— Закрой рот и жди моей команды, — кинув на Фиму насмешливый взгляд, хмыкнула Марго и выскользнула из вигвама.
* * *Сквозь редкую листву подступившего к самому полю леса открывался превосходный вид на всю небольшую долину: поле, холм с крепостью, река.
От одного из вигвамов, потягиваясь и зябко ежась в утренней прохладе, к реке двигалась обнаженная женская фигура.
Ничего не дрогнуло в нечеловеческой маске-лице застывшего среди деревьев индейского воина. Может, только чуть-чуть расширились его ноздри. Ему было отлично видно, как обнаженное татуированное тело склонилось к водам реки. Точеные бедра, длинные ноги…
Больше воин не видел ничего. Все, что накопилось в нем за долгое время воздержания, вылилось в леденящий душу, останавливающий в жилах кровь вопль-клич. И практически сразу весь лес, окружавший маленькую долину русских владений, огласился ответным воем сотен глоток сорвавшихся с места дикарей!
Глава девятая
Лета 1820-го. Форт Росс. То же самое утро. Продолжение…
Договорить Странник не успел. Со стороны леса вдруг раздался душераздирающий вой. Никто не понимал, откуда именно ждать напасти: звуки раздавались то по одну, то по другую сторону от форта. Наконец они разлились по долине, доносясь отовсюду. И когда к заунывному вою добавилось оглушительное улюлюканье, стало ясно, что звуки эти были исторгнуты не звериными, а человеческими глотками.
В крепости все разом пришло в движение. Загудел колокол на башне часовни, которая одновременно исполняла роль смотровой. Захлопали зарядными ящиками батарейщики. Зычно зазвучали команды командиров расчетов. Все предосторожности были вмиг отброшены, и двор крепости наполнился шумом военного действа.
Защитники бросились к стенам. Кусков на ходу обернулся к Страннику и прокричал, стараясь перекрыть поднявшийся гвалт:
— Если в Монтерее корабля не сыщете, возвращайтесь к нам! Мы в сентябре новый пакетбот с верфи спускаем. До Новоархангельска подбросим! А там через Кадьяк и до Камчатки, до Петропавловска рукой подать!
— Иван Александрович, — кинулся за ним незнакомец, силясь перекричать какофонию звуков пробудившегося к жизни форта, — я только хотел спросить…
Но вниманием Кускова уже завладел подскочивший к нему и отчаянно махавший руками Прохор. С раскрасневшимися от волнения щеками он на что-то указал Кускову, вытянув руку с подзорной трубой в сторону леса. Выслушав его, комендант не оглядываясь, быстрым шагом направился к батарее. Но, по-видимому, то, что хотел узнать у него человек в балахоне, было очень важным. Не боясь показаться навязчивым, Странник кинулся за Кусковым, что-то спрашивая у того на бегу. Иван Александрович на секунду приостановился и отрицательно покачал головой. Странник замер на месте. Что уж там Кусков ему такого сказал, расслышать было уже абсолютно невозможно, но было видно, что ответ этот изумил Странника до крайней степени. Иван Александрович, казалось, тоже был удивлен вопросом Странника. Ускорив шаг, он что-то снова прокричал ему.
Но в этот момент небо вдруг зажглось мириадами огоньков. Странник, как и все защитники форта, задрал голову вверх. Капюшон упал ему на плечи. «Красиво! — залюбовавшись небесной феерией и на миг забыв о Кускове, подумал он. — Интересно, что бы это могло быть?»
Зависнув на мгновение в зените, огоньки сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее, превращаясь на лету в горящие черточки, устремились к земле. Дмитрий — а это был именно он! — не думал об опасности. Он все еще не мог привыкнуть к тому, что с ним случилось, и взирал на происходящее как бы со стороны. «Это же стрелы! Горящие стрелы! — наконец сообразил Дмитрий. — Вот это да!»
Защитники крепости, судя по всему, не разделяли его восхищения. Все, как по команде, кинулись к заранее приготовленным укрытиям. Женщины и дети проворно укрылись под телегами. «Так вот почему телеги нагружены мешками с песком, — догадался Дмитрий, — да и бочки с водой в таком количестве теперь тоже понятны!»
Пробегая, кто-то толкнул его в плечо, да так, что он отлетел к калитке. И сию же секунду в то место, где он только что стоял, с протяжно-шипящим звуком вонзилось сразу несколько стрел. Неизвестный спаситель, не замедлив движения и даже не оглянувшись, схватил валявшееся на земле ведро, зачерпнул воды из ближайшей бочки и плеснул размашистой дугой на большой куст, весь объятый огнем.
