Но стропа значительно уступает веревке по эффекту воздействия. Лиходей, повешенный на стропе, умирает практически мгновенно. Стропа давит быстро и безболезненно, кроме того, у человека, удавливаемого стропой, зачастую ломаются шейные позвонки. А похититель, подвешенный на толстой веревке, будет умирать мучительно долго…
Мо радуется. Спасибо Абаю — хозяйственный нохча. Все в хозяйстве имеется: рабы, дрова, соляра, костыли, веревка…
Мент и Север поочередно вытаскивают из подвала плененных бандитов. Глаза завязаны, руки скручены за спиной — вприпрыжку подтащили к табурету, взгромоздили, сунули голову в петлю, затянули, чтобы не выскользнул ненароком… Теперь никуда не денется.
Таким образом в течение нескольких минут доставляют на место казни всех четверых. Снимают повязки. Ваха еле держится на ногах — плохо ему. Тужится изо всех сил, чтобы не рухнуть, начинает раньше времени задыхаться. Север вынужден придерживать его до окончания церемонии. Остальные, осознав, что с ними собираются сделать, приходят в неописуемый ужас. Двор оглашается страшными криками, стонами, мольбами о пощаде.
Идея насчет фарса с повешением целиком и полностью принадлежит Мо. В свое время он популярно объяснил остальным членам команды, что значит для истинного мусульманина — быть повешенным.
Воину ислама, чтобы угодить в рай, необходимо принять смерть от железа или как минимум геройски умереть в бою. По мусульманским канонам, вешают только самых конченых негодяев, чьи преступления перед аллахом настолько ужасны, что они не заслуживают права на милосердие. Тот, кого повесили за шею, обязательно попадает в ад…
Мо с минуту коротко говорит по-русски: перечисляет, в чем повинны приговоренные к смерти. Затем надевает белую шапочку, берет в руки четки и начинает громко читать молитву. Барин, выбрав удобный ракурс, бесстрастно фиксирует происходящее на пленку.
Это тоже давно отработано. Потом с этой кассеты сделают несколько десятков копий и различными путями запустят в ЗОНУ. Пусть смотрят. Разумеется, это далеко не самый прогрессивный метод воспитательного воздействия, но Саид, например, говорит, что впечатление производит довольно сильное. В том числе и на тех, кого это касается. Пусть думают…
Мо читает молитву. Собственно, это даже и не молитва, а искусно подобранный в соответствии с ситуацией перечень аятов Корана, которые осужденные на повешение нарушили при жизни. Любой шейх, муфтий или просто мулла, действительно понимающий арабский язык, посмотрев эту Затрись, вынужден будет признать, что самодеятельный священнослужитель Мо ни капельки не погрешил против истины. Самосуд — да. Узурпация шариатской судебной власти — безусловно. Но не ложь…
Мо — смертник. Все члены команды — в масках. Мало ли что, вдруг в кадр попадешь. Север вон вообще рядом с виселицей стоит. А Мо — в шапочке. Ему плевать на все — он как-то сказал, что уже давно умер, а здесь, на земле, живет лишь его пустая телесная оболочка…
— Вуалляхху Акбар!!! — заканчивает Мо и делает знак своим помощникам.
Север прекращает поддерживать Ваху, наматывает на руку один конец троса, пропущенного между ножек табуретов. Мент ухватывается за другой конец и тоже наматывает — ножки табуретов утонули в земле, нужно будет приложить немалое усилие.
Раз-два — взяли! Табуреты выпрыгивают из-под ног приговоренных. Хрипы, рывки тел, ужасающая в своей безысходной бессмысленности конвульсивная пляска дрыгающихся ног…
Барин-оператор, не выдержав, на несколько мгновений цепляет фокусом костер. Встретившись с горящим взглядом Мо, поправляется — объектив вновь устремлен на дергающиеся тела.
А Мо, убедившись, что у Барина все в порядке, переходит к последнему приговоренному, оставшемуся стоять на табурете с петлей на шее.
Это Ахмед Сатуев. Под его табурет не пропустили трос. Неужели не хватило? Нет, так задумано. Мо с огромным сожалением смотрит на Ахмеда и оборачивается к Шведову с Антоном, которые пришли пообщаться с главарем похитителей.
— Трое — мало. Четыре — хорошо, как раз для ровного счета. Он точно нам нужен? Или…
Шведов с Антоном смотрят на Ахмеда. Все это время раненный в плечо главарь истошно орал, обещая своим мучителям самые несусветные блага — если сжалятся и оставят ему жизнь. Его никто не слушал — было очень шумно. Так орал Ахмед, что безнадежно охрип. Во взгляде его блуждает сумасшествие, он не верит, что до сих пор еще жив.
