— Не напрягайтесь, — рассмеялся Федоскин, — вам будет дано соответствующее указание.
— Не хотелось бы думать, что Меркулов уже договорился с вами, а меня известить просто позабыл…
— Александр Борисович, не торопитесь. Меркулов вам сообщит. Как можно государственного советника юстиции третьего класса использовать втемную! А разговор наш сейчас носит предварительный характер. Так вот, с настойчивостью, возможно достойной лучшего применения, возвращаюсь-таки к публикации. Названных людей, по нашему мнению, теперь будут опасаться убирать, в противном случае разгорающийся скандал вообще не удастся погасить.
— А есть попытки?
— И еще какие! Во всяком случае, сейчас предпринимаются всевозможные действия, чтобы скандал с ценностями Гохрана не дошел до ушей президента. При его непредсказуемости… вы понимаете?..
— И что это за силы? — Теперь настала очередь Турецкого задавать «наивные» вопросы.
Федоскин с ускользающей улыбкой посмотрел на него, но, не заметив подвоха, ответил:
— Вам ведь известно, каким влиянием пользуется так называемая «семья», состоящая не только из прямых родственников и наследников. Далее. У генерала Сидоренко от прежнего хозяина президентской охраны осталось некое подразделение «С», способное выполнять спецоперации. У меня нет конкретных фактов, но я бы, например, не исключал, что два последних убийства связаны каким-то образом с действиями этого подразделения.
— Час от часу не легче! — вздохнул Турецкий. — А ведь так хорошо начиналось! Этакий всадник без головы, знакомый почерк, известный, но недосягаемый для российского правосудия заказчик… Полнокровный тухляк… И что ж я теперь должен думать? Переключаться на высшие сферы? Помилуй Бог!..
— Убийство Левона Аракеляна — это лишь первая зацепка. В деле особой государственной важности. И если вы, Александр Борисович, не отыщете конкретного убийцу или убийц, никто вас особо укорять не будет. Нам начнут совать палки в колеса тогда, когда мы выйдем на главных фигурантов…
— Кстати, как говорится, о птичках. А то время убегает неумолимо, а я еще не задал главных своих вопросов. Они касаются двух лиц. Что вы можете мне рассказать о Боярове и об Отце?
— Вот видите, я оказываюсь прав… Начнем с Коновалова. Григорий Степанович, кличка Отец. Все его прошлое имеется у вашего друга в МУРе. Но вас, видимо, больше интересует настоящее. Для нас с вами — вор, преступник, убийца. Но для тех, кто на него работает, то есть для простых трудяг, он отец родной. На тех предприятиях, где правят его «шестерки», зарплату не задерживают и платят так, что хватает не только на жратву. Содержит дом престарелых. На храм Христа Спасителя пол-«лимона» баксов отвалил. Это мафиози новой формации. Для нас, а на Западе — пройденный этап. Лицо неприкосновенное, депутат Госдумы, влияет не только на госчиновников, но и на министров. Криминальная империя нашего Отца содержит, по моим прикидкам, не меньше половины всей нашей промышленности.
— Это все, конечно, интересно, но я спросил бы о другом: каким образом могут быть прослежены его связи с украденными драгоценностями?
— Думаю, он понимает толк в камушках.
— Но если у вас развязаны руки, вы можете начать брать, извините, за жопу всех, кто так или иначе связан с аферой?
— Вы правильно понимаете вопрос, Александр Борисович, — улыбнулся Федоскин.
— А если я действительно правильно понимаю, то первым делом надо найти и поставить раком Валерия Михайловича Комара!
— Обожаю образную речь.
— Извините!
— Нет, — засмеялся Федоскин, — я серьезно, генерал!
— Благодарю, генерал, — ответил Турецкий. — Но я почти уверен при данном раскладе, что именно Комар мог проговориться о драгоценностях нашему с вами общему Отцу.
— В таких случаях, Александр Борисович, не проговариваются.
— Значит, был кто-то другой. К примеру, мелкая сошка, референт советника по экономике Маркин, а?
— А ведь вы, Александр Борисович, влезли в очень высокие сферы! Ладно, скажу. Дача Маркина находится на Клязьминском водохранилище. Примерно в километре — особняк Коновалова. Отца нашего изумительного. Любопытное совпадение? И еще одна маленькая деталь: председатель Гохрана Пучков и Маркин давно знакомы, а по некоторым источникам — близкие друзья. Достаточно?
— Еще бы! Теперь давайте про Боярова.
— Александр Борисович, — улыбнулся Федоскин, — мы с вами не были знакомы доселе, но я вам должен сказать: вы мне нравитесь, генерал!.. Ладно, еще один факт выдам. В охрану Боярова мы ввели своего сотрудника…
— Диму Рябова, что ли? — небрежно бросил Турецкий.
