– Так точно, ваша честь. Я уже рассказывал вам, что в моей стране очень сильны клановые отношения. У нас процветает круговая порука и обычно родственники не доносят друг на друга. Тем более сын на отца. В Испании это дикость. И если такое случается, то только из корыстных соображений, а не по зову так называемого гражданского долга… Извините за прямоту.
– Наверное, мне следует с вами согласиться, – не стал отрицать доводы Охотника Жерар. – Рамиро молод и образован. Его карьера идет в гору, и, судя по тому, что нам о нем известно, в Мадриде он долго не задержится – того и гляди, переведут в Ватикан. А отец Рамиро хоть и слыл благородным человеком, но под старость лет совсем выжил из ума. Вы читали его признания – за ним столько смертоубийств, что рано или поздно его бы все равно разоблачили. Но тогда разразился бы грандиозный скандал, последствия которого сказались бы на дальнейшей судьбе сына катастрофически… Молодой ди Алмейдо хитер и предусмотрителен. Он просто ускорил естественный ход событий, но так, чтобы при этом максимально обезопасить себя и репутацию своей семьи. Возможно, в глубине души он сильно сожалеет о том, что сделал. По крайней мере, когда сегодня утром Рамиро забирал прах своего отца, горевал он искренне… как мне показалось.
– Что ж, многомиллионное наследство должно его быстро утешить, – буркнул Гонсалес. – Впрочем, Господь теперь ему судья. Пусть живет с осознанием того, что натворил, до конца своих дней. Глядишь, к старости и раскается.
– Кстати, вы известили Рамиро о том, что тело чернокнижника не обнаружено?
– Как вы и приказали, ваша честь. Я подробно проинструктировал его на случай, если узкоглазый дьявол вдруг снова появится. Хотя, даже если Морильо выжил, не думаю, что с такой приметной внешностью он надолго задержится в Мадридской епархии.
– Как бы то ни было, но я уже распорядился на всякий случай разослать по магистратам его описание, – сказал Жерар. – И если чернокнижник все-таки жив, гулять на свободе ему недолго. А я сегодня утром получил по телеграфу новый приказ, и через пару дней мы с вами направляемся во Францию. Слышали что-нибудь об этой новой секте Пожирателей Святой Плоти?
– Краем уха. Говорят, ее члены каннибалы, а поедают они исключительно пасторов и монахов.
– Все верно. Не люди, а сущие звери! Тем не менее последователей у них хоть отбавляй. В общем, настала пора познакомиться с ними поближе…
Карлосу не хотелось во Францию. Ему хотелось обратно в Ватикан, чтобы взять отпуск и уйти в запой на неделю. Однако, рассудил Матадор, пусть уж лучше Франция, чем Мадрид – город, превратившийся для него за несколько недель в олицетворение сплошных поражений. Теперь Гонсалеса на родину не потянет долго.
Следовало бы радоваться скорой перемене задания и обстановки, но радости у него не было в помине. Предчувствие чего-то скверного не отпускало Карлоса. Будто он получил укус ядовитой змеи, ввел себе противоядие, а потом разглядел на ярлыке, что сыворотка просрочена. И вот теперь приходилось гадать, под счастливой звездой ты родился или нет.
Матадор понятия не имел, какие звезды светили на небе в день его рождения, но последний десяток лет ему везло. Он дослужился до командира отряда и заработал много наград. Его отряд ставили в пример другим отрядам. Во время Охоты в Карлоса нередко стреляли, но пули и стрелы миновали его. Не многие в Братстве Охотников могли похвастаться таким везением.
Командир Пятого отряда любил читать и даже возил с собой в рейды небольшую походную библиотеку. Однажды ему довелось прочесть интересное изречение, которое он запомнил надолго. Принадлежало оно соотечественнику Матадора, древнему проповеднику, монаху-иезуиту Балтазару Грасиану.
«Долго тащить счастливчика на закорках надоедает и фортуне», – утверждал Балтазар Грасиан.
Карлосу не удавалось отделаться от ощущения, что в этом рейде он перешел рубеж, за которым его везение заканчивалось. Ему казалось, что он потерял чутье, а потеря чутья Охотником как раз и ведет за собой потерю везения. А также символизирует скорый приход старости.
Во Франции командиру Пятого отряда предстояло доказать себе, что он ошибается и до старости ему еще далеко…
Возможно, было к лучшему, что небо в то утро затянули тучи и подул ветер, сильный и холодный. При плохой погоде Сото переживал горестные мысли не так остро, как при хорошей.
Ветер дул в лицо сидящему на берегу Мара и словно упрекал его в том, что ищущий смерти ронин столько раз успел попрощаться с солнцем, а ему – верному напарнику в самых опасных делах – не удосужился отвесить даже прощального поклона.
