Яго недовольно морщится:
– Тогда почему он бросился ее прикрывать?
– Да, тут ты прав… – Сара задумывается. – Думаешь, у него получилось? Защитить ее?
– Надеюсь, нет. Надеюсь, оба эти сумасшедших ублюдка получили свое.
– Не стану спорить. Но все же – как они нас нашли? – Сара смотрит, как Яго изучает свой телефон. – Отследили по Интернету? Установили жучок?
– Все может быть. Нужно немедленно сменить телефоны. И выходить в Интернет как можно меньше – и только с общественных компьютеров.
– Если это жучки… – размышляет Сара. – Когда нам успели их подсадить?
Они оба знают когда.
– Когда мы все встретились, – отвечает Сара сама себе. – Больше негде.
– Что будем делать?
Пауза.
Потом Сара произносит:
– Пока нет возможности пройти настоящее сканирование, нужно проверить друг друга. Полностью. Везде. Нам нельзя рисковать.
Яго ничего не может с собой поделать: при мысли о том, что он будет осматривать обнаженное тело Сары, его сердце пускается вскачь. И сердце Сары, вопреки всему, тоже бьется быстрее от такой перспективы.
– Когда? – в голосе Яго слишком отчетливо слышится нетерпение.
– Полегче, полицейский, – говорит по-испански Сара и усмехается. – Скоро.
– Нет, я имею в виду – до того, как сядем в самолет?
Сара слегка приподнимает уголок рта:
– Если получится. Но только если это не задержит нас здесь и не помешает нам выбраться из этого проклятого Китая. Тут слишком жарко.
Яго согласно кивает. Он высовывает руку из окна, чтобы хоть ее обдуло ветерком, и погружается в раздумья о наиболее эффективных способах отслеживания «жучков». Нужно будет действовать обстоятельно…
Сара откашливается:
– Итак. Куда мы полетим?
Яго смотрит на нее:
– А разве не в Италию? Последним желанием Чэн Чэна было, чтобы мы нашли его друга.
– Возможно, но я все думаю о своей подсказке. Сначала мне казалось, что в этих числах зашифрованы буквы, но это не так. Это просто числа.
– Они что-то значат?
– Мне кажется, это координаты. Но они перемешаны. Мне нужно время.
– Так или иначе, нам все равно надо выбираться отсюда.
– Давай возьмем билеты куда-нибудь посередине между Китаем и Италией. А остальную часть пути будем держаться подальше от радаров. Подальше от аэропортов и таможенных деклараций, пусть даже под вымышленными именами.
Яго мысленно пробегает по спискам: имена, места, связи.
– Как тебе Ирак? – спрашивает он.
– Ирак?
– В Мосуле живет мой родственник, который может нам помочь. Он способен достать что угодно – и, поверь мне, в Ираке можно достать все. Думаю, ничего страшного, если мы потратим на это день или два. Если тебе еще нужно повозиться со своей подсказкой, можно спокойно сделать это там.
Сара смотрит на Яго:
– Ну что ж, летим в Ирак.
Кристофер Вандеркамп
Китай, Сиань, международный аэропорт «Сианьян», терминал 2
Кристофер прибывает в аэропорт.
«Возможно, Сара тоже здесь». Если Кала покидает Китай, логично предположить, что так же поступят и другие Игроки. Он не видит Калу, но это его не волнует. Он знает, что в конце концов найдет ее.
«Может быть, Сара стоит где-то здесь в очереди прямо сейчас…»
Кристофер берет посадочный талон за стойкой. Багажа у него нет.
«Покупает билет…»
Он идет вдоль высоких окон к зоне досмотра. «А вдруг она уже мертва? И я гоняюсь за призраком?» На улицу он не смотрит. Он покидает Сиань и не собирается возвращаться, так зачем смотреть на то, к чему уже повернулся спиной?
«Нет. Будь она мертва, я бы знал. Я бы почувствовал». Он шагает по аэропорту, теряясь в звуках и запахах, в толпе. И не замечает пару, отходящую от билетной кассы. Они идут рука об руку налегке, и стараются выглядеть так, будто не имеют никакого отношения к «террористической атаке на Терракотовую армию», совершенной всего 132 минуты назад. Кристофер доходит до пункта досмотра, поворачивается спиной к Китаю. Не подозревая, насколько он близок к цели, он поворачивается спиной к своей любви, к объекту своего преследования, лучшему другу, девушке своей мечты. К Саре Алопай.
Тиёко Такеда
Китай, Сиань, уезд Гаолин, Тунъюаньчжэнь, незарегистрированная подземная недвижимость, резиденция Лю
Тиёко резко выныривает из блаженного сна. Нюхательная соль – кислая, терпкая – раздражает ноздри. Кровь стучит молотом в висках.
Что случилось?
Над ней склоняется Ань Лю.