Федоскин теперь уже откровенно рассмеялся.
— Слушайте, а с вами в самом деле приятно работать. Я еще сомневался, но Константин Дмитриевич однажды, помню, сказал, что я могу не сомневаться. Это я! А у меня вся работа, извините, как раз и заключается в сомнениях, Александр Борисович. Но теперь я думаю, что мы сработаемся. Можете положиться на меня.
— Спасибо, — серьезно сказал Турецкий, — но я хотел бы про этого Рябова. Он как?
— Можете мне поверить… Словом, капитан Рябов был внедрен в охрану Боярова. Чисто сделали. А дальше произошло нечто, о чем я до сих пор думаю, но решения пока не нашел. Дело в том, что вдруг, что называется, ни с того ни с сего Бояров передал Диму в охрану жены…
— Я слушаю, слушаю.
— Бояров, как всякий нормальный офицер, — вы понимаете, что я имею в виду? — любитель и в баньке попариться, и принять на грудь, и расслабиться. А Дима, который все время рядом, брал информацию, что называется, свежачком. Да вы и сами знаете, курочка по зернышку клюет, да сыта бывает… Словом, однажды нарисовалась такая картинка. Наш господин Бояров сам сел за руль своего бронированного «мерседеса» и, взяв с собой лишь одного Диму, отправился на Клязьминское водохранилище. Соображаете к кому?
— Пытаюсь, — улыбнулся Турецкий.
— Ну и правильно. Он остановил машину возле особняка Коновалова. Само собой, что Дима воткнул ему «жучка». И остался в машине. А Бояров ушел. Странный это был прием. Начнем с того, что встретил Боярова не хозяин, а некто Эдуард Эдуардович Штиль. Слышали?
— Днями прочел его трактат о единственно верном пути экономического развития России. В смысле ее окончательного и бесповоротного расцвета.
— Ага, я тоже в курсе. Правда, читал резюме, а не сам труд. Он же довольно внушительный?
— Не так чтобы… Но думать заставляет. Во всяком случае, не все бесспорно.
— Вернусь к первоисточнику, — серьезно сказал генерал.
— Не помешает, — так же солидно ответил Турецкий. — Время, генерал!
— Ах да!.. Так вот, если судить по записи, прием был почти царский. Сауна, бассейн, массаж. Хороший «жучок», чувствительный. Короче, через три часа вышел наш Бояров в приличном подпитии. Сам вести машину, естественно, уже не мог, расслабился, пиджачок скинул. Вел машину обратно Дима Рябов. А когда приехали на Пречистенку, прошелся Дима по пиджачку, а там ни фига! Ничего! И хозяин, забыв про пиджак, брел к дому. Дима его окликнул: мол, забыли! Он забрал свой пиджак и ушел. Конец первой серии. Как вам это нравится?
— Абсолютно не нравится. Но запись получилась толковая?
— А вот этого никто не знает. Исчезла и пленка.
— Так не бывает. Надо полагать, она у Боярова. Испариться по дороге она не могла. Да ведь и вы, я уверен, не собирались внедрять в бояровское окружение растяпу! И «жучок» наверняка был кремниевый, то есть металлодетектор его не унюхал, так?
— Согласимся. Значит?
— А значит, Бояров сам нашел и вынул вашего «клопа», а затем изъял у Рябова кассетку, которую тот, извините, элементарно прос… просрал. Техника-то в машине работала. Получается, что Бояров ухитрился чем-то отвлечь Диму, а сам тем временем вынул кассетку. Профи!
— Вот именно. Добавлю, что у вашего Рябова, кажется, вообще после этого не было никаких проблем? Или я неправ?
— В общем, нет, но Бояров его тут же отдал жене. Дима стал ее охранять. Но этот вопрос для нас уже не представлял оперативного интереса. Сами сделаете вывод? Или помочь?
— Попробую, — сказал Турецкий. — Николай Андреевич не вор, может быть, он даже далек от криминала. Но он, как и ему подобные, вынужден приспосабливаться к условиям, в которых нынче работают все предприниматели. И мелкие, и крупные, и олигархи — тоже. Но это вина не их, а государства. Дальше. Настоящих охранников-профессионалов, по большому счету, не так уж и много. И от добра добра не ищут. Если Бояров оценил способности вашего Рябова, он, я полагаю, и не стал бы его увольнять по причине какого-то подозрения, а передал бы своей супруге. Что, собственно, и произошло.
— По первой части. Приспосабливаться можно по-разному. Иное приспособленчество тянет на уголовную статью.
— Конкретнее можно?
— Конкретнее можно?
