Самым сложным ему казалось проникнуть в подвал. А уж там-то, внутри, можно ничего не опасаться – стены толстые, фунтамент мощный, хоть кричи, хоть стучи, никто ничего не услышит – проверено! Петька долго готовился к походу и однажды глубокой ночью пробрался к Серегиному дому с фонариком и ломиком-гвоздодером. Ему удалось вскрыть небрежно заколоченную дверь подвала и не попасться. Оказавшись внутри, он, после долгого блуждания по темным закоулкам, отыскал-таки тот кирпич, про который рассказывал приятель, и принялся разбирать фальшивую стенку. Проделал небольшое отверстие, в которое мог протиснуться, и нырнул в тайник.
В маленькой секретной комнате обнаружилась старинная мебель и огромное количество книг и одежды, а также посуды, стеклянной и металлической. Отдельно, в громадном сундуке, лежала обувь, сверху заваленная разнообразными вещами вроде подзорной трубы, карманных часов, гребешков, мундштуков, странной формы баночек, курительных трубок и тому подобной дребеденью.
Снедаемый страхом, Петька набил прихваченный с собой мешок первым, что подвернулось под руку. Загасив свечу, он выбрался из тайника. Прикрыл лаз, пододвинув вплотную к стенке какой-то полуразвалившийся шифоньер, который вместе с другой рухлядью загромождал часть подвала. Выйдя на улицу и убедившись, что никто не следит за ним, аккуратно восстановил былую красоту, воткнув гвозди, державшие доски, на прежнее место. И побежал домой.
На следующее утро он позвонил из телефонной будки за углом по указанному в объявлении телефону. Запинаясь, сказал, что у него есть оставшиеся от бабушки и дедушки старые вещи, которые хотелось бы продать. Какой-то веселый мужик быстро и толково объяснил, куда и когда ему приехать.
Для начала Петька привез два старинных платья, сапоги со шпорами, странную шапочку с пером и портсигар.
– Ого, молодой человек! – воскликнул мужчина, который представился реквизитором театра, Иваном Фомичом. – Никак ваши бабушка и дедушка принадлежали к высшему обществу? Вы не из графьев случайно?
Испугавшись, Петька громко заявил:
– У меня отец – матрос, в Гражданскую воевал, от ран умер.
– Вы же сказали, что вещи бабушкины и дедушкины.
– Это не моих родственников, это родственники знакомых, – забормотал Петька, опасаясь, что его сейчас задержат и препроводят в ближайшее отделение. Однако обошлось – ему дали денег, правда немного, и попросили приносить еще. Несколько месяцев Петька исправно таскал реквизитору и костюмеру вещи из тайника. Конечно, он понимал, что антиквары заплатили бы за старинные вещи во много раз дороже, но к ним он идти боялся – там-то уж точно вопросы начнут задавать. Обращаться к барыгам тоже не стал – навидался, как они ведут дела. Эти могут и жизни лишить с помощью дружков-бандитов.
Петька с сожалением наблюдал, как постепенно тают сокровища, приносящие ему неплохой и, главное, стабильный доход. Как быть дальше, когда сокровищница опустеет?
Ответ пришел внезапно, и самый неожиданный. Такой, что вся жизнь Возницына Петра перевернулась в одно мгновенье и пошла дальше какой-то особенной, удивительной, но трагической дорогой.
* * *В тот день Петька принес очередную партию вещей, по его подсчетам – одну из последних.
– Да, парень, ты обеспечил нас реквизитом на пятилетку вперед, – покрутил головой Иван Фомич. – Бухгалтерия уже и денег давать не хочет, но мы нажимаем.
– Да почти ничего не осталось, это последнее. Ну, может, еще разок-другой приду, и все.
– И все? – как будто огорчился реквизитор. – А мы к тебе тут привыкли уже, паренек ты неплохой, сразу видно. И оборотистый, вон как нам помог.
– Но это же по случаю, а так чего?
