Дежурный охранник у дверей предупредил профессора, что на этаже его дожидается генерал-майор ФСБ Логинов. Генерал имел постоянный пропуск с отметкой «24 часа» и потому мог посещать лабораторию в любое время суток.
Владимир Иванович, проходя к двери приемной через полутемный коридор, только приветственно руку поднял. Генерал спрыгнул с широкого подоконника, где удобно устроился, и тоже направился к двери.
Профессор открыл сначала дверь приемной, потом приложил глаз к специальному глазку в своей кабинетной двери. Здесь уже была другая система, и даже секретарша не могла открыть эту дверь. Затем распахнулось небольшое окошко, и профессор, закрывая кодовый замок от генерала своим обширным телом, набрал код отключения сигнализации и только после этого воспользовался обыкновенным механическим ключом. Свет во всех помещениях зажигался автоматически при открытии двери.
— Заходите, Константин Петрович.
Генерал зашел и сразу устало опустился в кресло перед столом. Профессор выключил центральный свет и включил настольную лампу. Он вообще еще со студенческих лет считал, что работать следует исключительно с настольной лампой, которая создает «волшебный круг», в котором концентрируются все мысли человека. А при верхнем свете мысли, как сам этот свет, рассеиваются по помещению, и попробуй потом поймай их.
Разговор начал Владимир Иванович и затронул тему, которая была, что называется, еще горячей и требовала к тому же комментария специалиста, каковым генерал Логинов как раз и являлся.
— Сегодня меня, когда я поехал в аэропорт встречать профессора Огервайзера, уже на подъезде к Москве взяла под контроль какая-то машина. Потом я несколько раз видел ее за собой и в городе, и по дороге из аэропорта, и около гостиницы. В конце концов, эта машина проводила меня до поворота к зданию лаборатории. «Мерседес» C-класса. Я так понимаю, это коллеги тех парней, что категорично начали трясти генерал-майора Макарцева?
— Едва ли, — возразил генерал. — У нас служба собственной безопасности демонстративно предпочитает служебные «Лады» всем прочим моделям. Правда, машины часто меняют. А вы говорите, слежка за вами велась все время с одной машины?
— Да. Постоянно этот маленький симпатичный «мерседесик».
— Это не профессионально. Наша наружка не могла бы себе такого позволить. Наши работают аккуратно, их «зарегистрировать» может только опытный разведчик-профессионал. Номер вы, надеюсь, запомнили?
— Это не мое дело — запоминать такие номера. У меня память предназначена для другого, и я ее берегу. Я обратил внимание своего охранника. Он сказал, что уже сфотографировал и машину, и водителя, и пассажира, и отправил снимки на идентификацию со своего планшетника. Планшетник охранников всегда лежит в машине. Я не знаю, какой режим работы в ФСО и насколько они оперативны, но, надеюсь, к утру уже будут какие-то результаты. Но вы, товарищ генерал, по другому делу…
— Да. Меня сегодня допрашивали, и большинство вопросов относилось к вашей Дальневосточной экспедиции. Я знаю о ней слишком мало, чтобы что-то рассказывать, я вообще не участвовал ни в подготовке, ни в планировании работы, ни в чем другом. И потому на все вопросы отвечал одинаково: «Аз не вем сего»[15]. Оказывается, дознаватели из службы собственной безопасности у нас тоже Евангелие читали и меня поняли, даже поправить пытались, чем сильно меня, признаюсь, удивили. — Генерал пытался говорить шутливо и слегка беспечно, но видно было, что это просто рисовка, а в действительности ему совсем не до шуток.
— Я не очень разбираюсь, что такое служба собственной безопасности, чем она занимается и какие функции исполняет, — сказал профессор Груббер.
