Он перехватил ее взгляд, подмигнул:
– Бриллиантики любишь? На пару каратов тебе хватит.
Надю передернуло.
– Зря кривишься, – пожал плечами толстяк. И философски добавил: – Впрочем, в первый раз – оно всегда сложно…
– Коль, давай без дискуссий, – попросил журналист – он, похоже, с новым статусом уже освоился. – Письменного стола я что-то вообще не вижу… Как думаешь – где в таком случае могут документы лежать?
– В комнате – больше негде, – мгновенно отреагировал толстяк. – Пошли, в кухне пошаримся… А как твои документы хоть выглядят?
– Сам не знаю, – поморщился журналист. – Папка с бумагами, наверно. Или, может быть, ежедневник…
– Учу, – снисходительно сказал толстяк, когда все трое прошли в кухню. – Первым делом лезем туда, где крупы и сахар. Любимый, кстати сказать, тайник обывателя. Пусто. Шаг второй – плита и вокруг нее, утятницу не забудь открыть. Ничего. Теперь – холодильник и морозилка, особенно – коробки вроде как с пиццей… Опять голяк, странно…
Уже молча, без комментариев, он проверил остальные шкафчики, бар, посудомоечную машину… Надя с Димой помогали – но ничего интересного обнаружить не удалось и им.
– Тогда в сортир, – приказал Коля.
Сортир оказался целой залой – комната метров на двенадцать, с зеркальным потолком, джакузи, биде и собственно унитазом.
– Открываем бачок… – Николь приподнял крышку и вдруг замер.
– Что?.. – испуганно спросила Надя.
– У двери в квартиру… кто-то стоит… – одними губами прошептал толстяк.
Надя побледнела. Все трое напряженно прислушались. Тихонько поет вода в трубах, с кухни слышно мирное урчание холодильника, из-за стены, от соседей, доносятся позывные «Маяка».
– Тебе показалось, – пожал плечами Полуянов.
И в этот момент в дверь позвонили.
– Нет!.. – выдохнула Надя.
– Тихо! – схватил ее за руку Николь. – Сейчас уйдут.
Звонков и правда больше не последовало. Зато в двери начал проворачиваться ключ.
Надя почувствовала, как пол уходит у нее из-под ног. Неужели ее сейчас застанут на месте преступления, в чужой квартире?! Какой кошмар, какой ужас!
Дима, бледный и напряженный, прошептал:
– Надо уходить, пробовать… Второй этаж, невысоко…
Один Колян не растерял хладнокровия:
– Это не менты – те сразу дверь вышибают. Похоже, хозяин.
– Он мертв, – прошептал Дима.
– Значит, друзья хозяина. Так, дети, без паники. Замки я заблокировал, пару минут они повозятся. Димыч, вон тот шкафчик проверь. А ты, Надя, – за биде загляни.
– Не до того! Пошли быстрей! – взмолился Полуянов.
В двери между тем продолжали ковыряться. Выламывать не пытались, в звонок больше не трезвонили. Видно, не сомневались, что в квартире никого нет.
– Минуточку. – Толстяк легко вскочил на унитаз, дотянулся до вентиляционной решетки, сдвинул ее… и удовлетворенно произнес: – Ну, вот, а я уже волноваться начал.
Он ухмыльнулся и протянул Полуянову небольшую кожаную папку:
– Оно?
– Не знаю! Бежим!
От входа донесся звук удара – и сердитый, хорошо слышный сквозь тонкую дверь, мужской голос:
– Марат! Ты дома, что ль? Тогда открывай! Это я, дядя Вася, за деньгами. Ты чего вовремя не заплатил, а! И не звонишь!
Опять звук удара, потом – бурчание:
– Не, дома вроде никого. А что ж замок не открывается? Сломался, что ли?
– Дошло наконец. Похоже, это хозяин квартиры, – презрительно пожал плечами Колян. – Ну, приступим к парашютированию?
– А если это никакой не «дядя Вася»? Если менты? – вырвалось у Нади. – Одни – квартиру вскрывают, другие – под окнами стоят?
