сдержанностью, свойственной спокойным людям:
– Папа берет к себе промоутером, пока не освободится место секретарши. Другой работы мне все равно не светит, не возьмут, я пыталась устроиться сама.
– Где сейчас твой отец?
– В офисе… или на производстве.
– А мать?
– И мама работает у него. Они считают, я буду под их присмотром, поэтому решили меня к семейному бизнесу приобщить.
Нет, она не иронизировала, не ерничала, действительно, на первый взгляд подкупающе приличная девушка, но…
– Ты сказала «берет», значит, еще не взял, – подметил Артем. – Чем занимаешься, например, по вечерам?
– С подругами встречаюсь, дома у телика торчу.
– По клубам ходишь, – дополнил он.
– Конечно.
– Друг есть?
– Ну, так… – замялась Галочка, скромно потупив глазки, и вдруг подняла их, лукаво улыбнувшись: – Пока неясно.
Рейд закончился. Сели в машину и помчались в УВД. Артем держал руль, час пик обязал все внимание уделить дороге, ведь опасность из-за водителей-лихачей велика. Однако София не понимала, чем он недоволен или озадачен, а помня, какой Артем бывает бешеный, начала издалека:
– Дом стоимостью выше среднего, следовательно, родители Галочки имеют достаток. Наверняка они не отказывали ей в деньгах, зачем же она в разбойницы подалась?
– Ошибка природы, – резюмировал Вовчик.
Но София ждала, что скажет Артем, он молчал, будто не слышал. Точно, не в духе, в чем же причина?
– Ну и кто из них потенциально способен взять заточку?
Вопрос Ким Денисович адресовал Артему, тот, не задумываясь, безапелляционно заявил:
– Все.
– Все? – ахнула София. – Даже Галочка?
– Ошибка природы, – резюмировал Вовчик.
Но София ждала, что скажет Артем, он молчал, будто не слышал. Точно, не в духе, в чем же причина?
– Ну и кто из них потенциально способен взять заточку?
Вопрос Ким Денисович адресовал Артему, тот, не задумываясь, безапелляционно заявил:
– Все.
– Все? – ахнула София. – Даже Галочка?
– И Галочка, – кивнул он хмуро.
«Наверное, потому и расстроен, что не остановил выбор ни на одной», – подумала София.
– Итак, пять слабо подозреваемых, – пошутил Ким Денисович.
– Четыре, Татьяну Чешко мы не навестили, алиби у нее железное – дурдом, оттуда не выйдешь по желанию.
– И все-таки посети дурдом, мало ли.
– Надо за всеми хорошими девочками, почувствовавшими вкус свободы, установить наблюдение, – высказал идею Артем. – И еще, Ким Денисович, нужна фотография автомобиля для Каскадера. Возможно, понадобится сам автомобиль.
– И где мы его возьмем? Машина-то должна быть такая, чтобы Каскадер соблазнился, так?
– Да ваша подойдет, – произнес Артем.
– Моя? – грозно свел брови Ким Денисович. Никому неохота рисковать личным транспортом. Начальник не успел ничего больше сказать: раздался звонок, он снял трубку с аппарата. – Слушаю… Угу… Понятно…
По мере того как он слушал, лицо его все мрачнело и мрачнело, наконец Ким Денисович положил трубку.
– Что еще? – спросил Артем.
– Пока мы тут сопли жевали, в Никищихиной балке труп нашли. София, ты снимать умеешь?
– М… да, – несмело закивала она.
– К трупам как относишься?
– Терпимо.
– Тогда бери камеру и поезжай с ребятами, наш фотограф слег с аппендицитом. Артем, вперед. Ребята из второго отдела уже там, ничего пока не трогали, так что посмотри сам, может, этот труп не относится к первым двум.
В машине София изучила камеру. Собственно, сложностей нет – справится. А за окном сгустились сумерки, помогая абстрагироваться и уйти в себя. Она думала о романе, в котором главное место тоже занимает…
Ночь… и страсть«Вики повертелась перед зеркалом в новом платье цвета лимонной корки, улыбнулась своему отражению, воображая, что за вечер ее ждет. Горничная поправляла складки, а она думала о свидании с Неверовым, обещавшем множество новых ощущений в этой пустой, однообразной жизни. Время летит, молодость проходит, да уж и прошла, шутка ли – двадцать семь лет? Еще чуть-чуть – и придется надевать темные платья со старушечьим чепцом, из интересов останутся только карты, да сплетни, да длинные вечера, которые предстоит коротать за чтением. Вики никогда не слыла первой красавицей, но обворожительной, притягательной – да. Ах, сколько трудов стоило создать свой неповторимый образ, заставляющий женщин сжимать зубы от зависти! Но Вики чувствовала себя все еще юной девушкой, рдеющей под пристальным взглядом возлюбленного, задыхающейся от его прикосновений. Тем и прекрасно новое увлечение – оно давало ощущение нескончаемой юности и первых шагов к таинству любви.
– Куда вы?
Вики распахнула глаза, в зеркальном отражении увидела Галицкого и преобразилась в женщину, невообразимо уставшую от нелюбимого мужа. Но ответ она обязана была дать:
– К Нагоровым. У них сегодня интересное общество, обещали музицировать, юная Нагорова будет петь. Они при любом случае выставляют ее напоказ, как на продажу.
– Пошла вон, – бросил горничной Мирон Сергеевич, та, втянув голову в плечи, ускользнула. А он, стоя за спиной Вики, уставился в зеркало, точнее – на жену. – Вы так вырядились, я уж думал, на бал едете.