— Вообще-то она называлась службой раньше. Сейчас это управление собственной безопасности — девятое управление. Только попрошу не путать с Девятым главным управлением КГБ — это нынешнее ФСО. Они от нас полностью отделились, как и бывшее Первое главное управление. Но мы все еще по привычке называем нынешнее Девятое управление службой. Подчиняется оно непосредственно директору ФСБ или его заместителю, если тот официально назначен исполняющим обязанности, например на время отпуска директора. В другое время — только директору. Без исключений. Сфера интересов простая и вульгарная — пресечение любой противоправной деятельности сотрудников ФСБ. Словно в сегодняшней обстановке кому-то дано работать полностью в правовом поле… По большому счету, любое дело, любая крупная операция — все выходит за правовое поле. Иначе нельзя. Иначе просто невозможно работать. И это не только у нас. Это во всем мире так.
— А я-то по наивности думал, что они занимаются исключительно борьбой с коррупцией, — признался профессор.
— И это тоже. Но об этом говорят открыто, а другое скрывают, потому и такое искажение восприятия. Не вы одни, профессор, дезинформированы.
— Но моя лаборатория — это же научное учреждение. Что им от нас нужно?
— В систему ФСБ входит множество научных учреждений. Не случайно же вы носите звание полковника ФСБ. Сейчас это не так почетно, конечно, как когда-то было почетным считаться полковником КГБ, тем не менее. Короче говоря, все научные учреждения тоже находятся под контролем Девятого управления, и они имеют полное законное право проверять вас, что и делают. И по финансовой линии, и по линии соблюдения законности. В данном случае, как я понимаю, финансовая линия «девятку» не интересует…
— Говорите, по Дальневосточной экспедиции? Чем, интересно знать, им так не угодила Дальневосточная экспедиция?
— Вопрос не ко мне. Я же ничего о ней практически не знаю, слышал только отдельные фразы от вас или от других людей, поэтому не могу сказать, что интересует службу собственной безопасности. И даже по результатам допроса не могу сказать что-то определенное. Составлять список вопросов их дознаватели умеют мастерски. Вопросы прыгают от погодных условий и соответствующих погоде костюмов до научных способностей занятых в экспедиции ученых. И невозможно составить целостную картину, пока не зададут конкретный вопрос. Но у меня появилось подозрение, что там что-то напортачила охрана экспедиционной лаборатории. Об этом спрашивали тоже, но предельно аккуратно и мало. Если бы я начал откровенничать, может быть, вопросов было бы больше. Именно по охране. Есть у вас такие данные по этому вопросу? Может их там что-то заинтересовать?
— Это не моя сфера деятельности, об этом нужно спрашивать генерала Макарцева. Он формировал систему охраны, он сам подбирал и назначал людей. Насколько я помню, с начальником охраны Дальневосточной экспедиции подполковником Зотовым я встречался только дважды, и то лишь коротко. Давал инструктаж по бережному отношению к научным работникам. Но основной инструктаж, профессиональный — это сфера деятельности генерала Макарцева.
— Видимо, поэтому меня отпустили после допроса, а Юрия Васильевича «закрыли»… — сделал вывод генерал. — Но я бы посоветовал и вам лично проверить все правовые вопросы работы экспедиции. Думаю, вас тоже скоро попытаются допросить.
Владимир Иванович что-то вспомнил и широко заулыбался.
— Если меня будут допрашивать, будьте уверены, что я сумею ответить. Я уже однажды сталкивался с такими попытками и прочитал дознавателю целую лекцию о генетике. Допрос проходил в моем кабинете. Я подарил ему шестнадцать толстенных и тяжеленных книг, которые он вынужден был держать двумя руками — специально подбирал, а я в это время два часа ходил вокруг него и читал лекцию. Причем использовал исключительно научную терминологию, которую он понять был не в состоянии. После той встречи он меня больше никогда не касался. Однажды встретились случайно в коридоре ФСБ, так этот дознаватель бегом от меня побежал, а я кричал ему вслед, что хочу рассказать о последних тенденциях в мировой генетике.