— Ослабь петлю, — командует полковник Это к Мо не относится. Такие вещи он не делает. Вот затянуть потуже — с превеликим удовольствием. Антон, тяжко вздохнув, ставит рядом табурет, взбирается на него и ослабляет петлю.
— Чего ты там орал? — флегматично интересуется Шведов. — Неужели ты знаешь что-то такое, что мне придется отсрочить твою казнь?
— Араб, — отчаянно хрипит Ахмед. — Араб!
— Гм… — полковник медленно достает из кармана сигареты, поворачиваясь спиной к стене — повешенные еще дергаются, больно веревка толстая.
— Эмиссар! — хрипит Ахмед, выпучив глаза. — Очень… кхы-кхы… Очень важный человек…
— Только не говори мне, что этот твой эмиссар везет с собой большущий баул с деньгами, — пренебрежительно бросает полковник, глубоко затягиваясь. — Самое большее, что они с собой таскают, — ваххабитский сборник и четки.
— Счета! — хрипит Ахмед. — Он знает счета… кхы-кхы… на которые переводят деньги нашим… кхы-кхы… В России он этим занимается — деньги переводит…
Шведов не просит повторять. Осторожно крякнув, он долго смотрит на Антона. Антон понимает, что сейчас Ахмед дал некую очень важную информацию, которую при других обстоятельствах из него не вытащить никакими пытками — даже такому энтузиасту, как Мо. Но Антон морально устал: неделя напряженной работы, а под занавес — вот этакое… А поэтому он без эмоций кивает Северу с Ментом:
— Снимите ублюдка. Тащите в мой «УАЗ».
— Эх и работенка нам привалила! — возбужденно восклицает Шведов, наблюдая, как соратники волокут Ахмеда к машине. — Потрудимся?
— Обязательно, — Антон на Ахмеда не смотрит. Он неожиданно обращает внимание на освобожденного мальчишку — Шамиля, который вместе с отцом и дядей вышел из машины, чтобы посмотреть на казнь.
Шамиль плачет. В ярких отблесках двух костров хорошо видны блестящие полоски слез, текущих по его щекам. Три недели эти ублюдки издевались над ним и причиняли огромное горе его родственникам. Но сейчас он плачет. Не готов мальчишка к такому зрелищу…
Глава 8
Все беды мира…
…Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, дабы они не попрали его ногами и, обратившись, не растерзали вас…
Священное ПисаниеСергей и без маминого совета воспринял случившееся с отцом как какое-то недоразумение. Одаренный вундеркинд, погруженный в свои юношеские проблемы, он был далек от дел фирмы, как, впрочем, и от многих проблем насущных — все как-то не было повода озаботиться, maman не подпускала к реалиям бытия.
— Производственные издержки, — снисходительно объяснил он одноклассникам и с ленивой гордостью посвященного добавил:
— Очередной «наезд». Не поделили, как обычно, чего-то. Ничего, предки разберутся. И не в таких переделках бывали…
Школа, по новомодному поветрию, была частная, с углубленным изучением английского языка, в классе — девять человечков из сильно обеспеченных семей, примерно так же далеких от всех мерзостей этого мира, как и Сергей: папы-мамы ограждали до поры, по мере возможности стараясь оттянуть тот момент, когда дите придется знакомить с правилами современной борьбы за существование. Интернет на полную катушку — до цветных глюков, спортивные клубы, клубы по интересам, музыкальные тусовки в элитарных заведениях, длительные экскурсии в Европу и дальше: растет новое поколение управленцев и деловаров для демократической страны, не обремененное пережитками социалистической эпохи и частым соприкосновением с бандитской действительностью. Поколение, которое считает зарплату в двести баксов за неделю — нищенской, а информацию о существовании военных, учителей, врачей и иных бюджетных рабов, семьи которых умудряются выживать на шестьдесят долларов в месяц, воспринимает не иначе как неудачную шутку. Золотая молодежь…
По окончании занятий Сергей минут пять гулял на стоянке возле своей машины, сосредоточенно решая глобальный вопрос из серии: «куда пойти обедать». Домой неохота — maman в трауре, настроение испортит. В клубном ресторане сегодня по случаю четверга дрянной суп дня — уха из стерляди, никаких грибов, рыбные же блюда на второе. Можно, конечно, заказать мясо и грибную солянку, но мэтр обязательно стуканет маме — еще один повод для окончательной порчи настроения. В папин клуб «Охотник» по той же причине не стоит — maman почему-то не нравится, когда он бывает там один. «У Максима» на Ленинградском — в принципе можно: демократично, пристойно, но там сейчас битком плебса, придется общаться…
