На мгновение она выглядела печальной и расстроенной. А потом Рейчел опустила очки на глаза, и большая часть ее лица скрылась за солнцезащитными стеклами, поэтому я совсем не могу его прочесть.
Когда я прихожу на работу, Лиам сидит на столе, распевая и играя на гитаре перед нулевой аудиторией. Оказывается, я была права: в «Купи книгу здесь!» нет большого наплыва покупателей. Лишь несколько редких постоянных клиентов, парень, который листает книги в разделе саморазвития и никогда их не покупает – вот, пожалуй, и все.
– «Представьте» Джона Леннона, да? Классика. – Я приятно удивлена голосом Лиама. Он мягкий, искренний, почти сладкий. С гитарой он и выглядит по-другому. Влюбленность Дри определенно обоснована.
– Прости. Не слышал, как ты пришла. – Лиам снимает Эрла с плеч и убирает его в отделанный фиолетовым бархатом кейс. Таким изящным движением, которое, я уверена, он повторял несколько тысяч раз.
– Не стоило прерываться из-за меня. – Думаю, как бы незаметно вынуть телефон и записать его исполнение для Дри, но тут же понимаю, что это будет слишком странно и назойливо. – А ты хорош. И я имею в виду, действительно хорош.
– Спасибо. Мечтаю уехать в Музыкальный колледж Беркли в следующем году, если поступлю, но мама не хочет, чтобы я находился так далеко, – говорит он.
– Вау! – восклицаю я. – Это же в Бостоне, да?
– Ага. Откровенно говоря, все, чего я на самом деле хочу, так это пропустить этап колледжа и попытаться добиться успеха с ребятами из «МегаО». Но тогда мама просто с ума сойдет. Я все время ставлю ей в пример «Maroon 5» – они же из школы Брентвуд – но она только переспрашивает, кто такой этот «Марун»?
Я смеюсь и лихорадочно пытаюсь сообразить, что сказать дальше.
– Так ты придёшь? – спрашивает Лиам, спасая меня от постыдного отсутствия мыслей.
– Прости?
– На мой концерт. Вечеринка Джем.
– Напомни-ка еще раз, когда он будет? – Естественно, я все помню. Дри и Агнес уже убедили меня в том, что мы должны пойти, и даже выбрали мне наряд. Они поклялись, что Джем с Кристал напьются и даже не заметят меня на вечеринке.
– В следующую субботу, – отвечает Лиам. – Хорошо, это не настоящий концерт в клубе или типа того. Но будет весело. Обещаю.
– Классно, обязательно постараюсь прийти. – Лиам похлопывает по столу, приглашая меня присесть рядом с ним. Я запрыгиваю на столешницу и скрещиваю ноги, поворачиваясь так, чтобы прислониться спиной к стене. Пробегаюсь глазами по детской секции за его головой, любуясь яркими обложками книг, выставленными лицевой стороной наружу. Они совсем не скромные.
– Ты сегодня тоже работаешь? – интересуюсь я.
Надеюсь, нет. Мне некомфортно работать с Лиамом, тяжело поддерживать разговор три часа подряд. За это время он может несколько раз рассказать мне про питание во время стажировки в «Гугле», которое, по-видимому, было очень-очень хорошим. Конечно же, мы не разговариваем все время – Благодарю Бога за мой айфон, который я достаю каждый раз, когда чувствую себя неловко, но так было до сих пор. Теперь, когда я знаю все основы, не понимаю, зачем нам вместе находиться на работе. Да и не похоже, что тут есть чем заняться.
– Да, если ты не возражаешь. Мне нужны деньги, поэтому…
– Ох, так ты хочешь, чтобы я ушла? – спрашиваю с замиранием сердца. Дри и Агнес каждый день после школы ходят в «Coffee Bean». И как не печально об этом говорить, мне нужны деньги на мой кофе со льдом.
Ну а еще: я не хочу домой.
Если папе и мне снова нужно переезжать, будем ли мы с НН продолжать переписываться? Расскажет ли он мне, наконец, кто он?
