– Я… – начал Саша, но Карташов перебил его.
– Вы должны понимать, что свора голодных собак запросто может вас убить. Эти твари никогда уже не станут домашними, потому что несколько поколений успели появиться в условиях, далеких от комфортных.
– Меня мамка родила в нашем роддоме, и тоже в условиях, далеких от комфортных, – попытался пошутить Серега Соловьев.
Кто-то засмеялся, Сашка только улыбнулся, у Карташова на лице не дрогнул ни один мускул.
– Я сейчас о серьезных вещах говорю, – холодно произнес начальник, но глаз от Обухова не отвел. – Подкармливая их, вы только увеличиваете их армию.
Вот он о чем! Сашка вспомнил, что кормил Тарзана – огромного беспородного пса с белым пятном на боку. Не сказать, чтобы Обухов любил собак, но этот пес показался ему умным. Но о какой армии Карташов говорит? Да, по заводу шастают несколько хромых и тощих псов, но серьезной угрозы они не представляли даже для детей. Ах да! Он же Черный Плащ! Победитель темных сил!
– В связи с этим руководство завода поручило нам отстрел этих животных, несущих угрозу рабочим предприятия.
* * *Отстрел назначили на субботу. Сашка к истреблению животных относился с пониманием. Для него отстрел бродячих собак был сродни травле тараканов. Прожив двадцать пять лет в общежитии, Обухов привык к насекомым, а вот к бродячим псам привыкать не хотел. Поэтому в этом мероприятии Сашка поучаствовал бы с удовольствием. Если бы суббота была его сменой. Работать в свой выходной он любил еще меньше, чем собак. Но приказ сверху гласил о выходе в субботу всех, у кого есть разрешение на оружие. Черт! А Александр уже хотел было прибегнуть к проверенному способу – уйти на больничный. У него были проблемы с желчным пузырем, и он с успехом пользовался этим. Особенно если его смена попадала на праздники. Сославшись на боли в боку, Сашка получал неделю выходных. Сейчас можно было бы поступить так же, но его остановило одно обстоятельство. Ему в кои-то веки позволят пострелять из «нагана» 34-го года. Из шестидесятилетнего револьвера да по движущимся мишеням грех не пострелять. К тому же это будет днем, а ночью он сможет спокойно выспаться.
Утренний влажный воздух уже источал аромат осени. Небо было чистым, грязно-голубого цвета. Сашка поежился и посмотрел на запад – горизонт был серым. Дожди – неотъемлемая часть осенних деньков, как и смерть – часть жизни.
Сегодня он не выспался. Саша всю ночь думал о несправедливости. Ему вдруг перехотелось стрелять в беззащитных животных. Они ведь ни в чем не виноваты. Человек приручил, пообещал заботу, а потом взял и отказался от своих обещаний. Впрочем, и человека винить трудно. Развал страны, разгул преступности – забойная такая перестройка получилась. Людям самим есть нечего стало, не то что собак кормить. И бедные животные стали никому не нужны. И получается теперь, что смерть – неотъемлемая часть их жизни. Жизни никчемной, раздавленной людским обманом. Да, человек такой. Хочу – покормлю, хочу – приласкаю, а хочу – расстреляю в прекрасный субботний денек из раритетного оружия.
Сейчас, подходя к проходной завода, он трижды пожалел, что не взял больничный.
– Что, Обухов, – к Сашке подошел Безбородов – замначальника охраны, – жалко зверушек?
– Жалко, – ответил Обухов.
Он бы и вчера ответил так же. Только вчера бы это было ложью.
– Ну, тогда тебе холостых?
Сашка посмотрел на Безбородова.
– Чего? – спросил он.
– Я говорю: дам тебе холостых, чтоб никто не пострадал. Ну, кроме тебя, разумеется.
– Это почему еще? От чего это я должен пострадать?
