– Очень интересно, – желая рассмотреть странный символ получше, Легран присел на корточки и поводил по нему пальцем, как будто это могло помочь инквизитору вникнуть в тайный смысл послания. – Что же Морильо хотел этим сказать?
– Я расшифровал значение данной идеограммы, – с гордостью заявил Гонсалес.
– Неужели?! И как же вам это удалось? Насколько я помню, в книгах Морильо таких закорючек тысячи.
– Его книги я всегда держу в бардачке «Хантера» и при каждом удобном случае продолжаю их изучать, – пояснил Гонсалес. – Немного пораскинув мозгами, я пришел к выводу, что наш «головорез с принципами» наверняка и сам не знал значения всех идеограмм. Вы верно подметили – их тысячи, и лишь немногим из них дается объяснение. В своих поисках я отталкивался от этой догадки и довольно скоро убедился, что абсолютно прав!
– Весьма похвально, брат Карлос! – Легран посмотрел на Охотника с неподдельным уважением. – И о чем же Морильо нам сообщает?
– Вряд ли это послание для нас, ваша честь. И вряд ли оно носит какой-то церемониальный смысл. Возможно, это обычная причуда, эмоциональный жест или просто глубоко въевшаяся привычка. Порой задумавшись над чем-либо, я тоже не замечаю, как начинаю рисовать всякую абракадабру, а останавливаюсь лишь тогда, когда перо уже рвет бумагу. Эта идеограмма взята из книги, которая, как я выяснил, служит учебником по фехтованию мечом, довольно занимательная вещица… впрочем, суть не в этом. Надпись переводится как «Удар в сердце».
– Что, интересно, он подразумевал, когда выцарапывал ее? – почесал лысину тугодум-французик. – Насколько мы можем судить, Морильо или отрезает жертвам головы, или, как, например, сегодня, сжигает их… Бедный, бедный магистр Гаспар…
– Разрешите высказать предположение?
– Конечно, брат Карлос. Последнее время интуиция вас не подводит… к нашему глубокому сожалению.
– В санкции на арест сеньора ди Алмейдо стоит три подписи. Двое из тех, кто оставили их, мертвы. Совпадение? Сомневаюсь. Чтобы до конца воплотить в жизнь свои черные планы, Морильо осталось отнять только одну жизнь. Ваша честь, вы уже связывались с Ватиканом по телеграфу, как обещали?
– Пока нет, но… Боже мой, брат Карлос, третья подпись! Я обещаю… Я клянусь вам, что свяжусь с Ватиканом немедленно! И пусть только попробуют проигнорировать мою телеграмму!
– Вы правильно догадались, ваша честь. Безусловно, «Удар в сердце» обозначает не то, каким образом Морильо собирается убить третью жертву. Он выражает то, чем будет являться это убийство для нас. Убийца склонен к театральным эффектам: магистр Гаспар сжег его сеньора – Морильо сжег магистра Гаспара. Впрочем, это неудивительно, если брать во внимание книги, на которых он воспитывался, – наставления, обличенные в художественно-поэтическую форму. Одни названия чего стоят: Книга Земли, Книга Воды, Книга Огня, Книга Ветра, Книга Пустоты… Действительно, если сейчас мы не поспешим и дадим свершиться следующему убийству, оно будет равносильно для нас удару в самое сердце… Поторопитесь с телеграммой, ваша честь, – Луис Морильо направляется в Ватикан!..
По пути в разрушенный город Древних, где были припрятаны байк и вещи, вымотанный, угрюмый, но в целом удовлетворенный сбывшимися мечтами каратель все не мог выгнать из головы последние слова магистра Гаспара: Рамиро ди Алмейдо написал донос на собственного отца! Признаться, поначалу Мара едва не принял это лживое заявление за чистую монету, поскольку инквизитор упомянул о том незабываемом случае, когда вернувшийся из Мадрида Сото демонстрировал сеньору «трофей» в присутствии Рамиро. Помимо карателя, об этой сцене знали только двое, однако бывший тирадор и в мыслях не допускал, что дон Диего сломался под пытками и выдал Гаспару такие подробности.