– Неа, я узнал, что мы можем работать одновременно. Маме на это наплевать. – В голове всплывает вопрос: «А может Лиам жалеет меня, смотрит свысока, как и его девушка, и лишь поэтому разрешил мне остаться?». Я заприметила несколько учеников стипендиатов в Вуд-Вэлли – вы можете распознать их по одежде и тому, как они собираются в антидизайнерские группки. Кажется, никто не обращает на них внимания. Как-то одна из девушек надела футболку с огромными буквами «ГЭП» на груди. Джем даже не стала подначивать Кристал. По какой-то необъяснимой причине, я ее единственная мишень.
– Уверен? – спрашиваю я. Черт. Мой голос звучит отчаянно даже в собственных ушах.
– Уверен. – А потом Лиам снова берет Эрла в руки и начинает играть.
Дри: УМЕРЕТЬ НЕ ВСТАТЬ. Он поет тебе серенады ПРЯМО СЕЙЧАС? СЕРЬЕЗНО? Уже иду.
Я: Думаю, он играет обычные песни «МегаО»?
Дри: ОМГ. Стой, если я приду, это же будет слишком очевидно, да? Точно. Черт подери! Ты можешь набрать меня и оставить висеть на телефоне?
Я: Ты сейчас серьезно?
Дри: Неа. Слишком попахивает сталкерством. Даже для меня. АХХХХХХХ.
Я: Ты права. Он на самом деле хорош.
Дри: Ты убиваешь меня.
Я: Если от этого тебе станет лучше, то я бы хотела, чтобы вместо меня сейчас ты была здесь. У меня домашка по математике. Если бы мне только за нее платили…
Дри: Признайся, он сексуальный.
Я: Не мой тип, но…
Дри: Но что?
Я: Давай просто скажем «я признаю».
Лиам начинает играть новую песню, которую я еще не слышала. В ней такие слова:
Девушка, которую никто не знает,
Та, которая внутри сияет,
Так вот, эта девушка,
Которую никто не знает,
Моя, вся моя, вся моя…
Запоминающаяся мелодия.
Скарлетт: Должна ли я переспать с Адамом Кравитцем после выпускного?
Я: ЧТО?!?!?
Скарлетт: Просто подумала, было бы неплохо расстаться с Д-картой с кем-то, кто не вселяет страх, понимаешь? А потом, когда я покончу с этим, можно будет двигаться дальше.
Я: Это то, чего ты хочешь? Просто покончить с этим?
Скарлетт: Ну и что, если так?
Я: Я не считаю секс таким важным событием, однако это не пустяк, понимаешь?
Тут я понимаю, что только что процитировала Дри, но мне кажется, она права. Это не пустяк. Не хочу превращаться в нудного предка, но существуют венерические болезни, беременность, и да, знаю, Скарлетт воспользовалась бы презервативом, – все мы смотрели сериал «Беременна в 16», который является лучшей формой контроля рождаемости – но все-таки. Адам Кравитц? Мой старый сосед Адам Кравитц? Единственный парень, когда-либо проявивший ко мне интерес, и кто однажды напился и пригласил меня на свидание в боулинг субботним вечером?
Хотя моя история с ним – не показатель. Скарлетт свободна от предрассудков, и он может осчастливить ее на полпалки или на целую. Просто мне кажется, она обманчиво небрежно относится к этой теме. Она больше похожа на меня с Дри, чем на сестру Агнес, и еще Скарлетт склонна преувеличивать. Но существует разница между болтовней о сексе (свободным обсуждением секса) и тем, чтобы на самом деле заниматься им. На словах секс – это просто – части тела одного человека соприкасаются с частями тела другого человека. Ни больше, ни меньше. Но для некоторых из нас в реальности все гораздо сложнее. Одновременно захватывающе и страшно. Не могу объяснить почему, но знаю, для меня все обстоит именно так.
Скарлетт: Не сходи с ума. Это же просто мысли.