– Чем ты вообще, братец, занимаешься? Не пойму я что-то. Вроде не учишься нигде, не работаешь. Или я не прав?
– Ушел с завода, пока не работаю, – уклонился от прямого ответа Петя.
– А чего ушел?
– Отец умер, а мать очень больна, ухаживаю за ней, – покраснев, соврал Возницын.
– А на что живете?
– У матери пенсия, да я вот подрабатываю…
– Ну и какие планы дальше?
– Да что вы ко мне пристали? – вдруг закричал Петька. – Как хочу, так и живу, вам какое дело?
– Да никакого, в общем, – невозмутимо улыбнулся реквизитор. – Понравился ты мне, вот я подумал – вдруг пригожусь, помогу чем?
– Чем же вы можете помочь? – нагловато ухмыльнулся Возницын, припомнив, как разговаривали в подобных случаях его дворовые приятели. – Денег вот дайте побольше.
– Слушай, – не обращая внимания на вызывающий тон, сказал Иван Фомич. – Вот ты уже столько времени ходишь к нам. Но ведь собственно в театре ты еще не был. Хочешь сходить, посмотреть?
– Как это – не был? А сейчас я где?
– Ты – в помещении театра. А театр – это спектакли, актеры, музыка, настроение, чувства. Ты хоть на одном спектакле в своей жизни был?
– Не был. И не хочу, отстаньте, я не понимаю этого, – упрямо мотнул головой Петька. – Знаете, пойду я, дел еще – во! Приду на следующей неделе, принесу ремень с пряжкой, женские туфли и цилиндр смешной – можно его сложить, будет как блин.
– Шапокляк, – понимающе кивнул седой головой реквизитор.
– Что?
– Называется такой цилиндр шапокляк. С ним удобно было в гости ходить – придешь, сложишь, места не занимает.
– Мне все равно, если заплатите нормально.
Петька повернулся и направился к выходу.
– Постой, – окликнул его Иван Фомич. – Есть у тебя полчасика свободных?
– Ну, есть.
– Пойдем, я тебе кое-что покажу.
Реквизитор почти насильно увлек Петьку за собой. Он провел его по длинному, тускло освещенному коридору, подвел к высокой, красной с позолотой двери и, о чем-то пошептавшись с пожилой женщиной в униформе, провел внезапно оробевшего Возницына в большой темный зал, полный зрителей. Реквизитор усадил парня сбоку на маленький стульчик.
– Посмотри, – шепнул он ему на ухо. – Сегодня – бенефис Клавдии Лернер. Это великая актриса, еще внукам своим будешь рассказывать, что видел ее на сцене.
Трудно объяснить, что произошло дальше. Петр Возницын умер и родился заново. Уже закончились длившиеся минут сорок овации, уже актриса, провожаемая сотнями восхищенных взглядов, исчезла за тяжелым шелестящим занавесом, а зрители, оживленно переговариваясь, потянулись к выходу, уже служащие собирали в охапки и уносили со сцены роскошные букеты цветов, а Петя, словно превратившись в ледяную скульптуру, стоял, опустив руки по швам, и неотрывно смотрел туда, где скрылась маленькая хрупкая фигурка, сиявшая каким-то колдовским, неземным светом.
– Молодой человек, надо освободить зал, – подошла к нему одна из капельдинерш.
– А? – вздрогнул, словно очнувшись от колдовства, Возницын.
– Домой, говорю, пора. Что, заворожила своей игрой Лернер? Чистая Сара Бернар. А знатоки говорят, что и посильнее будет.
– Где ваш реквизитор, как найти? – осипшим голосом спросил Петя.
– Фомич-то? У себя, а тебе зачем?
– Нужен. Он меня сюда привел.
– Пойдем, провожу.
