Бормоча себе под нос, отправилась в гостиную. Не веря своим глазам, уставилась на женщину на полу…
Потрясенная, поднесла руку к горлу и попыталась закричать, но из горла вырвался лишь хрип…
Глава 13
А вы верите в привидения?
…Об этом происшествии много было толков; но оно ничем не объяснилось. Замечательно только то, что все те, которые рассказывали об этом происшествии, умерли чрез две недели после своего рассказа…
Владимир Одоевский. «Привидение»…Кафе было почти пустым. Я сидела за столиком у стены, рассеянно уставясь на экран телевизора. Галка запаздывала. Кроме меня, здесь находились всего трое: молодой человек в синем свитере, расположившийся позади меня, да пара в углу. Вдруг он негромко сказал мне в спину: «Простите, вы верите в привидения?»
Я с удивлением обернулась. Он смотрел на меня очень серьезно, и я поняла, что он не шутит. Пьяный? Псих? Неспокойные, пронзительно-синие глаза на худом смуглом лице – легкий синий свитер подчеркивал их цвет, длинные темные волосы забраны в конский хвост. Густые брови, крупный рот, позавчерашняя щетина…
Лицо фанатика или мученика в готическом стиле. Я невольно бросила взгляд на пару, сидевшую в углу, – хорошо, что я не одна. Маленькое полутемное кафе, такое уютное, уже казалось чуть ли не зловещим. Я перевела взгляд на странного парня. Он смотрел на меня в упор, и во взгляде его были беспокойство и ожидание.
– Привидения? – повторила я, чтобы выиграть время. – Наверное, не верю… Никогда не видела.
– Я тоже не видел, – сказал парень, и я уже была готова рассмеяться, решив, что он пошутил, что это была попытка привлечь мое внимание и познакомиться, но я ошиблась. – Я их не видел, но слышал! Можно я пересяду к вам? – Не дожидаясь моего согласия, он перенес чашку на мой столик. Бросил на спинку стула куртку. – Глеб Кочубей! – Он шутливо вытянулся и щелкнул каблуками. – Почти безработный актер. – Он пытался шутить, но получалось не очень – уж слишком неспокойными были его глаза.
– Екатерина Берест. А почему… почти?
Он смотрел на меня улыбаясь – улыбка у него была хорошая, и я невольно улыбнулась в ответ.
– Я написал заявление в ваш Молодежный театр, но приживусь ли там – не знаю. С испытательным сроком, так сказать.
– Про привидения – из вашей новой роли?
– Нет, про привидения из моей новой жизни. Я нормальный, честное слово. И непьющий, во всяком случае, в последнее время. Так, отметили с друзьями мой приезд, посидели слегка…
– А где привидения?
– Вы не будете смеяться?
– Не буду.
– Честное слово?
Я рассмеялась. Дверь вдруг распахнулась, и на пороге появилась взмыленная Галка. Она обвела взглядом кафе, выхватила меня и уставилась на парня. Потом ринулась к нам.
– Моя подруга Галина, – представила я ее. – Опаздываешь!
– Глеб Кочубей! – Парень привстал. – Очень приятно.
Галка протянула руку, рассматривая его во все глаза. Была она в белых рейтузах и красной с золотом тунике, с большой холщовой торбой через плечо; коротенькие прядки белых волос, намертво схваченные лаком, стояли дыбом. От нее, казалось, летели искры, и яркие цвета добавляли энергетики.
– Галюсь, мы тут беседуем о привидениях. Как ты к ним относишься?
– К привидениям? – Галка вытаращила глаза. – К каким привидениям?
– Обыкновенным! Ты в них веришь?
– На самом деле или в принципе?
– А что, есть разница? – удивился Глеб.
– Конечно, есть! На самом деле не верю, потому что никогда не видела. Это мое субъективное мнение. А в принципе… Черт его знает! Если я никогда не видела четвертого измерения, то это не значит, что его нет.
Наступила тишина. Мы с Глебом переглянулись.
– Хорошо сказано, – сказал Глеб после паузы. – Так есть или нету?
– А вы их видели?
– Нет. Я их слышал.
– Может, мыши? – предположила Галка. – Я еще понимаю, где-нибудь в замке, в Англии, но у нас, в нашем городе все на виду, старых домов – раз-два и обчелся. В одном банк, в другом институт микробиологии. Где вы их слышали?