– Не исключаю, – равнодушно пожал плечами Колян. – Что ж, значит, не повезло. Вы только в предварительном сговоре не сознавайтесь, ясно?
Он вышел из туалета первым, сообщил:
– Окна здесь на две стороны, высота – примерно четыре двадцать. Будем прыгать на улицу, стало быть, из кухни. Первая – Надька, дальше – ты, Димон. Я – последний. Ну, с богом.
«Нет, это все не со мной», – отстраненно подумала Надя.
Она услышала, как затрещала под еще одним ударом входная дверь.
Николай схватил ее за руку, подтащил к окну… Полуянов тем временем распахивал створки.
– Давай, девочка, – приказал Николь. – Только вниз не смотри.
– Я… я боюсь…
– А это никого не волнует, – жестко сказал вор. Небрежным жестом, словно перышко, оторвал Надю от пола, поставил на подоконник и – она даже испугаться не успела – легонько подтолкнул в спину.
– Сгруппируйся! – услышала она сдавленный вскрик Полуянова.
Успела поджать колени к груди – и тяжело грохнулась на бок. Правую ногу пронзила резкая боль – вывих? перелом?..
Почти в ту же секунду рядом приземлился журналист – у того прыжок вышел более удачным, он тут же вскочил на ноги. Последним, как и договаривались, квартиру покинул Николь. От его приземления земля будто содрогнулась – и Надя тут же услышала сдавленное ругательство.
– Нога, …! …, сломал!..
А Полуянов оставил обоих на земле и бросился по направлению к дороге.
– Куда он? – выдохнула Надя.
– Правильно, – прохрипел Николай. – Тачку ловить побежал. Ну-ка, лапа, помоги мне подняться.
– Я не могу… тоже нога! – пискнула Надя.
– Наденька, пожалуйста, постарайся… – ласково попросил толстяк. – Я без тебя никак…
И одарил девушку таким безмятежным и теплым взглядом, что она, превозмогая боль, тут же вскочила на ноги. Больно, конечно, но идти можно. Значит, не перелом. Вывих, растяжение – или просто ушиб. Зато у Николая правая конечность оказалась неестественно вывернутой.
К ним уже бежал Полуянов, а у обочины дожидалось такси.
– Плохо, что не частник, – вздохнул Николай. – Впрочем, выбирать не приходится.
В квартире над их головами вспыхнул свет.
– Вошел, наконец, – констатировал вор. – Сейчас увидит, что окно открыто… Быстрей, Надюша, быстрей!..
Она подставила ему плечо, охнула под весом огромной туши… к счастью, тут и Полуянов подоспел. В окне шестнадцатой квартиры тем временем показалось лицо мужчины – тот пару секунд изумленно смотрел на разыгрывающуюся сцену. Потом выкрикнул:
– А ну, стоять! Воры!!! Держите!!!
Но Надя с Димой уже тащили Николая к машине.
Мужчина из окна шестнадцатой квартиры исчез.
– За нами бежит. Или в милицию звонит, – прохрипел Николай. – Быстрей, еще быстрей!..
– Эй, что за дела? – вышел им навстречу таксист. – Мы так не договаривались…
– Пожалуйста! – пискнула Надя.
– Триста баксов, – спокойно предложил Николь.
– Пятьсот, – не растерялся таксист.
Торговаться было некогда – от дома к ним уже мчался давешний «дядя Вася»…
«Какой кошмар!» – в который уж раз за сегодняшний день подумала Надя.
– Ладно, пятьсот! – быстро согласился Полуянов.
– Тогда поехали… – буркнул водила, быстро возвращаясь за руль.
– Ну, что, Надюшка, ты рада? – усмехнулся Николай, тяжело плюхаясь на заднее сиденье.
– Тому, что сбежали? – слабо улыбнулась она.
– Ну, это-то ерунда. Тому, что со мной познакомилась. И что внукам теперь есть что рассказывать, – подмигнул ей Николь.