Она уловила сарказм в его словах, но, в сущности, ей все равно, что он там себе думает. Поправляя заколку на локонах, Вики, мечтавшая побыстрее очутиться вне этого дома, поддела мужа:
– На балы я езжу с вами и любуюсь вашим скучным лицом.
– Вы никуда не поедете, – вдруг сказал он.
Вики обернулась, глаза ее сверкнули негодованием:
– Простите, что вы сказали?
– Ты останешься дома, – разъяснил он то, что она якобы не поняла.
В спокойствии Мирона Сергеевича чувствовалась пугающая твердость, а его глаза наполнились ледяным туманом. Это было ново для Вики, она угадывала в муже неожиданную перемену и не понимала, в чем причина. Потому и не посмела закатить истерику, как часто случалось, уж лучше применить другую тактику, выставить себя страдающей женщиной, безвинно страдающей:
– Вы хотите запереть меня в четырех стенах? За что? Вы ведь не любите меня, ваша тирания…
– Я не люблю тебя.
Впервые он сказал так безжалостно и откровенно, задев Вики за живое. Всякой женщине неприятно слышать даже от нелюбимого мужа, что ее не любят, а самолюбивой Вики неприятно было вдвойне. Поначалу Галицкий души в ней не чаял, но она не подарила ему детей, оттого он постепенно к ней охладевал. Разве настоящая любовь нуждается в связующем звене, будь то дети или что другое? Вики хотелось любви, обожания, преклонения, а Мирон Сергеевич этого не давал, он окружил ее неприступной холодностью. В сущности, Вики никогда не питала страсти к суховатому Галицкому, не обладавшему изяществом и утонченностью, а занятому одной работой, что для дворянина унизительно. Она стала искать в других мужчинах спасения от всепоглощающей скуки и оков внутри дома. Об этом думала Вики, слушая мужа:
– Нельзя любить глупость, ложь и пустоцвет. Где ты была прошлую ночь? Я заходил в твою комнату, тебя там не было.
– Мне не спалось, я вышла подышать…
– Ложь, – на спокойной ноте сказал Мирон Сергеевич. – Ты приехала в четыре утра, проскользнула в мой дом, как воровка. На, читай.
Вики взяла из его руки сложенный вчетверо лист, развернула и прочла только первую фразу:
– «У вашей жены связь с господином Неверовым…» Но это же… Как вы могли поверить?! Меня оболгали! Воля ваша, но я не желаю с вами разгова…
Вики охнула, получив оплеуху, и едва устояла на ногах, успев схватиться за край стола. Она захлебывалась воздухом, будто попала под воду, только стыд перед прислугой не позволял ей кричать. А Мирон Сергеевич, придерживая жену рукой, рвал на ней новое платье, рвал, сопя от ярости. Оторвал рукава, разорвал на турнюре красиво уложенные складки, сорвал оборки. Закончив акт вандализма, повернул жену к себе лицом и вырвал бутоньерку вместе с куском ткани. После толкнул Вики к кровати – она упала на нее – и сказал:
– Полагаешь, я не знаю о твоей связи с Долгополовым? Да о ней весь город судачил. Дрянь!
– Ложь! – взвизгнула Вики. – Ты никогда не верил мне, а слушал сплетни. Докажи! Чем докажешь, что Долгополов…
– У меня нет доказательств, но знаю: это так, – спокойно сказал Мирон Сергеевич. – Я не позволю тебе порочить мое имя. Горничную, твою наперсницу в грязных делах, отправлю в деревню.
И ушел, закрыв дверь на ключ. Вики подтянула упавший на пол шлейф из разорванных оборок. Сколько было потрачено времени на портниху! Вики душу вынимала из нее, указывая, как следует класть ткань и какими должны быть стежки. Она не разрыдалась, а произнесла шепотом, но с ненавистью в сторону двери, за которой скрылся муж:
– Убегу. В окно убегу.
Пискунов спрыгнул с дерева, потешаясь над страстями, кипевшими в доме Галицких, перелез через ограду и свистнул. Из мрака вынырнул сыщик, которого Пискунов оставил наблюдать за домом вместо себя, сам же пошел пешком. Две ноги дешевле извозчика, к тому же прогулки весьма полезны.
Чтобы угодить начальству, Пискунов хотел бы поспеть и тут и там, да надвое не разделишься. Однако именно он взял на себя смелость командовать сыщиками (а покомандовать страсть как любил), отрядил их на места и самолично проверил, как те справляются с заданием. Начинающему сыщику показал пример слежки, взобравшись на дерево у дома Галицких. Теперь Пискунов направил стопы к мадам Иветте за делом, а не за… впрочем, за этим тоже. Шел и мечтал. Ух, любил себя он мечтаниями потешить, все же не так гадко жизнь виделась, а красочно. Пискунов ни ростом не уродился, ни лицом, зато в мечтах становился… Будто он и не он вовсе, а титулярный советник или там чин имеет при дворе его императорского величества, а то и сам падишах – простор для фантазий неограничен. Только в мечтах Пискунов и становился человечищем, а не тлей ничтожной, которую всерьез никто не воспринимал. Только в мечтах не имели значения ни рябая рожа, ни рост. И Пискунов, видя себя в роскоши и почитании, забывался, гордо вышагивал, постукивая дешевой тростью, да кланялся по сторонам…
Спугнул кошку. Она промчалась у ног, рассеяв фантазийные картины. Пискунов повернул назад, кошки-то не к добру дорогу перебегают.