— Пожалуйста. Есть в городе Канске, в Сибири, один военный заводик. Так вот, дымит он, что-то нужное производит. А его берут и списывают.
— Обычное банкротство…
— Якобы… Просто списали и отдали Боярову. А тот вывез в Страну восходящего солнца все оборудование. Сотни тонн цветного металла, включая золото и серебро.
— Если все это дело задокументировано официально, нам с вами ничего не светит.
— То-то и оно, однако за державу обидно…
— Согласен. Но обида должна быть конкретной, а не глобальной. И на весь белый свет обижаются только идиоты. Нам с вами, Сергей Иванович, не положено. Документы кто подписал?
— Эва! Подписей-то хватает! И подписанты все при огромных звездах на погонах. Но куда девались деньги, в чьем утонули кармане, не знает никто.
— Я что-то читал. Кажется, в «Известиях»…
— Да, верно, было. Но очень беззубо.
— Нет, обвинение-то было сформулировано по-журналистски резко, однако опровержение директора завода мне показалось не менее веским. Кстати, если не ошибаюсь, завод воспрял и та же Страна восходящего солнца поставила новейшее оборудование. Я неправ?
— Абсолютно правы. Кроме одной мелочи. Поставки оплачены валютой. А если интересно какой, скажу: из вашего и моего кармана. И вон того экскурсанта, — кивнул генерал в сторону хилого мужичонки, стаявшего в очереди, чтобы, может, в последний раз насладиться видом почившего вождя революции. Оказывается, не перевелись еще очереди.
— Оплачивал бюджет?
— А кто же еще? Олигархи, что ли? Наш многострадальный бюджет все стерпит… Зато миллионы, полученные за проданное оборудование, исчезли. Испарились, как та пленка.
— М-да… Ну куда испарились, и коню понятно. А кто эти лица с большими звездами на погонах? Мне ведь общие слова не нужны. Пожалуйста, фамилии, звания. И документы.
— Кое-что по Боярову у вашего шефа уже имеется. Из чего я, собственно, и сделал вывод об организованной утечке в прессу… Не возражайте, Александр Борисович, — опередил генерал, увидев протестующий жест Турецкого, — я же не требую от вас признаний! Напротив, я считаю, что Константин Дмитриевич поступил очень правильно, развязывая руки следствию. Но для отдельных лиц эта публикация оказалась чрезвычайно неприятной неожиданностью. Ибо теперь уже, как я говорил, спустить дело на тормозах не удастся и виновники в конце концов будут названы. А когда называются конкретные имена, пресса словно с цепи срывается, указывая на нашу с вами медлительность и нерешительность, и, значит, нам с вами поневоле придется соответствовать. Кстати, у меня складывается ощущение, что Бояров не конченый человек. В смысле не потерянный. И от него можно ожидать решительных шагов. Но посмотрим…
— Будем надеяться, — нейтрально отреагировал Турецкий, поскольку заметил, что генерал уже торопится и вести дальнейшие разговоры вокруг да около было, как выражаются нынче в высоких сферах, контрпродуктивно…
На том они и расстались, пожелав друг другу удачи.
Увидев вошедшую в кабинет Элину Лыткину, Вячеслав Иванович Грязнов невольно приподнялся и изобразил на лице самую благожелательную улыбку. Он ожидал увидеть раскрашенную, наглую девицу с порочными глазами и манерами, а вошла милая скромница в русском сарафане, с монисто из старинных серебряных монет на шее и единственным перстеньком на среднем пальце левой руки.
— Здравствуйте, — глубоким контральто произнесла девушка.
— Присаживайтесь, — приветливо кивнул Грязнов. — И где же вы пропадали?
— У подруги. На даче! — с вызовом ответила девушка. — А что, нельзя разве?
— Каждый трудящийся имеет полное право на отдых, — серьезно сказал Грязнов. — Вне зависимости от профессии. Но дело в том, что Мишка-сутенер, как он уверяет, не давал вам выходных. Более того, припас какого-то богатого японца. И поэтому тоже был сильно огорчен. Представляете, все его в последнее время огорчают: и вы, и мы…
— Япошку обслужили? — по-деловому спросила она.
— Надо полагать… — пожав плечами, усмехнулся Грязнов.
— Ну и пусть он катится, ваш Мишка, куда подальше! А вы б меня ни в жизнь не нашли, если б я сама не приехала да вашего майора случаем не встретила. Он и велел сразу к вам зайти.
— А чего ты сбежала с дачи? — перешел на «ты» Грязнов. — Ну и сидела бы себе дальше. Или чего испугалась? Так давай обсудим.
— Да что ж я, дура какая?! Мужику башку отрезали! На столе лужа крови! Ужас! А в номере везде мои «пальчики» оставлены. И перстенек где-то там потеряла…
— Твой? — спросил Грязнов, доставая из ящика стола серебряный перстень с чернью.
