НН: абсолютно. если тебе интересно, я чувствую, что это важно: общаться с тобой
Я: Да?
НН: да
ГЛАВА 9
До того, как умерла мама, мы со Скарлетт зачастую обсуждали концепцию идеального дня. Что могло бы произойти – с того момента, как мы проснулись, и до того, как мы засыпаем, – что сделало бы этот день лучше, чем все предыдущие. Мы не мечтали о непостижимом. По крайней мере, я. Моим главным посылом было отсутствие неких событий. Я хотела такой день, на протяжении которого я бы не спотыкалась, не разливала бы ничего на одежду и не чувствовала бы себя неловкой, смущенной или непривлекательной. Я бы не опоздала на автобус и не забыла положить чистую форму для физры. Когда я посмотрела бы на себя после обеда, в моих зубах не застряли бы кусочки пищи, и ничего не торчало бы из носа.
Конечно, это не все условия. Еще я бы включила первый поцелуй, хотя не могла назвать вам конкретное имя – какой-то безымянный, безликий парень, с которым мне комфортно и уютно, и еще симпатичный. Я могла вообразить, как поедаю мамины блинчики на завтрак перед школой, которые она всегда пекла в виде моих инициалов задолго до того, как я выросла из вещей такого рода, хотя потом вы осознаете, что из вещей такого рода вы никогда не сможете вырасти. Или ее вегетарианскую лазанью на ужин. Я любила ее вегетарианскую лазанью.
Ничего необычного.
Кто знает? Может это был бы просто день пиццы в школе. В нашей школе была на удивление вкусная пицца.
Идеальный день не должен был включать в себя воображаемую поездку на Карибы или прыжки с парашютом, или поездку на заднем сидении мотоцикла в обнимку с кем-то обтянутым в кожу, хотя, по большей части, все это было в списке Скарлетт.
Мне же всегда нравилась простота.
Сейчас, по другую сторону всего, я не могу вообразить идеальный день. Теперь, без мамы, что вообще могло бы быть идеальным?
Я думаю о прежних временах – прежних, прежних, прежних – и все они кажутся идеальными. Да кому вообще было дело до моих отбитых ног или застрявших в носу козявках? У меня была мама, и не просто упоминание общего значения слова, а моя мама, которую я любила так, как не все любят своих мам. Знаю, в какой-то степени все любят своих мам, потому что это же мама, но я любила свою маму не только потому, что она была моей матерью. Я любила ее, потому что она была классной, интересной, добродушной, прислушивалась ко мне и продолжала печь мне блинчики в форме моих инициалов, потому что каким-то образом она поняла, чего даже я не осознавала, что я никогда не стану слишком взрослой для такого рода вещей. Я любила маму, потому что она прочла мне вслух всю серию о Гарри Поттере, и когда она закончилась, то вместе со мной хотела начать ее перечитывать.
Если что я и уяснила за последние два года, так это то, что память изменчива. Когда я читаю Гарри, то больше не слышу голос мамы, но представляю ее рядом со мной, а когда даже это не получается, то воображаю вес кого-то, сидящего напротив меня, рука возле моей руки, и делаю вид, что этого достаточно.
Я любила маму, потому что она была моей.
А я была ее.
И этой принадлежности друг к другу никогда уже не будет в моей жизни.
Идеальные дни только для тех, у кого небольшие, осуществимые желания. А может, для всех нас они просто становятся идеальными позднее; лишь потому, что они были безоговорочно и безвозвратно потеряны.
ГЛАВА 10
– Извини, мы только что наняли барист с опытом работы в «Старбаксе», – отвечает парень из «Старбакса», когда я спрашиваю про подработку после школы. На вид ему двадцать с хвостиком, и, похоже, он тратит большую часть своих чаевых на гель для укладки волос. – Это серьезная работа. Мы подходим к ней очень ответственно.
– Погоди, что? – спрашиваю я, потому что после вышесказанного промолчать я просто не могу.
– Прости, просто разучиваю роль. – Он показывает мне сценарий, который прячет под стойкой. – Чуть позже у меня прослушивание. Вообще-то, я актер.
Кофе-Парень, чье имя, если верить бейджику, на самом деле Гай16, улыбается так фальшиво, что складывается такое впечатление, будто он делает кому-то одолжение.
– Я только что получил приглашение стать участником нового шоу «Развратные парковщики».
– Клево, – отвечаю я, раздумывая, надо ли из вежливости сказать, что он выглядит знакомо. Хотя это не так. – Так как же ты стал опытным баристой в «Старбаксе», если они нанимают барист только с опытом работы в «Старбаксе»? Сначала курица, потом яйцо, верно?
– А?
– Я просто спрашиваю, как ты получил работу?
