Я докурил сигарету, откинулся еще дальше на спинку и, закрыв глаза, стал отсчитывать по секундам последнюю минуту. Затем вылез из машины, мягко притворил ее дверцу и направился к крыльцу. Пройти мне предстояло всего лишь футов тридцать, и, если я просчитался, что-то должно было случиться очень скоро. И случилось.
Окно, в котором приподнялась штора, как только нажал на клаксон, внезапно распахнулось с пронзительным скрипом. Длинный, обманчиво тонкий ствол «винчестера» легко скользнул на подоконник, и я резко остановился, не в силах оторвать взгляд от нацеленного в меня дула не более чем в пятнадцати футах от меня. Мое самочувствие отнюдь не улучшило знание о чудовищной начальной скорости пули этой винтовки.
Вслед за винтовкой в окне показались голова и плечи Луиса. Дьявольская улыбка на его святом лице сморщила его шрам в некое подобие ямочки, за которую любая кинозвезда отдала бы год жизни.
— Эй, Бойд! — бесстрастно обратился он ко мне. — Скажи, почему мне не следует нажать на курок и не распылить тебя на месте?
— Ты достаточно умен, чтобы знать это, Луис, — постарался я ответить как можно ровнее.
Его лицо напряглось.
— Постарайся убедить меня, Бойд!
— Ну, раз уж ты настаиваешь, — я утомленно пожал плечами. — Бывшая гостья Миднайт, которая неожиданно покинула этот дом вместе со мной прошлой ночью. Прелестная, маленькая, рыжеволосая и зеленоглазая.
— И ты припрятал ее так, чтобы нельзя было ее найти. И если ты не подашь ей весточку через определенное время, она побежите полицию и расскажет там все? — Винтовка опустилась. — Ты меня убедил, Бойд. Заходи, составь нам компанию.
Они ожидали меня в большой, рядом с дверью в гостиную комнате, где в стене все еще зияла дырка, но не было видно никаких пятен на ковре там, где умер Бенарес. Миднайт возлежала на диване с неизменным стаканом в руке. Луис изображал из себя бармена в дальнем углу комнаты — бутылок в баре хватило бы жителям поселка среднего размера, чтобы с удобством пережить третью мировую войну. Два амбала были заняты игрой в «джин-рамми» за карточным столиком — по крайней мере до моего появления.
— Мне, я полагаю, следует сделать официальные представления, раз уж вы, Дэнни, стали почти членом нашей семьи, — произнесла Миднайт бесцветным голосом. — Поприветствуй Дэнни Бойда, Пит!
Питом оказался тот парень, которого прошлой ночью я запер вместе с Луисом. Он свирепо выпятился на меня, медленно облизал губы и проворчал:
— Ага, мы уже встречались!
— Теперь твоя очередь, Эдди, — скомандовала она.
Эдди сидел напротив Пита за карточным столом. Он повернул голову в мою сторону с болезненной медлительностью, словно у него была сильно повреждена шея или даже искривлен позвоночник. И я узнал в нем амбала, который заверил меня в том, что я бы не выдержал пыток столько времени, сколько их выдержал Бенарес, и которого я заманил в будуар Милнайт и затем вмолотил б пол. За его правым ухом хорошо просматривался большой кровоподтек:
— Я рад, что ты вернулся, Бойд, — хрипло проговорил он. — Я хочу иметь тебя пол рукой. — Его маленькие поросячьи глазки горели страстной ненавистью не моргая, изучали мое лицо. — Вчера ты застал меня врасплох, — пожатием массивных плеч он предал забвению этот второстепенный раздражитель. — Обхохочешься! Но зачем ты застрелил Джада, Бойд? — Несколько секунд он тяжело дышал, размышляя, потом проворчал: — Джад был моим корешем.
— Как вы избавились от тела? — небрежно поинтересовался я. — Выбросили вместе с другими отбросами?
Он издал гортанный звук и внезапно вскочил на ноги, с грохотом отбросив стул.
— Эдди! — Свирепая властность в голосе Миднайт остановила его. — Сядь! — Она сбавила немного тон. — Я уже говорила тебе, что сейчас нас заботит нечто более важное, чем Джад.
— Ага, — беспомощно пробормотал громила, — но я…
— И хватит об этом! Луис, приведи Дэнни в мою комнату минут через пять — мы обсудим кое-какие детали.
— Обязательно, — вежливо откликнулся он, а я озаботился тем, что его хорошо поставленный голос действует мне на нервы более раздражающе, чем неандертальское ворчанье Эдди.
Миднайт покинула комнату, а я неспешно двинулся к бару в дальнем углу. Луис рассеянно улыбнулся мне; сделал приглашающий жест в сторону внушительной коллекции бутылок, заполнявших полки: «Добро пожаловать!»