По окончании занятий Сергей минут пять гулял на стоянке возле своей машины, сосредоточенно решая глобальный вопрос из серии: «куда пойти обедать». Домой неохота — maman в трауре, настроение испортит. В клубном ресторане сегодня по случаю четверга дрянной суп дня — уха из стерляди, никаких грибов, рыбные же блюда на второе. Можно, конечно, заказать мясо и грибную солянку, но мэтр обязательно стуканет маме — еще один повод для окончательной порчи настроения. В папин клуб «Охотник» по той же причине не стоит — maman почему-то не нравится, когда он бывает там один. «У Максима» на Ленинградском — в принципе можно: демократично, пристойно, но там сейчас битком плебса, придется общаться…
Сергеев водитель Николай уже отобедал: сидел за рулем «Хендая», сосал зубочистку и с известной долей настороженности наблюдал за юным хозяином. Отчего настороженность? Мать запрещала Сергею садиться за руль в городе — вот что. За городом — пожалуйста, сколько угодно. А мальчишка рулил очень прилично, от отца унаследовал страшную любовь к быстрой езде и частенько маменькин запрет нарушал. Теперь Николай был занят примерно тем же, что и Сергей: сосредоточенно соображал, как поступить, если мальчишка опять попросится за руль. Отказать — конфликт, испорченное настроение, мелочные придирки (характером вундеркинд, унаследовавший папину стать, целиком пошел в маму), понукания и так далее. Уступить — хозяйка узнает, живьем сожрет. Вот сиди тут и соображай, как быть…
Тут очень своевременно возник на горизонте обаяшка Ибрагим. Подрулил к выезду со школьной стоянки на своей непритязательной «десятке» белого цвета, приветливо расплылся в улыбке, крикнул через весь двор:
— Падай ко мне — в одно хорошее место еду! Шашлык, люля, зелень, пити, пиво из бочки, два грузина все время анекдоты рассказывают, народу совсем мало! Падай!
Николай и Сергей синхронно вздохнули с облегчением — Ибрагим разом избавил обоих от необходимости решать дилеммы.
— Куда и во сколько подъехать? — поинтересовался Николай, в то время как Сергей чуть ли не вприпрыжку припустил к ингушской машине — любил мальчишка общаться с Ибрагимом, нравился тот ему своей удалой бесшабашностью и какой-то веселой разбойностью. А в детали недавнего происшествия maman, разумеется, сыночка посвятить нужным не сочла — ограждать так ограждать, никаких исключений.
— Никуда не надо — сам привезу, — махнул рукой Ибрагим. — Часа через три будем дома. Езжай в гараж.
— Ну и слава богу, — возрадовался Николай, запуская двигатель и краем глаза наблюдая, как «десятка», приняв на борт строптивого мальчишку, удаляется вниз по улице. — Можно и на Комсомольскую — подхалтурить…
— Заедем на минутку, — сказал Ибрагим минут через пять, сворачивая с шоссе в распахнутые ворота какого-то складского двора. — Маме сюрприз сделаем…
Во дворе негромко рычал «КамАЗ» — фура с архаичной надписью «СовТрансАвто» через борт, задние двери раскрыты, в кузове объемные фанерные ящики, гора стекловаты. Двое здоровенных славян среднего возраста, облаченные в спецовки и обличьем похожие на бывалых грузчиков, завидев «десятку», бросили сигареты, пошли навстречу.
— Выйди на минуту, надо, — попросил Ибрагим и, дождавшись, когда Сергей покинул салон, кивнул «грузчикам»:
— Забирайте.
— Давай руки, братишка, — ласково прогудел один — со шрамом на лбу, вынимая из кармана спецовки наручники. — Будешь хорошо себя вести — не обидим.
— Что-то я не понял, — напрягся Сергей, отступая назад. — Вы чего?
— Они тебя забирают, — сокрушенно развел руками Ибрагим. — Руки — в наручники, ноги скотчем замотают, посадят в ящик и повезут. Там тепло, ты не бойся. Не дергайся — так надо.
— Кому надо? — строптиво подбоченился Сергей.
— Нам надо, — пояснил мужик со шрамом, делая шаг вперед и пытаясь ухватить мальчишку за руку. — Иди сюда, родной, нечего тут…
Шлеп! Сергей поймал руку, продолжая движение «грузчика», ловко вывел его из равновесия и, коротенько развернув в айкидошном пируэте, с размаху припечатал спиной на утрамбованный снег.
— Хххак!!! — утробно выдохнул упавший, на миг теряя сознание. Его напарник не замедлил подключиться к борьбе — подскочив сбоку, мертвой хваткой вцепился в отвороты куртки развитого не по годам школьника, сильной подсечкой пытаясь сбить его с ног. Школьник изловчился пнуть второго коленом в пах, тот охнул, согнулся, выпячивая зад, они неловко закружились на месте, выбирая удобный момент для броска — бить неудобно, руки заняты.