– А от того, друг мой, что ты вот их жалеешь, а они тебя пожалеют вряд ли. У них инстинкты, у них цель – выжить. А у тебя что? Жалость? Жалость – это слабость, а слабость – это…
– Слабость – это смерть, – закончил Александр.
– Это смерть, – кивнул Безбородов и пошел к оружейке.
Нелегкий выбор. Вчерашние ассоциации с травлей тараканов улетучились. Пришло какое-то странное чувство, будто он идет даже не на войну, а на убийство беззащитных, на бойню. Пусть у них инстинкты, пусть желание выжить, но у них нет оружия.
Безбородов выдавал им револьверы с каким-то, как показалось Саше, усердием. Парни брали оружие, проверяли, а затем вставляли в барабан патроны и выходили к проходной. Молча, будто это их готовили на убой и они были запуганы настолько, что уже смирились со своею судьбой. Леха Милонов получил оружие последним. Вышел и встал рядом с Обуховым. Следом появился Безбородов.
– Итак, в спецназовцев здесь не играем, – произнес замнач охраны. – Особо жалостливым надо было дома оставаться, под юбкой жены, а не переться сюда в субботу.
Черт! Сашка выругал себя за то, что не поступил так, как говорит Безбородов. И пусть у него нет жены, он все равно нашел бы юбку, под которую можно было бы залезть. Беда в том, что еще вчера он думал, что ему понравится убивать бродячих псов. Ладно он, а почему другие не остались дома? Ответ он знал. Карташов не зря на последнем разводе вспоминал о прегрешениях всех тех, у кого было разрешение на оружие. Еще один залет – и эта тварь могла выбросить каждого из них с работы. Как бродячих псов… Что за времена настали? Еще лет шесть назад было не все так плохо. У них еще была огромная страна, которая несла ответственность за своих граждан. Теперь ничего этого не было. Теперь человек наравне с собакой. Что найдешь, то и съешь. Потому как даже заработать в этой новой стране получается не у всех. Вроде бы и работа была, да вот только деньги куда-то делись, что ли? Или не деньги, а у руководителей пропало желание платить работникам, совести-то у них никогда не было. Но с другой стороны, завод РТИ переживает не самые худшие дни и не дает умереть с голоду. «Под запись» можно было брать консервы, мясо и рыбу, хлеб в заводской пекарне. Возможно, именно поэтому люди и держались за эти места, худо-бедно приносящие доход, пусть даже в виде еды.
«Ладно. Хватит сопли жевать. Старик верно говорит: жалость – это слабость».
К тому же без еды оставаться из жалости не входило в его планы. Кто его кормить будет, потеряй он работу? Он попытался представить себе собак, приносящих ему еду, а у одной в зубах он даже смог разглядеть пятидесятитысячную купюру. Сашка невольно улыбнулся, но как-то невесело.
– Вот, Обухов, правильный настрой, – похвалил Безбородов. – А вы что раскисли? Вы же не людей убивать идете.
– Бывают люди хуже собак, – огрызнулся Славка Зимин.
– Так, разговорчики. Давайте, вперед. Один выстрел – одна псина. Каждый промах – вычет из зарплаты.
– Вы сначала ее заплатите, – тихо произнес Славка и зашел за спину Лехи. Но Безбородов, кажется, его не услышал.
Обухов больше не улыбался. Собака с пятидесятитысячной купюрой в его мечтах остановилась в метре от него, потом развернулась и убежала. Живая собака – удар по карману, и так изрядно потрепанному. Безбородов умело донес смысл предстоящей акции. Будешь убивать – останешься с консервами, мясом и рыбой. Не будешь – в лучшем случае сохранишь работу, но зарплату…
– Все, давайте. Времени у вас до двенадцати.
