Юрий Петрович предложил Косте возглавить это агентство со скромным на первых порах окладом в сто пятьдесят тысяч евро, но с пятнадцатипроцентной долей в бизнесе, которая при успешном развитии событий могла через год вырасти до двадцати пяти процентов минус одна акция.
– Я ничего не понимаю в политтехнологиях и довольно скептически отношусь к PR, – удивился Костя, – мне казалось, что на эту тему я достаточно много высказывался.
– Именно поэтому я тебе все это и предлагаю, – невозмутимо ответил Юрий Петрович. – Мне не нужны люди, которые считают, что они провели сделку по слиянию двух банков просто потому, что обеспечили этой сделке хорошую прессу. Ты занимался маркетингом, значит, знаешь, как засирать людям мозги – этого знания вполне достаточно. Мне не нужен пиарщик, мне нужен умный руководитель, на которого я мог бы положиться.
– Спасибо, но…
– Никаких но, пока не выслушаешь до конца. В первый год у тебя будут две задачи – набрать с рынка лучших людей и создать работоспособную структуру, с заказами я помогу в первое время, дальше справляйтесь сами. Но это только первая задача. Вторая сложнее. Мне нужна очень мобильная и очень профессиональная команда, способная в короткий срок обеспечить масштабную компанию в прессе, на ТВ и, главное, в Интернете. Тебе надо будет продумать, каким образом мы сможем быстро доставлять информацию в иностранные СМИ, где все это гораздо сложнее. Первая структура будет твоей официальной работой, вторая – главной, которая будет приносить хорошие деньги и заставлять нейроны в твоем мозгу носиться в сто раз быстрее, чем на любой работе, которую ты найдешь на обычном рынке.
– Я думал, у вас все это есть, – недоуменно сказал Костя.
– Я тоже так думал, – в словах Юрия Петровича на этот раз было заметно раздражение. Но то, что было, не выдержало проверки делом. И, пожалуйста, не начинай сейчас рассказывать, что такое важное дело… Почти незнакомому человеку… Я провел с тобой много времени и знаю о тебе достаточно, чтобы принять подобное решение. И помни, что окно открывается только один раз.
– На кого мы будем работать? – спросил Костя, давая этим вопросом согласие на сделанное предложение.
– Мы будем работать на меня, я буду работать на себя, иногда на некоторых людей, но в конечном счете мы всегда будем работать только в интересах основных бенефициаров. В этой второй работе не должно быть никакой самодеятельности. Ну, что скажешь, мой юный друг?
Так получилось, что к концу июля Костина жизнь вновь радикально изменилась. У него появилась новая очень интересная работа и новая очень интересная подруга. Имело смысл уезжать из России, чтобы вернуться вот так, сразу с двумя щитами[12].
Глава 4Юрий Петрович и Лиза были двумя людьми, которые в течение короткого времени заполнили в жизни Кости пустоты, образовавшиеся в результате потери старшего товарища и бывшей жены, и в обоих случаях со значительным upgrade’ом[13]. Причем с Лизой Костя познакомился на каком-то мероприятии в Барвихе, куда его пригласил конечно же Юрий Петрович. Стояла жаркая середина июля, и возможно это было последнее летнее мероприятие, на котором собрались правильные люди. Костя сделал уже все необходимые действия, о которых договорился с Юрием Петровичем, но пока еще продолжал смотреть на все происходящее с ним как бы со стороны. Он не был внутри системы и совершенно не хотел туда попадать. «Если нет желания жить в барском доме, то вполне можно служить приходящим учителем, ну раз в год позовут отобедать – зато все остальное свободное время твое – никаких обязательств», – примерно так он убеждал себя, понимая, что в действительности сдает один рубеж обороны за другим. Посещение концерта в Барвихе с последующим after-party было еще одним сданным рубежом. В темно-синем льняном костюме и тончайшего хлопка белой рубашке он, если и отличался от остальных мужчин внешне, то в лучшую сторону. Женщины четко делились на две категории: жены и подруги. Последних было мало, поскольку все знали друг друга и с двадцатилетней девушкой мог прийти либо только что разведенный, либо маскирующийся гей. Жены были на все возраста и выделялись сумками Hermes из крокодиловой кожи, обилием бриллиантов и пластических операций. Лиза не принадлежала ни к одной из двух категорий. Она хорошо выглядела без хирургического вмешательства (что позднее подтвердилось при ближайшем рассмотрении) и без крокодиловой сумки, но при этом заметно старше двадцати лет и ее никто не сопровождал. Она была сама по себе, но и не очень нуждалась в сопровождении. С ней здоровались, обнимались и целовались. Костя решил, что останется на after-party, если она останется. Со стаканом воды он решительно присоединился к группе людей, которые вместе с Лизой лениво обсуждали перспективы времяпрепровождения ближайших шести недель: Корсика, Капри, Порто-Черво, север Франции, юг Франции, виллы, шале и замки, на мотоциклах по Африке, на байдарках по Бразилии, пешком по джунглям, на парашютах с Кордильер, успеть на день рождения Аркаши, да и еще Полина приглашала, всех только напугали этим кризисом, ничего, вот осенью вторая волна, первую пережили и вторую переживем, а надо будет и третью, нет, мальчики, давайте уже без третьей и без второй, а то зимой Саша сам не свой был, такое еще раз – так это просто не пережить, мы Антоше пять лет отмечали, так, представляете, пришлось гостиницу, которая праздник организует, просить в договоре все цифры уменьшить, чтобы в глаза не бросалось, это же ужас просто…
Лиза вместе со всеми смеялась, произносила те же названия, охала и снова смеялась. Разговор сам по себе затухал, и поддерживать его можно было только при помощи алкоголя, который в жаркий вечер потреблялся только несколькими энтузиастами.
Костя, понимая, что еще немного, и она уйдет, и это будет не просто потерянный вечер, но вечер, который может дать толчок развитию в дальнейшем настоящего комплекса неполноценности, чувствуя учащение биения сердца, и подготавливая первые правильные слова, способные поддержать дальнейший разговор, услышал вдруг обращенные к себе слова Лизы: «А вы, молодой человек, когда вы нам о себе расскажете, а то стоите и слушаете, может, вы репортер? Наташа, он похож на репортера?» Все засмеялись. Высокая, яркая, крупная, сорокалетняя Наташа вполне дружелюбно посмотрела на Костю: «Нет, не похож, слишком хорошо одет, – и, подумав, добавила под общий смех, – да и воду пьет, нет, точно не репортер. Тогда кто же вы, молодой, человек, признавайтесь».
– Чацкий, – неожиданно для себя и исключительно для Лизы ответил Костя, – Константин Дмитриевич Чацкий[14], к вашим услугам, господа, только что из Европы, давно не был на родине, осваиваюсь потихоньку, много, знаете ли, перемен, – и совсем уже под общий хохот с комичным поклоном, – кстати, не женат.
Минут на пять Костя стал центром внимания, к нему потянулись знакомиться и чокаться, выдавая у кого что осталось в голове из школьной программы под одобрительно оценивающим взглядом Лизы. Косте пришлось вкратце рассказать о своем путешествии с юга на запад Европы, вызывая ревнивые замечания мужчин: «Хотел бы и я так, месяцев на несколько от активной жизни отойти, а лучше на лет несколько, да, везет же некоторым» и поощрительные от женщин: «Вот у нас какой литературный герой новый появился, вы уж нас не забывайте, Константин Дмитриевич, заглядывайте почаще, а сейчас-то как сюда попали?».
– Да Воротынцев Юрий Петрович пригласил, – радостно улыбаясь, ответил Костя, первый раз опробуя на людях эффект от упоминания имени Юрия Петровича, – пригласить-то пригласил, а сам взял да улетел куда-то, вот и хожу тут, никого не знаю, спасибо вы хоть заметили, – закончил он, обращаясь к Лизе.
На Лизу имя нового покровителя впечатление не произвело, но произвело на Наташу и на пару мужчин.
– Да, – протянул один из них, – Юрий Петрович вам бы не дал заскучать, быстро бы с кем надо познакомил.
– Прикольно, – сказала ему Лиза, которая к концу вечера при ближайшем рассмотрении выглядела на свои тридцать лет, которые она недавно шумно отпраздновала, на свои два замужества, одно из которых принесло известность, а другое деньги, на свою трехлетнюю дочь и на многое другое, о чем Костя узнал значительно позже. – Чацкий, и не женат, это очень прикольно, я уже и не помню, чтобы меня здесь кто-нибудь так рассмешил…
– А мне показалось, что вы все время только и делали, что смеялись…
– Ну да, делала вид, что смеялась, но было не очень смешно.
– Это правда, не очень.
– Я тут было домой собралась ехать, но, может, вы еще посмешите, если и вправду не женаты.
– Это предложение?
– А вы как думаете?
Через полчаса каждый на своей машине поехали посидеть на «Причал»[15], где и просидели за веселым разговором до двух ночи, каждый рассказывал о тех сторонах жизни, о которых не знал другой. Конечно, и здесь Лизу многие знали, здоровались, обнимали, целовали, звали вместе с Костей за свой столик, но им обоим хотелось остаться вдвоем.
– А мне показалось, что вы все время только и делали, что смеялись…
– Ну да, делала вид, что смеялась, но было не очень смешно.
– Это правда, не очень.
– Я тут было домой собралась ехать, но, может, вы еще посмешите, если и вправду не женаты.
– Это предложение?
– А вы как думаете?
Через полчаса каждый на своей машине поехали посидеть на «Причал»[15], где и просидели за веселым разговором до двух ночи, каждый рассказывал о тех сторонах жизни, о которых не знал другой. Конечно, и здесь Лизу многие знали, здоровались, обнимали, целовали, звали вместе с Костей за свой столик, но им обоим хотелось остаться вдвоем.
– Хорошо, Константин Дмитриевич, что вы человек в нашем Содоме неизвестный – вот будет завтра тема-то для разговоров.
– Это вы тут такая celebrity в этом Содоме? – в тон ей спросил Костя.
– Ну, не такая, конечно, но, наверное, вот такая, – она сделала руками как рыбаки, показывающие пойманную рыбу. – Теперь удовлетворите любопытство, кто ж это такой ваш Юрий Петрович?
А Костя, спустя два месяца, и сам до конца не понимал, кто такой Юрий Петрович, и еще меньше мог о нем рассказать. Информация в Интернете была крайне скудной. Последние фото относились к две тысячи девятому году. Юрий Петрович закончил с отличием Академию КГБ и (это уже по его собственным словам) начинал карьеру контрразведчика в качестве борца с вредными идеологическими течениями и их носителями. Первые его профессиональные шаги пришлись на период полного разложения советской системы с последними судорогами в виде андроповской борьбы за дисциплину и ловли в кинотеатрах прогульщиков работы. Дальше Горбачев, перестройка и прочие всем известные события. Судя по всему, в какой-то момент он отправился бороться с идеологическими противниками прямиком в их стан, получив должность заместителя начальника отдела международной жизни в одной из двух самых влиятельных советских газет. В газете он проработал всю короткую перестроечную весну, дослужился до заместителя главного редактора, вместе с недавними идеологическими противниками в силу новых профессиональных обязанностей подготавливал развал Советского Союза и коммунистической системы, которые в силу основных профессиональных обязанностей как раз и должен был защищать. Как он, будучи молодым еще человеком, прожил эти годы в состоянии Multiple Identity Disorder[16] – на этот счет он предпочитал не распространяться. В девяностые работал и на администрацию Ельцина, никогда, впрочем, не входя в ближний круг. Об этом периоде он говорил более охотно. «Странное ощущение было, Костя, такое ощущение, будто все это ненадолго. И не в том дело, что коммунисты там победят на выборах, этого я никогда не боялся, но слишком далеко маятник качнулся, прямо как в Февральскую революцию, все время такое ощущение было, что еще чуть-чуть, и по кускам потом собирать придется. Но я поставил на то, что такого произойти не может, а раз произойти не может, то должна быть смена курса, а раз должна быть смена курса, то появятся совсем другие люди, и с этими особенно засвечиваться не резон. Тут как раз Путин в Москве появился, такой скромный и незаметный, и один приятель, знавший его еще по Питеру, сказал – присмотрись. Я поначалу присматривался и ничего особенного не высмотрел, а он вдруг раз – и председатель ФСБ. Ну, думаю, таких совпадений не бывает. Ну не Березе[17] же после Ельцина страной рулить, а раз не ему, то значит, нашим, которые к тому времени уже и в бизнесе крепко сидели, и в политике. Так что в очередной раз я сделал ставку, причем, отметь, стратегическую, и ставка моя выиграла. За власть и за кресла с питерскими бороться не было у меня никакого желания, да и возможности тоже, поэтому так мы и разделили обязанности – они бенефициары, мы обслуживаем их интересы к взаимному удовольствию».
Действительно ли Юрий Петрович получал удовольствие от обслуживания чьих-то интересов, или обслуживая эти интересы, не забывал о своих, а может быть, допускал еще одно движение маятника – теперь уже в другую сторону, ведь теоретически должно было наступить когда-нибудь состояние хоть относительного равновесия, а для этого маятнику неизбежно пришлось бы проделать путь в обратном направлении, больно зашибив по ходу движения тех, кто не успел отклониться, – сказать трудно, но внешне последние года три-четыре чувствовал он себя вполне уверенно. «Фонд глобальных стратегий», как и многие другие организации с похожими названиями, финансировался на средства одной из крупнейших нефтяных компаний, откуда можно было сделать вывод, интересы какого бенефициара Юрий Петрович обслуживал в первую очередь. Однако в отличие от других организаций с похожими названиями, которые сочиняли бумажки сами для себя или для второсортных чиновников со Старой площади, Юрий Петрович и его немногочисленный штат, как постоянных, так и привлекаемых экспертов, работали в основном над реальными проектами и занимались аналитикой только в привязке к ним.
Костя очень долго не мог понять, откуда, собственно, берутся деньги у самого Юрия Петровича, который по Европе вообще никогда не летал рейсовыми самолетами. Вся эта финансовая механика никак не складывалась в столь понятную и прозрачную картину, к которой он привык по прошлым своим работам. Может быть, если там была механика, то здесь – квантовая механика? Но видя, что Юрий Петрович не готов пока погружать его еще на один уровень глубины, инициативы не проявлял. В руководимую им самим компанию деньги заходили официально, по договорам, наличные расчеты, безусловно, присутствовали, но Костя, сформировав с самого начала управленческий принцип cash in cash out[18], привел этим Юрия Петровича в настоящий восторг. «Вот что значит хорошее профессиональное образование, я бы сразу не додумался, – одобрительно кивал он головой, – компания наша должна быть белая, пушистая и прозрачная, чтобы каждому заблудившемуся менту не надо было отстегивать, а если, не дай Бог, серьезный наезд будет, то найдем, как закрыть, это уже моя забота. Твоя – чтобы не к чему было придраться. Веди дела, как тебя учили в твоей американской компании – строго по инструкции. Я тебе и финансового директора советую иностранца взять, такого, который здесь поработал уже и понимает, что к чему, спокойнее будет». Костя не возражал, как не возражал и против прочих рекомендаций своего мажоритарного акционера.
И что из всего этого он мог рассказать девушке Лизе, отвечая на ее вопрос, кто такой Юрий Петрович. Почти ничего. Поэтому вместо ответа рассказал, как они познакомились в городе Лондон.
– И по всему видно, что серьезный он мужчина?
– Похоже, что да. И более того, думаю, что он тоже не женат.
Лиза заливисто засмеялась. У нее был очень хороший смех – будто перекатывались, сталкиваясь, хрустальные шарики.
– Это такой у меня сегодня день памятный выдался – сразу двое неженатых, а с утра вроде все как обычно начиналось, никаких примет особых… – А с утра обычно – это как? – спросил Костя.
– А с утра обычно по-разному начинается, – откровенно сказала Лиза. – Иногда одна просыпаюсь, иногда не одна, последнее время все больше одна.
– Да ладно, – не поверил Костя.
– Правда, – почти грустно сказала Лиза, – неженатые все больше какие-то голубые попадаются или уж совсем неадекватные. А с женатыми решила перерыв сделать.
– Надо же, как все не просто, – сказал Костя, впервые почувствовав, что у вечера может быть продолжение.
– А вы как думали. Это у вас, мужчин, все просто, а у нас, девушек, все куда сложнее, – продолжила Лиза, подумав, вероятно, о том же самом.
– Может быть, надо как-то вам девушкам все упростить немножко?
– Это как?
– Ну, например, взять и завтра утром проснуться не одной.
– А с кем? – она улыбалась краешком губ, но глаза были серьезные.
– Со мной, – сказал Костя, не отводя взгляда.
Глава 5
Последние десять лет своей жизни, то есть где-то начиная со второго курса университета, Лиза была постоянным персонажем разделов светской хроники гламурных журналов. Конечно, она не входила в топ десять девушек-ньюсмейкеров, но точно входила в первые пятьдесят, перемещаясь от середины списка к концу и в обратном направлении в зависимости от того, с каким мужчиной в каких отношениях она в тот момент находилась. Роман со вторым мужем, завершившийся успешным браком, и вовсе подробно освещался глянцевой прессой. Они прожили вместе четыре года, из которых первый был по-настоящему счастливым, второй – занят в основном непростым привыканием к новой одновременно радостной и почетной роли мамы очаровательной девочки Маши, третий – неудачными попытками вернуть отношения с мужем туда, где они были два года назад, а четвертый – мучительной психологической подготовкой себя к предстоящему расставанию. Кроме многочисленных ссор, упреков и обвинений расставанию поспособствовал на завершающей стадии короткий, но яростный переговорный процесс, в результате которого Лизе пришлось снизить свои запросы по ежемесячному содержанию с пятидесяти до тридцати тысяч долларов, а мужу, соответственно, подняться до этой цифры с первоначальных двадцати. До достижения девочкой Машей совершеннолетия. Плюс расходы на отдых в размере ста тысяч в год. Плюс расходы на образование, каковыми бы они ни были. Если в течение рассматриваемого периода Лиза начинала вести совместное хозяйство с другим мужчиной, ежемесячное содержание уменьшалось в три раза. Так что Лизе прежде, чем строить серьезные отношения с другим мужчиной, следовало в первую очередь интересоваться не тем, женат он или не женат, но будут ли эти отношения компенсировать потери в ежемесячном компенсационном пакете. Лиза была оптимисткой от природы, к тому же весь период взрослой жизни, который она отмеряла с окончания школы, ее в этом оптимизме укреплял. Она была из тех девушек, которые обречены нравиться мужчинам, хотя грозовые молнии, пробивающиеся время от времени сквозь облака оптимизма, высвечивали тот безрадостный факт, что еще чуть-чуть, и придется расстаться со столь приятным слуху и сердцу наименованием «девушка», в результате чего жизнь может как-то измениться и не в лучшую, возможно, сторону. Это был один, пока еще маленький, повод для огорчения. Второй – уменьшение присутствия на страницах светской хроники. Поначалу Лиза совсем по-детски обижалась, не находя свои фотографии с вечеринки, где она точно помнит, ее фотографировали. Однако, будучи девушкой разумной и осознавая, что второе огорчение является лишь следствием первого – вон их сколько, не желающих сдавать свои позиции красавиц первой волны, а ведь уже и вторая, и третья накатили, и четвертая на подходе, так что выход из этой непростой ситуации просматривался один – перепозиционирование. Перепозиционирование самой себя, не дожидаясь того, когда это сделают другие, из девушки в молодую и чертовски привлекательную молодую женщину-маму, занятую серьезным бизнесом, воспитывающую ребенка и не имеющую по этой причине много времени на посещение разных дурацких мероприятий. Если этого не сделать самой, то не будет никакого перепозиционирования, а в чистом виде разжалование из элитной категории девушек.