И Надя решила не врать:
– Рада. Спасибо тебе, Коля!
И с удивлением поймала ревнивый взгляд Полуянова.
Глава 13
НадяУтро началось романтично.
Надя проснулась от того, что ее погладили по руке. Гладили бережно, почти с нежностью.
«Молодец Димка, – еще в полусне улыбнулась Надя. – Умеет будить». Открыла глаза – и чуть инфаркт не схватила. Возле постели действительно стоял Полуянов. Рядом, на стульчике, – помещался поднос с чашечкой кофе. Тоже приятно, хотя ожидаемо – пару раз уже бывало, что Дима ей кофе в спальню подавал. Но вот роскошного букета роз, штук в пятьдесят, не меньше, Надя предугадать никак не могла. Димка – и вдруг цветы ей дарит?! Да еще в таких количествах?
Точно, от вчерашних приключений журналист ума решился.
– Господи, что это?! – хрипло со сна пробормотала Надя.
– Не видишь, что ли, – цветуечки, – фыркнул Полуянов.
Смотрел он на Надю почему-то с укором. Бросил букет прямо на постель и заявил:
– Извращенный, подруга, у тебя вкус.
– Почему извращенный? – не поняла Надя. – Розы очень красивые, спасибо большое…
– А я-то здесь при чем? – удивился журналист. И объяснил: – Это тебе Колька прислал. С курьером. Вот, тут и карточка есть. – Он протянул подруге детства изящную картонку.
«Поздравляю с почином, Манечка!» – прочитала Надя аккуратную надпись.
– Очень глупо, по-моему, – прокомментировал Дима.
– А почему вдруг Маня? – не поняла Митрофанова.
– На Маньку-облигацию, наверно, намекает.
Надя фыркнула, потом погрустнела:
– Боже мой, Димка, неужели мы правда это сделали? В «Криминальном курьере» ничего про нас не говорили?
– Нет, конечно. Подумаешь, событие! В Москве краж ежедневно до сотни, – снисходительно сказал журналист.
– Нет, конечно. Подумаешь, событие! В Москве краж ежедневно до сотни, – снисходительно сказал журналист.
– Но Коля-то – какой молодец! И чувство юмора у него есть. – Надя перечитала надпись на карточке и улыбнулась.
Потом с наслаждением понюхала букет – розы пахли одуряюще. Еще бы, в таком количестве! Она сроду больше пяти жалких штучек в подарок не получала…
Девушка мечтательно прикрыла глаза.
– Ты чего млеешь? – не понял Полуянов.
– А чего бы мне не млеть? – пожала плечами Надя. – Выспалась. Кофе в постель. Розы…
– А я не спал ни черта, – пожаловался журналист.
Он устало присел на краешек Надиной кровати.
Митрофанова хотела было, по привычке, опасливо отодвинуться – да потом решила не суетиться. Димка выглядел настолько усталым и бледным, что самцовых поползновений, и гадать не надо, с его стороны не последует.
– А почему ты не спал? – огорчилась она. – Я вчера в две секунды отключилась.
– А я, дурак, решил перед сном Маратову папку просмотреть. Хотя бы одним глазком, – вздохнул журналист. – Вот и увлекся…
– Ну, ты герой! – восхитилась Надя. – Откуда только силы взялись?!
…Домой – ехать решили в квартиру Полуянова – они вчера вернулись только в три часа ночи. Пока пару раз пересаживались с машины на машину – путали следы. Пока отвезли Николая, пока звонили его приятелю, доктору, пока ждали, когда тот подъедет… Потом успокаивали, что сломанная нога, конечно же, заживет – и убеждали, что пить пиво сегодня уже поздно, но они обязательно встретятся в другой раз… В итоге Надя устала так, что ноги переплетались, словно у матерой алкашки, Дима ее едва не волоком тащил. И совсем уже смутно она помнила, как поднимались в квартиру, как журналист вел ее в спальню, укладывал в постель и сетовал, что свеженакрахмаленного белья в его холостяцкой берлоге, увы, не имеется…
– …Вообще-то я никаких бумаг просматривать не собирался. Спать хотел дико. Но мне ведь на диване пришлось куковать – пока отдельные барыни на моем сексодроме нежились, – пожаловался журналист. – А там пружины жесткие, как сволочи. Да и без белья фигово. Плюс, ясное дело, тоже перенервничал вчера. В общем, не уснул. Вот и взялся за Маратовы документы – типа, как за снотворное. Но там такая бомба обнаружилась!