Действительно, оставался один Рамиро. Но почему обязательно донос? Нет, конечно, никакого доноса инженер не писал. Ведь его тоже забирали в магистрат, где такой слабовольный человек, как он, наверняка не выдержал психологического давления и рассказал обо всем, что знал: о скрывающемся у него на чердаке телохранителе отца и о том, при какой ужасной сцене инженеру довелось присутствовать в родительской асьенде. Но случилось все это уже после того, как в санкции на арест сеньора появилась последняя подпись. Без сомнения.
Считать малодушный поступок Рамиро предательством глупо: нельзя требовать от человека невозможного. Сото не был полностью уверен, что и сам выдержал бы инквизиционное дознание с пристрастием – у магистров Ордена Инквизиции имелся огромный опыт по развязыванию языков. В их Комнатах Правды могли заговорить даже камни. Желая спасти свою жалкую душонку, Гаспар де Сесо нарочно обвинил Рамиро в доносительстве, надеясь, что каратель поверит последним словам обреченного на смерть и сжалится над ним.
Утопающий и соломинка. Интересно, спасла ли она хотя бы одного хватавшегося за нее несчастного?
Но кто настоящий доносчик? Наверное, это уже не важно – главное, Сото знал, кто настоящий убийца. И пусть руки этого человека чисты, без его высочайшего указа трагедия с сеньором ди Алмейдо никогда бы не случилась. Мара призовет к ответу высокопоставленного негодяя. Кто сказал, что такое неосуществимо? Разве кто-нибудь пробовал когда-либо осуществить нечто подобное, чтобы высказываться так категорично? Затея вполне может получиться именно потому, что так еще не поступал никто.
Кем бы ни мнил себя Пророк, прежде всего он такой же человек из крови и плоти, как и те, чьи отрезанные головы Сото держал в свое время за волосы. Каратель поквитался с Божественным Судьей-Экзекутором, поквитается и с Гласом Господним. И если при этом их Всевышний Покровитель отказывается защищать своих драгоценных слуг, это тоже о многом говорит. Все твердят о справедливости Всевышнего, а значит, Мара будет считать, что именно она и творится сегодня под солнцем.
Точнее, под знаком Восходящего Солнца…
Обуреваемый мыслями, каратель двигался к убежищу, но все его раздумья разом прекратились, когда он увидел сизый дымок, тянувшийся из подвала, где были спрятаны его вещи. Реакция сработала мгновенно: Сото тенью метнулся за ближайшие кусты и затаился. И только когда полностью убедился, что его не заметили, осмелился выглянуть наружу.
Из подвала доносился запах жареного мяса, раздавались громкие голоса и смех. Сото быстро догадался, кого занесло в эту глушь, однако не поленился проползти сотню метров в высокой траве, дабы окончательно подтвердить свою догадку. Как и ожидалось, единственный путь, по которому к стоянке можно было подобраться на технике – во времена Древних здесь пролегала широкая улица, – изобиловал разнообразными следами. Трава, что за лето покрыла проезжую часть густым покровом, была изъезжена множеством мотоциклов. Виднелся также парный след автомобиля. Судя по характеру отпечатков, база автомобиля была неимоверно широкая, колеса – мощными, а дорожный просвет настолько большим, что угодившая между колес высокая трава осталась практически непримятой. Мара еще не сталкивался с такими престранными внедорожниками. Разве что видел как-то грузовик-»монстромобиль» Охотников, но для чудовищного «Самсона» проехавший здесь автомобиль был все же мелковат.
