Памятуя еще и о желании собственного шефа Виталия Евгеньевича Пучкова завладеть диадемой, Валерий сыграл достойный спектакль, после чего получил из хранилища как оригинал, так и его копию, которая должна была впоследствии сыграть решающую роль.
Дальнейшая операция с вывозом драгоценностей удалась с блеском. И снова в нужное время и в нужном месте оказался Игорь Леонидович, замысливший данную операцию. Кадры полковника Довбни, пользуясь своими привилегиями, в считанные дни вывезли из Гохрана и переправили за границу драгоценный груз, сами и не подозревая, в каком деле участвуют. Командир приказал — руку под козырек: слушаюсь!
Через ряд подставных фирм часть уникальных николаевских золотых империалов Валерию удалось сбыть бельгийским купцам. Драгоценные изделия типа диадемы были проданы в Эмираты. Но лучше всего удалась операция по подмене самой диадемы на ее копию. Это был верх торжества Валерия, который в буквальном смысле обвел вокруг пальца верного слугу шейха Аль-Касима. Высокий чиновник с явными «голубыми» наклонностями прямо-таки запал на русского ангелоподобного блондинчика. И ротозей, глядевший совсем не туда, куда следовало, обласканный голубым же с поволокой взором продавца, был жестоко наказан. По слухам, шейх приказал примерно наказать его, и это наказание оказалось последним в жизни верного чиновника.
Но уже совсем высшим пилотажем Валерий считал свою ловкую дезу, по которой виновниками подмены оказались братья Аракеляны.
Чтобы окончательно сбить всех с толку, Валерий щедро расплатился с братьями и таким образом снял с себя любые подозрения. Остальное его уже не интересовало.
Был, правда, еще один человек в Москве, который знал всю подноготную кражи века, — Игорь Леонидович Маркин. Более того, сама операция была в немалой степени его детищем. Но именно его и решил нагреть Валерий, причем безо всяких угрызений совести. Словно мстя ему за собственное унижение.
Неожиданное и быстрое обогащение братьев-армян не осталось незамеченным. Куда там! Особняки, яхты, даже личный самолет!
В России наконец очухались. Сделали было даже попытку замять позорное дело. Но не удалось. Задержание Комара бельгийской полицией показало Валерию, что верна истина: чего не сделаешь за большие деньги, можно сделать за очень большие.
Но оскорбленный шейх уже вынес братьям Аракелянам свой приговор. Аракелянам! Не Леонарду Дондероу, который в деле практически не фигурировал. А тогда кому же он помешал? Получалось, что российским спецслужбам: не участвовал, может быть, но наверняка знал слишком много. Когда же достали Левона, Валерий понял, след взят, надо смываться, менять внешность, образ жизни. В России возбудили наконец уголовное дело по хищению драгоценностей Гохрана, в поиск беглого бухгалтера включился Интерпол. Оживилось ФСБ. Арестовали самого Пучка, и тот, конечно, молчать не станет, спасая собственную шкуру. Возможно, недалек уже час, когда придется давать показания и Маркину.
За прошедшее время Валерий Михайлович достаточно поумнел, чтобы не строить радужных иллюзий. Разумеется, не носить красавице Бояровой на своей прелестной головке родовую диадему.
Она, как и остальные нереализованные драгоценности, а также заработанная валюта, должна была теперь составить исключительно неприметное и абсолютно независимое будущее ангелоподобного грека.
Валерий Комар, как всякий русский человек, знавший отечественную литературу, в которой уголовная терминология постепенно становилась разговорной, массовой, был, естественно, знаком с термином «каплун». Оставалось как можно скорее найти подходящую кандидатуру. «Шестерки» бывшего бухгалтера скоро нашли нужного человека греческой национальности, бывшего российского гражданина. А все остальное было делом техники и больших денег. Просто больших.
Валерий прекрасно знал, какая судьба ожидает новоиспеченного «каплуна», однако совестью мучился недолго — своя-то шкура куда как дороже!..
…Он лежал в небольшом бассейне загородного дома, который снял сразу по приезде в Штаты, заплатив такую сумму, что у хозяина при виде подобного количества наличных денег попросту отвисла челюсть и у него не хватило сил спросить, что за человек этот миллионер.
— Валерий Михайлович! — крикнул охранник. — Телефонный звонок!
Звонить сюда, в этот дом, мог только один человек — Леонидос Андриканис. И то в самых крайних обстоятельствах. Неужели что-то случилось? Может, парень влип во что-то и теперь не знает, как выпутаться? Это неприятно тем более и потому, что решение о ликвидации собственного двойника он уже для себя лично принял, но пока команды такой не отдал. Тянул, искал подходящий вариант, выбирал время. Лже-Комар под именем Леонидоса Андриканиса должен был исчезнуть из этого мира, чтобы подлинный Комар с настоящим греческим паспортом мог прокатиться, к примеру, до мексиканской границы, а там махнуть в любой конец мира, где его не обнаружат никакие ищейки.
