— Нет, Паркер, — вдруг сказал мой приятель Солар Понс, — нет никаких оснований опасаться, что муравьи при всей их социальной организации скоро победят человечество.
— Однако подобная перспектива ужасна! — воскликнул я… и умолк, поворачиваясь к нему. — Но как вы узнали мои мысли? Понс, это некрасиво с вашей стороны!
— Вы слишком увлекаетесь. Простейший вывод. Вы только что читали восхитительные фантазии мистера Герберта Уэллса. И я заметил, с каким выражением смотрели вы на муравья, оказавшегося на оконном стекле… Его можно назвать только ужасом, а посему простейшая логика требует признать, что вы читали «Империю муравьев».
— Неужели это так просто!
— Все внешне сложные вещи на самом деле просты. — Он показал на окно: — Не хотите ли вы задернуть шторы, Паркер?
Я направился к окну. Дождь что-то ровно нашептывал стеклам, с улицы доносился плеск воды, разбрызгиваемой колесами проезжавших экипажей; теплый августовский дождь шел бо́льшую часть дня, заволакивая Лондон клубами тумана. Опускались сумерки, и желтые огоньки фонарей вдоль улицы едва проглядывали сквозь сгущавшуюся пелену.
— А скажите, Паркер, имя полковника сэра Роберта Грайса-Патерсона что-нибудь говорит вам?— спросил Понс.
— Ничего особенного, помню только, что он был генерал-губернатором в какой-то из частей британской империи. Не в Малайе ли?
— Действительно.
Понс взял конверт с каминной доски и протянул его мне. Я развернул листок.
— От женщины, должно быть, — заметил я. — Она пользуется очень характерными духами.
— Это мускус.
— «Дорогой мистер Понс, — прочел я. — Я пишу вам против желания членов моей семьи и прошу принять меня завтра вечером в восемь часов по поводу весьма срочного дела, касающегося проклятия, лежащего на нашей несчастной семье».
Письмо было подписано: «Эдит Грайс-Патерсон».
— Его дочь? — спросил я.
— По-моему, дочь полковника умерла раньше него. Должно быть, внучка. Что вы скажете о почтовой марке?
Я поглядел на конверт. Штампы были британскими, в отличие от марки на ней было написано: остров Уффа, а в центре были оттиснуты инициалы «Г.П.».
— Где же находится эта Уффа? — поинтересовался я.
— Ах, Паркер, боюсь, что мои географические познания здесь не помогут. Но, насколько я помню, после выхода в отставку Грайс-Патерсон переселился из Малайи на остров, существующий в некоей квазинезависимости от Великобритании. Если память не отказывает мне, остров этот расположен возле берегов Корнуолла, к востоку от островов Силли. Статус его, как мне кажется, аналогичен статусу пресловутого острова Редонда, десятилетия остававшегося независимым королевством, хотя и союзным Великобритании. Но Уффа по крайней мере расположена возле Англии, в то время как Редонда является одним из Подветренных Островов и находится в Британской Вест-Индии.
Я вновь взглянул на письмо:
— Оно написано нетвердой рукой.
— Едва ли этому следует удивляться. В газетах на той неделе упоминали о гибели лейтенанта Остина Хэнуэлла, жениха этой особы. Смерти его сопутствовали некие мистические обстоятельства. Посмотрим, кажется, я вырезал эту статью.
Понс открыл один из внушительных альбомов для вырезок, лежавших возле газет на столе.
— Да, вот она. «Трагическая кончина», повествовал короткий заголовок. «Тело лейтенанта Остина Хэнуэлла, 27 лет, найдено вчера утром в “Лианах”, доме его невесты, мисс Эдит Грайс-Патерсон, расположенном на острове Уффа. Покойный, похоже, задохнулся или до смерти поперхнулся, хотя обыкновенное в таких случаях расследование не выявило никаких свидетельств злого умысла. Лейтенант Хэнуэлл являлся уроженцем Брайтона. Смерть его стала третьей в ряду трагедий, обрушившихся на семью покойного полковника, сэра Рональда Грайс-Патерсона».
— Написано осторожно, и обвинения в убийстве отсутствуют, — заметил я.
— Вы правы! — согласился Понс. — Но в деле этом кроется больше, чем готова рассказать пресса. Быть может, наша клиентка сейчас просветит нас. Я слышал, внизу остановился автомобиль и, поскольку время, назначенное в ее письме, уже наступило, смею предположить, что это она и есть.
Через несколько мгновений наша клиентка оказалась перед нами, высокая молодая леди, яркая блондинка с голубыми глазами. Хотя она обнаруживала некоторые признаки волнения, ее как бы окружало облачко мрачной решимости. Одета она была во все черное, плечи ее прикрывала накидка с капюшоном, защищавшая и от дождя, и от ветра. Женщина эта, похоже, решила сделаться старой девой, настолько манеры ее были полны скорби.