Она довела Возницына до знакомой двери, которая оказалась приоткрыта. Из помещения слышались голоса и очаровательный звонкий смех. Войдя, Петя увидел стоящих возле стола, заваленного нарядными платьями, Ивана Фомича, костюмера Мишеньку, с которым он был уже знаком, и невысокого плечистого дядьку. Впоследствии выяснилось, что это администратор театра Борис Яковлевич.
Мужчины хором, перебивая друг друга, что-то доказывали сидящей в роскошном бархатном кресле маленькой женщине. Все курили, и Петя из-за сигаретного дыма не сразу разглядел ее лицо. Но когда разглядел, то ему показалось, что он лишился одновременно всех положенных нормальному человеку чувств, кроме зрения. Возницын перестал ощущать запахи и слышать звуки: весь мир сосредоточился для него в одной точке – там, где сидела великая актриса, без которой он себе уже не представлял жизни.
– Вот и наш юный друг пожаловал, – пророкотал Иван Фомич. – Зовут Петр Возницын. Полюбуйся, дорогая, на этого молодца. Ведь это он снабдил нас платьями, о которых ты сейчас так лестно отозвалась. Проходи, Петя, познакомься с нашей примой. Ей теперь носить кое-что из запасов твоих высокородных знакомых. Да проходи, не стесняйся!
Однако сделать хоть шаг бедному Пете было не под силу. На помощь ему пришел тот же Иван Фомич.
– Ну как, понравился спектакль? – И, обращаясь к собравшимся, пояснил: – Наш молодой человек впервые приобщился к искусству Мельпомены.
– Насчет Мельпомены ему еще предстоит разобраться, но вот Клавочка его явно заворожила, верно? – захохотал администратор.
– Не смущайте мальчика, – проворчал костюмер. – Он и так дар речи потерял, весь пунцовый.
– Замолчите сейчас же, – капризно надула хорошенькие губки Лернер. И, посмотрев прямо на Петю, сказала: – Не обращай на них внимания, это они так шутят. Петя тебя зовут? Нет, ты взрослый юноша, буду называть тебя Петр. Красивое имя, по-настоящему мужское. Скажи, тебе понравился спектакль?
Петя нашел в себе силы лишь кивнуть.
– Искусство – народу! – провозгласил Борис Яковлевич. – Народ всегда поймет настоящее искусство.
– Боря, прекрати, – фыркнула актриса. – Для человека это событие, а ты все стараешься опошлить.
Она гибко потянулась, поднялась из глубокого кресла, опершись на галантно протянутую руку администратора.
– Все, я пошла переодеваться, устала дико. Бенефис – это приятно, но уж больно тяжело. Не ждите, мальчики, пить шампанское сегодня не буду, банкет – без меня. Мне теперь пару дней в себя приходить.
Мужчины принялись громко протестовать, но прима была непреклонна. Уже на выходе она потрепала бледного Петю по плечу и по-свойски сказала:
– Приходи смело на все премьеры, где я буду щеголять в платьях, которые ты принес. Жду! Боря, ты слышал? Обеспечь юношу контрамарками.
– Будет исполнено, – прогнулся в шутливом поклоне администратор.
Когда Мишенька вместе с Борисом Яковлевичем удалились, реквизитор поинтересовался:
– Что, слишком много впечатлений для неокрепшей юной души?
– Не знаю…
– Ну вот, – огорчился Иван Фомич. – Опять не знаешь. Что, пойдешь домой? Дела ведь у тебя, мать больная. А на премьеры приходи, сама Лернер пригласила. Значит, запомнила тебя, память у женщины – о-го-го.
– Скажите, – вдруг решился Петя. – Мне нельзя остаться работать у вас?
– У меня? – озадаченно переспросил Фомич. – Да мне по штату помощник не положен.
– Не у вас, – путано стал объяснять Возницын. – Вообще в театре вашем. Рабочим, ящики таскать или полы мыть.
Жизнь, о которой Петя мечтал, неожиданно открылась перед ним во всем своем блеске. Театр – это тебе не завод, где от грохота станков закладывает уши и где целую смену приходится стоять на ногах. Это иной, волшебный мир, и в этот мир он может окунуться, проникнуть в него, остаться в нем!