Все окончательно прояснилось: на стоянку прибыли ее законные хозяева – байкеры. Каратель пока не догадывался, какая из банд посетила разрушенный город – Сото лично был знаком с тремя байкерскими вожаками, – но едва он убедился в догадках, как сразу покинул укрытие, встал в полный рост и направился к стоянке. Теперь таиться было излишне, поскольку Мара имел представление, как общаться с подобной публикой; хотелось лишь надеться, что это не дикие отморозки, а «правильные» ребята. Однако судьба находившихся на стоянке его вещей и байка здорово беспокоила Сото: погруженный в заботы, он забыл оставить в чересседельной сумке Торо короткое послание тем, кто может случайно его обнаружить. По байкерским правилам, найденный без опознавательных знаков байк мог быть присвоен нашедшим его человеком. Так было заведено издавна потому, что настоящий владелец брошенного мотоцикла скорее всего погибал – живой байкер редко расставался со своим Стальным Жеребцом надолго.
Сото еще не достиг съезда в подвал, как до его ушей долетел резкий предостерегающий свист – очевидно, кто-то из дозорных заметил приближение незнакомца. Смех и говор внутри убежища разом стихли, и когда Мара спускался в подвал, его уже встречала целая делегация. Правда, далеко не мирная – несколько арбалетов ощетинились стрелами в сторону нежданного гостя, а в руках остальных «парламентеров» находились ножи и монтировки.
Занявшая стоянку банда оказалась довольно многочисленной. Разбредшихся по подвалу байкеров сосчитать было сложно, но возле стен выстроились в два ряда около трех десятков разнообразных байков, а в углу застыл тот самый престранный внедорожник, что оставил снаружи приметный след. Конструктор этого четырехколесного чудовища вряд ли обладал здравым рассудком, поскольку ни один нормальный человек ни в жизнь не додумался бы до чего-нибудь подобного. Угловатая и обшитая стальными пластинами техника (назвать ее автомобилем даже язык не поворачивался) напоминала древнее животное под названием «носорог», только вместо ног у носорога были прикручены колеса. Живя у искателей и проводя регулярные ревизии книжного склада, Сото как-то разглядывал фотографию носорога в древней книге и запомнил уродливого зверя надолго. Поэтому при виде байкерского самоходного агрегата у него в голове и возникла подобная ассоциация.
Занявшая стоянку банда оказалась довольно многочисленной. Разбредшихся по подвалу байкеров сосчитать было сложно, но возле стен выстроились в два ряда около трех десятков разнообразных байков, а в углу застыл тот самый престранный внедорожник, что оставил снаружи приметный след. Конструктор этого четырехколесного чудовища вряд ли обладал здравым рассудком, поскольку ни один нормальный человек ни в жизнь не додумался бы до чего-нибудь подобного. Угловатая и обшитая стальными пластинами техника (назвать ее автомобилем даже язык не поворачивался) напоминала древнее животное под названием «носорог», только вместо ног у носорога были прикручены колеса. Живя у искателей и проводя регулярные ревизии книжного склада, Сото как-то разглядывал фотографию носорога в древней книге и запомнил уродливого зверя надолго. Поэтому при виде байкерского самоходного агрегата у него в голове и возникла подобная ассоциация.
Сото остановился, после чего, повинуясь традиции, поднял вверх кулак и произнес:
– Ясного вам неба и сухой трассы, Люди Свободы!
Настороженные байкеры с неохотой отсалютовали в ответ.
– Меня зовут Сото Мара, – продолжал гость. – Я пришел за своими вещами и байком. Приношу извинения, что без ведома воспользовался вашей стоянкой. Надеюсь, мои вещи вам не слишком помешали.
– Из чьей ты банды? – поинтересовался державший арбалет байкер.
– Я – сам по себе, – ответил Сото. – Раньше служил наемным тирадором, теперь занимаюсь чем придется. Очень давно я недолго жег резину у Одноногого Прыгуна. Был знаком со Стэнли-Академиком и Лихорадкой. Они знали меня под моим настоящим именем.
– Ты служил наемником? – переспросил упитанный коротышка с монтировкой. – Ты убивал людей за деньги?