– А, ну да. Я соврал.
– Ты соврал?
– Я сказал, что работал в «Старбаксе» раньше. Несколько лет.
– И они тебе поверили? – Размышляю о том, чтобы пойти домой и отредактировать резюме, добавив графу «Старбакс» на Оук-Парк с 2013 по 2014, и придти завтра. Но потом представляю свой первый день в качестве псевдоопытного работника «Старбакса». Не сомневаюсь, что я ошпарю себя или же на мне сорвут злость клиенты. Люди отвратительны до того, как получат свой кофе.
– Думаю, я очень хороший актер. – Кофе-Парень снова улыбается, и создается впечатление, будто он говорит три разных реплики одновременно. Ту, что он произносит вслух, ту, которую репетирует из-под стойки, и ту, невысказанную, что кроится в его улыбке, которая словно говорит: «Всегда пожалуйста».
После «Старбакса» мне не везет в «ГЭПе», в местечке, где делают фрэши, в безглютеновой вегетарианской кондитерской и в «Намасте Йоге». Я уже готова было сдаться, когда замечаю крошечный книжный магазин под названием «Купи книгу здесь!», приютившегося напротив магазина с дизайнерской детской одеждой. Не самый обнадеживающий знак, но попытка не пытка.
Книжный запах приветствует меня с порога, и я чувствую себя как дома. Именно так пах мой дом в Чикаго – бумагой. Скрещиваю пальчики в кармане и произношу короткую молитву, пока прохожу мимо полок к кассе в другом конце магазина. В другой ситуации я бы не торопилась, пробежала пальцами по корешкам, посмотрела бы, есть ли что-то достойное внимания, что потом можно будет позаимствовать в библиотеке. Но прямо сейчас мне нужна работа, а не материал для чтения. И без того, даже не имея подобия социальной жизни, мне допоздна приходиться работать над домашкой и подготовкой к академическому тесту. И хотя я отчаянно нуждалась в кофеине сегодня, у меня не получилось купить даже диетическую колу из тупого кафетерия Вуд-Вэлли (НН прав. В банкоматах можно снять минимум 10 долларов. А у меня на счету только 8,76. Я собиралась попросить денег у отца утром, но рядом была Рейчел, и я не могла вынести мысль о том, что она полезет за кошельком и протянет мне двадцатку).
– Я могу тебе помочь, милая? – спрашивает продавщица, и, посмотрев ей в лицо, я понимаю, что с момента переезда сюда я не видела ни одного человека с морщинами. У всех женщин в ЛА натянутая, накачанная ботоксом кожа, отчего они выглядят не на свой возраст – им может быть как сорок, так и семьдесят. У этой же – волосы седые, а губы исчерчены морщинками, она одета в одну из тех льняных туник, которые продаются в дорогих магазинах для хиппи. Ей, вероятно, столько же, сколько и Рейчел, хотя у них может быть разный типаж. Там, где у Рейчел острые линии, у нее они плавные.
– Здравствуйте, вам случайно не нужен помощник? – интересуюсь я и слышу голос Скар в голове: «Включи свою внутреннюю богиню. Будь уверенной, сильной и убедительной». Любимое слово Скар – «убедительный», и на самом деле это все, что вам нужно о ней знать. Мое любимое слово – «провафлить». Одновременно напоминание о вкусной еде и глагол.
Женщина внимательно осматривает меня, отмечая мои кеды, потрепанный шарфик, кожаную мотоциклетную куртку и волосы, забранные на макушке в небрежный пучок. Может, мне нужно было придать себе более профессиональный вид, хотя у меня нет костюма или чего-то подобного. Даже на похороны мамы я одалживала одежду у Скарлетт. После чего она перестала носить свой любимый пиджак из-за плохих ассоциаций.
– Зависит от того, как ты относишься к книгам? – задает она встречный вопрос.
Я ставлю сумку на стойку и открываю ее. Вынимаю шесть книг, которые взяла в библиотеке на прошлой неделе. Когда мы переехали, я завела себе там абонемент. Потому что это одна из тех вещей, которые гарантированно будут бесплатными.
– Это то, что я читаю сейчас. «Бесплодная земля» и «Преступление и наказание» по школьной программе, остальное же для души.
– Ты читаешь документальную литературу о нацистской Германии для души? – спрашивает она, указывая на книгу «Пропавшие» Дэниела Мендельсона.
– Захотелось чего-то новенького. Она показалась мне интересной. О парне, который пытается выяснить, что произошло с его семьей.
– Да уж. Третья книга в серии молодежной антиутопии говорит о том, что ты готова ждать серию до конца. О, и кое-что олдскульное Глории Стейнем. Мне нравится такое разнообразие.
