— И что ты предлагаешь? — вмешался Турецкий. — Оставить статус-кво? Организовать защиту главного пахана?
— Как раз наоборот. Ускорить развязку.
— То есть?
— Имеется у меня, конечно, мыслишка, но… — замялся вдруг начальник МУРа. — Надо бы обдумать.
— Ну уж договаривай, Вячеслав, — поторопил Меркулов.
— Я-то скажу, да вот он, — Грязнов кивнул на Турецкого, — тут же мне какую-нибудь кличку пришьет. Азефа какого-нибудь.
Александр Борисович рассмеялся:
— Обещаю, Славка, не буду!
— Как я понимаю, — нахмурился Грязнов, искоса поглядывая на друга, словно ожидая подвоха, — по поводу этих десяти миллионов баксов все пользуются только слухами. Более-менее определенно по этому поводу высказался Комар, и то со ссылкой на покойного Левона. Маркин в своих показаниях тоже высказывает довольно твердое предположение. Наверняка знал об этом Баграт, но его уже не спросишь. Значит, что же нам остается? Принять за основу признания Комара. И если у Князя нет доказательств, мы можем ему их предоставить. А заодно дать почитать и показания самого Коновалова во время его допроса здесь. В них, я читал, имеется его признание о том, что он был соучредителем фирмы «Голден» и, следовательно, гонорар никак не мог его миновать. Кроме того, это по его указанию отстранены посредники между Бояровым и государством, за что Бояров также отвалил ему немалые суммы, о которых можно опять-таки догадываться. Но, я думаю, если Николая Андреевича хорошо попросить, он не откажется назвать их. Вот в общих чертах…
— А какие аргументы может воспринять Бояров? — с сомнением спросил Турецкий.
— Разрешите мне, Константин Дмитриевич, — подал голос Кротов, внимательно слушавший Грязнова-старшего.
— Прошу, Алексей Петрович, не стесняйтесь, у нас же деловое совещание, и без президиума, — улыбнулся Меркулов.
— Мне кажется, я понимаю, какие сомнения мучат Вячеслава Ивановича и почему он вдруг вспомнил Азефа. Какой-нибудь чистюля от журналистики скажет, что, мол, это порочный метод — сталкивать врагов лбами, устраивать что-то вроде провокаций и так далее. Лично я смотрю на такие вещи просто. Они, как бы себя ни называли, наши враги. Воевать в белых перчатках всерьез невозможно. Другое дело — законность. Нарушаем ли мы ее, внося раздрай в стан врага? Полагаю, нет. И в этой связи я предлагаю следующее. Готов взять на себя функции переговорщика с Николаем Андреевичем Бояровым, а также могу встретиться с Князем. Я его отлично знаю, он меня — нет. Значит, для него я буду… да хоть бы представителем какого-нибудь олигарха, близкого к президентскому окружению и заинтересованного в том, чтобы в империи Коновалова пришли к власти молодые силы. Для чего это ему нужно — другой вопрос, на этот счет и у меня есть своя теория. Не одному же доктору Штилю пудрить мозги уголовному миру!
— Предлагаю внести некоторые коррективы, — сказал Федоскин. — В принципе я согласен с Алексеем Петровичем. Но я постарался бы использовать еще некоторые моменты. Давайте назовем вещи своими именами. Мы собираемся всучить Виктору Князеву, человеку, заметьте, умному, образованному и быстро принимающему решения, компромат на Коновалова. Не дезу, хотя какой-то малый процент ее будет иметь место, извините за бюрократизм. Но ведь в наше время даже дети знают, что компра, если она получена бесплатно, ничего и не стоит. А вот если ее продать — это совсем другой разговор.
— Логично, — подтвердил Турецкий.
— Благодарю вас, — улыбнулся ему Сергей Иванович Федоскин. — Теперь другой вопрос. Откуда эта компра может оказаться в руках Кротова? Отвечаю. Вот здесь и может понадобиться деза, которая, впрочем, особой роли в общем контексте не сыграет. Помнится, перед командировкой в Штаты мы помогли Алексею Петровичу с организацией документов по поводу строительства коттеджей в районе Николиной Горы. Это обстоятельство я и предлагаю использовать. Между вами, Алексей Петрович, Бояровым и Коноваловым возникли некие трения. Григорий Степанович проявил неуступчивость — короче, сорвал крупное дело из-за собственной жадности. Проверить-то все равно нельзя будет. А строительство так и не начато, и это как раз проверить легче всего. Факт, как говорится, налицо, а уж подготовить Боярова, чтобы он при случае в нужном месте и в нужное время повторил вашу, Алексей Петрович, информацию, — это дело вашей техники. Так поверит ли Князев информации обиженного Коноваловым бизнесмена? Тем более что она ему будет предложена за хорошие деньги? Ну, к примеру, за полсотни тысяч баксов?