— Хорошая методология. Но гораздо хуже будет, если дознаватель вызовет вас в свой кабинет, — предрек генерал серьезно и даже с какой-то угрозой в голосе. — Рекомендую вам, Владимир Иванович, продумать и такой вариант.
— Я продумаю. Мне не сложно шестнадцать толстых книг принести и в кабинет дознавателя. Пусть просвещается…
Глава шестая
Младший сержант контрактной службы Андрей Загоскин здраво осознавал свои силы и силы неизвестного ему противника. Андрей совершенно не понимал, против кого ему приходится действовать, но это незнание ему нисколько не мешало. К незнакомцам на болоте Андрей готов был относиться точно так же, как к бандитам на Северном Кавказе, которых убивал раньше, защищая и себя, и других. И этих тоже уже начал убивать в силу своей профессиональной подготовленности. Он знал, что его взвод намеревались встретить автоматными очередями и стрелять предполагали на уничтожение, следовательно, это был реальный противник — враг. А с любым противником, с любым врагом, тем более применяющим армейские боевые методы действия, такие, как автомат, пулемет, миномет, минные заграждения и «растяжки», следует действовать, применяя методы действия спецназа, которые порой сильно разнятся с армейскими боевыми методами. Армейские же звания тех, кто готовил ловушку спецназу ГРУ, — старший лейтенант и подполковник — ничуть не смущали младшего сержанта. Может быть, эти звания соответствовали прежним чинам этих людей. Может быть, они действительно были когда-то на службе, но, в силу каких-то собственных интересов, предпочли снять погоны, может быть, они и сейчас имели право носить погоны, но не желали демонстрировать себя и свои интересы в полном объеме. Это не имело значения. Перед младшим сержантом был противник, который хотел уничтожить его и его товарищей по службе, следовательно, Андрей Загоскин имел право принять аналогичные меры против них самих.
— Хорошая методология. Но гораздо хуже будет, если дознаватель вызовет вас в свой кабинет, — предрек генерал серьезно и даже с какой-то угрозой в голосе. — Рекомендую вам, Владимир Иванович, продумать и такой вариант.
— Я продумаю. Мне не сложно шестнадцать толстых книг принести и в кабинет дознавателя. Пусть просвещается…
Глава шестая
Младший сержант контрактной службы Андрей Загоскин здраво осознавал свои силы и силы неизвестного ему противника. Андрей совершенно не понимал, против кого ему приходится действовать, но это незнание ему нисколько не мешало. К незнакомцам на болоте Андрей готов был относиться точно так же, как к бандитам на Северном Кавказе, которых убивал раньше, защищая и себя, и других. И этих тоже уже начал убивать в силу своей профессиональной подготовленности. Он знал, что его взвод намеревались встретить автоматными очередями и стрелять предполагали на уничтожение, следовательно, это был реальный противник — враг. А с любым противником, с любым врагом, тем более применяющим армейские боевые методы действия, такие, как автомат, пулемет, миномет, минные заграждения и «растяжки», следует действовать, применяя методы действия спецназа, которые порой сильно разнятся с армейскими боевыми методами. Армейские же звания тех, кто готовил ловушку спецназу ГРУ, — старший лейтенант и подполковник — ничуть не смущали младшего сержанта. Может быть, эти звания соответствовали прежним чинам этих людей. Может быть, они действительно были когда-то на службе, но, в силу каких-то собственных интересов, предпочли снять погоны, может быть, они и сейчас имели право носить погоны, но не желали демонстрировать себя и свои интересы в полном объеме. Это не имело значения. Перед младшим сержантом был противник, который хотел уничтожить его и его товарищей по службе, следовательно, Андрей Загоскин имел право принять аналогичные меры против них самих.