– Я всегда любила читать. Это у меня в ДНК, – говорю я, задерживая дыхание.
– Вот, что я тебе скажу, – молвит она, и я улавливаю нотки вежливого отказа.
Нет, мне нужна эта работа.
– Пожалуйста. Послушайте, мне не нужно работать много часов, если вы нуждаетесь в ком-то на неполный рабочий день, то тогда я могу быть этим человеком. Хочу сказать, что я подстроюсь под любой график. Я свободна каждый день после школы и по выходным. Я люблю книги, мне нравится ваш магазин и даже его название, хотя не уверена, что нужно использовать восклицательный знак, и мне кажется, что это могло бы быть подходящим местом. Для меня. Здесь. У меня есть с собой резюме, если оно вам нужно.
Я достаю свое жалкое резюме, содержащее опыт работы няней и недолгую работу в магазине заколок для сопливых семилеток и, конечно же, знаменитые два года в «Смузи Кинг». Мои внеклассные занятия (ежегодник, газета, клуб фотографии, клуб испанского, поэтический клуб), мой средний балл в предыдущей школе и маленький абзац под заголовком «Хобби и интересы»: Чтение. Сочинительство. Траур (окей, этого там нет, но должно было бы. В этом я совершенна).
Надо было поменять шрифт на «Courier 16» так, чтобы мое резюме занимало целую страницу.
– Где ты учишься?
– Вуд-Вэлли? – произношу я с вопросительной интонацией. Черт бы ее побрал. – Я в старшем классе? Только переехала?
– Мой сын тоже учится в Вуд-Вэлли, он в выпускном классе. Знаешь его? Лиам Сэндлер?
– Извините, я совсем новичок. Пока никого не знаю.
– Ты мне нравишься, – говорит она, ее улыбка абсолютно другая, нежели у Кофе-Парня. Доверительная, а не самовлюбленная. – Давай я поговорю с Лиамом. Он жаловался, что хочет больше времени репетировать с группой. Если он захочет отдать свои часы, то они твои.
– Большое вам спасибо. Мой номер написан в уголке сверху, так что просто позвоните мне. В любом случае. – Я мешкаю на выходе, хотя понятно, что мне пора. Судьба моя теперь в руках какого-то старшеклассника из Вуд-Вэлли, который хочет больше времени стучать на барабанах. Надеюсь, ему захочется практиковаться каждый день и каждый выходной.
Я хочу съехать из дома Рейчел и переехать сюда, спать под стеллажами и заваривать суп в кружке из кулера, что в углу. Я хочу, чтобы эта седовласая женщина обсуждала со мной книги и помогала мне с домашкой. Хочу, чтобы она сказала мне, что я сдам академический тест на отлично, даже несмотря на то, что ко мне не приходит репетитор два раза в неделю, как к Тео. Хочу, чтобы она заверила меня в том, что все будет хорошо.
Даже если отбросить все вышеперечисленное, по крайней мере, я хочу, чтоб она дала мне скидку.
Я собираю книги и иду к двери с поникшей головой. Вынимаю телефон, чтобы написать Скар.
Я: Посылаю позитивные вибрации. Идеальный книжный=идеальная работа. Я так хочу ее.
Скарлетт: Лучше, чем смешивать смузи с твоей наилучшайшей подружкой?
Я: Даже рядом не стоит. Но если я вынуждена быть волком-одиночкой, то лучше быть в окружении воображаемых друзей.
Скарлетт: Скучаю по тебе, леди.
От ее слов мне становится легче, и я ловлю себя на том, что улыбаюсь в телефон. Я не одинока. Не совсем. Только географически изолирована.
Не печатай на ходу. Первая мысль, когда я оказалась прямо на полу порога книжного магазина, держась за пульсирующий лоб. Я вижу звезды. Не те, что пообещал отец, когда пытался воодушевить меня перед переездом в Лос-Анджелес, а те, которые рисуют в мультиках, дабы обозначить столкновение. Понятия не имею, как я здесь оказалась. Почему мне больно вращать головой, почему коленки подогнулись, и почему я чувствую, что готова расплакаться в миллионный раз после переезда в это место.
– Ты в порядке? – спрашивает голос. Я не поднимаю взгляд – еще не время, потому что чувствую, если пошевелю головой, то меня может вырвать, а от этого все может стать еще хуже. Такого унижения я не вынесу, лучше буду сдерживаться, пока могу, не усугубляя ситуацию. – Я тебя не заметил.