— Пятьдесят, конечно, вы, Сергей Иванович, загнули, хватит и четвертака, — сказал Кротов. — Я ведь человек небедный, мне просто за сорванное дело обидно… А кстати, почему бы и мне не поучаствовать в деле с драгоценностями Гохрана? Я же мог и там понести впечатляющие убытки. А Коновалов заработал на нем десять «лимонов».
— И какой вам представляется реакция Князева? — спросил долго молчавший Меркулов.
— Я не завидую Коновалову, — сказал Грязнов-старший.
— А я — Князеву, — добавил Федоскин.
— Почему? — спросил Турецкий.
— Он способен совершить убийство. И за него должен будет ответить перед законом: убийство есть убийство. Но кроме суда государственного есть и суд воровской, и, как на нем дело повернется, с ходу не предскажешь. При Коновалове-то сохранялся относительный порядок, который, правда, не хотели принимать отморозки, а при Князе пойдет полнейший раздрай. И вот тут уже Вячеславу Ивановичу будет полное раздолье, только успевай брать да сажать.
— Вашими бы устами, генерал, да мед пить, — вздохнул Грязнов.
Через два дня, ближе к вечеру, в апартаментах Князя раздался телефонный звонок.
— Слушаю. — Князь поднял трубку.
— Здравствуйте, Виктор Алексеевич.
— Привет… — помолчав, ответил Князь.
— Вас беспокоит незнакомый вам человек. Скажем так, ваш благожелатель. Нам необходимо встретиться.
— По какому вопросу? — Князь включил звук, чтобы послушал сидевший напротив Фома.
— Это вы узнаете при встрече.
— А вы намекните.
— Не могу, но говорю искренне, вопрос касается вас. Точнее, вашего будущего, как я понимаю.
— Но кто вы? — Князь посмотрел на Фому, а тот недоуменно пожал плечами.
— Повторяю, вы меня не знаете, а вот я вас — отлично.
— С незнакомыми мне я не якшаюсь, — сердито сказал Князь и хотел было бросить трубку, но заметил предупреждающий жест Фомы.
— Не надо спешить, Виктор Алексеевич. Я приоткрою. То, о чем я вам скажу и что передам, может, на мой взгляд, сильно облегчить вашу головную боль.
— На боли не жалуюсь! — возразил Князь.
— Хорошо, приоткрою еще. Вам известно, где и у кого был недавно Григорий Степанович?
— Известно, — снова приметив кивок Фомы, ответил Князь.
— А в связи с чем?
— В общих чертах.
— Ну так что скажете теперь?
— Хорошо. Где и когда встретимся?
— Если не затруднит, через пятнадцать минут. А где? Знаете мемориальный валун на Лубянке? Он ведь и к Григорию Степановичу имеет некоторое отношение. Вот и встретимся на скамеечке напротив. Это даже символично в какой-то степени.
— Заметано.
— Только… приходите один. Не бойтесь, вам ничто не угрожает. И захватите с собой деньги. Доллары. Тысяч этак двадцать пять, информация стоит того, вы сами убедитесь.
— Не многовато?
— Если вы посчитаете, что информация вам без надобности, я денег не возьму. До встречи…
— Надо пойти, — задумчиво сказал Князь Фоме. — Ты как полагаешь?
— Место уж больно… — криво усмехнулся Фома и почесал лысину.
— А что — место? Где-нибудь у Вечного огня, что, лучше? А он, этот тип, вишь ты, знает о прошлом Коновалова и в курсе того, что он был на допросе в Генеральной прокуратуре.
— Может, ФСБ?
— А кто их знает! Нынче ведь и бывшие бравые чекисты торгуют секретной информацией направо и налево. Видать, что-то у них имеется на папашу нашего ненаглядного. Опять же и бабки просит приличные… — Князь еще подумал и открыл кейс, плотно набитый пачками долларов.
