Это, так сказать, необходимый максимум. Больше ничего делать не надо! Если вы будете еще что-то делать, то это уже будет не погубление, а роман! Так что спрячьте кредитку, уберите отовсюду руки и вяло откиньтесь в кресле. Продолжим.
Вообще, все, что от вас требуется, – это хорошо держать паузы, а в промежутках между ними говорить мало, вяло, но многозначительно.
Например:
– Я так несчастен, Оля.
На Олины вопросы молчать и грустно улыбаться. Потом притянуть ее к себе со словами: «Я не могу тебе сказать, малыш, не надо тебе это знать». Выполняйте этот трюк последовательно и дословно. Не несите отсебятины, не вздыхайте и не закатывайте глаза. Если вы губите девушку удаленным доступом, замолчите на 15 минут. Если вы в скайпе в камере, сообщите, что упало настроение и вы пойдете спать. Выключите скайп, но через несколько минут включите снова, молчите и ни на что не отвечайте. Это сводит с ума.
Так. Про «несчастен» сказали? Это прелюдия, которая задает трагический тон задуманной истории. Далее, спустя несколько недель, говорите:
– Мы с тобой предназначены друг другу. Природно, генетически, на глубине. Я точно это знаю.
И внимательно посмотрите ей в глаза. Не обнимайтесь и не целуйтесь. Напротив, если она ринется на грудь, придержите мягко, но твердо. Для удаленного доступа: нужно сообщить, что пошел покурить или налить себе чаю (если вы не курите). Типа волнуетесь.
Едем дальше. В погублятельных отношениях главное – не определять их статус. Никак. Ни статус отношений, ни свой. Все сложно. Я так несчастен, Оля. Не надо тебе это знать, девочка.
Настоящим губильцам необходимо вести много разговоров.
Нужно вести разговоры о прошлом, рассказывая о себе маленьком, и спрашивая о ней, маленькой.
Разговоры о будущем, применяя сослагательное наклонение: «Я мечтаю поехать на Маврикий. Тебе бы там понравилось». «Я уверен, если бы ты была знакома с моей мамой, вы бы нашли общий язык» (внимание: это можно говорить только в том случае, если мама уже в лучшем из миров).
Далее, в ваших разговорах должны регулярно возникать неопределенно-личные предложения: «Я считаю, что в семье должно быть не менее трех детей. И все такие красивые, как ты». «Было бы здорово по утрам просыпаться… в доме с видом на море».Итак, прошло какое-то время, и Оля у вас в кармане. Она думает, что вы ее любите (предназначены же), что вы много для нее делаете (ромашки), что вы ее балуете (принес конфету, как ребенку, милый, милый!), что вы строите на нее планы (Маврикий) и что вы строите планы на совместное будущее (дом с видом на море и общие дети).
Между тем вы не сказали и не сделали ничего такого, что можно было бы после вменить вам в вину. Вот почитайте внимательно: вы НЕ приглашали ее на Маврикий, вы НЕ предлагали знакомить ее с мамой, вы НЕ говорили, что хотите детей от нее и даже похожих на нее, вы сказали, что таких же красивых, как она! Про дом на море вообще смешно – неважно, что вы сказали это, просыпаясь вместе с ней и сладко потягиваясь. Вы же не сказали, что хотите просыпаться в этом доме с ней. Она сама это подставила в то место, где многоточие.
(Да, дорогие граждане мужчины. Если вы занимаетесь погублением в основном по удаленке или пишете много эсэмэсок, будьте, пожалуйста, в основном грамотными. Куча ошибок в словах может вызвать умиление только на поздних стадиях. У недогубленной девушки это обычно вызывает смех и фригидность. Если вы дислексик и дисграфик, избегайте писанины вообще, это погубит весь эффект от погубления.)
Ну если вы прилежный, грамотный, изощренный губитель, то переходим к следующему этапу.
Прекратите с ней заниматься сексом. И даже целоваться.
Если возникнут вопросы, а они возникнут не скоро… говорите просто: «Я не хотел бы об этом говорить. Это сложная для меня тема».
Несомненно, она придет в ужас. И не от того, что вы вдруг стали импотентом. А от того, что она коснулась самой больной для мужчины темы. Кирзовым, так сказать, сапогом. На нежную крайнюю плоть. История знает случаи, когда девушка пребывает в ужасе по шесть и даже девять лет. В абсолютном целибате, глотая все, что прокатит под соусом «это сложная для меня тема».
Я клянусь. Это случай искусного погубления не каждому под силу.