«Не было возможности, говоришь? – негодовал обиженный ветер, шелестя листьями кустарника. – Ну так сегодня я здесь! Чего же ты ждешь? Или опять струсил, как тогда, в Мадриде, на берегу Мансанареса?»
Сото молчал, глядя, как ветер катит по Эбро большие серые волны. На обиды старого подельника тирадор не реагировал. Вложенный в ножны меч лежал рядом с ним на камне. Сегодня Мара даже не пытался извлечь его, но не потому, что болела рука и он вновь колебался. Наоборот, решившийся на сэппуку Сото был в это утро уверен в себе как никогда, и ему стоило немалых усилий удержаться от попытки раз и навсегда избавить себя от всех земных проблем и несчастий. После всего того, что он узнал за последние дни, это был бы самый легкий выход из положения…
…Выведать первые новости относительно судьбы сеньора Диего удалось лишь на следующее утро после сорвавшейся из-за непредвиденных обстоятельств самоубийственной атаки на магистрат. Выведать раньше не получилось, поскольку источник информации, на который рассчитывал Сото, был по вечерам недоступен.
Напротив дома Рамиро ди Алмейдо находилась небольшая лавчонка, где торговали вином, продуктами и мелкой хозяйственной утварью. Кухарка молодого сеньора наверняка запасалась провизией именно там, а следовательно, лавочник непременно был в курсе всех творившихся по соседству дел.
Мара появился в лавочке после полудня – как раз когда все рачительные домохозяйки уже завершили обход магазинов и занимались приготовлением обедов. Покупателей не было. Сонный лавочник сидел в углу и лениво шлепал мухобойкой ползающих по прилавку мух.
– Что угодно? – поинтересовался он, не отрываясь от своего чрезвычайно увлекательного занятия.
– Бутылочку «Крускампо», – потребовал Сото, зная, что торговцы становятся намного разговорчивее, если начинать с ними беседу с правильной ноты.
– Ты пришел по адресу, – оживился лавочник, вскакивая со стула и ныряя в подпол. – У нас самое дешевое и лучшее пиво в городе!
Сото очень сомневался в каждом из пунктов этого заявления, но спорить не стал, а отсчитал деньги, не взял с лавочника сдачи и только после этого приступил к делу:
– Скажи, амиго, в этом большом доме напротив случайно не сдается комната? – и пояснил: – Приехал в Мадрид искать работу, а в гостиницах у вас такие цены ломят… Вот и подумал, может, получится договориться с кем подешевле.
– В этом доме тебе вряд ли сдадут комнату, – ответил лавочник. – Здесь живет инженер Рамиро с семьей. Он служит в Академии, а его отец – один из богатейших сеньоров Сарагосы.
– Вот как? – изобразил удивление Сото. – Да я сам из Сарагосы! А как фамилия инженера?
– Его фамилия ди Алмейдо. Довольно известная, между прочим.
– Как же, прекрасно знаю их семью! Пару лет назад я работал у них на виноградниках… Может, все-таки зайти? Вдруг Рамиро возьмет да вспомнит земляка Санчо Лопеса и поможет ему по знакомству. А то гляди, еще на работу пристроит куда-нибудь. Я неприхотливый; мне хоть глину месить, хоть мешки таскать – без разницы.
– Попробуй, – пожал плечами лавочник, после чего печально добавил: – Но только в другой раз. Сегодня у них в семье большое горе: отец инженера приехал в Мадрид по делам и внезапно скончался.
– Не может быть! – уже ненаигранно оторопел Мара. – Сеньор ди Алмейдо умер? Ты точно знаешь? Когда? Как?
– Говорят, вчера в Медицинской Академии. Сердечный приступ или что-то типа того. Сегодня утром Рамиро повез тело отца обратно в Сарагосу…
Других подробностей от лавочника добиться не удалось. Впрочем, Сото хватило и этих. Сеньор Диего скончался, и это бесспорно достоверные сведения. И умер он явно не в Медицинской Академии, а там, откуда вчера выходил понурый и озадаченный Рамиро. В магистрате могут заставить умереть от сердечного приступа даже такого крепкого человека, каким был дон ди Алмейдо, который на сердце сроду не жаловался.
Рамиро с телом отца направлялся в Сарагосу, а значит, Сото должен последовать за ним – он тоже должен выказать последнее уважение умершему сеньору. Пусть не присутствовать на похоронах, но хотя бы посетить его могилу. А после этого…
Мара не загадывал так далеко: надо сначала добраться до Сарагосы и проститься с сеньором и только потом решать, а что же «после»…
Мара не загадывал так далеко: надо сначала добраться до Сарагосы и проститься с сеньором и только потом решать, а что же «после»…
Сото сжал кулаки. Ветер снова подул ему в лицо, но, как показалось, уже не с обидой, а совершенно с другим настроением. Дуновение ветра было сильным и ободряющим, как хлопок по плечу старого друга. Он словно лишний раз напоминал: что бы ты ни задумал, подельник, я всегда с тобой; можешь на меня рассчитывать.