– Есть еще один старый дом, ему около двухсот лет. На окраине, улица Вербная, семь, недалеко от реки. Старый барский дом, бывшее общежитие работников культуры. Подпольная кличка «Приют лицедея».
– Привидения в общежитии?
– Да нет, общежития там уже нет, дом пустует уже несколько месяцев. Теперь там один я, временно, пока не подыщу что-нибудь.
– Понятно, – кивнула Галка. – А что вы слышали?
– Вы не думаете, что я ненормальный?
– Вы пьющий? – деловито спросила Галка.
Я пихнула ее под столом коленом, но парень не обиделся.
– У меня были проблемы с этим делом, но сейчас я в норме. Пью как все. Мой друг считает, что непьющий актер – такой же стилистический нонсенс, как непьющий сапожник.
– Вы актер?
– Да, в каком-то смысле. Я работал в берлинском театре «Бурлеск» – водевили, танцы, кабаре. Скорее, затейник и клоун.
Я отвела взгляд – он был мало похож на клоуна. Хотя, говорят, что «сценические» юмористы – на самом деле серьезные и часто печальные люди.
– И что вы слышали? – продолжала Галка.
Он ненадолго задумался, потом сказал, махнув рукой:
– Да ладно! Все глупости! Мало ли чего не привидится и не прислышится… Там даже света нет, приходится жечь свечи. Представьте себе: ночь, кромешная тьма, всякие трески и шорохи, ветки стучат в окно… Вот воображение и взбрыкнуло. Дом хотят снести, но пока нет денег. Хотели сделать этнографический музей, но передумали. Жаль, конечно, дом еще крепкий, ему бы хороший ремонт… Если бы у меня были деньги, я бы его купил, честное слово!
– А привидение? – напомнила Галка.
– Привидение… – Он вздохнул. – Даже не знаю…
– Ну! – подбодрила Галка.
– Я слышал голос. Ночью.
– Что он сказал? Приказал убить кого-нибудь? – глаза у Галки загорелись.
Глеб рассмеялся:
– Нет! Он спросил, кто я такой.
– Женский?
– Не знаю. Очень тихий, я не понял.
– Спросил, кто вы такой, и все?
– Нет, было еще… – Он достал из кармана куртки сложенный вчетверо листок. – Вот!
Мы склонились над листком.
– Это же какая-то роль! – воскликнула Галка.
– На обратной стороне. Я записал его вопросы и свои ответы. По памяти, уже потом. Пока зажег свечку, что-то ушло, потом не все вспомнил. Сами понимаете… Но в основном все правильно. Его слова я подчеркнул.
На другой стороне были вкривь и вкось набросаны несколько строчек:
– Кто здесь?
– Кто вы?
– Я здесь живу.
– Здесь никто не живет. Кто вы?
– Кто вы? Человек?
– Да, я человек.
– Что вы здесь делаете?
– Я актер. Я теперь здесь живу.
– Что это такое?
– Кто вы?
Мы закончили читать и уставились на парня.
– Я не все запомнил, может, не в таком порядке. Но за смысл ручаюсь! На мой последний вопрос оно не ответило. Просто исчезло. Я спросил: «Кто вы?» – а оно исчезло.
– А раньше вы тоже слышали голоса? – спросила Галка.
– Нет, голосов не было. Были другие вещи.
– Какие?
– Страхи, фобии… Но это в прошлом.
– Может, стресс?
– Черт его знает. В эту ночь я снова его слышал. Те же вопросы… И один новый. Оно спросило, живой ли я. Сказало буквально: «Вы живой?»
Галка издала что-то вроде «ах!» и прикрыла рот ладошкой. Наступило долгое молчание.
Я смотрела на него испытующе – не похоже, что валяет дурака. Я не знала, верить ли… Ерунда, конечно, не верю! Может, роль репетирует. Или проблемы с головой, сейчас полно неадекватных личностей. Я взглянула на Галку, она ответила мне недоуменным взглядом.
– А кто там жил до вас? – спросила я.
– Последний живой… – он хмыкнул, – съехал оттуда несколько месяцев назад, это актер Молодежного театра Петя Зосимов. Я там всего четыре дня.
– А вы у него не спрашивали? – подхватила Галка. – Если он там жил, то…
– Не спрашивал. Мы вчера сидели втроем – Петя, подпольная кличка Жабик, мой друг Виталик Вербицкий и я… Понимаете, я не хотел выглядеть шизоидом!