– Говори, – потребовала Надя.
– Сначала кофе выпей, – кивнул на поднос Полуянов. – Специально для тебя ведь варил…
«Вот жизнь у меня сегодня! Цветы присылают, кофе приносят! Всегда бы так…» – снова порадовалась Надежда. И с достоинством сказала:
– С удовольствием выпью. А ты, пожалуйста, пока вазу принеси.
– Такой туфты в хозяйстве не держим, – хмыкнул журналист.
– Тогда банку трехлитровую. Или ведро… – заулыбалась девушка.
И тут ее словно пружиной ударило – как же можно?! Она здесь нежится, а про Родиона-то, любимого пса, забыла! А он – со вчерашнего дня негулянный и некормленный!
– Димка, дай телефон, быстро, – вскинулась Надежда.
– Что стряслось? – опешил Дима.
– Родион!
– О господи! Тут такие дела, а ты со своей шавкой… – заворчал Димка.
Но трубку ей протянул – и, пока Надя созванивалась с соседкой, у которой на всякий случай имелись ключи от ее квартиры, извинялась за беспокойство и давала наставления, где лежит корм, а где ошейник – весь кофе, «сваренный специально для нее», преспокойно уговорил.
И нет чтобы извиниться, – заявляет нагло:
– Эх, умею же я кофе варить…
– Подлый ты, Полуянов, – вздохнула Надя.
– Я не подлый, я усталый, – гордо проговорил журналист. – Потому почти невменяемый… Но, если хочешь, я еще сварю.
– Нет уж, потом, – покачала она головой. – Сначала про Марата расскажи.
– Короче, Марат наш оказался тот еще деятель. Подвиг на подвиге. И, что ценно, – все свои сделки-делишки он аккуратно учитывал. Вот в этом – Дима помахал небольшой кожаной книжечкой – еженедельнике.
– Ну?!
– Не знаю уж, какой из него менеджер был – тебе виднее! – а сутенер получился первостатейный. Модельками своими торговал вовсю. В его агентстве числилось тридцать семь девушек – и только пятеро, Лерка, кстати, в их числе, использовались, как говорится, по прямому назначению. То есть типа по подиуму ходить. А остальных – куда он только не пристраивал…
– В смысле в аренду сдавал? Как Соньку – Черкашину?
– Ну, это только один из вариантов. Так называемая «постоянная основа», – усмехнулся журналист. – Разовый платеж со стороны заказчика, а потом его же выплаты Марату – небольшие, но ежемесячные. Но были и другие расклады. – Полуянов заглянул в ежедневник. – Типа, одноразовое обслуживание клиентов. Например, «Лена Ч. – Саиду Р. Седьмого мая, на два часа, с выездом». Всего-то тысяча долларов.
– Гадость, – поморщилась Надя.
– Не гадость, а интереснейший материал о специфике модельного бизнеса, – назидательно сказал Полуянов. – На шикарный очерк тянет. С продолжением номерах в пяти.
– Ну а по клинике доктора Блохиной что-нибудь нашлось? – нетерпеливо спросила Надежда.
– Выше крыши, – кивнул Полуянов. – Как ты думаешь, скольких своих девчонок наш Марат в доноры яйцеклеток пристроил?
– Лера говорила, что только их с Соней, – напомнила Надя.
– В этом месяце – да, только их. Соне – три недели назад операцию сделали, Лерочке – десять дней тому как. Но с Блохиной Марат, оказывается, работает уже больше двух лет. И за это время, – Дима вновь сверился со своими записями, – через ее клинику прошло восемнадцать юных и прекрасных фотомоделей.
