Марина нахмурилась.
– А что, если его забрал убийца? А свои записи Витя успел спрятать?
– Это только если они были знакомы. Иначе как бы он успел? Убийца пришел, чтобы заткнуть Виктору рот. Нет, ваш брат спрятал эти листки, которые я нашел, заранее, по какой-то одному ему ведомой причине.
– Но он должен был понимать, что в эту книгу, кроме него, вряд ли кто заглянет! Как вы сказали? «Любовь в Париже»? Я никогда в жизни о ней не слышала. И в нашей семье нет по этому поводу никаких легенд, преданий и связанных с романом смешных случаев. Ничего, что заставило бы меня или маму перелистать страницы, – воскликнула Марина.
– Возможно, ваш брат хотел сказать вам об этой книге, просто не успел, – предположил Федор. – В любом случае, страницы он почему-то вырвал из ежедневника. А сам ежедневник исчез, это факт. Еще по чашке кофе?
– Муж запрещает мне пить по две чашки за один раз, – слегка смутилась Марина. – Но с вами я выпью.
– Когда вы так говорите, я чувствую себя вашим злым демоном.
Федор подозвал официанта и сделал заказ.
– Вы вовсе не демон. Хотя и свалились словно с неба. Если бы не вы, убийство Виктора так и осталось бы… предположением. Мой муж… Он не стал бы… ну… тратить столько времени на то, что сложно доказать.
– Странно. Ведь именно он попросил своего друга присутствовать на вскрытии.
– Это был жест, – смутилась Марина. – Он слишком занят, чтобы расходовать себя на поиски убийцы Виктора. Ведь он ежедневно спасает людей…
– Понятно, – помог ей Федор. – Его гуманизм шире, гораздо шире.
– Ну, что-то в этом роде. А кофе здесь действительно вкусный. И завтрак был что надо, и…
«И вы тоже что надо», – мысленно договорил за нее Федор. Он чувствовал себя немного неуютно. Марина нравилась ему достаточно сильно, чтобы не бросать расследование. Но не настолько сильно, чтобы вступать за нее в борьбу с гуманистом-мужем. «Там поглядим, – подумал он. – Жизнь покажет, сердце не подведет».
* * *Следующий заход в театр состоялся через день. Тарасов смог освободиться только после обеда, и Федор снова, как и в первый раз, подхватил его у подъезда.
– Разворошили палкой осиное гнездо, – пробурчал режиссер. – А теперь ты хочешь, чтобы мы головы туда засунули. Слушай, ты и в самом деле думаешь, что сможешь раскрыть три убийства? – Он покосился на своего спутника.
– Мы просто собираем факты и фактики, – уверенным тоном ответил Федор. – В какой-то момент их наберется достаточно для того, чтобы картинка сложилась.
– То есть ты считаешь, что убийства раскроются как бы сами собой. Надо просто аккумулировать информацию?
– Нет, еще нужна умная голова, – ответил Федор. – Которая превратит эту информацию в единственно возможную версию.
– Впервые вижу такого самонадеянного букиниста, – буркнул Тарасов. – Только боюсь, твою умную голову вскоре завалит фактами. Смотри не захлебнись.
– А ты на что? – улыбнулся Федор. – Твоя голова тоже пригодится.
– Кстати, я тут все думал, – небрежно сказал Тарасов, – какого дьявола Лариса Евсеева полезла вдвоем с убийцей на шестнадцатый этаж?
– Наверное, она не считала этого человека убийцей.
– Но ведь целых шестнадцать этажей надо было пройти пешком!
– Ну, не знаю, – пробормотал Федор. – Нужно у женщин спрашивать, что может заставить их преодолеть такой подъем.
– Жалость, – мгновенно ответил Тарасов. – Сильнее женской жалости только инстинкт материнства. Это я тебе говорю. Но ведь никаких детей у нее не было, так что точно жалость.
– Лариса из жалости сопровождала какого-то типа на крышу? Чушь какая-то. Кстати, следователь Зимин к тебе больше не наведывался? Хочется узнать, как продвигаются дела у следствия.