Этот маньяк Ань Лю!
Тиёко тотчас вспоминает всё: Звездную Палату, ольмека и кахокийку взрыв.
Диск.
Интересно, выбрались ли они живыми? Завладел ли диском Ань Лю и знает ли он вообще о диске? Если диск погребен в подземной камере вместе с ольмеком и кахокийкой, придется за ним вернуться. Тиёко знает, какую информацию он содержит и куда ведет. Этот диск необходим ей. И немедленно! Тиёко пытается встать, но голова слишком тяжелая. Ань внимательно смотрит на нее, не пытаясь помочь.
И Тиёко сдается. Она слишком устала, слишком растеряна. Она пытается привести в порядок свою ци. Старается забыть о диске и сосредоточиться на настоящем.
Надо просто быть здесь и сейчас – и все разрешится само собой.
Быть здесь и сейчас.
Тиёко приподнимается на локтях и смотрит на Аня.
Что-то в нем изменилось.
Он вытягивает руки в примирительном жесте и произносит на мандаринском:
– Подожди, пожалуйста.
Ань решил не убивать Тиёко. Он не станет пить ее кровь, не станет сдирать с нее кожу, чтобы выдубить и носить, как плащ. Это было бы глупо: ведь не факт, что это сработает. Зато всё работает, пока Тиёко живая и находится здесь. Поэтому он и решил разыграть другую карту.
Он сыграет в Последнюю Игру по-своему.
– Я не сделаю тебе больно, обещаю, – говорит он, и Тиёко видит, что он не лжет. – И ты можешь уйти, когда захочешь. Это я тебе тоже обещаю.
А вот это уже ложь – и Тиёко ее замечает.
Хитрый маленький психопат. С ним нужно держать ухо востро. Они в небольшой спальне с бетонными стенами. Комната обставлена небогато: стул, столик, графин воды со льдом и пластиковый стакан. На одной стене висит свернувшийся по углам постер: старое дерево гинкго в осенней желтизне. Напротив – грязное зарешеченное окно. На 3-й стене – ничего, кроме кондиционера. Вариантов побега пока не видно. В шести футах от кровати – металлическая дверь с тремя засовами. Засовы отпираются только снаружи. Здесь ее и будут держать – это не вызывает у Тиёко ни малейших сомнений. Но ей нельзя здесь оставаться. Времени нет. Нужно забрать диск.
– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает Ань.
Тиёко покачивает головой взад-вперед. «Так себе», – говорит этот жест.
– Ты ранена. Ударилась головой, и на шее был глубокий порез. Я его зашил. – Тиёко подносит руку к шее и нащупывает кусок бинта, приклеенный пластырем. – Я боялся, что у тебя сотрясение, но зрачки не расширены, пульс и дыхание в норме. Я вытащил тебя оттуда.
Обычно Ань не так разговорчив, но он уже и не помнит, когда слова давались ему настолько легко.
Тиёко жестами просит что-то, на чем можно писать.
– Конечно. – Ань подходит к столу и подает ей блокнот и красный мелок.
Из мелка не выйдет оружия. Он умен и осторожен. Значит, Тиёко придется быть еще умнее.
«Спасибо», – пишет она на мандаринском.
Ань решается на улыбку:
– Не за что.
«Где?»
– У меня.
«Сиань?»
Он раздумывает над ответом.
– Да.
«Мои вещи?»
– У меня в комнате. Там их никто не тронет.
«Почему я здесь?»
Ань смотрит на нее, не зная, как объяснить. Тиёко нетерпеливо постукивает мелком по блокноту.
– Потому что… – Ань нервно отводит взгляд.
Тиёко снова стучит мелком по бумаге. Вокруг слова «почему» расплываются красные пятна.
– Потому что с тобой мне хорошо.
Тиёко насмешливо смотрит на него. И вдруг понимает, что именно в нем изменилось – когда вспоминает ту драку в хозяйственном. И его слова о том, что он чувствует себя молодым и здоровым.
«Ты не заикаешься», – пишет она.
– Я заикался с детства. Заикание и тик, и они страшно меня мучили. А теперь – нет.
Ань встречается с Тиёко глазами. В его взгляде – признательность… но не только. Еще – какая-то непонятная страсть и жажда. Тиёко еще не знает, как на этом сыграть. Этот мальчик думает, что она избавила его от его болезни. Она решает притвориться дурочкой и, указывая пальцем на себя, вопросительно склоняет голову набок.
– Да, это из-за тебя. Рядом с тобой я другой. Исцеленный.
На лице Тиёко не отражается никаких эмоций. Но она понимает, что Ань поставил себя в крайне невыгодное положение. Нужно разрушить его, решает она. И как можно скорее. А потом – собрать заново.
Первое будет непросто.
Второе – проще простого.
«Я хочу свои вещи», – пишет она и сует блокнот ему в руки.