Сашка чувствовал себя обманщиком. Ублюдком, который от скуки прикармливает собак, а потом… В ночи, когда ему нечего было читать, он занимался своими прямыми обязанностями – охранял вверенную ему территорию. Выходил на улицу из тесной будки (иначе помещение поста не назвать) и расхаживал вдоль стены цеха. Тарзан, здоровенный рыжий пес с седым боком, сначала напугал его. Но испуг прошел, когда пес завилял своим толстым, словно полено, хвостом. Седеют ли собаки, Сашка не знал, но был почему-то уверен, что у пса с такими умными глазами должна быть не только седина, но и монокль, ну на худой конец очки, чтобы читать газету.
Обухов снова улыбнулся. Если бы он в реальной жизни увидел пса, читающего газету, то, наверное, застрелился бы сам, но убивать редкое животное не стал бы даже за повышение по службе.
– Парни, – обратился Саша к сослуживцам, когда они вышли к складам. – Помните пса, который у пятого кружит? Такой здоровенный рыжий с… – он хотел сказать «с сединой», но передумал. – С белым пятном на боку.
– Да, злобная тварь, нах, – кивнул Леха. – Он, сука, меня к посту не подпускал.
– Нет, он ласковый, – как-то по-детски произнес Сашка.
– Обухов, кончай сопли размазывать, – произнес Игорь Иванович, самый старший из них. – Ты чего о нем вспомнил?
– Не убивайте его, а. Я его отвезу к матери в деревню.
– Да хоть к бабушке в город, – хохотнул Леха.
– Цыц, хохмач, – успокоил весельчака Иваныч, а потом обратился к Саше. – Делай, как знаешь. Только Безбородову и Карташову ни слова. Сдается мне, у них какой-то бзик по этим собачкам. Слышали, оболтусы? Седого не трогать.
Сашка даже подумал, что ослышался. Значит, Иваныч тоже считал Тарзана седым.
– Слушайте, – сказал Толик и сплюнул в листву у ощерившегося арматурой бордюра. – Помните, мы выдвигали разные версии по увольнению охранников с огнестрелом?
Все закивали, а Иваныч, прищурившись, посмотрел на Анатолия.
– Говори, – произнес Игорь Иванович.
– Ну, мы тогда сошлись на мысли, что их уволили за кражи…
– Знаю, на чем мы сошлись. Сейчас что? К чему ты это?
– Их уволили, – сказал Толик и замолчал, будто это все объясняло.
– Тьфу ты, раздолбай, а я думал, их съели, – улыбнулся Иваныч.
– Они отказались убивать собак, вот их всех и уволили, – почти шепотом произнес Толик.
– Это похоже на правду, – заступился за друга Сергей Соловьев.
– Мы им такого удовольствия не доставим.
Сашка не понял, о собаках говорил Иваныч или о начальстве, но согласился, как и все.
Пока они шли до пустыря, им не встретилось ни одной собаки. У складов обычно сновали шесть-семь голов, но не сегодня. На пустыре тоже никого не было.
– Как чувствуют, – сказал Иваныч и убрал револьвер в кобуру.
– Да их только вчера здесь было больше, чем рабочих на заводе, – вставил свое слово Леха.
– Ладно, надо возвращаться, – Иваныч сплюнул и развернулся на сто восемьдесят градусов. И замер. Сашка увидел первым, что руки мужчины задрожали.
– Они здесь, – произнес Игорь Иванович.
– Что за хрень? – шепотом спросил кто-то за спиной Сашки.
Обухов хотел спросить «кто они?» и «где здесь?», но увидел, что́ так потрясло их. Собаки были везде. Они стояли на разгрузочной площадке у складов, сидели на железнодорожном полотне, подходили по двум асфальтированным дорогам. Будто воины, ждущие приказа к наступлению. Это уже не были те беззащитные животные, выпрашивающие кусок хлеба. Все происходящее удивительно походило на охоту. Только добычей теперь были люди.