Охранник бегом принес трубку и остановился в ожидании дальнейших приказаний хозяина. Но Валерий, взяв трубку, тут же отослал его жестом руки. Никто не должен слышать его разговора с двойником.
— Слушаю, — сказал он наконец, сделав голос писклявым, как у девчонки. Но Леонидос не поддался на уловку.
— Ты чего задумал, падло?! — рявкнул явно нетрезвый грек. — Сука рваная, мать твою в три…
Комар, не перебивая, слушал забористую матерщину и размышлял, что могло стать известным этому «каплуну»? Неужели стукнул кто-то из своих? Или сам догадался, что дни его сочтены?
Грек самозабвенно матерился, а Комар стал соображать, что, в каком бы гневе тот ни находился, подобные тирады надо сперва прорепетировать. И значит, Леонидос не совсем искренен в своей ненависти к нему. Кто-то стоит за его спиной. Кто? Ну конечно, братья его проклятые! Один он не смог бы вычислить планы Валерия, а вот скопом… Недаром же говорят: где грек пройдет, там и трем евреям делать нечего. Их же там целая кодла!
Он еще подождал, когда грек выдохнется, и небрежно спросил:
— Все?
— Ах, тебе, сволочь поганая, мало?! — И снова тирада за тирадой.
Определенно отрепетировано. Значит, они от него чего-то очень хотят. А пока пугают. Ничего, это еще не страшно.
Несколько успокоившись, Валерий стал обдумывать свои дальнейшие действия. Первое, что пришло в голову, — послать парней, чтоб заткнули глотку этому мудаку.
— Ты где находишься? — спросил Валерий, пытаясь определиться, каковы дальнейшие планы грека.
Тот, не раздумывая, ответил. Валерий захохотал:
— Ну туда мне не добраться!
— Все! — продолжал орать в трубку грек. — Ты мне окончательно осто… Улетаю я! И будь ты, гад вонючий, трижды проклят!
— Куда улетаешь-то? — насторожился Валерий.
— На кудыкину гору!.. — Матерщина лилась из него, словно из бурного источника.
— Ладно, ладно, — попытался успокоить его Валерий. И вдруг сообразил: — Ты что, в Кеннеди находишься?!
— Ага! Так я тебе и сказал! Домой лечу! И больше мне никаких твоих подачек не надо! Пошел ты с ними…
Он точно в аэропорту! Если хочет сорваться в Афины, другого пути просто нет!
— Не глупи, парень! — воскликнул Валерий, думая теперь о том, как бы задержать этого идиота, не дать ему смыться в Грецию. — Не валяй дурака! Если тебя не устраивает оплата, давай поговорим, я готов добавить!
— Ха! Нашел идиота! А тебя я с этой минуты видел в гробу! В белых тапочках! Я все сказал!
— Ты же не сможешь вылететь! Тебя либо полиция схватит, либо пристрелят боевики шейха! Я ж о тебе забочусь, кретин ты вонючий!
— Сам ты крыса вонючая! — Грек выдал последнюю матерную тираду и бросил трубку.
Послышались короткие гудки.
— Ко мне! — закричал Валерий, и охранник, стоявший далеко в стороне, рысью кинулся к нему. — Немедленно проверь, какие рейсы есть сегодня на Афины! Бегом!..
Он вышел из бассейна, взглянул на него в последний раз, чувствуя, что, скорее всего, больше никогда не опустится в эту искрящуюся подсветкой голубую воду, что восхитительные утренние купания в подогретой ласковой воде, когда солнце только встает над гигантским городом, а ты кажешься себе единственным живым существом во всем мире, больше тут не повторятся.
Что ж, он уже стал привыкать к положению человека, живущего в свое удовольствие, однако не имеющего возможности обременять себя долгими привязанностями, лишними вещами, какой-то недвижимостью. Оказывается, за удовольствие ощущать себя абсолютно свободным человеком надо очень дорого платить. И от многого привычного отказываться…
Валерий накинул на плечи почти невесомый халат и поднялся на второй этаж, в свой кабинет. Он только назывался рабочим, а на самом деле тут никакой полезной деятельностью или вообще творчеством даже и не пахло. На полированном письменном столе, оставшемся от прежнего жильца, стояла бутылка смородинового «абсолюта», к которому Валерий пристрастился еще в Москве, в те времена, когда у него впереди была вся жизнь, а желания и мечты крутились вокруг вещей вполне достижимых, стоило лишь проявить находчивость и определенную настойчивость. Где они теперь, эти времена! Все есть, что пожелаешь, но все оказалось зыбким, эфемерным, словно в дурном сне утомленного мозга.