Ань качает головой. Тиёко смотрит на него мгновение, забирает блокнот и кладет себе на колени. Со следующим предложением она не торопится и старается писать как можно отчетливее.
«Я хочу свои вещи», – пишет она и сует блокнот ему в руки.
Ань качает головой. Тиёко смотрит на него мгновение, забирает блокнот и кладет себе на колени. Со следующим предложением она не торопится и старается писать как можно отчетливее.
«Я не буду твоей пленницей».
Ань снова качает головой:
– Я и не хочу держать тебя в плену. Мы можем делать это вместе.
Он имеет в виду Последнюю Игру.
Тиёко стоит усилий не закатить глаза. Она не заключает союзов.
Она – одиночка. Солистка.
Но она притворяется, что обдумывает его слова. Пишет:
«Это все, что ты умеешь делать?»
И изображает жестами, как выдергивает чеку и бросает гранату, а потом показывает руками взрыв.
– Хаос. Разруха. Смерть, – говорит Ань. – Мне и не надо уметь ничего другого.
«В самом деле?» – пишет она.
Ань озадаченно смотрит на нее, как будто ответ очевиден:
– В этом суть Последней Игры. Неопределенность и смерть.
Тиёко задумывается на мгновение, а потом пишет в блокноте:
«Это и есть то, чему тебя учили?»
Ань едва заметно вздрагивает: на какую-то миллисекунду тик возвращается. Тиёко понимает, что наткнулась на что-то важное. Она тянется к нему и сжимает его руку настойчиво постукивая мелком по своему вопросу.
– Н-н-н-н-н-не твое дело, – залившись краской стыда, выпаливает он и бежит к двери.
Тиёко роняет блокнот и мелок на колени и с силой хлопает в ладоши. Ань замирает перед дверью. Потом поворачивается к ней, глядя в пол, как провинившийся пес. Тиёко свешивает ноги с кровати. Осторожно переносит вес на ступни.
Она чувствует себя отлично. Она может бежать, если придется.
Но драться она не готова. Пока нет.
Она берет блокнот и снова что-то пишет. Ань наблюдает.
Дописав, Тиёко приподнимает блокнот и стучит по нему двумя пальцами. Ань возвращается к ней, и девушка подает ему блокнот.
«Я не сделаю тебе больно. Обещаю».
Его слова. Обратившиеся против него самого.
Ань перечитывает их снова и снова. Ему и раньше это обещали, но ни разу еще не сдержали слова. Его всегда обманывали.
Но ведь это Тиёко – прекрасная, нежная, сильная Тиёко!
И Ань ей верит.
Впервые на своей памяти он верит во что-то хорошее – и верит, что это хорошее действительно хорошо. До сих пор он считал хорошим только что-то плохое. Кровавые побоища, смерти, метеориты, удачно подложенные бомбы, разорванные на части тела, кровь на руках, на стенах и лицах. Это было хорошо, а все остальное – ложь.
Какое странное чувство.
– Ты можешь идти? – тихо спрашивает он.
Тиёко кивает.
Ань протягивает ей руку:
– Пойдем, я покажу тебе дом.
Тиёко берет его за руку.
И в этот момент понимает: достаточно лишь подправить в нем одну маленькую детальку – и разрушить его будет не сложнее, чем обставить какого-нибудь малыша во взрослую игру. Все, что от нее теперь требуется, – это притворяться, что она его любит. Скоро она усыпит его бдительность и сможет бежать. Но сначала ей нужно найти свои вещи. Сумку с часами и очками, которые покажут ей, погиб ли ольмек, Яго Тлалок, или пережил этот день, чтобы продолжить Игру.
Продолжить Игру.
Сара Алопай, Яго Тлалок
Китай, Сиань, международный аэропорт «Сианьян», терминал 2
Саре и Яго повезло. Через час вылет в Дели, откуда можно быстро пересесть на самолет до Абу-Даби. Там два часа ожидания – и прямой рейс до Северного Ирака. Общее время полета составит меньше 19 часов: для этой части мира – рекордная скорость.
Они покупают билеты по фальшивым паспортам (Сара – по канадскому, Яго – по португальскому) и расплачиваются фальшивыми кредитками на те же вымышленные имена. С трудом справляясь с волнением, проходят предполетный досмотр: они боятся, что власти уже поставили на уши все службы в поисках пары иностранцев, совершивших «террористическую атаку на Музей Терракотовой армии». Проходя через металлоискатели, они беспокоятся, что какие-то невидимые чипы поднимут тревогу, но всё обходится без происшествий. После досмотра и паспортного контроля остается пятнадцать минут до вылета. Нет времени зайти в туалет или хотя бы купить бутылку воды и что-то почитать. Поэтому Сара проходит мимо лотка с газетами, даже не взглянув на него, и не замечает, что там, за вертушкой с журналами, стоит Кристофер.