* * *Карташов спал плохо. Возраст. В семьдесят восемь – не до сна. Но в те минуты, а может и секунды, что ему удалось вздремнуть, ему снились собаки, много собак. И все они хотели его сожрать. Он боялся бродячих собак с детства. Боялся и ненавидел. Они его, надо полагать, тоже. Твари, бегающие по заводу, выглядели вполне безобидными и даже вызывали жалость, но это был обман, иллюзия. Михаил Алексеевич прекрасно знал, что непременно наступят такие дни, когда собак станет слишком много, и тогда они будут нападать на людей, отстаивая территорию и ища пропитания. Беда в том, и Карташов прекрасно знал, что пищей станет тот, кто ступит на их территорию. Михаил Алексеевич понимал опасность этого, и, если бы не поступил приказ от руководства, он бы начал отстрел сам, сославшись на участившиеся нападения на людей.
Карташов вошел через проходную и, не поздоровавшись с постовым, прошел к кабинету Безбородова.
– Ну что, Михал Алексеич, пришел на бойню посмотреть?
– Ты бы меньше к бутылке прикладывался, Иван Андреич, – Карташов сел напротив Безбородова и снял перчатки, обнажив руки, изуродованные шрамами.
– Ты же знаешь, я только во время отстрела, будешь?
Карташов мотнул головой.
– Не пью и тебе не советую.
– Ну и черт с тобой, – прошептал Иван Андреевич и глотнул из серебряной фляжки.
– Что думаешь? – спросил Карташов и принялся разминать руки. В это время года шрамы болели, словно свежие раны. Как будто его только вчера искусали, а не пятьдесят лет назад.
– А что тут думать? Все будет как и раньше.
– Значит, у нас есть еще год? – Карташов оторвал взгляд от своих рук и посмотрел на друга.
– Может, да, а может, нет, – Безбородов пожал плечами. – Если они, конечно, не решат прийти к нам.
– Я очень надеюсь, что сегодня все закончится. Иначе лучше им прийти за нами.
* * *Тарзан выбежал вперед и, прижав уши к голове, оскалился. Обухов не узнавал своего «читающего пса». Перед ним была совершенно неуправляемая тварь. Дикое животное, способное убить. Сашка вдруг понял, что умный пес и здесь отличился. Обухов не был уверен, но все происходящее очень походило на спланированную акцию. Спланированная атака на людей, и главным в ней был седой Тарзан. Парни это тоже понимали, и оружие в руках не успокаивало ни одного из них. Они сами себя загнали в угол, угодили в свою же западню. Саша обернулся. За пустырем был заводской трехметровый забор. Колючая проволока оплетала его, словно лианы, от земли до верха. Единственный выход был перед ними, через свору диких собак.
– Нам конец, – произнес Леха.
– Не ссы, птенец, – подал голос Иваныч и медленно расстегнул кобуру. – Мы при «стволах». Шмальнем пару раз – и разбегутся…
Они не разбежались, но и не напали. Это было еще страшнее. Серега Митрохин выстрелил первым. Пуля поразила черную дворнягу слева от Тарзана. Ни одна из собак не дернулась. Они ждали. Когда раздался второй выстрел, Тарзан бросился вперед. Его целью был Иваныч. Игорь уже поднял руку с револьвером для выстрела, но пес не дал ему нажать на спусковой крючок. Он вцепился зубами в запястье мужчины и с силой мотнул головой. «Наган» вылетел из руки и, ударившись о бордюр, все-таки выстрелил. Собаки будто этого и ждали. Они ринулись на людей все сразу. Твари вылезали из-под вагонов, из щелей складов, бежали по дороге, некоторые даже появились со спины, с пустыря.
– Спина к спине, – взревел Иваныч.
Тарзан завалил его. Пес держал человека уже за плечо. Еще две собаки присоединились к Тарзану и набросились на Иваныча. Одна схватила мужчину за руку, а вторая попыталась вгрызться в горло. Обухов выстрелил, и уродливая псина отлетела к ногам Иваныча. Леха ударил Тарзана ногой. Пес рыкнул, на мгновение отпустил руку, но через секунду снова схватил.