Младший сержант даже не задумывался над тем, против кого он действует. Есть враг — врага следует уничтожить, чтобы остаться жить самому и спасти жизни товарищей. А кто этот враг, кто решился противопоставить себя спецназу ГРУ, не важно, потом все выяснится. Но отчаянная храбрость незнакомцев уважения не вызывала. Человек, взяв в руки автомат и получив инструктаж, как с оружием обращаться, может быть, даже выполнив определенные нормативы на стрельбище, уже считает себя воином, способным противостоять профессионалам. Это понимание глупца, считал Андрей Загоскин. Даже на Северном Кавказе бандиты знали, что если против них выступает спецназ ГРУ, то лучше всего избежать столкновения, убраться подальше и как можно быстрее. Правда, такой возможности им спецназ ГРУ, как правило, не предоставлял. Если волкодав встретится с волком, он его уже не отпустит.
Здесь ситуация была схожая, только неизвестные вооруженные люди не слишком уважительно отнеслись к профессионализму спецназа ГРУ, за что уже частично поплатились, и Андрей хотел заставить их поплатиться в более значительном объеме. Он надеялся определить принадлежность людей из засады по «разгрузкам», но такие «разгрузки», как у них, младший сержант встречал впервые. Сам он носил привычный для спецназа вариант — «Тарзан» «М-24». На противниках были «разгрузки», похожие на систему «лифчик», но все же чуть-чуть иные, имеющие дополнительный верхний ряд карманов. И определить по ним принадлежность «засадников» к какому-то роду войск было невозможно.
Отправив в сторону шоссейной дороги полицейского капитана Подопригору с двумя солдатами, сам младший сержант не побежал во второй раз через открытое место, хотя автоматный огонь «дровосеков» и затих вдали. Даже при том, что стреляли «дровосеки» из рук вон плохо, одной-единственной случайной очереди могло хватить, чтобы прекратить и пресечь в корне все намеченные усилия младшего сержанта Загоскина. И потому он двинулся тем же путем, которым шел раньше вместе с рядовым Моховщиковым. То есть по ивняку, протискиваясь между стволами и обходя те скопления молодых стволов, где нельзя было протиснуться. Взгляд младшего сержанта рыскал по всему возможному сектору визуального просмотра. Обычный человеческий глаз обладает способностью видеть вокруг себя в ракурсе ста шестидесяти градусов. Напряженный взгляд, особенно в стрессовой ситуации, просматривает сектор до ста восьмидесяти градусов, а тренированный взгляд уже может контролировать территорию в секторе двухсот и двухсот десяти градусов. Сама тренировка такого сектора обзора не слишком сложна и не требует длительных занятий. Обучение проходит быстро и всем дается легко. Следует только учитывать, что двести или двести десять градусов — это значит вовсе не то, что человек одинаково видит предметы и перед собой, и сбоку, и даже чуть-чуть у себя за спиной. Он по-прежнему хорошо все видит только перед собой, а в боковых частях сектора наблюдения замечает исключительно аномальное движение, например, перебегающего с места на место человека. Вот так все просматривая, младший сержант контрактной службы и продвигался вперед до тех пор, пока не увидел на стволах деревьев следы недавних действий «дровосеков». Ива — мягкое дерево, хотя и наделенное длинной крепкой волокнистой структурой, и сломать его пулей сложно. Деревья, ободранные, многократно простреленные, были главным пострадавшим лицом в недавнем обстреле двух военнослужащих спецназа. Патронов стрелявшие не жалели, значит, был большой запас. Не желая доставлять лесу новые неприятности, Андрей Загоскин заранее взвел непривычный затвор своего пистолета-пулемета[16], поставил оружие на предохранитель, сложил откидной приклад, чтобы укоротить оружие, и перешел на «гусиный шаг». Этот способ передвижения с непривычки сильно утомляет ноги, зажимая паховые лимфатические узлы. Но если ты тренирован, то таким шагом можешь передвигаться долго и при этом не уставать. Во время тренировочных занятий во взводе младшему сержанту Загоскину, как и другим солдатам, приходилось ежедневно проходить «гусиным шагом» не менее пары километров, так что и сейчас он не чувствовал сильного дискомфорта, тем более что заросли молодого ивняка почти полностью скрывали его от взгляда со стороны.