– Виталий Вербицкий – ваш друг? – воскликнула Галка. – Из Молодежного?
– Да, мы учились вместе. Понимаете, вчера мне показалось, что Петя-Жабик на что-то намекал… Знаете, у них очень маленькие зарплаты, а в Приюте бесплатно, и я подумал, странно…
– …что он ушел оттуда? Испугался! – всплеснула руками Галка.
– Примерно так я и подумал.
– Позвонить и спросить! – деловито сказала Галка. – И всех делов! Номер есть?
– Он подумает, что я двинулся головой. Мы с ним только вчера познакомились, и я не думаю, что…
– Я вас умоляю! – перебила его Галка. – Сейчас все двинутые. Давайте его сюда, мы с ним сами поговорим. Прямо сейчас! Звоните!
Я фыркнула – а еще говорит, что я занимаюсь всякой фигней и вечно лезу не в свое дело. А сама? Но одного у нее не отнимешь – энтузиазма и напористости. Прет, как танк, никаких вам: ах, неудобно! ах, что они обо мне подумают? ах, не так поймут! В отличие от меня – я вся в сомнениях, всегда боюсь задеть, обидеть, отказать… Хотя Ситников считал, что у меня тот еще характер… характерец. Я неприметно вздохнула.
Короче говоря, этот Петя-Жабик Зосимов прибежал через полчаса. Небольшой, вертлявый, болтливый, он представился нам и упал на свободный стул.
– Ну и жарища! – простонал. – Бьет все рекорды! Чисто тебе Африка!
– Пива? – предложил Глеб.
– Давай! Холодненького! Девчонки, а вы кто? Что-то я не видел вас на подмостках.
– Я многодетная мать, – сказала Галка. – Екатерина – частный детектив.
– Кто?! – изумился Петя. – Детектив? Ты чего, Глебыч, нанял детектива? Вот это я понимаю, деловой подход! Ойропа!
– Вы детектив? – Глеб изумился не меньше, чем Петя.
– Галина шутит, я не детектив. Просто работаю в охране. А что, по-вашему, Глебу нужны услуги детектива?
– Так ты охрану нанял? Лучше бы квартирку сменил.
– Никого я не нанимал! Мы только что познакомились. Пей пиво давай.
Мы смотрели, как он пьет. Делал он это долго, шумно глотая, закрыв глаза от наслаждения. Допив, отставил кружку и спросил:
– Ну-с, в чем дело, господа? Где горит?
– Вы видели в «Приюте» привидения? – взяла быка за рога Галка.
Молодец! Я бы мямлила до второго пришествия.
Петя перевел взгляд с Глеба на Галку, потом на меня. Подумал и сказал:
– Ну, видел.
– Видел? – изумился Глеб. – Что ты видел?
– Хрен его знает, что! Что-то. А только я на другой день свалил оттуда без памяти. Барышня, еще пивка! – крикнул он девушке-официантке. – На всех! Разговор серьезный, всухую не получится. Я даже рад, Глебыч, что ты спросил. А то я уже думал, что сдвиг по фазе.
– А чего ж ты не сказал? – спросил Глеб.
– О чем? Что видел привидение? А ты бы мне поверил? Тем более я и сам не уверен, что видел. Да и при Витальке не хотелось, если честно.
– Так что же вы видели? – спросила я.
– Висельника!
– Кого?!
– Висельника. На первом этаже! Я вернулся поздно… Как сейчас помню – двенадцатого марта, отмечали день рождения Ромы Дяченко. Включил свет, тогда еще был свет, его потом обрезали, и смотрю – он висит в проеме двери, той, что в зал! Висит, раскачивается… Ну, я офигел! Выскочил пулей на крыльцо, оттуда на улицу и первым делом позвонил в ментовку. А потом Витале! Причем дверь была заперта, ключ у меня. Менты приехали через десять минут. Я чуть умом не тронулся! Повел их в дом, говорю, неизвестный человек повесился! Там, кроме меня, ни души не было. Двое пошли со мной, еще двое побежали за дом. Входим – вот, говорю!
Петя делает драматическую паузу. Рот у Галки открыт, Глеб побледнел, впившись в Петю взглядом.