Он открыл сейф, достал простую деревянную коробку, откинул крышку. Тускло засветилось старинное золото, сверкнули бриллианты, ало вспыхнул большой рубин… Как видение, возникла перед глазами гордо вскинутая голова Елены с тяжелой пшеничной косой, ее ледяные глаза, из которых острыми искорками била в него, Валерия, унижающая, убийственная ирония. А сам он в нелепой позе, скорченный в тесном пространстве перед сиденьем, между сиденьями, внизу, со скрюченными пальцами, живо еще помнящими упругость и жар ее ненавистного и желанного тела, — как все это было унизительно, гнусно, просто омерзительно, и виновницей его позора была Елена…
Прежде он думал: придет пора и он сам наденет на эту царственную голову сверкающую диадему ее предков, а потом, подобно разъяренному викингу, грубо намотает тяжелую косу на руку, изогнет свою жертву в унижающую ее позу и обратит в кобылу для утехи своего беснующегося жеребца. Познавшая величие и взлет пусть познает и глубину падения… Пусть услышит и убийственно-торжествующий хохот, хохот хозяина ее дрожащей плоти…
Да, думал, злорадствуя, представляя, как это все произойдет. Но время выдвинуло на первый план новые реалии. И Валерий Комар, осознавая, что эта вот диадема является едва ли не главной составляющей его дальнейшего благополучия, ни о каких широких жестах больше не задумывался. Продать? Да, можно, даже нужно. Боярову продать? Совсем отлично! Но за такие деньги, которые попросту разорят его. И ее, естественно. Страсть у нее, видите ли, к собирательству! Вот и прекрасно.
Не получилось. Что ж, видимо, пришла пора избавляться от слишком заметной и широко теперь известной улики каким-то иным способом. О шейхах речи идти уже не могло. Значит, нужен другой покупатель, которого еще надо отыскать. А это задача!
Закрыв коробку и спрятав ее в «дипломат», Валерий вдруг подумал, что, возможно, не самый худший вариант в создавшейся ситуации — махнуть рукой на «каплуна», пусть себе летит. В конце концов, достать его можно и в Салониках…
Он выпил рюмку «абсолюта», подождал, пока уляжется, и кинул в рот парочку жирных греческих маслин.
Из того же сейфа он выгреб пачки долларов и тоже уложил в чемоданчике. Остальные драгоценности, которые не были реализованы, он с собой не держал, их место в секретном сейфе Цюрихского банка, код которого ведом одному Валерию. Вот это и было постоянным в жизни, а все остальное — временное. Включая дома, яхты и самолеты, чем слишком увлеклись братцы-армяне и на чем погорели. Жорж, правда, пока не сгорел, но его очередь явно приблизилась.
И вдруг Комар подумал, что, отпустив «каплуна», он неразумно поставит и свою собственную жизнь под удар. А если в самом деле опередят его интерполовцы или фээсбэшники? И возьмут грека? К чему тогда весь этот нелепый спектакль с пластической операцией? Грек ведь расколется сразу. И ничего ему не будет. Ну разве что накажут за фальшивый паспорт. Предусмотрительный Валерий оставил у себя оригинал документов Леонидоса, а ему вернул отлично изготовленную копию. Ну что ж, коли так, решил он окончательно, грек сам себе сильно укоротил жизнь. Мертвый, известно, не разговаривает, а для полиции Валерием Комаром окажется тот, кто будет лежать где-нибудь у входа в аэровокзал с простреленной башкой и, разумеется, поддельным паспортом в кармане…
Валерий переоделся в неприметный серый костюм, нацепил на голову темный парик, приклеил узкие, «парикмахерские» усики и нажал кнопку вызова.
Вошел охранник и без всякого удивления вопросительно уставился на хозяина.
— Бери команду, едем в аэропорт Кеннеди.
— Проблемы, шеф? — поднял брови охранник.
— Пришел срок. Все понятно?
— Пришел, — значит, пришел, — ухмыльнулся охранник. — Поедем все четверо, шеф.
— Это твои проблемы. Я обещал по полтиннику?
— Так точно, шеф, — оскалился в улыбке охранник.
— Сумма каждому удваивается. Тебе сто пятьдесят.
— Понял, шеф. Будет сделано тип-топ.
— Приготовь джип, выезжаем через пять минут. Про самолеты узнал?
— Два ближайших рейса, шеф, дневные — четырнадцать и шестнадцать тридцать. Андриканис зарегистрирован на первый рейс. Он, похоже, уже в порту.