— Спасибо, — я приготовил себе виски со льдом спросил его с улыбкой: — Так что вы сделали с трупами?
— С трупами? — Он слегка нахмурился, затем его меланхоличное лицо посветлело. — А, ты имеешь в виду вчерашние трупы?
— Как много трупов у вас накопилось за неделю? — поднял я брови.
— Извини, я просто задумался, — не скрыл он усмешки.
— Это не страшно, — проявил я терпение. — Так что вы сделали с ними?
— Зачем тебе это? — Он внимательно посмотрел на меня — Разве это имеет какое-нибудь значение?
— Для меня имеет, — проворчал я, — Раз уж я буду играть роль Джонни Бенареса в Айове, мне не хотелось бы, чтобы Макс Саммерс прочитал в газетах о моем теле, найденном на Восточном берегу!
— Могу понять, что тебя волнует, Дэнни, — на его щеках образовались ямочки. — Но тебе незачем беспокоиться. Мы похоронили их обоих под полом в подвальной комнате, где содержали Бенареса, и покрыли трехдюймовым слоем быстро застывающего цемента.
— Теперь я буду чувствовать себя лучше.
— Миднайт понятия не имеет о том, как долго длятся пять минут, — небрежно проговорил он. — Я уверен, что она удивляется, куда к черту мы подевались. Так что захвати свое виски, и пойдем обсудим детали.
Я последовал за ним в холл, ощущая, как пристальный взгляд Эдди прожигает дырку в моем затылке. Миднайт сидела неестественно прямо на диване, нетерпеливо притопывая ногой по полу, когда мы вошли в ее будуар.
— Я рада, что вы наконец вспомнили, — ядовито заметила она.
- А я надеюсь, что вы не забыли о моих пяти тысячах, — прошептал я.
— Они на столе, — кивнула она на аккуратную пачку денег на элегантном антикварном столике, — вместе с письмом Саммерса и остатками от присланной им тысячи.
Я подошел к столику и поднял потертый кожаный бумажник, лежавший рядом с деньгами.
Он принадлежал Джонни Бенаресу. — ответила она на мой невысказанный вопрос. — Водительское удостоверение, страховая карточка и тому подобное. Не беспокойтесь насчет удостоверения личности Бенареса. Мы абсолютно уверены в том, что Макс никогда с ним не встречался и что письмо, написанное им Бенаресу, послужит достаточным доказательством того, что вы это он.
— Я хотел бы сделать еще один быстрый проход, — встрял я. — Джонни Бенарес, наемный убийца из Детройта, работавший на «Большого» Эла Джоргенса, пока агенты ФБР не схватили последнего. После этого действовал по свободному найму, участвовал в паре ограблений, в паре убийств тут и там… — я внезапно остановился и уставился на нее: — Эй! У меня есть жена, семья?
— По крайней мере не по закону, — хихикнул Луис. — Джонни Бенарес был вял во всем, кроме бандитской профессии. У него были холодные нервы, которые можно встретить в типе слишком тупом, чтобы беспокоиться о риске. Частная же его жизнь всегда была великим ничто! Дешевые девки, дешевая выпивка, дешевые гостиницы на боковых улицах чуть лучше вшивой ночлежки — вот и все!
— Никаких особых интересов, хобби?
— Одно большое ничто, — устало повторил Луис.
— О’кей, — благодарно кивнул я. — Мне позвонил Арлен и сообщил о затее Саммерса, но сам он отъезжает на зиму на юг, поэтому отказался поехать сам и порекомендовал меня вместо себя. Кто такой Бен Арлен?
— Грабитель и изредка наемный убийца, — автоматически отреагировал Луис. — Гораздо больше мозгов, чем у Джонни Бенареса, но гораздо меньше дерзости. Поэтому он не захотел присоединиться к Саммерсу он был слишком напуган.
— Это, пожалуй, все, — признал я. — Мне нужно знать еще что-нибудь?
— Теперь ты в курсе всей жизни Джонни Бенареса, Луис хихикнул опять. — Ужасно, ты не находишь?
— Когда вы отправитесь в Айову? — спросила Миднайт.
— Это имеет значение? — грубо ответил я. — Я буду там в субботу утром — это все, что должно вас заботить.
— Я говорила вам, что пошлю кого-нибудь туда, чтобы вязаться с вами, — ответила она, переварив мою реплику. — Пока я не могу сказать, кто это будет, но вы как-то должны будете узнать его.
— Верно, — согласился я. — Мне не хотелось бы проболтаться по ошибке одному из подручных Саммерса.
Она подошла к столику рядом со мной, открыла ящик и достала деревянную шкатулку ручной работы. Внутри оказались два подносика с блестящими монетами аккуратно уложенными в свои ячейки на плюшевой подкладке.