Не обращая внимания на предложенный Понсом стул, она сразу же перешла к делу.
— Мистер Понс, кроме вас мне не к кому обратиться. Полиция Хелстона объявила о том, что не будет заниматься этим делом, так как Уффа имеет собственное правительство и взаимоотношения его с Великобританией так и не были четко определены. Все это чушь, мы являемся частью Англии, однако у полиции есть веские причины воздерживаться от действий. Тем не менее я решила положить конец проклятию, висевшему над нашим домом все время моей сознательной жизни.
Говорила она сдержанным тоном, однако в ее решимости сложно было усомниться.
— Мистер Понс, за последние одиннадцать лет под нашим кровом скончались трое людей, и притом странным образом, при обстоятельствах, намекающих на убийство… Но если это были действительно убийства, то убийства без цели и смысла, убийства, которые власти не стремятся признать таковыми.
Мисс Грайс-Патерсон принялась расхаживать возле камина, сцепив пальцы в волнении, которое она старалась подавить.
— Успокойтесь, моя милая леди, — негромко проговорил Понс. — Вы приходитесь внучкой покойному полковнику сэру Рональду Грайс-Патерсону?
— Да. Я хозяйка «Лиан».
— У покойного полковника, кажется, было двое сыновей и дочь?
Наша клиентка на мгновение затаила дыхание и стиснула кулаки.
— Оба его сына стали первой и второй жертвой проклятия, обрушившегося на нашу семью, мистер Понс. Моя тетя, сестра моего отца, умерла еще молодой. Мать погибла при несчастном случае на море. Из всей нашей семьи в живых сейчас остались только я и два моих брата. Оба они моложе меня и сейчас живут вместе со мной в «Лианах». Мой дед умер одиннадцать лет назад, и поместье — то есть остров Уффа — досталось троим его детям. Мои единственные тетя и дядя скончались, не оставив наследников, поэтому все владение перешло к моему отцу. В свой черед он умер столь же таинственной смертью, как его брат и мой бедный Остин, через год после того, как он перебрался из Лондона на Уффу. Когда умер мой дед, все дети жили вне дома, так как он был человеком, склонным к уединению и ушедшим в себя, можно даже сказать мизантропом. Он жил в одиночестве, если не считать единственного слуги, и не поощрял визитов даже собственных детей. Единственным занятием его являлось писание мемуаров, которые так и остались неопубликованными, а также увлечение сельским хозяйством. Тем не менее он как будто бы делал исключения в моем отношении; во всяком случае, он был со мной ласков, когда мы гостили на Уффе, пока отец работал в Лондоне, хотя со всеми остальными обходился возмутительно грубо и воинственно.
Понс помолчал немного; на тонких губах его играла загадочная улыбка.
— А вы расскажете нам что-нибудь о «проклятии», так вы, кажется, назвали его? — спросил он наконец.
— Хорошо, мистер Понс, — ответила посетительница. — Я постараюсь. Я впервые ощутила его присутствие примерно через год после смерти деда. Мне было тогда семнадцать. Жилище деда всегда казалось мне мрачным, так как он окружил его всякими растениями и деревьями, и дом буквально зарос разными лианами, которые и дали ему это имя… К тому же мы нечасто посещали поместье. Однако по случаю моего семнадцатилетия мы приехали из Лондона погостить неделю у дяди Сиднея.
Все это происходило примерно в это же время года. Мой дядя находился в наилучшем расположении духа, хотя в поколении моего отца особой любви между его членами не было, как, кстати, и между дедом и его детьми. Наутро второго дня нашего визита он не спустился к завтраку. Мой отец и кто-то из слуг направились посмотреть, что задержало дядю, и нашли его мертвым на полу комнаты. Мистер Понс, его удушили каким-то удивительным способом. На шее его оказались непонятные синяки, кроме того, они были на его лице, руках, спине и груди. Повсюду виднелись свидетельства борьбы, хотя комната была закрыта на ключ изнутри и ключ оставался в замке. Окно, правда, оказалось распахнутым, но ничто не указывало на то, что кто-либо забрался в окно второго этажа либо по лестнице, либо по покрывавшим стену толстым лианам. Медицинское обследование не дало определенного результата; причиной смерти сочли не удушение, а несчастный случай; врач сказал, что с дядей приключилось нечто вроде припадка, поверхностное расследование, проведенное сержантом полиции, не выявило никаких улик. К берегам Уффы не причаливало незнакомое судно, никто не имел причин желать смерти дяде Сиднею, ведь мой отец, унаследовавший поместье на Уффе, обладал существенно большим состоянием.