Я: Да я и не схожу. Просто будь уверена в своем решении, ведь можно привести одинаковые причины, чтобы делать и не делать этого. И когда ты перейдешь черту, пути назад уже не будет. И не мне говорить тебе о безопасности.
Скарлетт: Лицо Адама становится чище. Думаю, он использует средство от угревой сыпи.
Я: Оооо, хочу посмотреть. Пришли фотку!
Скарлетт: Скучаю по тебе, Джей.
Я: Я тоже, Эс. Ты даже не представляешь.
Скарлетт: ?
Я: Отец и хозяйка поместья крупно поругались. Было страшно.
Скарлетт: И?
Я: Не знаю. Для молодожёнов они не кажутся счастливыми.
Скарлетт: Мои родители женаты уже восемнадцать лет, и они ПОСТОЯННО РУГАЮТСЯ. Иногда, мне кажется, они ненавидят друг друга. Но предки клянутся, что это нет так.
Я: Твои родители любят ругаться. Это их старая добрая традиция.
Скарлетт: Возможно, я не захочу сделать это с Адамом.
Я: ?
Скарлетт: Но, возможно, и захочу.
На Вентура постоянные пробки, поэтому я не попадаю домой раньше начала девятого. Глория оставила на столе мне ужин, – идеально нарезанное куриное бедрышко, стручковую фасоль под миндальным соусом, миниатюрную порцию картофельного пюре – выставленный на всеобщее обозрение под стеклянным колпаком. Серебряные приборы лежат на тканевой салфетке. В Чикаго мы пользовались бумажными салфетками. Мама готовила неплохо, хотя была чрезмерно склонна к экспериментам, но я скучаю по ее сытным рагу, неопределимому сочетанию разнообразных продуктов. Машина отца на подъездной дорожке, но машины Рейчел нет, и до меня не доносится шум сверху, не слышно даже неизменного гула колонок из комнаты Тео. Я съедаю курицу в одиночестве на кухонном островке, вытираю рот и уже собираюсь подняться к себе, когда замечаю, что кто-то сидит на крыльце.
Отец.
Я распахиваю стеклянные двери и выхожу на улицу. Обхватываю себя руками под резкими порывами ветра, которые так напоминают мне Чикаго.
– Привет, – говорю я, и отец смотрит на меня таким же взглядом, как и Рейчел утром. Как будто само мое существование его удивляет. «Я здесь», – хочется мне прокричать. Почему про меня так легко забывают?
– Привет, милая. Не слышал, как ты пришла. Посиди со мной.
Я плюхаюсь в кресло рядом с ним. Мне хочется узнать у него про наш статус – нас выселили? – но не хватает смелости.
– Чем ты тут занимаешься? – интересуюсь я.
– Просто размышляю.
– Ой! – отвечаю я, и отец улыбается.
– Знаешь, до меня только сейчас дошло, что я, наконец, официально, во всех смыслах этого слова, стал настоящим взрослым. Но, честно говоря, иногда я забываю об этом и мыслю так, будто мне двадцать два. Понимаешь, о чем я? – спрашивает он. Надеюсь, он догадывается, что нет. Да и как? Ведь для меня двадцать два уже попахивает старостью.
– Если это поможет что-что прояснить, я абсолютно уверена в том, что тебе сорок четыре. Ты был взрослым долгое, очень долгое время, на мой взгляд, – говорю я.
– И то правда. Ты сама уже почти стала женщиной, а я твой отец. Но, черт возьми, я не знаю. Не знаю, как жить жизнью взрослого. Совсем, – его голос надламывается. После смерти мамы я никогда не видела его плачущим – ни единого раза – но за последние месяцы его глаза постоянно на мокром месте, будто он только что где-то незаметно поплакал.
Молчу, потому что у меня нет слов. Моей мамы здесь нет, чтобы помочь нам.
Я тоже не приспособлена для такой жизни.