Дмитрий вскочил на ноги. «Вот тебе раз!» — непонятно к чему воскликнул он. Наклонился, выдернул, сам не зная зачем, торчавшую из земли стрелу и сунул ее в котомку. Взявшись за калитку, Дмитрий опять замер в нерешительности. Затем обернулся и взглянул в сторону орудийных расчетов, пытаясь высмотреть там Кускова. Наконец, достав из мешка переговорное устройство «уоки-токи», отомкнул засов калитки и выскользнул наружу. В суматохе боя никто из защитников крепости этого не заметил.
Глава десятая
Лета 1820-го. Залив Румянцева. Форт Росс. Раннее утро. Продолжение…
Вверх по тропе, круто сбегавшей с вершины скалы к небольшому пляжу, быстро, но осторожно взбиралось несколько десятков вооруженных до зубов матросов. Во главе штурмового отряда и, надо отдать ему должное, чуть впереди пыхтел боцман с ружьем на изготовку.
«Главное добраться до зарослей на кромке утеса, там можно будет перевести дух», — пронеслась в его голове стратегическая мысль. Идея была вполне здравой, только вот у Судьбы, которая в этот самый момент наматывала на веретено последние сантиметры его нити жизни, в связи с чем теряла к нему всякий интерес, были другие представления о способах «переведения духа».
В то мгновение, когда боцман уже схватился одной рукой за вожделенную ветку, так спасительно тянувшуюся ему навстречу, горизонт вдруг разлетелся на тысячу маленьких ослепительно-ярких осколков. За секунду до этого каким-то шестым чувством или третьим глазом, который вдруг вырос где-то на затылке, боцман отчетливо увидел идущий на сближение с его головой кованый ружейный приклад. Но повернуться или тем более увернуться толстяк уже не сумел. Когда он очнулся, все было кончено. Он лежал связанный посередине тропы, а вокруг него такими же безмолвными бревнами, с кляпами во рту, «отдыхала» его бравая команда. Вдруг кто-то склонился над ним. Лицо невозможно было разглядеть: из-за головы незнакомца нещадно слепило взошедшее наконец солнце. Сначала толстяк ощутил болезненный укол в шею. Он сразу узнал холодное жало клинка. А затем услышал слова. Они были произнесены вполголоса, но он прекрасно понял их смысл, ибо прозвучали они на его родном языке.
— Welcome to Fort Ross! One word and you’re dead! Do you understand?[2]
Боцман осторожно, чтобы не пораниться о клинок, и пытаясь всем своим видом показать, что да, он все понял, кивнул головой.
— Good! — услышал он в ответ, и тут чьи-то сильные руки схватили его за шкирку, одним рывком переведя в сидячее положение. Наконец-то боцман смог разглядеть своих победителей. К его изумлению, перед ним стоял красивый молодой человек в форме русского морского офицера. Взгляд офицера излучал уверенность. Было видно, что, несмотря на молодость, он прекрасно знает, что делает. Такое впечатление подтверждалось и сосредоточенным вниманием, с которым слушали офицера стоявшие вокруг солдаты. «Чтоб я сдох!» — пронеслась в мозгу боцмана фраза, о которой он еще не раз в этот день пожалеет. Ибо известно, что не стоит высказывать свои желания всуе: никогда не знаешь, какие именно из них вдруг решит исполнить капризная Фортуна. «Да ведь у чертовых русских здесь целая регулярная армия! Подставили, сволочи!»
Кто конкретно его подставил, толстяк додумать не успел, так как услышал новый приказ:
— Get off your clothes![3]
«Ну все, будут кончать, — почему-то совершенно отрешенно подумал боцман. — Правильно, я бы тоже так сделал. Одежду-то зачем портить. Одежда еще послужит…»
Мысль о том, что его одежда еще будет кому-то служить, когда его уже давно не будет на этом свете, даже вышибла из него скупую слезу. Боцман постарался как можно жалобней всхлипнуть, когда с него сдирали одежду. Но следующий приказ он не понял. Не потому, что не знал языка, на котором тот был произнесен. Нет, приказ все так же прозвучал на его родном английском. Он не понял логики. «Неужели?» — громко стукнуло его сердце. «Неужели?!» Надежда, верная спутница жизни, теплой волной разлилась в его груди.
Глава одиннадцатая
Лета 1820-го. Форт Росс. Продолжение…
Пригибаясь к земле, Дмитрий бежал по тропинке, уходящей от крепости в сторону деревни. Скоро он понял, что балахон, который океанский бриз парусом раздувал на нем, сковывает движения. Не останавливаясь, одним быстрым движением Дмитрий стянул с себя рясу и, скомкав, запихал в заплечный мешок. Теперь и он, в джинсах и футболке, выглядел вполне современно. Двигаться стало значительно легче.