– Будто он что расскажет! Нет, пока не наведывался, но наверняка вот-вот появится. Я попробую из него что-нибудь вытянуть. Мы ведь с тобой узнали, что Светлану и Ларису реквизитор подозревал в краже браслета. Может быть, Зимин тоже это выяснил? Возможно, реквизитора уже допросили и появилось что-нибудь новенькое.
– Я вчера ездил в Ленинку, – неожиданно сообщил Федор.
Он вел машину легко, без напряжения, ехал быстро, но на дороге не суетился – не перестраивался из ряда в ряд, не подрезал другие машины, не сигналил и не нервничал на светофорах. Если хочешь узнать характер человека, посмотри, как он водит машину. Тарасов смотрел и завидовал.
– На кой черт тебе Ленинка? – удивился он.
– У меня версия одна родилась… Записи Виктора лежали в книге под названием «Любовь в Париже». И журнальная фотография, которую нашли в сумочке Лесниковой, сделана в тот момент, когда театр был на гастролях в Париже. Я подумал: вдруг тут есть какая-то связь? Вдруг в Париже, во время гастролей театра, случилось что-нибудь из ряда вон выходящее?
– Красивая версия, – похвалил Тарасов. – И что? Нашел что-нибудь?
– Ничего не нашел, – вынужден был признаться Федор. – Сначала разыскал журнал с той самой обложкой, которую тебе Зимин показывал. Потом просмотрел всю подшивку за сорок шестой год, там были еще снимки, не только тот, что нашли в сумочке Светланы. Рядом с Клавдией Лернер постоянно один и тот же мужчина – держит ее под ручку, обнимает за талию. Подписей там нет, понять, что это за человек, невозможно. Я еще просмотрел фотографии актеров театра имени Коллонтай послевоенных лет. Этого типа среди актеров нет.
– Да зачем он тебе нужен? – возмутился Тарасов. – Если ты еще и в историю начнешь углубляться, мы никакого убийцу точно не найдем.
– Ну, раз всплыл браслет, который прежде принадлежал Лернер, о нем все-таки стоит узнать побольше. И если у Лернер был бойфренд, его нужно найти и расспросить. Вдруг он еще жив?
– В те времена говорили не «бойфренд», а «сердечный друг», – буркнул Тарасов.
Он отодвинул свое сиденье как можно дальше от приборной панели и вытянул ноги. Федор подумал, что у режиссера настоящий талант принимать какие-то удивительно хамские позы. Возможно, в этом вечном вызове всем и вся крылось нечто большее, нежели просто желание покуражиться? Возможно, вызов миру был ключиком, который отпирал его вдохновение.
Тарасов некоторое время грыз ноготь, потом спросил:
– А ты сканы с журналов сделал?
– Сделал, – ответил Федор, гордясь своей предусмотрительностью. – Возьми на заднем сиденье папку.
Однако режиссер отмахнулся:
– Да ладно, потом посмотрю. Меня сейчас другой вопрос волнует. Какие серьезные роли были у Светланы и Ларисы, и кем девушек заменили. Мы с подачи Зимина уцепились за браслет, а что, если дело совсем в другом? И какой-нибудь молодой и злой талант решился на преступление ради славы?
– Убитые девушки считались примами? – удивился Федор. – Если они были такими… выдающимися, зачем тогда Зубов пригласил в новый спектакль Марьяну?
– Ну, возможно, у них был не тот типаж, не знаю.
– А в тех спектаклях, которые ты ставил, Светлана и Лариса были заняты?
– Да, причем обе играли второстепенные роли.
– Второстепенные не в счет. В первую очередь надо проверить твою версию – были ли у них в театре роли, за которые стоило побороться.
– Сейчас приедем, и проверю, – пообещал Тарасов. – А ты сходи к Наташке Вересковой, разузнай, приезжал ли за время нашего отсутствия следователь, и если да, о чем спрашивал.