— Отлично. Иди…
— Алексей Петрович, позвоните, пожалуйста, мистеру Нэту и скажите, что мы готовы взять Комара. Он обещал на всякий случай обеспечить нас дополнительными силами. Думаете, не понадобятся? — Денис заметил сомнение в глазах Кротова.
— Я по другому поводу… Что вам сказали об этом в Вашингтоне?
— Они дали нам полный карт-бланш, но с условием, что мы немедленно передаем им задержанного Комара. И подтверждаем его личность.
— Это понятно. Но поговорить-то мы хоть с ним успеем? Он ведь должен ответить хотя бы на главные наши вопросы, а то потом жди у моря погоды. Знаю я эти чиновничьи и дипломатические уловки.
— Я вчера разговаривал с Москвой, Алексей Петрович, и Меркулов подтвердил, что с Грецией уже существует твердая договоренность об экстрадиции Комара в Россию. Американцы также официально заявили, что в случае обнаружения и задержания господин Комар будет немедленно передан в греческое посольство с требованием о высылке его из Штатов.
— Не удерет по дороге?
— Вопрос не ко мне. Думаю, не дадут.
— Вот вы и поговорите с Саймоном по-дружески. Может, он не станет создавать толкучку обилием своих сотрудников в аэропорту.
— Вон вы о чем! — засмеялся Кротов. — Резонно…
Спустя час Денис и Саймон Нэт уже сидели за столиком в здании аэропорта возле широкого окна, через которое отлично проглядывалась вся площадь. Спешили по своим делам сотни людей, парковались и отъезжали сотни автомобилей.
— Мне кажется, мистер Саймон, — сказал Денис, — что мы проявили излишнюю самоуверенность.
— В чем же?
— Я вот смотрю туда, — Денис кивнул в окно, — и думаю, что тут десятком-другим сотрудников не обойдешься.
— Не стоит волноваться, — улыбнулся Нэт, — я после звонка Алексея еще раз проанализировал ситуацию и решил не скупиться. Здесь достаточно моих людей… Я ведь тоже подумал, что Валерий Комар захочет ускорить судьбу своего «каплуна», вы так называли этого грека?
— Именно так…
— Тогда остается ждать и… как это? — уповать, да?
— По чашечке кофе, Саймон?
— Не возражаю.
Денис поднял руку и щелкнул пальцами, подзывая официанта.
Кротов, Голованов и Агеев озабоченно мельтешили перед входом в здание аэропорта и наблюдали за подъезжающими машинами. Нельзя было исключить, что Комар применит маскировку: парик там натянет, приклеит усы или бородку, то есть все то, что затем легко снимается и остается в урне туалета. И еще. Когда человек нервничает, а Комар в данный момент не нервничать не может, он совершает небольшие, почти незаметные неопытному глазу проколы. Увидеть их и есть главная задача наблюдателя.
На Кротове была синяя куртка и фуражка служащего аэропорта, Сева катил перед собой тележку с чемоданом и баулом, которую можно было бросить в любую минуту, а вот Филя довольно ловко изображал автомобильного вора, который больше всего боится привлечь к себе внимание полицейского, но и наглеет при этом от видимой безнаказанности.
Тяжелый джип, остановившийся в отдалении от входа они заметили не сразу. Постояв некоторое время, он стал подруливать ближе. Мешала машинная толчея. Джип медленно пробирался, заставляя внешней мощью невольно уступать себе дорогу. Вот это и привлекло внимание Фили — типично российская наглость: прочь с дороги, я железный!
Машина остановилась, но из нее никто не выходил. Никто никуда не торопился. Вторая зацепка.
Голованов покатил свою тележку. Кротов обогнул задние машины, приблизился к двери водителя и вежливо постучал в тонированное стекло. Оно приопустилось. Молодой темноволосый человек с узкими усиками неприязненно взглянул на служащего.
— Извините, сэр, — почтительно сказал, не глядя в глаза водителю, Кротов, — не соизволите ли вы подать ваш автомобиль чуть назад, чтобы этот господин мог бы проехать со своей тележкой?
Ни слова не говоря, водитель поднял стекло и сдал джип немного назад. Голованов, напрягаясь от тяжелейших чемодана и сумки, прокатил тележку мимо джипа.
Через полминуты все трое обсуждали увиденное.
— Это он, — убежденно сказал Кротов. — На голове, как мы и предполагали, парик. Он съехал чуть на лоб — волнуется парень. Видна светлая полоска. Еще в машине четверо мордоворотов. Докладываем? Или подождем малость?
— Я думаю, пусть еще Филя, — сказал Голованов.
— Тогда не теряем времени, — заявил Агеев и независимой походочкой направился вдоль ряда припаркованных машин, приближаясь к джипу и по мере своего приближения внимательно разглядывая причудливые колпаки на колесах типичный автомобильный воришка, этакий по мелочам.