– Да, случалось, – признался Мара. – Но ведь я не сказал, что живу по вашим законам. Я никогда не называл себя Человеком Свободы, и потому вам не в чем меня обвинить.
Байкеры начали переглядываться и о чем-то негромко между собой совещаться. После этого большинство из них согласно закивало, очевидно, поддерживая чье-то предложение, а некоторые довольно рассмеялись.
– Прости, бродяга, – повернувшись к Сото, с сожалением произнес толстячок с монтировкой. – Но раз ты не имеешь покровительства и тем более отказываешься именоваться Человеком Свободы, значит, не надейся на то, что мы поступим с тобой по нашим законам. Твой байк и вещи конфискованы за незаконное пользование стоянкой. Отныне ты не вправе претендовать на них. У тебя есть пять минут, чтобы убраться отсюда подальше. Не успеешь – пеняй на себя.
Взгляд Сото из дружелюбного превратился в лютый, но тон голоса не изменился:
– Без своего байка и вещей я никуда отсюда не уйду. Кто ваш вожак? Дайте мне поговорить с ним.
– Ишь ты – вожака ему подавай! – воскликнул исписанный шрамами громила в рваной майке. – Твою проблему мы и без вожака решим! Поторапливайся, или хочешь, чтобы тебе руки и ноги переломали? Так это мы запросто…
– Я не хочу кровопролития! – перебил его Мара. – Да, я не Человек Свободы, но ваши законы я уважаю. Я не тронул ваши запасы, хотя мог бы забрать их и скрыться. Отдайте мои вещи, и я уйду.
– Попробовал бы ты тронуть тайник! – хохотнул толстячок, которого, похоже, эскалация конфликта лишь раззадорила. – Кстати, у тебя осталось мало времени. Поторопись!
– Верните байк и вещи, или я возьму их сам!
– Во дает! – воскликнула байкерша с желтым морщинистым лицом, хотя на фигуру довольно привлекательная. Девица явно злоупотребляла курением табака. – Наверняка ушибленный головой, и не раз! Беги отсюда, придурок, пока еще на ногах стоишь!
– Я уеду на своем байке и со своими вещами!
– Короче, хватит ломать комедию! – рявкнул громила и, шагнув вперед, протянул к Сото руку, намереваясь ухватить его за отворот куртки. Что собирался делать громила потом – ударить упрямца пудовым кулаком или пинать ногами, – присутствующие не выяснили. Едва байкер коснулся Мара, как тот стремительно поднырнул под руку противника и, очутившись сбоку, нанес ему несильный удар ботинком под коленную чашечку. Затем, выполнив подсечку под ушибленную ногу громилы, толчком в лоб повалил его на землю. Взревевший от боли байкер хотел тут же вскочить, но легкий удар карателя ребром ладони ему по кадыку заставил громилу упасть на колени и захрипеть, жадно хватая ртом воздух.
Байкеры загалдели и бросились было на наглеца скопом, но Мара брякнулся на колени рядом с поверженным врагом и упер тому в горло острие короткого меча, появившегося в руке словно из пустоты.
– Стоять! – закричал он. – Стоять, я сказал! Все назад!
Разъяренные байкеры не рискнули проверять, блефует противник или нет, и отпрянули на два шага, после чего взялись обеспокоенно переглядываться.
– Ну, придурок, теперь тебе точно конец! – проговорил толстячок, нервно поигрывая монтировкой. – Ты на всю жизнь запомнишь свою выходку!
Расслышав грозные вопли, к выходу сбежалась вся банда, от мала до велика. Разновозрастные байкерши, пожилые байкеры и совсем еще сопливый молодняк выглядывали из-за спин товарищей, стараясь понять, что происходит. Покрасневший как рак громила хрипел и кашлял, но уже не задыхался – удар Сото был щадящим, не рассчитанным на летальный исход. Взывающий к справедливости храбрец удерживал массивного – почти в два раза тяжелее его самого – противника за волосы и для наглядности водил по шее заложника тупой стороной клинка. Каратель намекал, что стоит байкерам сделать лишь шаг, и он мгновенно перевернет лезвие режущей кромкой вверх.