— Мой друг-коллекционер подарил мне это, — рассеянно проговорила Миднайт, внимательно изучая содержимое подносиков. — Из этого можно сделать неплохие деньги, если знать, как это сделать! — Ее пальцы нырнули и выхватили две серебряные монеты примерно одного размера с полудолларом.
— Это имеет значение? — грубо ответил я. — Я буду там в субботу утром — это все, что должно вас заботить.
— Я говорила вам, что пошлю кого-нибудь туда, чтобы вязаться с вами, — ответила она, переварив мою реплику. — Пока я не могу сказать, кто это будет, но вы как-то должны будете узнать его.
— Верно, — согласился я. — Мне не хотелось бы проболтаться по ошибке одному из подручных Саммерса.
Она подошла к столику рядом со мной, открыла ящик и достала деревянную шкатулку ручной работы. Внутри оказались два подносика с блестящими монетами аккуратно уложенными в свои ячейки на плюшевой подкладке.
— Мой друг-коллекционер подарил мне это, — рассеянно проговорила Миднайт, внимательно изучая содержимое подносиков. — Из этого можно сделать неплохие деньги, если знать, как это сделать! — Ее пальцы нырнули и выхватили две серебряные монеты примерно одного размера с полудолларом.
— Британские полукроны, — педантично проговорила она — Они не так дороги с точки зрения нумизматов, но достаточно редки в нашей стране для случайного совпадения, — она дала мне одну из монет. — Она отчеканена в 1907 году. На этой стороне вы можете видеть Эдуарда VII.
— Значит, когда кто-нибудь явится с ее двойняшкой, я буду знать, что это ваш человек? Неплохо.
— Это лучше, чем обмениваться дурацкими паролями в переполненном ресторане, — Она хихикнула при этой мысли, потом ее лицо вновь посерьезнело. — Я полагаю, это все, Дэнни.
— Полагаю, что да, — согласился я. — Поскольку я поступил, как истинный джентльмен и вернул вам вашу машину, не мог бы кто-нибудь подбросить меня до железной дороги?
— Я вас подкину, — вызвался Луис, — тут недалеко. Я рассовал пять тысяч по разным карманам, потом взглянул на Миднайт:
— Не делайте ничего, что мне могло бы не понравиться, пока я в отъезде. Договорились?
— Пока вы будете в Айове, помните об одной вещи, Дэнни, — мягко произнесла она. — Не вздумайте меня надуть, ибо вы не проживете достаточно долго, чтоб успеть пожалеть об этом!
— Золотце мое! — Я постарался изобразить огорчение на своем лице. — Доверие — пароль всей операции, помните?
Уже стемнело, когда мы вышли из дома. Первую милю Луис молча вел машину. Я тщательно прикурил сигарету, рассмотрев в свете вспыхнувшей спички его украшенное шрамом аскетически выглядевшее лицо, и спросил:
— Миднайт сказала, что какое-то время они с Максом Саммерсом были компаньонами?
— Верно.
— Почему они расстались?
— Полагаю, это можно назвать расхождением в политике, — небрежно бросил он. — Макс был заинтересован только в бизнесе и, мне думается, не одобрил желания Миднайт примешивать к нему и удовольствие.
— Вроде ее обращения с Бенаресом? — проворчал я. — Или ее поведения, свойственного черной вдове, со мной прошлой ночью?
— У нее весьма специфический вкус к некоторым вещам, — несколько иронично проронил Луис. — И их товарищество распалось, я остался с ней не из сентиментальных соображений, а потому, что она всегда была сильнее и умнее. Они разошлись около двух лет назад, и с тех пор она оставила Макса далеко позади, мне кажется, это новое дело в Айове он задумал в отчаянной попытке сравняться с ней. Миднайт тоже так считает, я полагаю. Поэтому она так жаждет иметь своего человека в этом деле с самого начала.
Он ловко втиснулся на свободное место на стоянке железнодорожной станции.
— Вот мы и приехали. Не принимай американских полукрон в Айове, Дэнни!
— Спасибо, Луис. Не ответишь ли ты мне еще один вопрос?
— Спрашивай, — пожал он плечами.
— Меня все еще разбирает любопытство, — признался я. — Миднайт представляет несомненный интерес для любого исследователя ужасного. Ты первым сравнил ее с черной вдовой. Эта характеристика интригующе противоречит ее склонности к коллекционированию монет. Как ты думаешь? Интересно, не коллекционирует ли она людей, как монеты, Луис?
— Восхитительная теория, Дэнни, — еле слышно хихикнул он. — Но, конечно, совершенно нереальная.
— Разве? — не скрыл я своего удивления.
Белая ткань рубца в уголке его рта задергалась в еле заметном, неровном тике.