— Мой. Спасибо.
— Да не за что… — Грязнова насторожили ее слова об отрезанной голове. Самохин не должен был ничего подобного ей говорить. Разве что дежурная? Шурочка эта? Вроде понимающая женщина, если верить Самохину. А больше никто из персонала гостиницы не мог этого знать… — А кто тебе сказал, что американцу отрезали голову? Его же из пистолета кокнули. С глушителем.
— Да ладно вам! — сморщилась Лыткина. — Я ж сама все своими глазами видела.
— То есть как это? — Грязнов не мог поверить признанию. — А где ты была? Что делала?
— Ну вот, начинается! — капризно протянула она. — Чего делала? А чего делают голые мужик с бабой ночью в отеле? То и делала. И хорошо, раз ему нравилось.
— Значит, ты была в его номере?
— Ну вот, опять двадцать пять! А я про что?
— Так, спокойно, Элина. Давай все по порядку и желательно поподробней.
— Да какие же подробности еще. Ну занимались мы… А потом он пошел в ванную. Нет его и нет. Ну, думаю, козел, мне ж тоже надо! Снова жду, а он не идет. И вода в ванной журчит без остановки. Поднялась я, вышла в гостиную — попить захотелось, там, на буфете, вода всякая, напитки… Глянула — и тут меня всю прямо затрясло! Кровищи! Кошмар. Он в пижаме на столе валяется, а голова отдельно, возле плеча. Не знаю, как сама с ума не сошла! Подхватилась, кое-как оделась — и ноги в руки! Вот когда одевалась, не в себе видно, и уронила колечко.
— Значит, в ванную так и не попала?
— Да вам бы все шуточки! — нервно передернулась Элина. — А я в машину — и бежать куда глаза глядят. Махнула на вокзал, а с первым утренним поездом — к подруге.
— Далеко?
— Вам-то что? Я ж сама приехала…
— Это верно. Только нам всем, Элина, нынче не до шуток. Убит-то американский гражданин. Международный скандал!
— Ладно вам… Американский! Обыкновенный армяшка. Ну богатый, действительно из Штатов приехал.
— А откуда тебе известно, что он армянин? Практика, что ли?
— Не-ет! — засмеялась Элина. — Я в первый раз подумала, что он турок. Много их тут сейчас. Ну и спросила. А он… закричал! Разгневался! Как ты, говорит, можешь нас сравнивать?! Турки — вечные враги армян! Потом стал про геноцид рассказывать, про пятнадцатый год. Ну когда турки резню в Армении устроили. Это, говорит, наша горькая память, предков вспомнил, и пошло… В Штатах, сказал, большая армянская колония имеется. Он и мне после предложил уехать с ним туда…
— Даже так?
— А что, разве я уродина какая? Я еще ихним голливудским звездам всем на уши натяну!
— Ну… с твоими-то замашками… И когда же он сделал тебе такое предложение?
— А через неделю после знакомства. Трахал, трахал и — втюрился. Такие случаи бывают, — со знанием дела сообщила Элина.
— Нельзя исключить, — солидно согласился Грязнов. — А условия какие предлагал?
— Замуж звал.
— Ей-богу?!
— А зачем мне врать! Он ко мне прилип. Я не возражала. Внешне он, конечно, так себе, но с лица воду не пить. Зато при хороших деньгах. Потенция неплохая. Чего от добра добра-то искать? Я б поехала… — Она вдруг пригорюнилась, тяжко вздохнула. — Кабы не беда…
— Многие сдуру поехали… А теперь пороги у посольств обивают, домой просятся.
— По всякому бывает, — согласилась Элина. — Но Левон все же не турок, не эфиоп и не гвинеец…
— Разве его зовут Левон? А он у нас как Уолтер Макклин проходит. Ты не путаешь, девочка?
— Зачем же мне надо? Приехал он как-то ко мне под ха-арошим градусом, давай, говорит, собирайся, в Штаты летим. Я говорю, что нужны визы и прочая кутерьма, а у меня ничего такого и в помине не было. Ничего, говорит, завтра все сделаем. Собирайся!
— Ну и как, сделал?
— А то! Все выездные документы у меня… как память.
— С собой?
— Дома. Я ж говорю, на память оставила, — вздохнула она. — А что, надо было захватить?
— Нет, оставь, я тебе и так верю… И когда ж вы собирались лететь?
— Прямо на следующий день. Он сказал, что еще с нами полетит и его племянница.
— Ты с ней познакомилась?
— Не успела.
— Как же так произошло, что ты ничего не слышала в ту, последнюю ночь? Ведь он мужик не из слабых!
— Вы в номере его были?