А мысли образовывали в голове Сото хаос. Привести их в порядок пока не удавалось – мешали эмоции, которые не проявлялись внешне, но яростно бурлили внутри, ожидая, когда Мара ненароком проделает в броне своей невозмутимости брешь, чтобы вырваться через нее наружу. Словно кипящая вода в наглухо закупоренном котле…
Огонь под этим котлом разгорелся с новой силой вчера вечером, когда опечаленный тирадор добрался до Сарагосы. Двигаться пришлось окольными путями, и эта вынужденная предосторожность стоила беглецу почти всего имеющегося в запасе бензина, который на труднопроходимых проселках мощный Торо поедал в удвоенных количествах. Сото кое-как дотянул на остатках топлива до своего потайного местечка на берегу. Там он забросал мотоцикл с пустым бензобаком ветками и без промедления отправился на разведку. Но пошел он не к асьенде ди Алмейдо, где его могли опознать и выдать властям. Мара решил пробраться на окраину Сарагосы, в один из популярных трактиров – излюбленное место отдыха некогда подчиненных ему тирадоров.
Заходить в трактир Сото не рискнул, а притаился поблизости, наблюдая за входящими и выходящими посетителями. Ждать пришлось долго, но ожидание было вознаграждено. Мара не заметил, когда в трактир прибыл Криворукий Пипо – видимо, он сидел там давно, – но вышел он навеселе и покачиваясь, так что проскользнуть незаметно мимо своего бывшего сослуживца у Пипо не получилось.
Криворукий Пипо был человеком семейным и жил не в асьенде дона Диего, а в Сарагосе. Несмотря на свое неблагозвучное прозвище, он метко стрелял из арбалета и являлся довольно ловким и смекалистым малым. Несколько лет назад Сото нанял его в охрану сеньора по рекомендации и ни разу с тех пор в этом тирадоре не разочаровался. Пипо имел один грешок – он любил выпивать, однако никогда не совмещал свое любимое занятие со службой. К тому же Мара верил, что Криворукий был не тем человеком, который выдал бы его властям.
Пипо поравнялся с притаившимся за деревом Сото, и тот окликнул его. Криворукий не удивился и не испугался неожиданной встрече, лишь спросил:
– Ты уже слышал?
Мара подтвердил.
– Ну тогда потопали ко мне, – предложил Пипо. – Помянем старого сеньора – замечательный был человек, упокой Господь его светлую душу. Ах да, забыл: ты же не пьешь!
– Сегодня можно, – грустно ответил Сото. – К тому же я не на службе. Только извини – с деньгами у меня не густо.
– Это не проблема. – Пипо извлек из-за пазухи початую бутылку агуардиенте. – Нам с тобой здесь хватит: мне уже пора сегодня остепениться, а тебе – трезвеннику, – я так думаю, много пить и вовсе вредно.
Криворукий неровной походкой двинулся в сторону дома. Сото направился вслед за ним. Для него пока оставалось загадкой, в курсе ли Пипо, что старший тирадор сеньора ди Алмейдо объявлен вне закона или нет, и потому молчал. Вопрос разрешился сам собой. Довольный тем, что подыскал компанию для достойного завершения вечера, Пипо вскоре проболтался, что в асьенде уже известно, кто таков в действительности Сото Мара и чем он опасен для окружающих.
– Надеюсь, у тебя хватило ума не соваться туда. – Пипо указал в сторону асьенды ди Алмейдо. – За твою голову дают неплохую награду, и многие не отказались бы ее получить. И если сейчас я огрею тебя бутылкой по голове, потом полгода буду ни в чем себе не отказывать… – Он кисло усмехнулся. – Так ты и вправду колдун?
– Нет, конечно, – успокоил его Сото. – Те книги, что у меня нашли, написаны на забытом языке Древних, а не колдовскими письменами. Я просто пытался их расшифровать – хорошая тренировка для ума.
– Расскажи это Охотникам, – отмахнулся Криворукий. – Им будет очень интересно, а я такими вопросами вообще не задаюсь.
Бывшие сослуживцы добрались до дома Пипо уже за полночь. Стараясь не шуметь, Криворукий провел гостя на кухню, удостоверился, что домочадцы крепко спят, на всякий случай прикрыл дверь в комнату, после чего достал стаканы и выставил бутылку на стол…
Сото старался не налегать на агуардиенте – он пришел сюда за новостями, а не напиваться. Пипо не возражал, себе наливал по полной, а гостю поменьше и через раз.