Наша клиентка поежилась, пытаясь взять себя в руки. Она явно была взволнована и заставила себя предпринять это путешествие, чтобы проконсультироваться у моего компаньона.
— Мистер Понс, я не видела, как лежал на полу мой дядя, однако через семь лет, почти день в день, я смотрела на своего отца… точно в таких же обстоятельствах. А теперь, помоги нам Господь! Я видела собственного жениха, убитого подобным же образом… и также без всякой причины сраженного словно бы рукой мстительного Бога! Мистер Понс, наша семья, наш дом, наша Уффа… все это проклято! И теперь братья уговаривают меня сдаться, продать Уффу и переселиться в Англию. Я не хочу этого делать, поскольку привязана к этой земле. И тем более я не могу продать поместье, пока не уверюсь в том, что жертвами этого не покоряющегося времени проклятия становимся только мы, Грайс-Патерсоны, и близкие нам люди.
— Насколько я понимаю, все смертельные случаи произошли в одной и той же комнате, мисс Грайс-Патерсон? — спросил Понс.
— Нет, мистер Понс. Два из них действительно произошли в одной комнате на втором этаже… там погибли мой дядя и отец. Моего жениха нашли на первом, в кабинете, находящемся прямо под этой комнатой. Он засиделся за книгой и, очевидно, задремал. Обстоятельства смерти моего отца и дяди были во многом весьма похожи… то есть дверь осталась закрытой, а открытые окна не обнаруживали признаков вторжения в комнату. И хотя дверь в комнату, где находился мой жених, была распахнута настежь, все оставалось на своих местах. На шее его обнаружились такие же полосы, свидетельствующие об удушении…
— Понс! — воскликнул я, кое-что вспомнив. — Дакойт!
Наша клиентка бросила удивленный взгляд в мою сторону, а потом вопросительно посмотрела на Понса.
— Прошу вас, простите доктора Паркера, мисс Грайс-Патерсон. Он слишком любит читать о подвигах доктора Фу Манчу, который пользовался услугами тугов и дакойтов для исполнения подобных темных дел.
— Можете смеяться надо мной, — сказал я. — Но нельзя же в самом деле сразу решить, что бывший генерал-губернатор Малайи не мог привезти с собой некий священный символ, способный послужить причиной стольких странных смертей.
— Это возможно, но маловероятно, — возразил Понс.
Наша клиентка прикоснулась пальцами к странной работы золотой броши, украшавшей ее шею, на привлекательном лице ее появилось задумчивое выражение.
— Действительно, дед рассказывал о тайнах Малайи… о странных обычаях и невероятных вещах, которым может научить знание древней туземной культуры, однако я уверена, что он был не из тех людей, которые способны увезти нечто, им не принадлежащее. Конечно, во многом он был солдафоном и безусловно типичным британским колониальным администратором, я в этом не сомневаюсь, мистер Понс… но только не вором.
— Охотно соглашусь с вами, поскольку мне известны кое-какие сведения о вашем дяде, — проговорил Понс, взглядом приказывая мне молчать. — А теперь скажите, можно ли нам с доктором Паркером осмотреть тело лейтенанта Хэнуэлла?
Клиентка прикусила губу, и на лице ее появилось выражение досады:
— Мистер Понс, его положили в гроб, и завтра мы отправляем тело на корабле в Брайтон. Вы считаете это необходимым?
— Возможно, осмотр поможет нам, — ответил Понс.
— Ну хорошо. Но только, если мы выедем немедленно. Моя машина внизу, в Пензансе будет ожидать лодка, которая переправит нас в Уффу… Возможно, мы успеем сделать все необходимое прежде, чем тело будет отправлено.
— Великолепно! Выезжаем сию минуту?
Понс вмиг собрался. Надел пальто с накидкой и охотничью шляпу. Вскоре все мы сидели в «роллс-ройсе», за рулем которого находился шофер.
— А скажите, мисс Грайс-Патерсон, не случалось ли в «Лианах» других несчастий?
В темной кабине лицо нашей клиентки можно было разглядеть лишь в свете пролетавших мимо уличных фонарей. Похоже, она задумалась над вопросом Понса.
— Мистер Понс, не могу вам сказать. Наверно, кое-что странное, если сравнить с обычной виллой или уединенным домом в «Лианах», все-таки происходит. Например, мы не можем завести собаку.
— Как же так?
— Все они умирают, мистер Понс. Несмотря на то что зимой температура на острове не падает ниже 44, а летом не поднимается выше 80°[1], наши собаки выдерживают климат «Лиан» не более года. За последнее десятилетие мы потеряли семерых животных. Причем самых разных пород. Две кошки также разделили участь собак.