– Как бы мне хотелось, чтобы, когда ты была маленькой, кто-то сказал мне: «Это самое лучшее время. Прямо сейчас. Самое лучшее время». Когда ты молод, все кажется простым. Но однажды мир резко изменится, рассыплется на глазах или утечет под землю, какую бы метафору не взять – у твоей мамы наверняка была бы припасена отличная на этот счет – так что живи полной жизнью и наслаждайся, пока можешь. Когда я начинал работать, у меня бывали кошмары, что я выписываю не тот рецепт. Будто я выписал миссис Джелолари валиум вместо ее сердечных таблеток. Или будто я неправильно выписал дозировку лития для детей Яковитцев. Но у нас с твоей мамой… всегда все было легко. – Я чувствую, как его плечи начинают подрагивать, поэтому устремляю взгляд в горизонт. Если отец собирается заплакать, если отец прямо сейчас собирается рассыпаться на части после того, как принимал все решения – продавал дом, повторно женился, перевез нас сюда, не спрашивая моего мнения, после всего этого – я не собираюсь на него смотреть. Простите, но я не могу дать ему этого.
– Самый мудрый человек в нашей семье говорил: «То, что тебя не убивает, делает тебя сильнее», – молвлю я.
Не могу сказать «мама».
Даже этого не могу.
– Я прекрасно знаю, как несправедливо, что ты та, кто должен меня успокаивать, – говорит он, устремив взгляд на горы, на остальные дома, прежде чем снова посмотреть на меня. – Понимаю, что ты всего лишь ребенок.
– В самом деле? – спрашиваю я. – Что-то не заметила.
Он сжимает руки в кулаки и потирает глаза, а потом, на счет три, разжимает руки, будто только что закончил жалеть себя.
– Ты так похожа на свою маму. Взрослая душа. Когда была маленькой, ты лежала в кроватке, смотрела на меня, и я помню, как подумал: «Мужик, этот ребенок уже смотрит тебе прямо в душу». – Я поднимаю на него взгляд. Он ошибается. Я не могу заглянуть ему в душу. Он гораздо глубже и сложнее, чем себе это представляет.
Я видела, как он заказывает каберне со стейком. Много раз. К счастью.
– Пап? – У меня снова зреет вопрос: «Мы уезжаем?». Но я не задаю его. – Ничего. Не важно.
– Так сорок четыре – это уже старый? – Его лицо светлеет. Папа уже оправился от того, что его мучало.
– Древний, – отвечаю я.
– Тогда надо бы попросить внести Глорию в список покупок памперсы для взрослых. – Согласна, шутка, может, и тупая, но я все равно смеюсь, потому что могу. Я могу дать ему это.
ГЛАВА 17
НН: три истории: 1) моей первой любовью была Чудо-женщина. у меня слабость к девушкам с лассо. 2) у мамы в аптечке полно лекарств. ксанакс. викодин. перкоцин. и еще куча всего. и она их принимает. постоянно. это похоже на зависимость. 3) у тебя красивые руки.
Я: не к месту будет сказано, но: 1) У меня мамины руки. Она играла на пианино. Я бросила после двух занятий. Хотя нужно было заниматься усерднее. Иногда я слушаю ее любимые произведения и представляю, будто это она играет. Вау, не могу поверить, что рассказала тебе. 2) Я была Чудо-женщиной на Хэллоуин пару лет назад. Но вместо синих трусов я надела синие штаны. Чикаго=холод. 3) Как насчет иронии? Мой отец, вообще-то, фармацевт. Настоящий. Так что мне известно об этих препаратах. Сожалею о твоей маме.
– Привет, Сморщенный Клубень, – говорит Итан, когда я встречаюсь с ним в библиотеке. Та самая ежедневная футболка, тот же самый стул возле «Koffee Kart», а теперь и тот же самый стол, где мы встретились в прошлый раз. Это парень просто погряз в рутине.
– Да ладно? Теперь вот так все будет? – спрашиваю я, но улыбаюсь. Мне по вкусу такая фамильярность. То, что он вообще обращается ко мне по прозвищу. – Мне казалось, ты говорил, это изысканное оскорбление.