Если вы уж совсем решили довести дело до конца, продолжайте с ней спать в одной кровати, даже голышом, ездите с ней в отпуск, но не притрагивайтесь к ней. На все вопросы повторяйте: «Я так несчастен, Оля» и «Это сложная для меня тема».
Все, вуаля. Вы даже можете на ней жениться, если вам так удобно, но если вы будете придерживаться правил вялого букетика, мятой конфеты и сложной темы и при этом повторять: «Мы предназначены друг для друга», девушка долго не соскочит. Если вдруг что-то будет обостряться, скажите скупо: «Иногда я так остро скучаю по тебе, малыш». Не забывайте забывать о ее дне рождения.Дорогие девушки, если с вами все это или похожее происходит, поздравляю – вас губят. Не каждой такое выпадает счастье. Не каждая сможет сказать спустя год или пять лет – он погубил мои годы! Он погубил мою жизнь! Если вы не очень уверены в талантах своего губителя, замените его на такого же, но женатого, – погубленные годы вам действительно обеспечены.
Немного психологии
Будущим психологам
Меня часто клиенты и будущие коллеги спрашивают в письмах и в личных сообщениях, где я училась и как стала практикующим психологом. Не претендуя ни на что, просто расскажу, как это было у меня.
Я училась в Уфе у Вадима Фатхиевича Сафина. Профессору Сафину, когда я получала диплом, было, кажется, семьдесят пять лет.
Он страстно любил психологию, жестко с нас спрашивал, и я его считаю одним из своих Учителей – во всех смыслах.
Он вел Высшие курсы практической психологии. На базе высшего образования, обучение в течение почти двух лет, дневная форма. Каждый день с двух часов дня до вечера. Теория несколько недель, практика несколько недель, экзамен. Теория, практика, экзамен. Никаких сессий и зимних каникул – все сдавалось блоками.
Сафин приглашал для нас лучших преподавателей и устраивал лучшие семинары. Около двухсот вопросов на каждый экзамен, а сколько экзаменов было – сосчитать трудно. Практика по диагностике – в психиатрической больнице, практика по дефектологии – в доме ребенка с аномалиями развития. Диплом защищался при условии, что выпускники начинают вести платную частную практику (за символическую цену) и проходят супервизию. Клиентский опыт был обязателен (собственная терапия), это было условие всего времени обучения.
Он читал основные блоки лекций, теорию личности, возрастную психологию, детскую психологию, в области которой он и был профессором. Вел специализацию по директивному гипнозу. Я туда не ходила, так как в то время уже специализировалась по недирективному, мягкому эриксоновскому.
Вел он свои лекции страстно и к нам относился страстно. «Как вы будете работать, – раздраженно кричал он, – если вы сейчас не выдерживаете нагрузок? Вы знаете, что такое выгорание терапевта? Выдержите мои нагрузки – выдержите все! Слабаки!» Мы втягивали головы в плечи. «Я вас люблю!» – точно так же раздраженно прибавлял он неизменно в конце каждой своей гневной речи.
Он очень крепко, помимо всего прочего, проработал с ними процедурные вопросы. Как отвечать на первый звонок клиента, как устанавливать условия приема и их соблюдать.
Он вбил мне в голову следующее правило: когда ты практикуешь, ты должен построить систему поддержки собственной психики и тела. Работа тяжелая. Даже если это не специализация на работе с потерями, горем, не паллиативная терапия. А просто частная практика, как у меня, по вопросам отношений, развития, обретения смыслов и так далее.
Как писал Ирвин Ялом: «Кто сказал, что терапевтам много платят?» Практикующий психолог каждый день, хоть и не с каждым клиентом, работает с такими темами, как потери, травмы, измены, расставания, разводы, смерти, изнасилования, насилие в раннем возрасте, в семье, инцесты, депрессивные, нарушенные состояния. К тебе приходят с бессонницей или с неудачами на работе, и ты находишь латентную, хорошо маскированную депрессию, потому что несколько лет назад пришедший запретил себе как следует оплакать умерших родителей. Ты ищешь, как именно клиентка разрушает отношения, и наталкиваешься на «почти забытое» изнасилование в юности.
Поэтому еженедельно – свой психолог. Еженедельно – супервизия с другим психологом-наставником. Регулярные супервизии и внутренняя проработанность, собственный клиентский опыт – это обязательные требования к профессии.
Йога или любое регулярное движение, дыхательные техники обязательны, иначе в полном сознании и ясной памяти свалишься в болезнь от перегрузок.
И ежегодные регулярные обучения. Эта профессия не имеет потолка. Вы всегда на любой ступени мастерства встретитесь с тем, чего не знаете и с чем не справляетесь.