Ивана Фомича его желание удивило.
– Отчего же вдруг? – спросил он. – Тебе же здесь все было непонятно, все не нравилось.
– Теперь мне все тут нравится, – взмолился Петя. – Хочу видеть спектакли.
– Неужто Лернер тебя так потрясла? – озадачился реквизитор. – Впрочем, неудивительно. Такая актриса… Кого хочешь затянет в омут.
– Я очень прошу, возьмите меня, – Петин голос дрогнул.
– Действительно хочешь к нам?
– Очень, пожалуйста.
– Ладно, чем бы ты ни руководствовался, а желание поступить на работу похвально. Устраивайся, хоть бы и к нам. А то, боюсь, не по той дорожке пойдешь. Разыщешь какие-нибудь вещички не там, где надо… Да еще и мать у тебя больная… Сейчас схожу в кадры, спрошу, есть ли вакансии.
На следующий день Петя, прихватив свой замусоленный паспорт, пришел оформляться на работу в театр революционного искусства РИСК. Для него нашлась должность ассистента главного режиссера. Вдобавок ему было поручено помогать театральному реквизитору и костюмеру.
Так началась для Петра Валерьяновича Возницына новая жизнь, которую правильнее было бы назвать медленной, сладкой смертью.
* * *Марина застала Федора врасплох. Он только что принял душ и еще не до конца застегнул рубашку.
– Хозяйка приехала проверить, не сбежал ли ее жилец, – улыбнулась Марина, входя в комнату и смущаясь оттого, что Федор полуголый. Ну, или не до конца застегнутый.
Он же, напротив, нисколько не смущался и не особенно суетился с пуговицами.
– Жилец на месте, – отрапортовал он. – Как раз собирается завтракать. Хотите присоединиться?
– А как же ваш пост? – спросила Марина, показав глазами на распахнутое окно. – Вы планировали неотрывно следить за соседним домом.
– Я уже выследил кое-кого, – ответил Федор, усмехнувшись. – И вынужден признать, что первая ниточка позволила мне ухватиться за хвостик другой, гораздо более перспективной.
– Может быть, расскажете? За завтраком?
– Только завтрак будет на выезде, – предупредил Федор. – Конечно, можно поесть и на полу, подогнув под себя ноги, но у меня от раскладушки спина болит.
– Да уж, вижу, не приучены вы к спартанской жизни.
Марина шутила, но глаза ее были тревожными. С тех пор как Федор взялся за расследование смерти ее брата, она стала плохо спать. Все думала о том, удастся ли ему отыскать убийцу и насколько это может быть опасным.
– Отвезу вас в отличное кафе, где варят крепчайший кофе. А еще подают овсянку а-ля Коко Шанель – понятия не имею, почему она так называется, но у вас есть шанс выяснить это на месте. Готовы к экспериментам?
– Если речь об овсянке, несомненно, – Марина улыбнулась. – Знаете, Федор, если верить народным приметам, вам должно икаться день и ночь. Я думаю о вас постоянно. Как вы сидите тут один, смотрите в окно, размышляете…
– Вы просто не в курсе, что я уже перешел к фазе активных действий, – заметил Федор. – Поедемте, чашка кофе поможет мне связно рассказать о том, что произошло.
В дороге они решили о делах не разговаривать, и лишь когда добрались до разрекламированного Федором кафе и заказали завтрак, Марина задала вопрос, который все это время вертелся у нее на языке:
– Так что значит «фаза активных действий»? Вы кого-то выслеживаете?
– Нет, я собираю информацию. Полагаю, ваш брат погиб из-за того, что видел убийцу Светланы Лесниковой.
– Это та девушка, которую убили в подъезде?
– Совершенно верно, – подтвердил Федор. – Хотя я не могу себе представить, как ваш брат мог видеть убийцу.