– Ясно, – отвечаю я и внезапно смотрю глаза в глаза своему ровеснику, который присел на корточки проверить мое лицо на наличие ушибов и ссадин. У него длинные грязновато-светлые волосы, темно-карие глаза и намечающийся прыщ на подбородке. Улучшенная версия Адама Кравица – мальчика по соседству. Милый, отрешенный, вероятно умный, хорошо относящийся к матери, и кто, возможно, повзрослев, изобретет что-то вроде тамблера. Такого парня вам захочется поцеловать – особенно, если он сможет рассмешить вас – и с ним вы будете не против подержаться за руки. Я моргаю, снова замечая его лохматые волосы. Я откуда-то его знаю.
– Что это было? – спрашиваю я.
– Это был Эрл. – Он показывает на большую штуку за его спиной.
– Эрл?
– Моя гитара, – поясняет он.
– Твою гитару зовут Эрл? – спрашиваю я, хотя это, наверное, наименее важный вопрос в данной ситуации. Мне нужно было попросить льда или упаковку замороженного горошка, в крайнем случае, обезболивающее. Уже чувствую, как растет шишка.
– Ну да. Ты точно в порядке? Я тебя знатно приложил.
– Жить буду. – Он протягивает ладонь и помогает мне встать, тут я понимаю, что гораздо тверже стою на ногах, чем думала.
– Мне правда жаль. Мой косяк. Он кладет телефон в карман (Может, он тоже шел, набирая сообщение?) и кладет гитару возле одного из стеллажей. На чехле наклеен стикер ВСЗГ17. А, теперь я поняла, кто он. Ну конечно. Он был свидетелем моего первого, но не последнего, унизительного момента в Вуд-Вэлли. Парень, который был стажером в гугле и путешествовал по Индии. В этой ситуации он выглядит совершенно по-другому.
– Просто обдумывал текст одной песни и хотел записать слова, пока не забыл.
– Подожди, так ты Лиам? – спрашиваю я.
– Зависит от того, планируешь ли ты подать на меня в суд, – отвечает он. Теперь, когда я сложила дважды два, вижу черты матери в его лице. Ту же широкую улыбку. Спрашиваю себя, какую музыку играет его группа. Наверное, это что-то местечковое, и они, скорее всего, хороши. Определенно, они должны больше репетировать.
– Неа, – улыбаюсь я.
– Тогда, что я могу для тебя сделать? Теперь я твой должник.
В голове раздается громкий ясный голос Скар: «Будь убедительной». Так я и поступаю.
– Я получила работу! – заявляю я, когда возвращаюсь к Рейчел. Я так возбуждена, что мне надо с кем-то поделиться, даже если этот кто-то мой незаинтересованный сводный брат, который никогда не унизит себя чем-то настолько приземленным, как работа. Я нахожу его в спальне, играющим на ноутбуке. – И перед тем как ты снова забьешься в истерике, не в «Ральфе». В это место ты и твои друзья никогда в жизни не зайдете. Так что не беспокойся.
– Никогда не видел тебя такой воодушевленной. Это довольно мило, – говорит Тео. – Так куда я не зайду никогда в жизни? О, дай догадаюсь.
Он убирает ноутбук и кладет руки на лоб, изображая работу мысли.
– «КФС»?
– Неа.
– Закрытая площадка для баскетбола?
– Неа. Хотя я люблю эту игру.
– Смешная закусочная с крендельками.
– Вообще не близко.
Рейчел просовывает голову в дверь, и мой живот скручивается, что случается всякий раз при ее появлении. Я не настолько глупа, чтобы винить в этом ее, и понимаю, что мои чувства к ней не имеют ничего общего с тем, какова она на самом деле, но я не могу изменить их. Не хочу узнавать ее, не хочу, чтобы эта случайная особа, которую по необъяснимым причинам папа выбрал в жены, стала составной частью моей жизни.
– Что случилось? Я слышала счастливые крики! – говорит она. Она не может сдержаться, ее взгляд мечется между мной и Тео, а улыбка настолько эмоциональна, что можно догадаться о том, что вертится у нее на кончике языка. Она будто мыслит вслух: «Может, из всего этого что-то, в конце концов, и получится».
– Ничего, – отвечаю я, и когда ее лицо омрачается, чувствую вину. Я не хотела обидеть ее, но просто не готова поделиться с ней. Рассказать о единственной хорошей новости, которая произошла с тех пор, как я сюда переехала.
– Извините. Оставлю вас наедине! – говорит она как всегда слишком громко и идет дальше по коридору. Интересно, поднимет ли эту тему позже отец, если она расскажет ему, что я ей нагрубила, и попросит ли он меня быть вежливее.
Мне нужно быть вежливее.
– Ладно, сдаюсь. Расскажи своему старшему братцу, – говорит Тео, даже не обратив внимания на то, как я разговаривала с его матерью, а может, не сильно заботясь.
– Оу, звучит как-то неправильно.
– Знаю, ну так куда?