Лета 1820-го. Форт Росс. Продолжение…
Пригибаясь к земле, Дмитрий бежал по тропинке, уходящей от крепости в сторону деревни. Скоро он понял, что балахон, который океанский бриз парусом раздувал на нем, сковывает движения. Не останавливаясь, одним быстрым движением Дмитрий стянул с себя рясу и, скомкав, запихал в заплечный мешок. Теперь и он, в джинсах и футболке, выглядел вполне современно. Двигаться стало значительно легче.
От открытого пространства, раскинувшегося от крепости до деревни, Дмитрия все еще отделяла тянувшаяся слева крепостная стена. Наконец ахнул первый залп крепостной батареи — как раз когда он выскочил на поле перед фортом. Первый залп русские дали зажигающими. Неубранный хлеб, конечно, было жаль, но, как говорится, на войне как на войне. На секунду Дмитрий остановился, чтобы оценить обстановку.
Дикари лавиной неслись от леса в сторону крепости. До крепостных стен им оставалось еще метров триста. Ржаное поле уже занялось кое-где огнем, что если и не сдерживало натиск нападавших, то по крайней мере сминало их ряды. Небо заволокло едким черным дымом. Но Дмитрий успел заметить две маленькие фигурки, что есть сил мчавшиеся по периметру поля ему навстречу. Так же, как и атакующим дикарям, Фимке и Марго надо было преодолеть свой сектор поля, прежде чем они могли бы выскочить на прогалину, где и было их, оговоренное с Дмитрием, место встречи.
Нападавшие тоже заметили движение на периферии. От основной лавины воинов отделился тонкий ручеек и устремился наперерез беглецам. Похолодев и уже не скрываясь, Дмитрий ринулся навстречу ребятам.
Марго, успевшая каким-то невероятным образом одеться на бегу, неслась, как газель, метров на десять впереди Фимки. Спелые колосья хлестали ее по загорелым ногам. Фимка, по-джентльменски взваливший на себя все мешки, шел, как верблюд, размашистой иноходью.
До кромки поля, к которому с двух сторон устремились ребята, оставалось уже совсем немного, когда вдруг лопнула одна из лямок рюкзака, болтавшегося у Фимки за плечами. Чтобы не уронить свою ношу, Фимке пришлось остановиться и поправить мешок. Заметив замешательство преследуемых, дикари прибавили скорости. Теперь ситуация складывалась явно не в пользу беглецов.
Дмитрий что есть сил мчался к ним. До заветной прогалины оставалось всего метров десять, не больше.
— Сюда! Быстрей! Марго, помоги ему! — задыхаясь и пытаясь переорать шум сражения, прокричал Дмитрий.
— Фима, брось рюкзак!!!
Сорвав с плеча мешок, Дмитрий засунул в него руку и, вытащив какой-то прибор, кинул его на прогалину. Упав, прибор засветился пульсирующим синим светом, образовав мигающими сполохами круг диаметром в три метра.
Дмитрий первым вбежал в круг. Следом, прямо к нему в объятия, влетела Марго. За ней и Фимка с мешками буквально ввалился в светящийся портал… И в этот момент из дымовой завесы, через которую уже отчетливо проступали фигуры мчащихся дикарей, с шипящим свистом разрезая воздух, молнией вылетел томагавк. С глухим стуком он воткнулся в рюкзак, что болтался на одной лямке у Фимы за спиной. Этого многострадальный рюкзак уже выдержать не смог. Лямка оборвалась. Рюкзак с торчащим из него томагавком свалился к ногам Дмитрия и Марго, а Фима, силой удара выбитый из светящегося круга, плашмя растянулся на земле. И в то же самое мгновение синее сияние, круг, а вместе с ними Дмитрий, Марго и рюкзак исчезли.
Только небольшая голубоватая молния, как бы на прощание, рваным сполохом очертила границу поглотившего их портала.
Глава двенадцатая
Наше время. Калифорния. Перед входом в музей «Форт Росс».
Как обычно бывает в погожий калифорнийский день, автостоянка перед входом на территорию Национального парка США и музея «Форт Росс» была забита до отказа. Прошедший недавно в прессе слух, что музей в целях экономии средств напрочь разорившегося штата собираются закрыть, лишь добавил ажиотажа. К губернатору штата относились по-разному, но принятое им решение осудили все. Наконец, придя к общему на его счет заключению — «ну, Терминатор, что с него возьмешь!» — общественность спешила отдать последнюю дань своим попранным свободам. Музей любили. Любили по-разному. Немногочисленные русские общины, особенно в Сан-Франциско, относились к этому месту как к святыне. Здесь проводились национальные мероприятия и праздники с участием Русской православной церкви за рубежом. С выносом икон и крестным ходом, праздники эти, как и все православные торжества, со стороны напоминали скорее похороны.