– Из окна, – Марина напряженно смотрела на него.
– Ну, вышел из подъезда человек. Ну, увидел его Виктор из окна. Откуда он мог знать, что это убийца? А убийца? Как он понял, что Виктор опасен для него? До сих пор мне не удается придумать ни одной приемлемой версии.
– Возможно, мой брат услышал шум на лестнице, открыл дверь и увидел, что происходит? – предположила Марина.
– В таком случае его сразу и убили бы, тут же, на месте. Он вряд ли успел бы спастись. Разве может человек в инвалидном кресле молниеносно закрыть дверь и запереться?
– Ну почему он сразу не вызвал полицию! – с горечью воскликнула Марина.
– Он ведь это объяснил в своих записях, помните? Боялся, что в убийстве обвинят его. Свидетелям преступления приходится принимать на себя первый удар подозрений – изматывающие допросы, расследование…
– Позволить себе рискнуть жизнью? – Марина смотрела на Федора так, словно он уже знал ответы на все вопросы.
– Думаю, Виктор не был уверен в том, что убийца его вычислил. Надеялся, что пронесет… Хотя, на мой взгляд, он все равно должен был подстраховаться. И эта мысль меня мучает. Любой на его месте оставил бы внятное сообщение о том, чего и кого он опасается. Марина, послушайте, а брат ваш точно не упоминал ни о каких происшествиях? Ни на что не намекал?
– Нет, – покачала головой Марина, – я уже много раз перебирала в уме наши с ним майские разговоры. Он был немного взвинчен, это я заметила. Но мне и в голову не приходило спрашивать – почему. Я думала, все это связано с его болезнью, неподвижностью…
Официантка принесла заказанную овсянку, а еще оладьи на большой тарелке, и Федор сразу начал есть, а Марина еще некоторое время наслаждалась запахами. Потом тоже взялась за ложку.
– А я боялся, что вы скажете, будто не позволяете себе мучное и сладкое, – заметил Федор, прикончив кашу и придвинув к себе чашку кофе.
– Это муж не позволяет мне есть мучное и сладкое, – улыбнулась Марина. – Следит за моим здоровьем.
– Помилуйте, что может быть здоровее вкусной еды? – возмутился Федор. – Врачам вообще нельзя доверять. Будь их воля, они держали бы всех на капусте с клюквой.
– И все человечество было бы здоровым и счастливым, – закончила Марина, вероятно таким образом решив защитить мужа. – Федор, вы обещали рассказать мне все в подробностях.
И Федор принялся рассказывать. Про то, как вычислил Тарасова, и что Светлана Лесникова была актрисой, которая с ним работала. И что не только она рассталась с жизнью, но и еще одна девушка из театра, Лариса Евсеева.
– Вы когда-нибудь слышали их имена? – поинтересовался Федор.
– Никогда, – покачала головой Марина. – И про театр имени Коллонтай тоже слышу в первый раз.
– В деле всплыл браслет с изумрудами, который принадлежал актрисе Клавдии Лернер, она умерла много лет назад. Браслет, судя по всему, старый и дорогой. Возможно, убийца охотился именно за ним.
– Боже мой, – Марина прижала руку ко лбу, – не могу поверить. Как Виктор мог впутаться в такое дело? Браслет… Убийства двух актрис… Почему он записал свои опасения, а потом вырвал листки из ежедневника и засунул в книгу?
– Если найдем убийцу, ответы отыщутся сами собой, – заверил ее Федор.
– А в вещах Виктора вы нашли что-нибудь стоящее? – неожиданно вспомнила Марина.
– Ровным счетом ничего. Тут полный провал. Зарядил его мобильный телефон – пусто. То есть просто обычные звонки и сообщения. Ничего непонятного или из ряда вон выходящего. Компьютером он практически не пользовался, так что… Все вещи как вещи. В записях нет больше ничего заслуживающего внимания. И ежедневника, из которого вырваны страницы, тоже нигде нет.