– И сколько, интересно, он получал за каждую? – заинтересовалась Надя.
– Знаешь, немало. Очень немало. По пяти тысяч долларов за особь.
– В смысле, за яйцеклетку?!
– Нет. В смысле, за девушку.
– И все равно странно!.. – удивленно воскликнула Надя.
– Почему же странно?
– Да потому, что я читала – в твоих же, кстати, «Молодежных вестях» – как беременные девочки с Украины специально приезжают в Москву. По приглашению подобных клиник. Потому что им здесь обещали, – Надя, ступая на скользкую тему, как обычно, смутилась, – по триста долларов за плод. Всего по триста!..
– Ну, и ничего странного. То ж безвестные хохлушки! А Марат доктору Блохиной – эксклюзив поставлял. Племенной товар. Красоток и победительниц конкурсов.
– Так ведь разницы нет, от кого стволовые клетки получать… – пожала плечами Надя. – Хоть от красотки, хоть от хохлушки, хоть от бомжа. Зачем же Блохиной платить Марату целых пять тысяч долларов за его фотомоделей – если в Москве полно неудачниц, которые и за пару сотен на что угодно согласятся?
– Ну, этого я тебе не скажу, – вздохнул Полуянов. – А вот табличку, куда Марат все свои расчеты с Блохиной записывал, продемонстрировать могу. – Дима развернул ежедневник. – Вот она, Маратова черная бухгалтерия. Смотри.
– «Расчеты с И.В.Б.», – прочитала девушка заголовок. – Ясно. Аббревиатура понятная – с Ирэной Валентиновной Блохиной. Первая запись аж пятнадцатого мая позапрошлого года… Юля Ю. – аванс тысяча долларов.
– Это, видно, в тот день, когда Ирэна Валентиновна решила, что девушка ей подходит. И заявила, что той якобы миому будут вырезать, – прокомментировал журналист.
– Теперь – двадцать пятое мая. Юля Ю., контракт исполнен, – еще четыре тысячи…
– А это, наверно, в тот день, когда у нее эту, так сказать, миому вырезали. А на самом деле – яйцеклетки достали! – азартно воскликнул журналист.
– Да, похоже… – кивнула Надя. – И сколько, ты говорил, они девчонок так надурили?
– Восемнадцать. Последними, как ты понимаешь, были Соня П. и Валерия Л. Такая же схема – сначала аванс, через десять дней полная выплата. И деньги за Леру с Соней Марат, кстати, только неделю назад получил… Ну, как – бомба?
– Бомба, – согласилась Надя. И прибавила: – Для газеты.
– Для следствия – тоже, – не согласился журналист.
– Ты так считаешь? Но тут ведь даже фамилия Блохиной не указана, только инициалы, И.В.Б… А мало ли кто эта И.В.Б.? Совсем не факт, что Ирэна Валентиновна Блохина. Ее-то подписей нигде нет…
– Ну, во-первых, всех этих Юль Ю. и иже с ними можно найти. И сводить к врачам – пусть доктора заключения им выдают, такие, как у Лерки было…
– Если девочки, конечно, на это согласятся, – протянула Надя.
– Согласятся, – заверил Полуянов. – Пусть не все – но хотя бы кого-то мы уговорим. А нет – менты принудительную экспертизу назначат.
– Хорошо, пусть так, – кивнула Митрофанова. – Допустим. Удалось доказать, что Блохина изымала у пациенток без их ведома яйцеклетки. Но это разве такое уж большое преступление? Как, интересно, его квалифицируют? Нетяжкий вред здоровью?
– Мошенничество, наверно. И нанесение телесных повреждений.
– Значит, если адвокат хороший, – срок условно дадут, – вздохнула Надежда.
– Но репутации Блохиной в любом случае конец. И бизнесу. Да к ней ни один человек больше лечиться не пойдет! И девчонки потерпевшие иски вчинят.