Ситуация выходила тупиковая. Прорваться с заложником к Торо будет несложно, но вот сесть и спокойно уехать Сото уже не позволят, а заложником при езде на байке не прикроешься. Уйти ни с чем Мара тоже не мог: к Торо было приторочено все оставшееся у карателя «богатство», без которого отправляться в дальнюю дорогу было так же немыслимо, как без башмаков. Но наибольшей глупостью будет вступать с байкерами в схватку: если прольется кровь, эти люди сразу забудут о том, что избегают смертоубийств, и истыкают Сото стрелами, словно игольницу иглами. Да и кто спросит с них за убийство бродяги без роду и племени?
«Глупо получается: погибнуть от рук тех, кого раньше называл друзьями, – обреченно подумал Сото. – Тем более не доведя дело до конца и не выполнив клятву…»
Байкеры потрясали кулаками и галдели столь громко, что треск подъехавших сзади двух мотоциклов Сото расслышал лишь тогда, когда очередные прибывшие на стоянку визитеры уже въезжали в подвал. Опасаясь получить в спину стрелу или пулю, Мара оттащил заложника к стене и встал так, чтобы противник не смог застать его врасплох.
С появлением новых действующих лиц крики и угрозы байкеров стихли, из чего Сото сделал вывод: кто-то из прибывших являлся, по всей видимости, либо вожаком, либо его помощником.
– Эй, Скелет, какого дьявола здесь происходит? – недовольно поинтересовался байкер, который остановился неподалеку от виновника переполоха и его заложника. – Оставишь вас на полдня одних, и вы тут же поножовщину учините!
Прижавшегося к стене вооруженного незнакомца он в упор не замечал. «Наверняка это и есть вожак», – подумал Сото, разглядывая байкера, утихомирившего толпу одним своим появлением. Среднего роста, плотный, кряжистый, с крепкими руками, голова – гладко выбрита, и на ней от шеи до затылка красовалась большая татуировка в виде переплетенных и разинувших пасти змей. Вся растительность, что имелась на голове вожака, сконцентрировалась у него на подбородке в виде длинной бороды, доходившей вожаку едва ли не до пупа. Мара непроизвольно отметил, что регулировать с такой бородищей заведенный двигатель очень опасно – чуть зазеваешься, и ее тут же затянет под ремень или в шестерни.
К немалому удивлению Сото, Скелетом оказался не кто иной, как толстячок с монтировкой. Носивший несоответствующее комплекции прозвище байкер принялся возбужденно объяснять вожаку суть происходящего. При этом он постоянно упирал на свою правоту, однако факты преподносил без вранья, что было уже неплохо. То и дело тыча в гостя шиномонтажным инструментом, кругленький как мяч Скелет называл Мара грязным отщепенцем, который осмелился появиться на территории тех, кто свято чтит законы Людей Свободы. Такое непочтительное поведение, по мнению Скелета, просто не должно было остаться безнаказанным. Непочтительный гость молчал, не перебивая и дожидаясь, когда вожак обратится к нему.
– Эй, храбрец, убери нож! – прикрикнул бородач на Сото, слезая с байка и устанавливая тот на подножку. – Убери, кому говорю! Без моего разрешения никто тебя здесь и пальцем не тронет.
Храбрец нехотя подчинился, отпустил волосы заложника, отошел от него и, ни слова не говоря, спрятал меч в ножны под курткой. Однако все-таки оставил на виду торчащую из-за пазухи рукоять. Вожак посторонился, пропуская ковылявшего прочь побитого громилу, затем без страха приблизился к виновнику переполоха, оглядел его с ног до головы, но руки не подал.