Чуть дальше, оказавшись в том месте, где оставил рядового Моховщикова, когда сам пошел уничтожать первые две пары в засаде, Загоскин распластался по земле, перешел на движение ползком и, незаметно подобравшись к ряду противников ближе, нашел большинство из них на прежней позиции. Здесь противник занимал подготовленные окопы для лежачего положения тоже парами, причем пара от пары, в отличие от двух самых левых, где Загоскин уничтожил четверых, располагались слишком близко, и атаковать их было невозможно, не привлекая к себе внимания. Он прополз незамеченным позади засады и насчитал в ней тридцать шесть человек. Это было больше, чем он ожидал, тем более что где-то должны были находиться и другие бойцы. Но эту засаду он оставлял «на закуску» тем двум взводам спецназа, что должны были вскоре прибыть, а сам начал искать миномет, но пока не находил его. Продвигаясь вдоль засады, Андрей добрался до свежепротоптанной тропы и легко сообразил, что тропа эта ведет ко второй сосне, под которой располагалась розетка для полевого телефона. Если противник продолжает оставаться на позиции и после гибели командира, причем в спокойном, почти стационарном положении, значит, кто-то взял командование на себя, связался по уцелевшему телефону с подполковником, с которым и погибший старший лейтенант общался, и получил те же самые указания, что получал старший лейтенант.
Миновав тропу, младший сержант вернулся к ней, выбрал место, вытащил из кармана «разгрузки» моток светло-зеленой лески и установил поперек тропы «растяжку», израсходовав таким образом одну из четырех гранат «Ф-1» своего боекомплекта. Подумав, установил вторую поблизости от тропы. Наверняка тому, кто на «растяжке» подорвется, постараются помочь, значит, следует и им самим обеспечить необходимость помощи. После второго взрыва к раненым или погибшим долго никто не подойдет, будут искать третью «растяжку». Обычно это так и работает. Но гранату ко второй своей «растяжке» Загоскин установил уже не на земле, а на дереве, среди жухлой ивовой листвы. И постарался при этом ни один из листочков не уронить. Маскировку ронять нельзя…
Но основной своей задачей младший сержант видел необходимость оставить миномет засады, грубо говоря, сиротой. Он по Северному Кавказу знал, какие потери может нанести миномет при наличии хорошего минометчика, и потому считал важным обезопасить подход двух взводов спецназа от этого завывающего обстрела. Без взрывателей мины не годятся даже на то, чтобы ими гвозди забивать — в руке, в сравнении с молотком, неудобно держать. И требовалось найти, где противник хранит мины и ввинчивающиеся взрыватели к ним. Но пока Загоскин не мог найти даже миномет. Однако, подумав, решил, что миномет должен быть расположен где-то на возвышенности или даже за возвышенностью, поскольку траектория полета мины всегда бывает достаточно крутой, чтобы стрелять из-за прикрытия. Кроме того, минометчику всегда требуется корректировка огня. В зоне отсутствия радиосвязи и сотовой связи связь могла быть только проводной, значит, следовало искать провод, протянутый… Протянутый откуда? Скорее всего, от второй сосны, где, наверное, и располагался командный пункт. Чтобы проверить это, Андрей пополз в сторону сосны. И там, под кроной, в самом деле увидел шестерых человек. Вероятно, седьмой сидел на дереве, невидимый спецназовцу. Атаковать противника, даже делая скидку на внезапность атаки, в этой ситуации было неразумно, решил Загоскин. Имей его пистолет-пулемет подствольный гранатомет, еще можно было бы рискнуть и попробовать, хотя тоже требовалось все предварительно взвесить не с наскока. А без гранатомета лучше оставить всех подходящим силам. Они справятся.