– Входим мы, и меня как колом по голове: исчез висельник! Ноги у меня подкосились, чуть не падаю… И мысль кувалдой – как же так? Глазам своим не верю, а они говорят – где труп? Вот тут однозначно висел, отвечаю, и показываю рукой. А они спрашивают: пил? Пил, говорю, день рождения справляли, но, честное слово, я как стеклышко! Ну, один, грубый такой, говорит: а ты знаешь, козел, что бывает за такие шуточки? Ребята, отвечаю, честное слово, был! Вот здесь, на этом самом месте!
Тут те двое подошли, которые за дом ходили, где тело, спрашивают. А один на меня показывает – вот оно, говорит. Тут, к счастью, Виталя подгреб, все им объяснил насчет дня рождения и актерской возбудимой натуры, взял меня на поруки, пообещал им контрамарки на премьеру, и они свалили.
Виталя тут же мне по шее заехал. Смотрит на меня, пальцем у виска крутит – совсем, спрашивает, с катушек слетел? Ну, покрепче, конечно, выразился, не при девушках будь сказано… – Петя покосился на нас. – Я говорю ему: Виталя, говорю, был висельник! Клянусь честью, говорю. Я же своими глазами! Вот здесь! На этом самом месте! Пятнадцать минут назад! Я даже заорал, когда увидел, – висит, раскачивается. Тут меня вдруг как кувалдой по башке: ваша, говорю, работа? Виталя, говорю, вы чего? Совсем охренели? А если бы я дуба врезал? Хорошо, что на рауше, реакция заторможенная, а ежели б тверезый?
В ту ночь я ночевал у Витали, а на другой день забрал шмотки из Приюта. Неделю у него кантовался, пока хату не нашел.
– И что это было? – спросил Глеб.
– Не знаю, Глебыч. Понятия не имею. Когда Виталя сказал, что ты живешь в Приюте, я чуть в осадок не выпал. Говорю ему, ты чего, говорю, там же чертовщина, а он говорит, ничего, Глебуха чел бывалый, отобьется! Тем более он на мели, и куда прикажешь его девать? А что? Ты видел что-нибудь?
– Не видел. Слышал.
– Слышал? – выдохнул Петя. – Что он сказал?
Я протянула ему листок. Он прочитал.
– И все? А ты уверен? Тут же всего десяток слов! Может, приснилось?
– Я не спал. Вчера обследовал дом, проверил все комнаты…
– Ты что, думал найти его?
– Не знаю, что я думал. В эту ночь снова был голос. Действительно, какая-то ерундовина там творится. Я помню, что запер входную дверь, а Виталя говорит, была отперта – он и вошел. И дверь на чердак захлопнулась, а сквозняк погасил свечку… Если бы не Виталя…
– Ты бы съехал оттуда от греха подальше, – сказал Петя. – Я в эти дела не верю, но хрен его знает! Хочешь, поспрошаю насчет хаты? Можно у меня, пока не найдешь.
– Спасибо, Петя. Я хочу еще посмотреть… На чердаке, там маленькая дверца, и она была заперта. И в подвале.
– В подвале пусто, там вообще ничего нет. Ребята думали, может, какие-нибудь соленья забытые, лазили… Он здоровенный, этот подвалище! Может, и подземный ход есть – старые дома все с подземными ходами.
– Понимаете, я сам себе не верю, – сказал с тоской Глеб. – Вот сейчас сижу и думаю: о чем мы говорим? Какие привидения, какие голоса? Двадцать первый век! Что за бред… Только этого мне в жизни еще не хватало!
– Возможно, там ядовитые испарения, и у человека галлюцинации, – сказала Галка. – И мерещится всякое. Дом ведь старый.
Ей никто не ответил…
Глава 14
Проклятие памяти
…Он возвращался туда мысленно снова и снова – память, мысли, картины сверлом ввинчивались в виски и затылок, пульсируя, беспокоя, и не желали уходить. Он перестал спать, ворочался без сна на мятых сбитых простынях, прислушиваясь, вспоминая, по крупице просеивая детали, пытаясь убедить себя, что у него не было выхода, что игра стоила свеч и он не мог поступить иначе – слишком много стояло на кону. Он вскакивал, бежал на кухню – крошечную, темную, пропахшую немытыми кастрюлями келью, – пил воду прямо из крана. Вода была отвратительная – отдавала железом и хлоркой. По захламленному коридору он возвращался в спальню, падал на кровать и закрывал глаза. И снова наваливались проклятые видения…
Если бы можно было вернуть тот проклятый день, вечер, когда он увидел ее… Далилу! С длинными светлыми волосами… Танцующую на столе Иродиаду, с лукавой улыбкой и лукавым язычком меж розовых губ, гибкую, тонкую, как плеть лианы, как виноградная лоза…
«Прекрасны ланиты твои под подвесками, шея твоя в ожерельях…»
Она была прекрасна! Он помнил, как желание скрутило его со страшной силой, глаза их встретились, и ему показалось, что между ними проскочила искра взаимопонимания: мы с тобой одной крови!