Йога или любое регулярное движение, дыхательные техники обязательны, иначе в полном сознании и ясной памяти свалишься в болезнь от перегрузок.
И ежегодные регулярные обучения. Эта профессия не имеет потолка. Вы всегда на любой ступени мастерства встретитесь с тем, чего не знаете и с чем не справляетесь.
Моя другая наставница, Порошина Татьяна Юрьевна, психолог от бога, говорила: наши три инструмента – это способность к самоанализу, к эмпатии и способность точно формулировать сложные вещи.
Вы, уважаемые будущие коллеги, столкнетесь много с чем. В переносе вас будет трясти от гнева или обиды, и вы будете обязаны осторожно говорить об этом с клиентом. Вас и вашу работу будут обесценивать или оценивать негативно; вас будут идеализировать, а потом обвинять, что вы не соответствуете; вас будут соблазнять, отвергать и проделывать с вами все то, что ваши клиенты проделывают с близкими им людьми; с вами будут пытаться разрушать отношения, и вы увидите травму своего пациента в действии. Вам нельзя будет вступать с вашими клиентами в двойные отношения любого рода, даже если очень хочется, потому что терапия на этом кончится.
В этом профессиональном сообществе существует огромная коллегиальная поддержка. Ни один профессионал не скажет плохо о коллеге: напротив, дурные высказывания о коллегах-психологах свидетельствуют о неуверенной профессиональной идентификации.
Вместе с пришедшим ко мне человеком мы ищем его собственные скрытые ресурсы, неосознанные или заблокированные. Мягко включается работа бессознательного, направленная на решение проблемы. Нередко бывает, что люди, которые утверждают, что никогда не видят снов, в терапии начинают их видеть. Начинают делать то, на что раньше не решались…
Самая лучшая награда для меня – когда клиент заканчивает терапию, говоря: «Я стал другим человеком. Спасибо». Такая последняя сессия делает меня счастливой, хоть и бывает немного грустно.
Девочка, которая двадцать лет не носила юбки, пришла однажды ко мне на сеанс в мини и скромно сидела, ожидая, когда я замечу. Когда я заметила, мы с ней смеялись от радости. У нее красивые ноги, которых она стеснялась. Это была одна из лучших встреч в моей пока еще короткой практике.
Девочка, которая не позволяла себе эмоций, теперь открыто смеется и плачет, если хочется. Девушка, которая не позволяла себе отношений вообще, выходит замуж. Молодой человек, который между первым и вторым сеансами съехал от родителей: ему нужен был лишь небольшой толчок. Клиентка, с которой у меня была не встреча, а схватка спустя полгода после начала работы: она прятала огромный кусок агрессии, улыбалась и мучилась, и я приняла рискованное решение спровоцировать ее гнев на себя. Мы с ней едва выплыли в конце, обессиленные, почти плачущие, и она поняла – если даже ты не улыбаешься, тебя все равно можно любить.
И навалом неудач, разочарованных клиентов, бессонных ночей, супервизий, растерянности и отчаяния.
Мне приходится объяснять женщинам, что на терапии не выдают тортиков и мужчин в качестве приза за хорошо сделанную работу над собой. Мне приходится объяснять мужчинам, что проблемы в отношениях в паре не решаются путем бегства в другие отношения. Иногда я, как училка, жестко говорю об ответственности и авторстве собственной жизни и собственных отношений. Иногда говорю мягко.
Меня обзывали и швыряли деньги. Будили звонками среди ночи. Нарушали условия и размазывали агрессией по стенке, презрительно говоря: «Вам за это деньги платят». Обращались как с обслугой и как с гуру, и второе всегда заканчивается хуже.
Вы увидите, как клиент, рядом с которым плечо к плечу вы только что работали над его проблемой, вдруг оказывается по другую сторону баррикад: теперь вы одна, а он и его проблема – против. Это всегда страшно и требует нечеловеческой выдержки, а вы всего лишь человек.
Мне очень везет с наставниками. Это профессор Сафин Вадим Фатхиевич, который научил меня страсти в профессии. Порошина Татьяна Юрьевна, кандидат философских наук, практикующий психолог, научившая меня терпению и взявшая меня впервые, еще зеленую совсем, читать курс по конфликтологии. Это психологи из Уфы.
Это Гинзбург Михаил Романович, у которого я проходила специализацию по эриксоновской терапии, открывший мне чудесную магию человеческой психики. Это Ирина Якович, на семинаре по VIP-консультированию давшая нам множество практических техник. Это Кроль Леонид Маркович, у которого я только начинаю учиться. Это специалисты Института групповой и семейной терапии в Москве.
