– Разрешите? – поинтересовался Глеб, входя в каптерку. Небрежно козырнул: – Командир разведывательно-диверсионной роты отдельного штурмового батальона специального назначения капитан Холодов по вашему приказанию… – Обвел глазами присутствующих и закончил: – Прибыл.
– Вот и хорошо, что прибыл, – проворчал Литвинец. – Мы думали, что не дождемся. Ты, Холодов, как Спаситель – являешься в крайне редких случаях.
– Виноват, товарищ майор. – Холодов не сдержался. – Буду являться чаще.
Капитан Поповский подавил зевоту и как-то виновато глянул на Глеба, точно говоря: где же взять столько работы, чтобы целый день не спать? Капитан Басардин смотрел на Глеба с неясным вызовом. Глеб насторожился. Оглашается смертный приговор?
– Ладно, не торчи, как во время исполнения государственного гимна, – проворчал Литвинец. – Подойди. Смотри сюда. – Он ткнул указкой в топоним на карте с обозначением Северодон. – Это мы. Там, – указка нарисовала что-то похожее на облако в северо-западной дали, – позиции противника, которому плевать на минские договоренности, а надо срочно извести все оставшиеся после развала СССР снаряды и мины. Это Кошурово, где находятся наши склады и расквартирована танковая рота капитана Али-Бея. – Указка оторвалась от Северодона и уткнулась в точку севернее. – Вроде не близко от линии фронта, но последняя гуляет волнами, и вот отсюда. – Указка снова сместилась. – Противник регулярно подвергает Кошурово минометному обстрелу. Это проблема, капитан. Уже повреждены два «Т-64», с трудом ликвидирован пожар на складе – хорошо, что это был не арсенал; жертвы среди гражданских исчисляются десятками, несколько бойцов ополчения…
– Танки не могут дать отпор? – спросил Глеб.
– Это вежливые танки, – улыбнулся капитан Поповский.
– Танки могут дать отпор, – майор покосился на Поповского, – если противник находится в зоне прямой видимости. Местность на этом участке изрезана – лес, холмы, балки. Дорог практически нет. Танки могут бить только наобум. Координаты противника известны, но у нас в этом районе нет артиллерии, а у противника неплохие консультанты, и он грамотно использует складки местности. Это минометная батарея – вот здесь. Полковые «ПМ-120» образца 1944 года. Представляешь, какая древняя старина? И сколько заплесневелых мин осталось в украинских арсеналах? Эти штуки бьют почти на шесть верст, скорострельность 15 выстрелов в минуту. Их привезли три дня назад на «ГАЗ-66», и они уже начинают досаждать. Бьют с небольшими интервалами. Нам приходится эвакуировать наше хозяйство с северной окраины Кошурова – до южной они, слава богу, не достают…
– Кажется, понимаю вашу мысль, товарищ майор, – кивнул Глеб. – Дополнительная информация имеется?
– Да, – подошел пружинящей походкой капитан Басардин, перехватил указку. – Вот это позиция минометной батареи в четырех километрах за лесополосой и деревней. Линия фронта в этом месте… гм, слегка не определена и плавает. По данным разведки, минометов шесть штук, они находятся в извилистой балке, по фронту прикрыты лесистым холмом. Координаты вам передадут, но, думаю, это не столь важно – найдете батарею по звуку. Укры расположились там надолго – позиции обустроены, защищены. Имеются землянки и пара блиндажей. «ГАЗ-66» замаскированы в ближайшем лесу. Батарейные расчеты – 18 человек. При батарее находится недоукомплектованный взвод Нацгвардии в количестве примерно 15 штыков. Полагаю, по периметру выставлены посты, снять которые нужно в первую очередь. Все подразделение – добровольцы, то есть отморозки и фашисты. Кто командует отрядом, мы не знаем.
– Тебе, капитан, предстоит уничтожить батарею, обслугу и всю охрану, – сказал Литвинец. – И чтобы больше эта плесень тут не расползалась. Привезешь трофеи – хорошо, не привезешь – бес с ними. Пойдешь на двух БМП, собери команду человек двадцать. Пройдешь линию фронта – это не сложно, она – понятие «дырчатое». Напасть на батарею желательно с тыла…
– Линию фронта можно пройти вот здесь. – Басардин провел указкой по карте. – Мимо Заречья – оно заброшено, краем озера, по нейтральной полосе – и по балке в лес. БМП придется оставить… Хотя не нам тебя учить, капитан, ты человек опытный, сам решишь, как лучше. Леса там знатные, глухие, а чем дальше в лес… сам знаешь.
– Тем больше дровосеков, – подал голос капитан Поповский. – Со своей стороны, Глеб, сделаем все возможное, чтобы поддержать вашу акцию информацией. Знать о ней будем только мы и твоя группа. Не решил еще, с кем пойдешь?