— И так бывает на всем острове?
— Нет. Собака живет у старого арендатора на противоположном конце острова. Старая овчарка. И атмосфера Уффы никак не воздействует на нее. Впрочем, эта собака, наверное, является исключением. Возможно, атмосферу «Лиан» следует винить в другом из тех случаев, которые вас интересуют. Речь идет о благоуханной ночи, когда весь остров кажется пропитанным чарующим и полным соблазна ароматом, липким, как у гелиотропа, запахом, от которого кружится голова. Правда, он исходит от одного из редких растений, привезенных моим дедом, которое наконец после многих лет начало цвести. Следует упомянуть и загадочный шепот листьев, которые словно ласкают друг друга даже самыми безветренными ночами. Ах, мистер Понс, как могу я, придавленная к земле проклятием Грайсов-Патерсонов, рассказывать об этих вещах, составляющих часть дома и всей жизни на Уффе?! Как мне пережить будущий август?! Я никогда более не проведу лето на Уффе, — в голосе ее звучали страсть и решимость.
— И вы живете в «Лианах» в одиночестве?
— Нет, мистер Понс. Со мной живут мои братья, Эвери и Ричард. Миссис Флора Бринтон, наша кухарка. Арам Мальвейдес, старый слуга, много лет служивший ординарцем у моего деда. Он садовник, и у него есть помощник, иногда приезжающий с берега. Есть и несколько младших слуг, подчиняющихся миссис Бринтон или Араму.
— Вы ничего не сказали о криках, которыми могла сопровождаться каждая из трех смертей, мисс Грайс-Патерсон.
— Мы ничего не слышали. Преступления происходили ночью, по всей видимости после того, как жертвы засыпали.
— И в каждом случае в комнатах оставались свидетельства борьбы?
— Да, мистер Понс.
— А не кажется ли вам странным, что никто не слыхал ни криков, ни шума борьбы?
— Нет, мистер Понс. Наш дом имеет форму буквы «Т» с короткой ножкой. Члены семьи обыкновенно спят в западном крыле, в левой части перекладины «Т», а гостевые комнаты расположены в восточном. Их разделяет почти вся длина дома. Даже если шум и был, нет никакой уверенности в том, что он обязательно донесся бы до нашего слуха. Однако все происходило в тишине, иначе слуги непременно услыхали бы крики.
Понс погрузился в молчание. Раз или два падавший снаружи свет выхватывал из темноты его ястребиный профиль, но мы скоро оставили Лондон с его фонарями и углубились в темные пригороды, направляясь на юго-запад.
На рассвете мы выехали из Дартмура в Корнуолл и вскоре увидели безусловно один из прекраснейших ликов Англии — корнуольское побережье сперва возле Труро, потом у Кэмбурна и, наконец, у Пензанса, где нас действительно ожидала лодка, оказавшаяся на самом деле небольшой яхтой. Но острова Уффа с берега мы не заметили; наша клиентка пояснила, что он прячется за горизонтом. Она держала свою машину в Пензансе, поскольку на Уффе в ней не было особой пользы, ведь, если не считать «Лиан» и земель, примыкающих к дому, на острове умещалось лишь небольшое поселение, хотя весь он целиком принадлежал семейству Грайс-Патерсонов и находился в их собственности уже два столетия.
Утро выдалось ясным, тумана не было, и скоро Уффа восстала из морских волн, словно воплощенная мечта, словно сказочный Лионесс. Зеленый цвет покрывавшей остров растительности нарушали лишь несколько скал на берегу и скопление белых домиков, рыбацкая деревушка, расположенная в противоположной от поместья части острова. Там мы и высадились на берег. Нас уже ожидала коляска и смуглокожий суровый старик.
— Это и есть Арам, мистер Понс, — пояснила мисс Грайс-Патерсон.
Арам взирал на нас, не скрывая глубочайшего сомнения. Держался он свободно и недружелюбно.
— Не знаю, что скажут мои братья, — проговорила наша клиентка. — Они могут повести себя грубо; в подобном случае остается надеяться лишь на вашу снисходительность к ним. Хозяйка здесь я, и решать мне. Они противились вашему приезду… потому что опасаются скандала.
— Посмотрим, — невозмутимо ответил Понс.
Действительно, увидев нас, братья Грайс-Патерсоны проявили неудовольствие, граничившее с грубостью. Эвери, старший, был на год моложе сестры, темноволосый крепыш. Разворот плеч делал его похожим на профессионального атлета. Ричард, напротив, оказался светловолосым и стройным — в особенности в сравнении с Эвери. Оба они не проявили при нашем знакомстве ни вежливости, ни желания помочь нам, отказавшись отвечать на вопросы, которые задавал им Понс.