И конечно, это Хамитова Инна Юрьевна, мой наставник, преподаватель и супервизор, семейный терапевт, научившая и продолжающая учить меня всему, что я умею теперь.
«…Посмотрите на меня, – говорил профессор Сафин, расхаживая на лекции между рядами, – я много курю, ем и болтаю. Я типичный орально травмированный!»
Эта профессия требует любви, терпения и чувства юмора. Иначе никак.Выживальщицы
Им от двадцати до пятидесяти, они строят карьеру или уже построили, у них достаточно денег, они умеют быть хорошими профессионалами, жизнь их субъективно тяжела. Нет, я сейчас не про сильных женщин. Я про женщин, которые привыкли «выживать».
Когда-то, несколько поколений назад, их семья узнала голод, или расстрелы, или погромы. Главным было – выжить. Это стало девизом рода, родовым мифом, установкой, которая гласно или негласно передается из поколения в поколение.
Мы первое поколение, которому не нужно выживать. Мы не переживали и не переживаем длительный, угрожающий жизни голод. Наши дети имеют все, что им нужно. Нас не расстреливают, на нас не пишут доносы за неосторожное слово, нас не раскулачивают и не ссылают в Сибирь. Мы не бредем по Сибирскому тракту в кандалах. Нам не объявляли внезапной войны среди ночи. Наших мужей не забирают в «воронка́х», наши дома не громят и не сжигают, нас не отправляют в концлагеря. Одним словом, у нас нет героического тяжелого прошлого.
Но оно есть у нашего рода. Наш род вел себя так, что выжил. Выжили наши бабушки и дедушки во время войны. Наши прадедушки и прабабушки во время революции. Выжили и успели родить наших родителей. И наши родители, героически бившиеся в очередях за дефицит, родили нас.
Императив «выжить» достался и нам по наследству, по инерции, сгоряча, но нам не достались навыки мирной жизни. Как жить, если не нужно больше выживать?
Мы не умеем. Просто жить – как это? Чем заполнять свою жизнь, если она не заполнена героическими или просто заметными событиями? Как проживать повседневность, тихую и мирную, в которой ничего не происходит, ни хорошего, ни плохого, и от этого почему-то жутковато? Почему так сладки бурные отношения, похожие на американские горки, а от тихих, мирных и спокойных становится скучно? По вечерам у вас есть вкусный кофе, смешной фильм и любимый муж, но среди ночи подхватывает такая тоска: неужели это – все?
Внутри даже многих наших гламурных красавиц до сих пор таится героическая выживальщица, стихия которой – борьба, спасение и героизм. Может быть, только дети этих прекрасных красоток будут уметь просто жить. Зная и другие роли, кроме роли героя, спасателя или жертвы, потому что жизнь для них наконец-то может перестать внутренне быть борьбой.
Давайте посмотрим, как сценарий выживания может влиять на нас в быту и повседневной жизни. По моим наблюдениям, те, чей род прошел через тяжелые испытания, имеют затруднения с умением и навыками чувствовать себя счастливыми или даже просто удовлетворенными в обычной жизни. Живущие вполне мирно и сыто, эти мужчины и женщины ощущают тоску, страх и тревогу, оказываясь в тишине наедине с обыденностью. Я не говорю, что это единственная причина таких ощущений, но считаю, наблюдая за своими клиентами, что это может влиять на многие наши выборы.
Выживальщицы в любви
Дорогие дамы, подходить к любым отношениям с двумя постулатами: «Хорошо, я тебе нравлюсь, но понравишься ли ты мне?» и «Пожалуй, я хочу себе это позволить, и я себе это позволю» совершенно нормально. И так и должно быть.
Но сплошь и рядом я вижу другое. Одна моя клиентка как-то раз озадачилась ситуацией: с утра она познакомилась в Интернете с одним мальчиком, попереписывалась с ним и договорилась, что вечером он ей позвонит. В этот вечер у нее в гостях был старый товарищ, назовем его Вася, который пришел невинно пить кофе и был по-товарищески несексуален. Клиентка же моя ничего не подозревающего Васю намеревалась спрятать в шкаф, если «тот из Интернета» к ней внезапно приедет сегодня же.
«Варя, – сказала я ей. – А вам этот, из переписки, самой-то нравится?»
Красотка Варя запнулась и замолчала, парня она ни разу не видела, а уже собиралась не просто пускать его к себе в дом, но и ради него замуровывать скучного верного Васю в шкаф. Ей даже в голову не пришло, что она тоже может оценивать. Не он ее, а она его. Потому что…