– Двадцать человек – слишком жирно, – отозвался Глеб. – Где я их прятать буду? Одна «БМП-2», полностью исправная, с запасом горючего. Одну машину мы всегда сможем замаскировать в лесу или воткнуть в нее украинский флаг.
– Подожди, – нахмурился Литвинец. – В «БМП-2» три места для членов экипажа и семь для десанта… Вы что, на броне поедете?
– Ни в коем случае, – Глеб покачал головой. – Мои люди справятся с управлением машиной. Со мной пойдут десять бойцов. Влезут десять – войдут и одиннадцать. Не толстые, потеснятся. Потребуется ящик ручных гранат, два пулемета РПК, два гранатомета «РПГ-7» с пятью выстрелами на каждый.
– Ладно, хоть «Армату» не попросил, – усмехнулся Литвинец. – Устроим, капитан. Все, что скажешь. Хоть билет на Пальму-де Майорку. Кого конкретно возьмешь с собой?
Глеб перечислял фамилии, не задумываясь. Всех ценных специалистов из своей роты он знал наизусть. Пусть и служили ребята в разных взводах, ничего страшного, смогут поработать и в одной команде. Фамилии были известные – парни отличались – и не раз. Басардин укоризненно покачал головой:
– Ты, Холодов, как смерть – забираешь лучших. Хотя в чувстве вкуса тебе, конечно, не отказать. Помни – ты отвечаешь за них.
Глава 4
Задание было непростым, но если разобраться, то ничего сверхъестественного. Всякое проходили. Но что-то беспокоило капитана Холодова. Он не мог понять, с чем связано беспокойство, закрывал глаза, вновь переживал минувший день и только больше запутывался. Стычка с мародерами на заднем крыльце супермаркета… Да шут с ними, этими мародерами! Выкорчевывать надо это племя душегубов и паразитов! Парни в комендатуре злые, многие потеряли близких на этой тупой войне (причем отнюдь не все пали в бою), им будет о чем поговорить с задержанными. Расстреливать без суда, конечно, не дело, но, с другой стороны, может, им и адвоката?! Потом разговор в штабе группировки, постановка задачи… Он снова вспоминал все до мелочей, каптерку, познавшую за последние полгода множество тайн и открытий, лица собравшихся офицеров, ставящих Глебу задачу. От кого-то исходила угроза? С какой стати? Или что-то другое? Интуиция упорно отказывалась давать подсказку. Ладно, не стоит забивать себе голову. Обычное задание, детали не проработаны, но это не новость. Начальству лишь бы задачу поставить: обезвредить батарею, а каким образом – решайте сами, товарищ капитан. Ох уж эти «гуманитарии», не видящие множества технических препятствий (вроде растяжек, минных полей, скрытых дозоров, проблематичности уйти в «обратку»)! Лишь одного удалось добиться от разведчиков – более-менее внятной информации, что в радиусе полутора километров от батареи других украинских подразделений нет. Зато есть накатанная лесная дорога, связывающая батарею с отдаленными территориями.
План местности обустроился в голове. План действий вырисовывался смутно. БМП без опознавательных знаков бодро бежала по проселочной дороге. Рычало и гудело моторно-трансмиссионное отделение в передней части машины, плавно шелестели гусеницы. Выступали перед рассветом – самое удобное время для начала подобных мероприятий. Еще не светало, только серость окутала пространство, а БМП с погашенными огнями уже покоряла пространство района. Глеб сидел в хвосте десантного отсека перед задней амбразурой, украдкой косился на бойцов. Выспавшихся было немного, люди зевали, маялись от тесноты и духоты. Стас Баранович на эту тему удачно пошутил: мол, встать и проснуться – это разные вещи. Мешалось оружие, которого набрали с избытком, мешались локти и плечи товарищей, средний топливный бак, контейнер электрооборудования. Хорошо хоть перешли на летнюю форму – канули в небытие толстые бушлаты и утепленные штаны. Защитные футболки, кевларовые жилетки, легкие куртки. Обязательная каска на голове (не защищающая толком ни от пули, ни от осколка). Глеб периодически поглядывал на часы. В график пока укладывались. Шли по территории, контролируемой ополчением, но по дорогам, где не было постов. Точка на экране навигатора смещалась к северо-западу. За бортом пробегал осинник. Дорога петляла между кряжистыми деревьями. БМП играючи бороздила плетущиеся по дороге корни, перебиралась через поваленные деревья. Закончился лес, дорога потянулась вдоль опушки. Мелькнули крыши в низине – загнувшаяся (еще до войны) деревушка Журавлево. Машина съехала в покатую низину, повеяло болотным духом. Пейзажи бойцов не волновали, насмотрелись уже. Общительный и добродушный Денис Бондарь, работавший после армии машинистом в Запорожье, сидел в кресле механика-водителя и уверенно справлялся с управлением 14-тонной махины. Вертлявый, как червяк, Олег Васько, способный пролезть в любое отверстие, контролировал обстановку на дороге, 30-мм скорострельную пушку и пулемет ПКТ с полным боевым обеспечением в 2000 патронов.