Федор обрадовался возможности еще раз увидеть маленькую гримершу. В дверь с надписью «Гримерный цех» он входил с легким замиранием сердца. И как только возник на пороге и громко поздоровался, одна из уже знакомых ему женщин громко крикнула, улыбнувшись:
– Натуля, к тебе пришли!
– Я вообще-то… – начал было Федор, но тут из-за ширмы появилась Наталья Верескова.
Сегодня на ней было лимонно-желтое платье, однако Федор залюбовался не им, а свежим румянцем и широко распахнутыми глазами. Залюбовался так, что забыл поздороваться.
– Привет, привет! – просияла Наталья и по-свойски схватила Федора за руку. – Пойдемте кофе пить. Я ведь помню, как он вам понравился.
– Я вообще-то насчет следователя, – признался Федор, взгромоздившись на знакомый вертящийся стул. – Приходил он сюда еще раз, пока нас не было?
– Приходил, – кивнула Наталья, доставая чашки. – Около часа назад. Спрашивал, почему Светлана и Лариса, которые откровенно друг друга не любили, на следующий день после премьеры ушли из театра вместе.
– На следующий день после премьеры? – повторил Федор, насторожившись.
– Следователь сказал: на следующий день после пропажи браслета. Похоже, он думает, что Свету и Лару убили из-за Марьянкиной драгоценности.
– Может, девчонки действительно свистнули вещь? – предположил Федор, не сводя глаз с хлопочущей гримерши.
Она все делала быстро и аккуратно. Движения ее были ловкими, но удивительно плавными. За ней можно было наблюдать вечно, как за танцовщицей, которая импровизирует без музыки.
– Да кто ж их знает! – Наталья поставила перед Федором полную чашку. Крупинки кофе плавали на поверхности, собираясь в один большой островок. – Но уж точно не вдвоем, – фыркнула Наталья. – Светка и Лара друг друга не переваривали. Не знаю, кто сказал следователю, что они ушли вместе, это вряд ли. Скорее всего, просто столкнулись на выходе, вот и все.
– Может, девчонки действительно свистнули вещь? – предположил Федор, не сводя глаз с хлопочущей гримерши.
Она все делала быстро и аккуратно. Движения ее были ловкими, но удивительно плавными. За ней можно было наблюдать вечно, как за танцовщицей, которая импровизирует без музыки.
– Да кто ж их знает! – Наталья поставила перед Федором полную чашку. Крупинки кофе плавали на поверхности, собираясь в один большой островок. – Но уж точно не вдвоем, – фыркнула Наталья. – Светка и Лара друг друга не переваривали. Не знаю, кто сказал следователю, что они ушли вместе, это вряд ли. Скорее всего, просто столкнулись на выходе, вот и все.
– Слушайте, а в театре не возникло паники среди актрис? – спросил Федор. – После гибели Светы и Ларисы? Одна смерть, вторая смерть… Никто не заволновался?
– Ну… Нас, конечно, сначала накрыло, но потом все как-то успокоились. В театре всегда много шума, суеты… Спектакли опять же… Конечно, нельзя сказать, что все вошло в обычную колею. Кроме того, здесь постоянно крутится следователь. И ведь убийцу до сих пор не нашли!
– Вот именно, – поддакнул Федор. – Убийцу не нашли. И неужели никто из актрис не волнуется – а вдруг я буду следующей?
Наталья внимательно посмотрела на него.
– Намекаете на то, что здесь, внутри театра, должна была возникнуть своя версия, да?
– Ведь люди что-то думают о случившемся, – настаивал Федор. – Строят предположения… Кто-то что-то видел, заметил, чему-то удивился…
– Никаких стоящих версий нет, – покачала головой Наталья. Свою чашку она держала двумя руками, как будто замерзла и хотела согреться. – В основном начала всплывать всякая муть про то, кто с кем… ну, вы понимаете.