— Вопрос здесь не только в сексуальной победе, — продолжил я ровным голосом. — Она лишь отчасти удовлетворяет ее комплекс черной вдовы. Однако, как я догадываюсь, страшнее последствия. Я подозреваю, что у нее большой талант в зондировании людей, в обнаружении их слабостей и в безжалостном их использовании, пока они не оказываются безнадежно запутанными в ее паутине. И тогда уже поздно пытаться спастись — слишком много оказывается тайных секретов и странных страстей, известных ей. Что ты скажешь на это, Луис?
— Я уже говорил тебе, — напряженно ответил он, — что это любопытно, но смешно! — Он с шумом втянул в себя воздух, а ткань шрама забилась в более явном и регулярном тике. — Надеюсь, я ответил на твой последний вопрос?
— Нет, не ответил, — я смущенно заулыбался. — Это был только подступ к вопросу. У тебя действительно был выбор — уйти с Максом Саммерсом или остаться с Миднайт? Или ты уже настолько запутался в ее паутине, что не имел возможности вырваться?
— Бойд, — придушенно проговорил он, — убирайся из машины, пока я тебя не вышвырнул!
— Не пытайся мне грубить, Луис, ты не в той весовой категории, — кратко сказал я. — Знаешь, чем меня смутил настоящий Бенарес? Больнее всего ему было не от тех жутких десяти дней под красной лампочкой и не от садистских побоев, а от мысли о том, что его старый кореш, его лучший дружок предал его. У него просто не укладывалось в голове, что парень, которому он доверял так, как тебе, Луис, внезапно оказался отвратительным иудой!
Его руки так свирепо сжались на рулевом колесе, что побелели суставы пальцев.
— Убирайся, — прошипел он, — или я тебя пришью!
— Ты самый невероятный из встреченных мной иуд, — продолжил я все тем же ровным тоном. — Несомненно, хорошо образованный, не без мозгов, уверенный в себе — зачем тебе понадобилось предавать такого бродягу, как Бенарес, к тому же старого приятеля? Зачем тебе было наблюдать, как Миднайт получает садистское удовольствие от умышленной попытки довести человека — твоего старого кореша! — до животного состояния?
Он уронил голову на руль, поспешно отвернулся и всхлипнул:
— Я убью тебя за это, Бойд, даже если это будет последним, что я сделаю…
Я открыл дверцу и вышел из машины как раз в момент, когда поезд втянулся с тем неспешным видом, который всегда бывает у поездов, сознающих, что паническое бегство пассажиров с Манхэттена начнется в обратном направлении.
— Одного не забывай, Луис! — Я просунул голову окошко для последнего выпада. — Начиная с послезавтра, Джонни Бенарес будет живым и здоровым в Суинбэрне, штат Айова, а не под тремя дюймами свежего, быстро застывающего цемента, где его похоронил вероломный предатель, которого он держал за друга!
Поздним утром двадцать шестого октября, я зарегистрировался в гостинице «Скотовод», подписавшись с шикарным росчерком своим новым именем: Дж. Дугуд. У портье не оказалось ни писем, ни телефонограмм для меня, но он храбро попытался обрадовать меня, сообщив, что его уже не однажды спрашивали, не прибыл ли я. Потом он дал мне комнату на третьем этаже, выходящую на железнодорожную горку, и мне уже не терпелось услышать все эти гудки, которые не дадут спать всю ночь.
После скромного ланча — официант втиснул меня как начинку сандвича между двумя пальмами, так что я оставался невидимым — я вышел прогуляться. Отель располагался как раз в центре Главной улицы — потеряться я никак не мог.
Городок выглядел вполне спокойным и вполне приемлемым для жизни, если тебе не противно видеть каждый день одни и те же физиономии. Я испытываю страх перед открытыми пространствами и начинаю чувствовать себя жутко одиноко, проведя лишь день в городе, где меньше двух миллионов жителей.
К пяти часам я осмотрел уже весь Суинбэрн. Если и оставалось что-либо, чего я не видел, мне на это было наплевать. В баре гостиницы я нашел свободную табуретку, на конце стойки и с благодарностью взгромоздился на нее и посвятил себя всецело виски, ощущая одиночество сродни дикому гусю, мигрировавшему в конце лета на север вместо юга и удивлявшемуся всю зиму отсутствию остальных.
Где-то через час на соседнюю табуретку мужественно взобрался похожий на мышь маленький человечек, заказавший нервным шепотом пиво. Я бы не обратил на него внимания, если бы минут через десять он вдруг не наклонился в мою сторону и не прошептал уголком рта: «Дугуд?»[4]
— Пытаюсь, приятель, — откликнулся я, не подумав. — Разве все мы не пытаемся делать добро?
Тут я заметил обалдевшее выражение его лица, сообразил, о чем он спрашивал, и поспешно ответил: