Подойдя ко внедорожнику, он встал напротив опущенного стекла и продолжил:
— Я Валера, можно Вэл.
— Короче, — отрезал Майки.
— Хорошо. Слушай меня. Наш «папа» собирает большую команду и тебя тоже зовет, вместе с твоим барахлом, естественно.
— Ну ни хрена себе! — удивился Майки. — И зачем это ему? И зачем мне?
— Ты же не глупый чел, поэтому рассуди реально. Торговать оружием стало неактуально.
— Это почему же?
— Неизвестно, что завтра выкинут эти суки, — Вэл показал на небо. — Бизнес может накрыться в любую минуту. Да и не стоит нам распродавать то, что завтра может самим пригодиться. Не знаю, как ты, но мы с братвой не собираемся стать послушными дебилами после промывания мозгов. В то, что власти всех стран примут ультиматум, Боря не верит, впрочем, как не верит и в то, что мы победим. Он хочет собрать народ, толковый народ, чтоб стволов было побольше, и где-нибудь в лесах основать партизанское поселение.
— Ни фига себе завернул чувак! У него вообще крыша поехала. Я из Бронкса никуда не съеду. Это, мать твою, моя земля, и я не собираюсь ее покидать. Хотя бы пока. Правда, Джумбо? — обратился он к напрягшемуся товарищу.
— Угу, — промычал Джумбо, не сводя глаз с людей с автоматами.
— Да проснись ты, — Валера замахал руками. — Синий пургу гнать не будет. У него дед всю Отечественную против фашистов партизанил, а сам он в Чечне воевал против тамошних повстанцев и знает в этом толк. Раскинь мозгами. Вряд ли пришельцам на этом этапе понадобятся все отдаленные места на земле. А пока они будут занимать города и вправлять черепушки всяким лохам, министрам и военным, мы создадим реальный мир по понятиям, не вникая во всю эту хрень. А там, глядишь, все как-нибудь нормализуется.
— Это, например, как? — Майки Валере не верил.
— Боря предполагает, что когда они установят тут свою крышу, построят, как они обещают, новый цивилизованный мир, то просто-напросто с…ся отсюда. А мы отсидимся — и о-па! — вы нас не ждали, а мы пришли. С пушками, как настоящие парни, а оружия больше-то в мире нет. Только у нас. Ты понимаешь меня? — радостно закончил свою тираду Вэл.
— Фак, да ваш Боря просто полоумный ублюдок, — Майки «офигевал». — Он что, после мирового господства пришельцев решил установить свое господство? Это что-то!!!
— Да это клево! — Валера был словно под кайфом от идей своего босса, он действительно в них верил. — Так ты как?
— Значит, слово мое будет таким, — афроамериканец был настроен решительно, — я так думаю, что пришельцы эти тоже не вчера родились, и поэтому про то, что с подобными вам придурками-повстанцами делать, как-нибудь да подумали. А твой синий босс туг на ухо или слаб на мозги — в Послании же ясно сказано было, что, ну как это, реморализовывать будут специальным воздействием прямо из космоса. Так что сейчас, Вэл, ты берешь своих парней, и вы валите к своему «папе». Я же подумаю и завтра сам вас найду.
— Не, Майки, так не пойдет. Решать надо сейчас, иначе… — тут Вэл замолчал, и глаза его забегали.
— Иначе что? — все это не ускользнуло от прозорливого торговца оружием, чутье которого не раз спасало ему жизнь.
На самом деле Валера лукавил. И вовсе не затем он приехал вместо клиента на встречу с Майки, чтобы предложить ему вступить в какой-то там союз. Да и клиента этого в «Хаммере» не было, он лежал в канализационном коллекторе неподалеку от места встречи с пробитой головой. Все было так, да не так. Боря Синий был закоренелым фанатом гитлеровского учения, и цветных не признавал вовсе. Ему надо было, чтобы черный дилер вывел его на свой склад с оружием или на своих основных поставщиков, а уж там он придумал бы, как от него избавиться. Ведь при повальной истерии набрать бойцов даже из «высшей касты» элитных частей не составляло большого труда, а вот достать оружие становилось все труднее. Но не тем парнем был Майки Джонс, чтобы повестись на бредовые идеи.
— Иначе что? — повторил он свой вопрос.
— Да все нормально, чувак, — попытался отшутиться Вэл, хотя уже понимал, что «черный брат» не ответит ему взаимностью. А значит, надо действовать по плану «Б». Он сменил тему:
— У тебя сейчас сколько с собой стволов?
— Сколько есть — все мои, — ответил Джонс и потянулся к ключу зажигания.
— Да я к тому, чтобы мы у тебя перекупили, твой клиент теперь с нами, значит, его заказ — наш заказ.
— Если так, то я с удовольствием. Только ты иди позови его, — Майки был не так глуп, как Джумбо. — Тогда сделка состоится, а нет — магазин закрыт.
— О’кей, ты сделал выбор, — с досадой сказал Валера и направился к своим.
Подворотню окружали грязные строения, зияющие дырами разбитых окон. На одно из зданий Майки, сам не зная зачем, взглянул и увидел блик.
Солнце, попавшее на окуляр оптического прицела русской крупнокалиберной снайперской винтовки «АСВК-КОРД» или ОСВ-96,[18] выдало снайпера с головой, точнее, с винтовкой. Второй снайпер затаился в другом доме.
План «Б» был предельно прост. Если Майки не согласится на предложение Валеры, его надо «мочить» и забрать хотя бы то, что у него с собой. Заодно и его постоянного спутника ранить и увезти, чтобы потом выпытать, кто поставлял им оружие. Ну а если и этого второго ниггера придется «погасить», то потом надо будет найти кого-нибудь из его банды и, сославшись на то, что босс отошел в мир иной, попросить рассказать, где хранится оружие и кто его им продает. Очень хорошо попросить, вдумчиво, благо у «папы» был один спец по таким расспросам «с пристрастием» — еще старой, советской школы чел, из второго главка КГБ.
Вэл поравнялся со своими и поднял руку. Это было сигналом. Через секунду две пули прошили лобовое стекло джипа.
И если Джонс, обнаружив убийцу, успел пригнуться, то Джумбо не повезло — он получил пулю, предназначенную его боссу, и умер, так и не успев сообразить, что произошло.
Майки выдернул чеку и бросил гранату в коварных русских. Раздался взрыв, и трое из них, включая Валеру, «отпартизанились» навсегда. Воспользовавшись замешательством, Джонс, не поднимая головы, вдавил педаль акселератора в пол и погнал навстречу судьбе. И ему это удалось. Сбив еще одного русского и растолкав внедорожником вражеские автомобили, он вырвался на свободу. Пули из «калашниковых» не успели причинить особого вреда ни ему, ни его спасителю — джипу. Видно, среди этих русских, слава богу, не было по-настоящему хороших бойцов, учивших матчасть и регулярно упражнявшихся на стрельбище.
Через три часа после инцидента с людьми Бори Синего Майки сидел у себя на складе, курил огромный косяк и поминал своего друга Джумбо. Его душила обида, хотелось взять своих людей и разнести логово русских ко всем чертям. Он понимал, что, если ничего не придумает, они не оставят его в покое. Но людей у Майки осталось не так уж и много, а найти новых в нынешние смутные времена было невозможно. Да и старых-то собрать оказалось непросто. Мобильники некоторых еще вчера верных друзей молчали. Отозвалось чуть более половины.
И когда Джонс от злости хотел разбить свой телефон о стену как бесполезную вещь, тот запиликал.
— Хай, Майки. Ты меня узнал?
— Узнал.
— У меня к тебе деловое предложение.
— Мне уже сегодня посчастливилось пережить одно предложение. Чего тебе?
— Я тут засел в «Дохлой лошади». У меня тринадцать бойцов, готовых стоять до последнего. И если бы ты подтянулся со своими афроамериканскими друзьями сюда, прихватив свое барахло, мы чего-нибудь слепили бы. Денег не предлагаю, поэтому смотри сам. Но, мне кажется, мы могли бы быть полезны друг другу. Кстати, твои парни могли бы обеспечить меня транспортом и прикрытием для того, чтобы я перетащил сюда из одного занятного местечка кое-какое крупногабаритное барахло, которое сильно увеличит нашу обороноспособность.
— Скоро буду, — согласился негр.
Согласился не потому, что его прельщала перспектива якшаться с белыми, а потому, что эти белые все-таки были американцами. А еще потому, что многие, как ему казалось, верные люди, похоже, его предали или вообще струсили и решили расползтись по щелям, как тараканы. Так что это предложение сейчас было весьма кстати. А еще одним большим его плюсом было то, что тут и близко не было замашек на мировое господство с последующим геноцидом.
Боб Арчер положил сотовый телефон на стойку, налил себе виски и хотел было выпить, но, поднеся стопку к губам, резко одернул руку и вылил содержимое на пол. Если Майки принял его предложение, то надо действовать. И действия эти должен спланировать он, чтобы ни у кого не осталось ни тени сомнения в том, кто здесь является командиром. А пьяный командир — это все равно что летчик в танке: взлететь можно, но только на мине.
Маленький Леня никак не мог заснуть. Он долго ворочался в постели, плюшевый заяц был отброшен в ноги, впрочем, как и одеяло, которым совсем недавно его заботливо укрыла мама. Деревья за окном отбрасывали сквозь стекло причудливые тени, пугавшие мальчика, но встать и закрыть шторы он боялся. Почему же этого не сделала, как обычно, мама?
Маленький Леня никак не мог заснуть. Он долго ворочался в постели, плюшевый заяц был отброшен в ноги, впрочем, как и одеяло, которым совсем недавно его заботливо укрыла мама. Деревья за окном отбрасывали сквозь стекло причудливые тени, пугавшие мальчика, но встать и закрыть шторы он боялся. Почему же этого не сделала, как обычно, мама?
А в это время его мама и папа сидели в зале на диване и решали, как им жить дальше.
— Я сегодня противогазы нам купила, — печально и одновременно гордо сказала жена.
— Зачем? — устало поинтересовался муж. — Насмотрелась рекламы этой дебильной — и туда же. Как противогаз может помочь нам спастись от агрессоров?
— Ты что, не слышал? — она немного оживилась. — Говорят, даже в газете какой-то писали, что захватили одного из пришельцев и все у него выпытали.
— Не говори глупостей! Что, провели допрос с пристрастием и он им все рассказал? — раздраженно спросил муж. — Чушь!
— Можешь, конечно, не верить, но передали, что зомбирование свое они будут проводить при помощи газов. И если затаиться в подвале и в момент выброса надеть противогаз, то можно этого избежать, — уверенно ответила жена, процитировав услышанное по телевизору.
— Дорогая, ну посуди сама, — он знал, что ничего ей не докажет, но все же попытался, — они в два счета захватили военные базы, которые охранял отнюдь не дядя Вася с ружьем, а отборные войска. И после этого ты всерьез думаешь, что тебя спасет какое-то залежавшееся на военных складах изделие, которым и детей-то вряд ли испугаешь?
— Не знаю, может, и не спасет, но я все равно купила. Ведь нет дыма без огня, и что-то в этой истории может быть правдой, — сказала жена и отвернулась от мужа. Она не знала, что такое пиар и связи с общественностью, и уж тем более не могла поверить в огромную силу рекламы .
Из детской комнаты послышался крик Леньки. Родители кинулись к нему.
— Что случилось, маленький? — спросила мать, взяв его на руки.
— Мама, мне страшно, я хочу, чтоб они ушли…
— Они обязательно уйдут, — сказал, сам не зная зачем, отец — наверное, потому, что привык утешать сына с помощью обмана и по-другому уже просто не умел.
— Пап, а нельзя собраться всем миром, всем вместе — и победить их? Я даже с Сережкой помирюсь — он говорит, у него дома есть пушка. Вдруг и правда есть?..
Устами младенца, как говорится… Да только вот взрослые, увы, всегда считают себя умнее.
Глава 7 Патриоты и инсургенты
Очередное экстренное (кто бы мог еще несколько месяцев назад подумать, что подобное странное сочетание слов станет вполне привычным) заседание Государственной Думы России началось, как и предыдущие, с вопроса обсуждения ультиматума пришельцев. Экономический кризис, неподготовленность некоторых регионов к зиме, плохой урожай и другие злободневные вопросы остались где-то там, в прошлом, как будто и не было их. Головы у «слуг народа» пухли только из-за одного, тем более что данную ситуацию можно было использовать в своих амбициозных целях. Такое уж это дело — политика. А цели у всех разные, поэтому в зале было шумно, точнее, стоял такой гвалт, будто депутаты находились на одесском Привозе.
— Попрошу тишины, — попытался успокоить зал председатель.
Зал, конечно, не угомонился, но он продолжил:
— Первым сегодня будет выступать господин Свинарев. Прошу вас, Степан Иванович.
Свинарев медленно встал со своего кресла и направился на «лобное место». Шел он, глубоко погруженный в свои невеселые думы. От вчерашней уверенности не осталось и следа, и речь, написанная им с помощью пресс-секретаря, уже не казалась такой убедительной, как накануне ночью. Но выступать было надо — ведь именно от этой речи зависело многое, включая и такую «малость», как продолжение столь хорошо и, казалось бы, безоблачно начатой политической карьеры.
— Уважаемый председатель, уважаемые коллеги! Надеюсь, что у вас хватит терпения дослушать мое выступление до конца, поскольку то, с чем мы столкнулись на данный момент, как ни странно, закономерно. Можно даже сказать, что человечество давно уже к этому шло. Если на миг забыть об ультиматуме и так называемых пришельцах, агрессивность, которую мы, я не побоюсь этого слова, мы все накопили за мировую историю, вышла нам боком. И с этим надо что-то делать. Более чем вероятно, что агрессивность, которая сегодня, как злое наследие, сидит в крови у нас, людей, является результатом внутривидового отбора, влиявшего на наших предков десятки тысяч лет на протяжении всего палеолита. Использование инструментов вывело человека из мастерской естественного отбора, если можно так сказать, в значительной степени недоделанным. Мы унаследовали от пращуров многие худшие инстинкты, которые не только не полезны, а прямо вредны для развития общества разумных существ. После того как человек справился с хищниками, движущим фактором отбора почти исключительно стала война.
Если бесстрастно посмотреть на то, каков человек сегодня — в руках водородная бомба, подарок его собственного разума, а в душе инстинкт агрессивности, наследие человекообразных предков, с которым его рассудок не может совладать, — трудно предсказать ему долгую жизнь. Как раз знание того, что агрессивность является подлинным инстинктом — первичным, направленным на сохранение вида, — позволяет нам понять, насколько она опасна. Главная опасность инстинкта состоит в его спонтанности. Если бы он был лишь реакцией на определенные внешние условия, что предполагают многие социологи и психологи, то положение человечества не являлось бы столь опасным, как в действительности. Тогда можно было бы основательно изучить и исключить факторы, порождающие эту реакцию. Агрессивность же древняя, родовая, если можно так сказать, накопившаяся в нас с течением веков, переполнила чашу терпения, и с этой точки зрения совсем не кажется странным появление пришельцев, которые якобы, я подчеркиваю: якобы пришли подарить нам разумный мир, лишенный этого наследия палеолита.
Зал неодобрительно зароптал, с мест послышалось: «Вон провокатора!», «Предателя к ответу!».
— Господа, прошу дослушать меня до конца, — повысил голос Степан Иванович. — Я еще не сказал ничего такого, что могло бы расцениваться как предательство. Прошу вас только задуматься над тем, что может быть, а чего быть не может. Ведь в любой ситуации есть положительные и отрицательные стороны. Возьмем, к примеру, обычную вакцинацию детей. Когда мама ведет ребенка на прививку, он боится уколов и думает, что ему хотят причинить боль — и все. Он не понимает пользы, которую несет в себе прививка, способная в будущем защитить его от смертельных порой вирусов. А представим, что сердобольная мамаша пойдет на поводу у своего малыша и, удрученная его хныканьем, не поведет ребенка к врачу. Через месяц-другой ребенок заболевает смертельным недугом и погибает. Ему плохо, и уже не боязнь укола, а приступы боли заставляют его страдать. Только сделать ничего нельзя. И когда ребенка не станет, кого будет винить эта мать? Его или себя? Можно, конечно, и ребенка, который не хотел идти на прививку, исходя из того, что это был его выбор, проявление его маленькой свободы.
А то, что его не стало, — что ж, такова судьба. Но как к этой горе-матери отнесется общество, не будет ли она сродни детоубийце? А если усложнить ситуацию и представить, что в будущем из этого малыша вырос бы гениальный ученый, врач, который как раз и спас бы человечество от смертельных болезней? Но нет ничего этого, потому что всего лишь не был своевременно сделан укол, о котором ребенок забыл бы уже через десять минут.
— Объясните свою позицию конкретно, — вмешался председатель, — вы за ультиматум или нет? Красиво говорить мы все умеем, но в этот час от нас требуются конкретные действия и жесткая позиция.
— Позиция моя ясна: я хочу, чтобы россияне жили счастливо. И как раз на данном этапе мы, все мировое сообщество, напоминаем эту мамашу, стоящую перед выбором. От того, каков будет этот выбор, зависит слишком многое, чтобы делать его на основе чистых эмоций. Допускаю, что не прав, но перед своими избирателями я чист — хотя бы потому, что мне чуждо чистоплюйство и я сказал все, что думаю. И еще уверен в одном: при любом положении вещей я лично и вся наша фракция будем радеть только за счастье людей, за их мирное счастливое будущее, и поэтому для нас очевидно, что решение следует принимать умом, а не чувствами! Уж больно велика цена ошибки.
Под гомон солидных людей в пиджаках и галстуках, которые, словно решив подтвердить суть его речи, сейчас скорее напоминали стаю рассерженных павианов, спускался Свинарев с трибуны. Что ж, его помощник по информационной политике на подобное и рассчитывал. Ведь, в сущности, он не предложил ничего, лишь толок воду в ступе, а в зависимости от того, куда качнется общественное мнение, можно было трактовать его выступление по-разному — от принятия ультиматума до его полного отвержения. Это было первое глобальное выступление Свинарева. В целом же их задумывалось три. Второе должно было окончательно сформировать его личное отношение к проблеме, третье же — вывести шашку в дамки. Так и совершается это, пожалуй, самое грязное в мире дело — политика .