– Не подумайте плохого, – Федору казалось, что сейчас носком своего мокасина он наступает на шаткие мостки, которые могут провалиться под ним, – но мне очень и очень важно знать про эту муть поконкретнее. Среди лжи и вымысла можно порой отыскать жемчужное зерно.
Он посмотрел на девушку с опаской.
– Ну… Есть одно странное совпадение, о котором шепотом поговаривают, – Наталья понизила голос и наклонилась к нему.
В ее глазах зажегся азарт сплетницы, и обескураженный Федор отчетливо понял, что она похожа на всех остальных девушек, и нет в ней ничего особенного. Думать так было несправедливо, ведь он сам задавал вопросы, однако почему-то разочаровался. Та Наталья, которую он представлял, послала бы его ко всем чертям или коротко поставила его в известность о чем-то важном.
– Какое совпадение? – вслух спросил он. – И почему странное?
– Ходили слухи, будто у Светланы Лесниковой были отношения с самим. Личные! А Лариса Евсеева считалась его любимой ученицей, главный уделял ей слишком много внимания и всегда хвалил. Обещал, что скоро она получит такую роль, что все упадут.
– Да, теперь я понимаю, почему девушки не были подругами, – пробормотал Федор.
– Вот именно! А в последнее время главного несколько раз видели в компании Ани Забеленской. – Наталья отпустила вожжи и теперь говорила быстро, взахлеб. – Сплетничали, будто Зубов вот-вот сменит фаворитку. Но когда Свету убили, а потом и Ларису, Забеленская перепугалась до розовых соплей. Думала, кто-то за что-то мстит мэтру и расправляется со всеми, кто ему дорог. Вильнула хвостом и тут же переметнулась к Актюбенко. – Скороговорка Натальи набирала обороты. – Колька уже всех девиц внес в свой победный список, но Забеленскую ему до сих пор не удавалось соблазнить, а тут она прямо сама упала ему в руки.
У Федора голова шла кругом, но он изо всех сил старался ничего не пропустить и не забыть. Выручала профессиональная память. Букинисту приходится многое запоминать и держать в уме.
– А что Марьяна Гурьева? У нее не было отношений с… – Федор выразительно повел бровями.
– Марьяна – темная лошадка, – с неудовольствием констатировала Наталья. – О ней почти не сплетничают, потому что она не наша…
– Возможно, скоро будет ваша, – не преминул обнаружить свою осведомленность Федор.
– Как?! – воскликнула маленькая гримерша, распахнув свои потрясающие глаза.
Ответить Федор не успел, потому что за ширмой кто-то из женщин громко воскликнул:
– Ой, нам под дверь записку подсунули!
Федор с Натальей одновременно вскочили.
– И что там написано? – воскликнула девушка, рванувшись вперед. – А кому записка-то?
– Я не знаю, – растерянно ответила не то Вера, не то Надя, развернув листок, родные братья которого лежали у Федора в кармане. И вслух громко прочитала: «Почему С.Л. незадолго до смерти стала ежедневно просматривать криминальную хронику?»
– Разрешите мне, – попросил Федор.
Вернее, не попросил, а потребовал. Заглянул в листок, убедился, что почерк все тот же, сложил записку и спрятал ее в карман.
– Но как же? – забеспокоилась Вера или Надя. – Может быть, надо передать ее в полицию?
– Тарасов передаст, – пообещал Федор.
Он действительно собирался просить режиссера связаться с Зиминым, тем более режиссер получил от следователя визитку как раз для такого вот случая.
– Вы не допили кофе, – заметила Наталья, которая совершенно определенно не хотела выпускать Федора из рук.
Сегодня ему стало ясно, что не только коллеги хотели выдать красавицу замуж, она и сама была бы не против заиметь преданного поклонника с серьезными намерениями.
– Спасибо, но мне нужно идти, – Федор улыбнулся одной из своих самых замечательных улыбок, которая всегда означала одно и то же: «Вряд ли у нас что-то получится».