Парни стреляли направо и налево, а собаки все бежали и бежали. Одна тварь схватила Обухова за голень, но как только он развернулся, собака сбежала. Сашка не стал тратить на нее пулю. Кто-то вскрикнул за спиной. Наверное, Толик. Точнее он не мог сказать – выстрелы, лай и крики отвлекали.
Обухов пнул еще одну собаку, в другую выстрелил – тут не до жалости. Застрелил еще одну, четвертая его укусила. Он готов был придушить тупую псину. Саша схватил ее за шкуру, поднял и бросил на приближающихся тварей. И только теперь понял, что что-то не так. Чего-то не хватало. Присутствия людей, например. Он не слышал больше выстрелов, и причиной вполне могло быть не отсутствие патронов. Причина могла быть самой печальной. Он остался со сворой один на один. Сашка вспомнил мультсериал «Маугли», серию о нападении на джунгли рыжих псов. Неиссякаемая лавина собак против… Острая боль пронзила правое запястье, и рука повисла под тяжестью собаки. Револьвер выстрелил и выпал. Сашка замахнулся левой рукой, и тут же в бок ему вцепилась еще одна тварь. Небольшая собачка, но ему от этого не стало легче. Собаки, терзающие его плоть, развернули Сашу, и он увидел кровавый пир. Собаки всех убили, а теперь пожирали свои трофеи. Но еще более жутким было то, что дворняги пожирали своих мертвых собратьев.
Саша попытался оторвать собаку от тела, но она присосалась, словно пиявка, и каждое движение причиняло боль. Обухов заревел. Третья собака схватила его за бедро, четвертая вцепилась в лодыжку. Сашка снова взревел. Его будто тянули к земле, заставляли встать на колени перед кем-то очень могущественным. Ноги подкосились, и Обухов упал сначала на колени, а потом завалился на бок, придавив собой одну из собак. Саша услышал вой. Страшный вой, от которого пробирало до костей. Обухов понял, что воет тот, для кого его оставили в живых. Сашка от боли плохо соображал, но смог понять, что эта могущественная тварь – вожак, не кто иной, как Тарзан. Саша почувствовал, что собаки отпустили его, но он даже не пошевелился. Вой подхватили, и он единым мощным звуком поднялся над пустырем.
Обухов на секунду пришел в себя, и последнее, что он увидел, были глаза «читающего пса» Тарзана.
* * *Безбородов дернулся. Коньяк полился мимо фляжки. Он закрыл бутылку и поставил на стол.
– Миша, ты слышал?
– Последний, – прошептал Карташов.
– Они снова победили? – с надеждой на отрицательный ответ спросил Иван Андреевич.
– Да.
Безбородов усмехнулся, вытер со стола рукавом коньяк, закрутил на фляжке крышку и убрал в карман.
– Пойду посмотрю.
– Можешь не смотреть. Его там не будет.
– Почему?
– Потому что нельзя убить то, что умерло пятьдесят лет назад.
– Что ты несешь?!
– Да то, что пса с седым боком я разделал лично в сорок шестом, а шкуру выбросил там, на пустыре. Я не могу понять чего ему надо? Не за своей же шкурой он приходит?
– Нет. За нашими. Точнее, не за шкурами, а за мясом. Мы в сорок шестом съели его, теперь он хочет съесть нас.
– Бред. Ему ничего не стоило поймать нас за заводом или на том же пустыре. Мы делаем обход по несколько раз на дню. И ночью… – Карташова передернуло от одной только мысли, что тварь могла напасть на него в темноте. – Ему нужно от нас что-то другое.
– Тридцать, – произнес Иван Андреевич и глотнул из фляжки.
– Что тридцать? – не понял Карташов.
– Я говорю, мы с тобой освежевали и продали тридцать тушек.