План местности обустроился в голове. План действий вырисовывался смутно. БМП без опознавательных знаков бодро бежала по проселочной дороге. Рычало и гудело моторно-трансмиссионное отделение в передней части машины, плавно шелестели гусеницы. Выступали перед рассветом – самое удобное время для начала подобных мероприятий. Еще не светало, только серость окутала пространство, а БМП с погашенными огнями уже покоряла пространство района. Глеб сидел в хвосте десантного отсека перед задней амбразурой, украдкой косился на бойцов. Выспавшихся было немного, люди зевали, маялись от тесноты и духоты. Стас Баранович на эту тему удачно пошутил: мол, встать и проснуться – это разные вещи. Мешалось оружие, которого набрали с избытком, мешались локти и плечи товарищей, средний топливный бак, контейнер электрооборудования. Хорошо хоть перешли на летнюю форму – канули в небытие толстые бушлаты и утепленные штаны. Защитные футболки, кевларовые жилетки, легкие куртки. Обязательная каска на голове (не защищающая толком ни от пули, ни от осколка). Глеб периодически поглядывал на часы. В график пока укладывались. Шли по территории, контролируемой ополчением, но по дорогам, где не было постов. Точка на экране навигатора смещалась к северо-западу. За бортом пробегал осинник. Дорога петляла между кряжистыми деревьями. БМП играючи бороздила плетущиеся по дороге корни, перебиралась через поваленные деревья. Закончился лес, дорога потянулась вдоль опушки. Мелькнули крыши в низине – загнувшаяся (еще до войны) деревушка Журавлево. Машина съехала в покатую низину, повеяло болотным духом. Пейзажи бойцов не волновали, насмотрелись уже. Общительный и добродушный Денис Бондарь, работавший после армии машинистом в Запорожье, сидел в кресле механика-водителя и уверенно справлялся с управлением 14-тонной махины. Вертлявый, как червяк, Олег Васько, способный пролезть в любое отверстие, контролировал обстановку на дороге, 30-мм скорострельную пушку и пулемет ПКТ с полным боевым обеспечением в 2000 патронов.
Баранович зевнул так, что чуть не треснула скульная кость.
– Кончайте зевать, – рассердился Гриша Косарь. – Я тоже не выспался, так что ж? Быстро сделаем дело и пойдем досыпать, верно, товарищ капитан?
– Верно, – кивнул Глеб, насилу подавляя зевоту. Он еще чувствовал тепло женского уха под правой подмышкой, в ушах еще позванивал жаркий шепот Насти, не угасли слова «охранительной» молитвы, которые она шептала каждый раз, когда он уходил. Не так уж плохи его дела, если существует женщина, с которой ему хорошо и которая любит его без памяти непонятно за что. Он закрыл глаза, урвал на пару мгновений кусочек сладкой жизни – воспоминание о потных простынях, патологическое желание постоянно обнимать и целовать эту женщину…
– Товарищ капитан, а куда мы едем, если не секрет? – поинтересовался любопытный Роман Подвойский – 27-летний выпускник Харьковского военного училища, успевший до рокового Майдана полтора года отслужить в Крымской десантной бригаде, а потом присягнувший на верность России.
– Военная тайна, – отозвался Глеб. – Доберемся до контрольной точки, там получите исчерпывающие инструкции.
– Ну и ладно, – вздохнул Подвойский и закрыл глаза. Глеб доверял своим людям, как самому себе. Но нарушать правила не собирался. Большинство операций ополченцы проигрывали не из-за того, что были слабее или опыта не имели, а благодаря предательству. Понимая, что в честных боях эту войну не выиграть, украинское командование активизировало работу с агентами, техническую разведку, усилило диверсионную деятельность. Глеб не верил, что глаза и уши врага были везде, но приходилось следовать правилам.
– Загадка недели, – хохотнул сапер Саня Коломиец, отправляя в рот пластинку жевательной резинки. – Подводная лодка ополчения в степях Украины. Эй, дружище, не спи, проспишь самое интересное, – пихнул он локтем мирно посапывающего Мансурова. Алексей не реагировал – сидел с прямой спиной и закрытыми глазами.
– Не трогай ты его, он же памятник, – хмыкнул яростный противник парикмахерских Гоша Василенко.
Бойцы загоготали. Мансуров неохотно открыл глаза и смерил товарищей неприязненным взглядом.