Глупая история, глупейшая… А ведь могло получиться! Господи, как красиво все начиналось! Глаза в глаза, и руки сцеплены до боли… Не везет тебе ни в карты, ни в любви! Блаженный, думал он найти приют и душу на пути, как сказал поэт. Не твоя стезя, увы. Прими и смирись. Так уже было не раз… Так? Нет! Так не было!
Но кажется, все тихо. Никаких ниточек, никаких следов, никаких свидетелей…
Жар-птица! Как она танцевала! Огонь! Фейерверк! Гибкое горячее тело, такое живое! Запах ее тела сводил с ума! А в постели! У него никогда не было такой женщины…
Мужчина поднялся с опостылевшего ложа, подошел к окну. Темно и пусто. Жалкий двор. Над ним даже Вселенная кажется жалкой и ничтожной. Жалкие звезды, жалкая луна, похожая на кусок сыра с пятнами плесени. За стенкой работает телевизор – сосед смотрит порно, слышны стоны и вздохи. Скотина! Древний сморщенный старец… Его передернуло от отвращения.
…Они танцевали, а на экране показывали конкурс бальных танцев! Танго! Они танцевали и целовались, и он чувствовал себя счастливым. Ему казалось, он встретил свою половинку. Он вдруг с особой остротой понял, что был обделен любовью, лаской, да что там лаской – даже дружбой! Эта сторона жизни для него терра инкогнита! И он потерял голову, он рассказал ей все! То, что не доверил даже дневнику, то, что было только в мыслях. Наполеоновские планы, от которых кружилась голова, блестящее заслуженное будущее… Он открывал ей душу, она внимательно слушала, задавала вопросы. Он протянул ей руку, сказал, что они – одно целое, так он чувствует. Они пили шампанские, она смеялась… Звонкий нежный смех, как хрустальный колокольчик. Он чувствовал родство душ, родство тел…
У него так давно не было женщины… Ночные бдения, крепчайший кофе, сигареты… Он никак не бросит курить. И работа, работа, работа – до изнеможения… Иногда он приводил к себе проституток, они умели его расшевелить. Иногда он ловил себя на мысли, что уже не сможет с обычной женщиной… Ему было проще с ними – никаких обязательств, спарились и разбежались. И он привык думать, что его стезя – одиночество, творчество, Олимп, куда он взберется в одиночку, – таков его удел, такова судьба. Шикзаль, как говорила одна старая немка. Шикзаль. Против этого не попрешь. Что до секса… Что ж, есть удовольствия не менее сильные. Сколько он себя помнил, он был странным малым… «Очкарик», «яйцеголовый», «интеллегуй-соплежуй» – неполный перечень его прозвищ. Ему было легче с книгами, чем с людьми. Однажды он понял, что презирает их – сильных, твердолобых, скорых на расправу, с крепкими головами, набитыми трухой, и крепкими желудками, способными переварить любую дрянь. У них была сила, а у него мозги. И он сумел отомстить: он поднялся, а они остались – кто спился, кто попал в места не столь отдаленные, да так и не вернулся. Он известен в своих кругах, он мастер, он дождался своего часа. А дальше нужно осторожно, невесомо, оглядываясь через плечо – не дышат ли в спину, не подглядывают ли, не готовы ли вырвать из рук, – идти вперед. И напрасно он считает, что ему не везет с женщинами! Напрасно. Ему сказочно повезло с женщиной, он сорвал куш. Просто разные бывают женщины. И его будущее празднично и светло. Он так поверил, что осталось всего чуть-чуть, совсем немного, самую малость, что непозволительно расслабился. Он, такой осторожный, подозрительный, никому не доверяющий! Волк! Сильный бесстрашный волк-одиночка!