– Пошли, моя сладенькая, нужно торопиться! – говорит Яго, старательно разыгрывая роль бойфренда.
– Иду, иду! – капризно отвечает Сара, подыгрывая ему. – Ты же знаешь, я терпеть не могу, когда ты называешь меня сладенькой, Кексик!
Кристофер слышит, как в толпе переговаривается по-английски какая-то парочка. Интересно, думает он, кто они? Куда направляются, счастливы ли, влюблены ли также, как он? Он даже не узнает ее голоса.
Кто Богу, как муж в бою, проиграл,
Тот в конце концов превозмог.
Там, где молний свет, я меч обнажал,
Но всегда одинаков итог:
Кого Господь в бою поражал,
Тот в конце концов превозмог.
Элис Улапала
Китай, Чэнду, склад фабрики париков «Фэшн Юэроп»
Элис смотрит сквозь грязные, мутные окна. Она видит Шари, ссутулившуюся на своем стуле, окровавленную, избитую. На одной руке – профессионально наложенная повязка. Похоже, один палец отрублен. Пальцы вокруг обрубка свободны, хотя наверняка болят. Хараппанка спит. Как она ухитряется спать под эту дьявольскую какофонию звуков, Элис не понимает. Возможно, Шари потеряла сознание от побоев или от обезвоживания, или от истощения. А может быть, от всего сразу. Или, быть может, она уже мертва.
Элис закрывает глаза и прислушивается. Переносит свое сознание в комнату. Сосредоточивается на дыхании Шари. Взывает о помощи к Матерям и Отцам, Братьям и Сестрам, ко всем родам Земли.
И слушает, слушает, слушает.
Шари и вправду спит. Ей снится что-то приятное. Зелень… чей-то смех… Все пытки, которые она перенесла, схлынули, как вода после ливня. Девушка словно не чувствует ничего из того, что сделали с ней Байцахан и его приспешники. Словно ее сознание может отделяться от тела. Благодаря этому Элис и сумела отыскать хараппанку С помощью давно забытого дара. Предки Элис умели переносить свое сознание из тела в другие места и занимались этим десятки десятков тысяч лет. Теперь люди ее Линии – единственные, кто умеет это делать. Единственные, кроме существ вроде кеплера 22b, которые пришли к ним из Великого Разлома во времена до начала времен и обучили ее предков этому искусству.
Наблюдая за самоотверженным поведением Шари в автобусе, Элис увидела доброту, и эта доброта ярко сияла в ночи. Элис чувствовала боль Шари, чувствовала, где и когда ей причинили эту боль. Доброта не заслуживает такой боли. Поэтому Элис пришла спасти ее.
Если Элис не суждено победить в Последней Игре, она хотела бы, чтобы победительницей стала Шари. И уж во всяком случае Шари не должна умереть в руках этого ублюдка Байца-как-его-там. Да, Шари стала бы хорошей богиней грядущего человечества.
Просто отличной богиней.
Элис напевает сообщение для Шари, сообщение, мягко и ритмично вплетающееся в сон хараппанки: «Три минуты – и всё… три минуты – и всё… три минуты и всё…»
Шари покачивает головой.
Шари услышала.
Элис крадется босиком к раздвижной двери. В годы обучения она бесшумно ходила по горящим углям, битому стеклу и высушенным колючкам чертополоха. Сейчас у нее в руках два бумеранга, а за поясом – складной нож. Два разных бумеранга – для разных целей. Элис знает, сколько дурацких анекдотов рассказывают про кури с бумерангом, но для того, кто умеет обращаться с этими штуками, лучше оружия не придумать. А Элис умеет обращаться с бумерангами лучше всех. Эти чертовы вопли… до чего же они громкие! Зато благодаря им можно открыть дверь и войти в полутемную комнату без проблем. Один из парней в наушниках чистит пистолет. Он сидит прямо под голой, свисающей с потолка лампочкой. Другой, в тени, возится с телефоном: то ли пишет эсэмэс, то ли просто играет.
На столе – пара портфелей и длинный лук. И колчан, полный стрел.
– Эй! – кричит для проверки Элис.
Парни не двигаются. Наушники блокируют все звуки.
Но Шари слышит.
Она поднимает свое распухшее лицо.
Элис выходит из тени.
Шари видит ее.
Элис подмигивает. Она хочет, чтобы хараппанка видела то, что сейчас произойдет: это должно ей понравиться.
Первый бумеранг, крутясь, взмывает под потолок, пролетает над открытой балкой и устремляется вниз, между проводами свисающих ламп. Середина бумеранга сильно бьет парня с телефоном по руке. Рука ломается, телефон разбит. Крылом бумеранг проскальзывает по лицу, начисто срезая губы.
Ударившись об пол, бумеранг скользит и останавливается в нескольких футах от Элис.