– Когда похороны? – спросил Сото, наводя собутыльника на нужную тему.
– Завтра, – ответил Криворукий. – Только это будут не похороны, а черт знает что!
– В смысле?
– В смысле, что никому из нас даже толком попрощаться с сеньором не позволят. Знаешь, какой Рамиро из Мадрида гроб привез? Жестяной ящик, запаянный, как консервная банка! Говорит, что в Медицинской Академии ему дали взглянуть на тело отца только через стекло, а затем покойного прямо там в железный сундук и запихали.
– Но зачем?
– Затем, что сеньора убила какая-то сильно заразная болезнь. Сначала якобы вообще собирались тело кремировать, но Рамиро не разрешил. А какая разница, посуди? Или прах хоронить, или железный сундук – все равно, разве это человеческие похороны? Эх, бедный несчастный сеньор Диего! Ладно, хоть долго не мучился.
– А я слышал, что сеньор от сердечного приступа скончался… – озадаченно произнес Сото, глядя на свой пустой стакан.
– Теперь всякое будут болтать, – ответил Пипо, перехватив взгляд гостя и наливая ему очередную символическую порцию. – Чем известнее человек, тем больше вокруг его смерти ходит кривотолков. Я тебе пересказываю лишь то, что нам Рамиро сообщил. Ему-то на кой черт врать?..
Сото просидел у Криворукого недолго и на предложение заночевать ответил вежливым отказом. Если вдруг кто-то случайно узнает утром выходящего из дома Пипо преступника, гостеприимному хозяину не поздоровится, и его кривые руки очень быстро выправят в нужную сторону.
– Сделай мне последнее одолжение, – попросил Мара, когда Криворукий отправился проводить его до порога. – Сеньор выделял мне лимит бензина на месяц, и в моем гараже еще должна остаться одна полная канистра. Сможешь незаметно вынести ее за ворота, когда будешь на смене? При случае обязательно сочтемся.
– Не знаю… – замялся Пипо, опустив глаза и почесав затылок. – Дисциплина сейчас, конечно, не та, что при тебе, но все равно, если поймают… Завтра ночью попробую. Но обещать не буду.
– Спасибо. Удачи тебе и твоей семье.
– Куда ты теперь?
– Понятия не имею. Но прежде, чем убраться отсюда, хотелось бы еще с одним человеком поговорить.
Эта идея пришла к Сото несколько минут назад, но осуществить ее являлось не так-то легко. Человек, с которым он хотел составить беседу, в отличие от Криворукого Пипо не был таким гостеприимным.
Но шанс разговорить его все-таки имелся…
Записка, которую сеньор написал перед арестом, была давно уничтожена, но Сото помнил ее текст наизусть. Внимательно изучая в молодости свои книги, теперь уже потерянные навсегда, он научился запоминать нужный ему отрывок текста практически с первого прочтения. Письмо сеньора было прочитано тирадором неоднократно и потому отложилось в его памяти на всю оставшуюся жизнь.
Распитое с Криворуким Пипо агуардиенте не позволяло трезво обдумать странные новости из поместья. В сумбуре мыслей Мара мелькали обрывки событий последнего времени: встречи, злоключения, незнакомые лица и многое другое. В том числе и это письмо. Точнее, лишь одна строка из него:
«Похоже, кто-то из нашего епископата донес на меня, иначе эти крысы из Корпуса никогда не осмелились бы на такое…»
Сеньор догадывался, кто инициировал против него дело. И он счел нужным сообщить о своей догадке старшему тирадору. Не стоит гадать, зачем он так поступил – главное, у Сото есть зацепка, с которой можно начать выяснение обстоятельств смерти сеньора, а также почему он лежит в закрытом гробу. Либо он скончался несколько дней назад и по какой-то причине его тело продержали в магистрате, пока оно не начало разлагаться; либо дознание, которого опасался сеньор, было настолько жестоким, что на его лице имеются увечья, либо…
Либо его тело в гробу отсутствует!
А причина, по которой магистрат не выдал тело, может быть только одна!..
Сото дождался очередного порыва ветра и медленно втянул ноздрями прохладный воздух. Проклятье, он всю сознательную жизнь пытался следовать воинскому кодексу чести предков, но так этому и не научился! Сото Мара слишком много думает. Он впадает в раздумья и начинает колебаться всегда, когда не имеет перед собой четкого приказа.
Как там у мудрых предков? «…Человек должен принимать решения в течении семи вдохов и выдохов… Если размышления длятся долго, результат будет плачевным…»