— Цццэхх! — недовольно выразился Ибрагим, приближаясь. — На! — улучив момент, он качнулся вперед и увесисто навернул Сергея кулачищем по затылку.
Мальчишка обмяк, выпустил ударенного в пах и мягким кулем осел на снег.
— Тоже мне, воины ислама! — возбужденно цыкнул сквозь зубы Ибрагим. — Чему вас учат, э? Вяжите — руки, ноги, морду, где рот, нос только оставьте. Да побыстрее — время идет…
* * *…На этот раз встреча происходила у Ирины дома. Тет-а-тет, без свидетелей, в обстановке, которую при других обстоятельствах можно было бы назвать интимной.
Минуло двое суток с того момента, как позвонил Ибрагим и объяснил, что Сергей «в хорошем месте». В хорошем, надежном, укромном… И если Ирина кому-нибудь заикнется о случившемся, неважно — в милицию, друзьям, родителям, — парню будет очень плохо. У нас везде свои люди, повсюду следят, контролируют, сразу все узнаем…
Эти двое суток для Ирины выпали из общепринятой СИ — они растянулись в вечность. Сказать, что в душе матери царил ад, значит прибегнуть к тривиальному штампу. Ад — это где котлы, кипящая смола, орущие грешники, черти, в общем — шумство великое и вселенские муки. Ничего такого у нее в душе не царило: все выгорело дотла, осталась обожженная пустыня, покрытая слоем бурого пепла, вакуумная пустота и непроходящая пульсирующая боль. Сын, сынуля, кровинушка… Господи, за что же это все?!
Ирина сидела на диване, сложив руки на коленях, и немигающим взором смотрела в пустой экран телевизора. Ибрагим, по-хозяйски развалившись в кресле, орудовал «лентяйкой» — перематывал на начало кассету, с содержанием которой собирался ознакомить хозяйку дома…
За эти двое суток Ирина, знавшая о киднепинге лишь понаслышке, впопыхах, сгоряча, предприняла ряд неверных шагов и успела в полной мере раскаяться в содеянном.
В органы, разумеется, сообщать не стала — особой надежды на оперативность и расторопность сотрудников не было, кроме того, никто не мог поручиться, что у похитителей в соответствующих структурах не сидели свои люди. Родителей оповещать пока что воздержалась: ситуация зыбкая, никакой ясности, требования не предъявляли — раньше времени впечатлительных стариков тревожить не стоит.
Посовещались в своем кругу: Назарян, Лева, начальник СБ Вася Петров. Назарян — быстрый олень — думал недолго: пошушукался с Васей, сделал пару звонков, набормотал чего-то скороговоркой и заверил Ирину: «Не волнуйся — все утрясем. Это мы быстро…»
Утрясали по отлаженной схеме «баш на баш». Вася взял пятерку своих хлопцев и прокатился к ингушу домой. Оного ингуша не застали — тот жил один, холостяковал, мог отсутствовать сутками. Ничтоже сумняшеся Вася дал команду аккуратно взломать дверь ингушского жилища и, оставив там в засаде троих секьюрити, поехал с двумя парнями в общежитие мединститута.
Адила взяли легко и безболезненно: по вечернему времени парень сидел у себя в комнате с какими-то двумя «казбеками» и безобидно покуривал травку. Вежливо вызвали на улицу — пообщаться, слегка помяли, чтобы не тратить времени на объяснения, завязали глаза, увезли за город, на дачу к Назаряну, и посадили в подвал, приставив охрану.
В десятом часу вечера в офис звякнул Ибрагим — быстро информация прошла, хорошо агентура работает. Поинтересовался веселым голосом, за что так невзлюбили молодого ингуша.
— У тебя есть два часа, чтобы вернуть Сергея, — без обиняков выдвинул ультиматум Назарян. — Сейчас девять двадцать пять. Пять минут — зазор. Если в одиннадцать тридцать мальчишка не будет сидеть в офисе, труп твоего племянника найдут у тебя на квартире. И, естественно, в тот же момент на тебя начнет охоту как минимум взвод профессионалов. У них будет одна задача — немедленно убить тебя по обнаружении. Ты меня хорошо понял?
— Взвод профессионалов — это Вася Петров со своими толстыми бычками? — насмешливо уточнил Ибрагим. — Тогда я могу спокойно гулять по Красной площади. А насчет Адила… Знаешь, дорогой, я тут немножко обманывал Сашу, совсем немножко… Адил мне никто. Так, знакомый, которого попросил помочь за маленькие деньги. Жалко будет, конечно, если вы его замочите. У его семьи будет траур. Надеюсь, он умрет, как мужчина. Вы его сразу помойте и в ковер заверните, чтобы мне не возиться, ладно?