Впрочем, в каком-то смысле это и были похороны — проводы на тот свет очередных несбывшихся надежд богатой на «несбывшееся» российской истории. Американцы же любили вообще все, что было хоть как-то связано с эклектичной историей их, с точки зрения возраста, «подросткового» государства.
Словом, по разным причинам, но мероприятия эти неизменно собирали множество народу, любившего либо поглазеть на экзотику, либо пролить скупую слезу по упущенным возможностям.
Из двухэтажного красного автобуса неспешно высаживалась очередная группа туристов. Люди были заняты тем, что услужливо помогали друг другу преодолеть несколько крутых ступенек узкого автобусного выхода. Поэтому никто не мог ни подтвердить, ни опровергнуть слова грузного мужчины, уверявшего, что странная парочка каких-то «хиппующих отморозков», действительно невесть откуда взявшихся рядом с автобусом, на самом деле инопланетяне — он, дескать, видел собственными глазами, как они возникли из воздуха. Те, кто уже вышел из салона, с изумлением взирали на экстравагантную парочку. Некоторые даже потянулись за фотоаппаратами.
Первым пришел в себя Дмитрий. Отряхнув ладонью джинсы и подняв с земли выпавший из кармана айфон, он, стараясь ни с кем не встречаться взглядом, подхватил под руку Марго и быстро направился к припаркованному невдалеке минивэну.
Марго, с глазами полными слез, молча последовала за ним, прижимая к груди злополучный рюкзак с торчащим из него томагавком.
Дверцы машины захлопнулись почти одновременно. Через секунду, пронзительно взвизгнув резиной, автомобиль сорвался с места и, провожаемый ошеломленными взглядами туристов, понесся к выезду на шоссе. Толстый охотник за инопланетянами продолжал неистово щелкать фотоаппаратом им вслед. Он был чрезвычайно возбужден. Еще бы, поездка уже оправдывала себя! А если к тому же удастся запечатлеть на пленку живых гомосексуалистов на улицах Сан-Франциско, размечтался обалдевший от счастья провинциал, то в родном Цинциннати рассказов ему вообще хватит до следующего года.
Часть вторая
«…Идет ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги своя».
ЕкклесиастГлава тринадцатая
Наше время. Нью-Йорк. За три дня до вышеописанных событий.
Серебристая «Тойота-Сиенна», с надписью на борту «Russian TV», медленно пробиралась через нью-йоркские пробки. Точнее подошло бы слово «пробивалась»: водитель исключительно ловко использовал малейшие пробелы, оставляемые зазевавшимися собратьями, чтобы отвоевать еще несколько метров. Машина следовала по указателям, направлявшим автомобильный поток в аэропорт. Наконец, обогнув длиннющую очередь из машин, желавших попасть в Бруклин непременно через бесплатный Бруклинский мост, «Тойота» нырнула в туннель и прибавила ходу.
— Как вы тут ездите в Манхэттене, ума не приложу! — ворчал сидевший за рулем Фима. Пассажирское место рядом с ним занимал Дмитрий, держа на коленях раскрытый ноутбук. На заднем сиденье устроилась Марго. — Сплошной трафик!
— А мы на машинах не ездим, мы пешком ходим… — доставая из кармана телефон, рассеянно отозвался Дмитрий.
— Да и потом, жара тут у вас несусветная! Асфальт плавится! То ли дело у нас в Бруклине! Ветерок с моря…
— …и запах борща с Брайтона! — язвительно вставила Марго.
Девушка полулежала на сиденье, демонстративно отгородившись от мира плеером с наушниками, но было очевидно, что ситуацию она, тем ни менее, контролировала.
— А что ты имеешь против борща? — взглянув в зеркальце заднего вида, сразу насупился Фима. — Когда мы в Америку уехали, я маленький был, не помню, но мама рассказывала, что у нас в Одессе даже на пляж с борщом ходили! Наливали в банку трехлитровую и брали с собой! А как же?! Без жидкого нельзя…
— Сколько раз тебе говорить, Фима, что жидким бывает только стул, а супы первым называются! — закатила глаза Марго.
— Это у вас, ленинградцев — первое, а у нас в Одессе… — побагровев, не сдавался Фима.
— Ну, началось! — с наигранным недовольством перебила его девушка. — Только ради вас, Дмитрий Сергеич, терплю этого типа!