– Я решил, что мы должны сократить до одного слова, – отвечает он и собирает книги. Судя по всему, мы снова будем гулять. И меня это радует. Мне гораздо проще общаться, когда не надо смотреть ему в глаза. Итан сегодня и выглядит по-другому, почти бодро. – Как насчет Клубенька? Клубняшечка? А?
– Ты что, поспал? – спрашиваю я.
Он озадаченно смотрит на меня.
– А? – Итан рассеянно запускает руку в волосы, создавая идеальный беспорядок. Мечтаю прикоснуться к его волосам и взъерошить их, как делала Джем. Их цвет такой темный, что, кажется, будто они кровоточат.
– Ну не знаю. Просто обычно ты кажешься усталым. А сегодня более бодрый.
– Так очевидно? – Он подталкивает меня плечом.
– Честно? Как Джекил и Хайд, – ухмыляюсь я, показывая, что не хотела его обидеть.
– Шесть часов. Без задних ног, – с гордостью заявляет он, будто выиграл приз. – Ты бы могла назвать меня человеком, ограниченным во сне. «По ночам я читаю, зимой отправляюсь на юг».
– Что?
– Прости. Цитата из «Бесплодной земли». Я много читаю по ночам, но зимой никуда не езжу, только иногда в Тахо, чтобы покататься на сноуборде. Так ты прочла ее?
– «Бесплодную землю»? – Почему я не могу за ним угнаться? Девушка я умная. Сплю по меньшей мере семь с половиной часов. И, пожалуйста, он может снова прикоснуться к моему плечу?
– «Странную историю доктора Джекила и мистера Хайда».
– Неа.
– Тебе стоит. Она довольно интересная. Про парня с раздвоением личности.
– Уверена, ты знаешь, о чем идет речь.
– Ха, – отвечает он.
– Как насчет Клубнительной? – спрашиваю я. Все намного проще, чем должно быть.
– Клубнительная Джесси, – он делает паузу, и я жду продолжения, – Холмс.
Позже мы сидим в «Старбаксе» – не в том, где тот странный бариста. Итан покупает мне ванильный латте и отмахивается от протянутых денег. Значит, это свидание? Или все окружающие в курсе того, что я ограничена в деньгах, по крайней мере, по стандартам Вуд-Вэлли? Опять же, это всего лишь латте, а Итан, похоже, из благородных парней. Он запоминает стихи, придерживает дверь и не достает телефон, даже когда приходят сообщения. Давайте посмотрим правде в глаза: скорее всего у Итана есть девушка – такая, у которой богатая сексуальная история, как у парижанки, – открытая, приятная и разносторонняя. Стоило бы узнать у Дри, но я стесняюсь. То, что мне нравится Итан, слишком похоже на клише.
– Полагаю, ты не пойдешь на вечеринку Джем в субботу, – говорит он и дует на свой кофе. Не уверена, стоит ли обижаться из-за его предположения, что меня не будет рядом с популярными детками из младших и старших классов в субботу. И почему ему каждый раз нужно упоминать этих эффектных близняшек? Это сбивает с толку.
– Вообще-то, думаю, что пойду. – Я пожимаю плечами, таким образом, пытаясь сказать: «Да пошли они». Ну и что с того, если им не нравится мой ноутбук, джинсы и все остальное во мне. Из-за этого я не останусь дома.
– Серьезно? – спрашивает он. – Круто.
– Мой друг играет со своей группой, так что… – Я могу назвать Лиама своим другом лишь с большой натяжкой, но мне хочется, чтобы Итан перестал думать обо мне как о жертве Джем. Как о законченной неудачнице.
– Ты про «МегаО»?
– Ага.
– А кого ты знаешь? – спрашивает он. Тоном на грани враждебности, будто это нелепость, что я знакома с кем-то из группы. В чем черт подери его проблема?
– Парня по имени Лиам. А что?