Возможно, ему еще придется встретиться с маленькой гримершей, но никакого кофе за ширмой больше не будет. По крайней мере, тет-а-тет. Тепло распрощавшись с женским коллективом, Федор вынырнул из комнаты в коридор и отправился разыскивать Тарасова. Ему хотелось показать записку, которая его по-настоящему заинтриговала. «Почему Светлана Лесникова незадолго до смерти стала ежедневно просматривать криминальную хронику?» Действительно, почему? Она чего-то опасалась? Ожидала обнаружить в этой хронике нечто для себя важное? Но что?»
Может быть, все-таки дело в браслете? Куда-то же ведь он делся. «Надо заставить Тарасова пошевелиться и немедленно устроить встречу с реквизитором Петром Валерьяновичем. Возможно, дед знает больше, чем мы можем предположить».
* * *– Вам, Петр Валерьянович, сейчас необходим абсолютный покой, – быстро говорила молоденькая и рыжая, как лисичка, докторша, не переставая заполнять рецептурные бланки. Лежать, лежать и лежать! И обязательно пейте все, что я прописала.
– Как же все время лежать? – просипел с дивана Возницын. – Так и помереть недолго. Да вот вы говорите – лекарства. Их купить еще надо, да и вообще… В магазин сходить. А то не от сердца, так от голода сдохнешь.
– И не думайте! – тонким, но решительным голосом заявила докторша. – Я запрещаю. Кто-нибудь из родственников сходит.
– Где ж родственников взять? – слабо усмехнулся Возницын. – Нет у меня никого.
– Так не бывает, – отмахнулась девушка. – Кто-нибудь наверняка есть. Или друзья, знакомые…
– Да ты глянь, сколько мне лет! – рассердился Петр Валерьянович и даже привстал со своего ложа. – Умерли все, ясно? Странно, что я еще живой.
– Прекратите волноваться, – воскликнула докторша, покраснев. – Вам нельзя! Иначе отправлю вас в больницу.
– Ладно, не буду, – рухнул на подушку Возницын. – Но лежать хочу дома, ну ее, больницу. В аптеку и магазин попрошу сходить кого-нибудь с работы, не откажут, я надеюсь.
– Скажите, – вдруг обратилась к нему рыженькая врачиха. – Вы действительно работаете в театре?
– Да вроде еще не выгнали.
– Кем же?
– Реквизитором. Ну, и вообще специалист широкого профиля. Билетик хотите? Если оклемаюсь – с дорогой душой, на премьеру. Посажу вас в ложу.
– Ой, спасибо, – с барышни слетела вся напускная строгость, и она стала похожа на студентку первого курса, впервые примерившую докторский халат. – Я ведь собиралась в театральный поступать, только испугалась и пошла в мед. Папа у меня там преподает.
– Господи, в медицинский надо было бояться! – подал голос Возницын, лишний раз подивившись, в чьих руках может оказаться человеческая жизнь. – Шла бы себе в театральный…
– Думаете, получилась бы из меня актриса? – неожиданно засмущалась рыженькая.
Возницын очень устал от разговора, и вообще ему хотелось побыть одному, поэтому он лишь изобразил некий жест рукой, который можно было истолковать как угодно. Докторша истолковала жест в положительном для себя смысле и неожиданно выпалила:
– Я сама схожу вам за лекарством. И в магазин зайду, куплю еды, с учетом диеты, которую вам необходимо соблюдать.
Лишь через час Возницын остался наконец один. Правда, за это время ему успела позвонить едва ли не целиком труппа родного драматического театра. Все это было трогательно, но весьма утомительно. И совершенно ему не нужно. Зато именно те, от кого он ждал звонка, как в воду канули. Почему Клавдия до сих пор не звонит? Хотя при чем здесь Клавдия, ее давно уже нет… Марьяна Гурьева так и не позвонила! Их странная, загадочная похожесть лишила реквизитора рассудка, заставила совершить непоправимую глупость. Он увидел перед собой Клавдию, то есть нет – Марьяну, и его воля рассыпалась в прах.