– Доброе утро, Алексей, – поздоровался элегантный и воспитанный (даже в каске и бронежилете) Максим Ломовой.
– Даже не знаю, что тебе ответить, не послав к черту, – пробормотал Мансуров, закрывая глаза. Максим собрался продолжать беседу, но его пихнул Баталов – крепко сбитый 35-летний мужик с крестьянским норовом и лисьей хитростью:
– Да не трожь его, пусть кемарит…
«Сработаемся», – думал Глеб, украдкой наблюдая за коллективом. Парни были разные – по возрасту, по отношению к жизни. Но обладатели непомерного эго, любители посачковать или потянуть на себя одеяло остались в части. Все присутствующие отслужили в армии, прошли через спецподразделения (неважно, каких стран), хотя к «празднику общей беды» только Глеб с Романом Подвойским могли считать себя кадровыми военными. Все имели счет к преступному (иначе никто и не думал) киевскому режиму. Гриша Косарь шоферил по Горловке, пока бомба, сброшенная с украинского самолета, не порвала в клочья его младшего брата и не сделала инвалидом мать. Не гадал Гриша, что снова возьмется за оружие, но пришлось. У Романа Подвойского под бомбежкой погиб отец. У Мансурова – вся семья, и бывший дальнобойщик записался в ополчение, чтобы мстить. У фермера Баталова враги сожгли родную хату и увели скот – а ведь было одно из немногих образцовых хозяйств в Счастьинском районе. У Сани Коломийца в боях под Краматорском погибли два друга, после чего он бросил хлебную работу в ППС города Белгорода и, не раздумывая, отправился за кордон. У язвительного хирурга Барановича каратели покалечили жену, а он заступиться не мог, поскольку в этот день отправлял в эвакуацию мать. Бывший врач пришел в ополчение и первые два месяца трудился почти по специальности в местном госпитале («Медсестрой работал», – любил он пошучивать). У сибиряка Гоши Василенко профессия была еще экзотичнее – преподавал в консерватории по классу саксофона. Не вынесла душа саксофониста, когда невеста, родом из Авдеевки, приехавшая навестить родных (ну, не объяснили девушке про войну), попала под гусеницу украинского танка, ведомого пьяным танкистом. Максим Ломовой преподавал историю в Донецком университете, считал себя далеким от войны, пока из Черновцов не пришла трагическая весть о смерти родителей. Не нравился отцу и матери зарождавшийся в стране фашизм, и не скрывали они своего мнения. И дождались, что в один печальный день гражданская позиция перетекла в гражданскую панихиду – неустановленные подонки бросили в окно коктейль Молотова. Олега Васько в мае прошлого года каратели забрали прямо из дома. Бросили в подвал, пытали и слушать не хотели, что он мирный житель и не имеет к «террористам» никакого отношения. Парню сломали руку, разбили ребро. А потом обменяли (с ним еще десятерых) на пленных силовиков. Это было обидно – Васько реально не был ополченцем и никаких диверсий не учинял. И в этой связи пришлось им стать, за год заматереть, научиться стрелять без промаха и стать отличным снайпером. У Дениса Бондаря, работавшего в херсонской дистанции пути, в день одесской бойни в Доме профсоюзов на глазах убили напарника. Заявились четверо бритых с черно-бурыми повязками, представились «Правым сектором» и стали обвинять напарника в пособничестве сепаратистам. Основания для этого имелись. Напарника стащили с локомотива и бросили под медленно ползущий маневровый тепловоз. Парень отчаянно кричал, когда его наматывало на колесо. Милиция рассказу Бондаря не поверила. Постановили как несчастный случай. В ту же ночь Бондарь выследил ублюдков, собственноручно забил их до полусмерти, сел в машину и покатил в Донбасс…
Точка на экране навигатора продолжала смещаться. Было только пять утра. Сделали остановку в густом лесу, бойцы размяли затекшие члены. Курящие покурили. Грядущий день обещал быть ясным и теплым.
– Слушай сюда, – сказал Глеб, и подразделение насторожилось. – Нам поручено ликвидировать минометную батарею, обстреливающую Кошурово. Означенный населенный пункт находится на востоке, мы его прошли. Еще пару верст проедем по дороге. А там до линии фронта рукой подать. Просьба не думать, что это белая разделительная полоса, которую отовсюду видно. Фронт – понятие условное… – Глеб прислушался. Чуткое ухо уловило отдаленные звуки разрывов на востоке. Их не могла заглушить густая чаща леса. Минометная батарея уже работала. Проснулись, господа артиллеристы… – Через пару верст маскируем БМП, далее движемся пешком. Пройдем нейтральной полосой и по балке – в лес. К шести часам должны быть на месте.