Кротов заметил Князя, когда тот поднялся из подземного перехода. Был он, конечно, не один, но двое типичных братков, поднявшись следом, уселись на гранитный парапет и закурили, искоса поглядывая в сторону скамейки, на которой сидел Кротов. Засекли охрану и Сева с Филей, безуспешно пытавшиеся остановить левака в самом неудобном для остановки месте.
Князь подошел к скамье, внимательно посмотрел на Кротова и спросил:
— Не вы звонили?
— Я. Присаживайтесь, Виктор Алексеевич.
— А вас-то как звать?
— Без разницы. Вот поглядите мельком то, о чем я вам говорил. Это копия моих показаний на допросе в Генеральной прокуратуре. Запись с собственного магнитофона. А потом решайте: нужно это вам или нет. Если нет, я не обижусь.
— А вас-то как звать?
— Без разницы. Вот поглядите мельком то, о чем я вам говорил. Это копия моих показаний на допросе в Генеральной прокуратуре. Запись с собственного магнитофона. А потом решайте: нужно это вам или нет. Если нет, я не обижусь.
— Посмотрим, — сказал Князь и взглянул в сторону своих охранников.
— Да не волнуйтесь вы, — насмешливо заметил Кротов, — их нейтрализовать пара пустяков. Но это совсем не входит в мои планы. Смотрите. — Он протянул Князю бумажную папку.
Князь кивнул, открывая ее и беря в руки пачку листков.
Перелистнув несколько страниц, заглянул в конец и закрыл папку.
— Хорошо. Я беру это. А здесь ровно двадцать пять тысяч, как вы просили. Вот, можете считать, если хотите, — сказал он, протягивая газетный сверток.
— Зачем? Я вам верю.
— Вопрос можно? — осведомился Князь, беря папку под мышку.
— Разумеется, но покороче, — ответил Кротов, оглядываясь.
— Вам-то какой резон?
— Личные мотивы. Плюс… Я стараюсь работать честно и не терплю в бизнесе, скажем так, лукавых партнеров. А Коновалов накрыл меня дважды. И прилично. Еще вопросы есть?
— Последний. В деле Гохрана лично вы понесли большие убытки?
— Более чем.
— Тогда мне все понятно, — удовлетворенно заметил Князь и поднялся.
Они расстались, вежливо улыбнувшись друг другу.
Братаны во главе с Князем подъехали к особняку Отца поздним вечером. Охрана, узнавшая гостей, немедленно открыла ворота. Три машины въехали во двор. Из них вышли сам Князь, Леня Новгородский, Жора Ростовский и с десяток братков.
— Предупрежу, — сказал старший охраны, доставая сотовик.
— Может, спит Отец. Прихворнул нынче что-то…
— Обойдется, — сказал Леня, забирая у него трубку. — Стойте тут, парни, и не рыпайтесь.
Охранники и не заметили, как их окружили вооруженные братки.
В дом вошли втроем.
Григорий Степанович лежал в гостиной на диване, укрытый пледом, и смотрел телевизор.
Жора, войдя, забрал у Отца пульт и выключил звук.
Князь швырнул поверх пледа папку:
— Гляди…
Коновалов потянулся за очками, раскрыл папку, перелистнул несколько страниц и отбросил ее на пол.
— Полная херня!
— Тогда где десять миллионов баксов? — сухо спросил Князь.
— Какие?! Ах ты об этих! — Коновалов презрительно ткнул пальцем в валяющуюся на полу папку. — В общаке, наверно.
— Проверено. Не поступали, — возразил Леня.
Самым страшным преступлением в воровском мире считается покушение на общественные деньги. Кража их карается смертью.
— Десять миллионов! — фыркнул Коновалов. — Надо же! Так я же их Малюте отдал, а он и положил в общак. Должен был положить, — поправил себя Коновалов.
— С Малюты теперь не спросишь, — возразил Жора.
— Так он же переслал их в Штаты, для Славы Япончика! Ну конечно, ребятки, я вспомнил!
Жора с Леней переглянулись. Имя Япончика для них говорило очень много. Князь понял, что дело может сорваться, и принял инициативу на себя.
— Не пудри мозги, Григорий Степанович! — повысил он голос.
— Если бы так поступил, то обязан был бы тотчас сообщить нам. А вот свидетели утверждают, что деньги пошли к тебе, а ты их присвоил!
— Верно, — поддержал Леня. — Чего-то ты, Григорий Степанович, лапшу нам на уши вешаешь! То в общаке, то у Япончика!
— Все! Уходим! — быстро подвел итог Князь и шагнул к двери.
Коновалов привстал, что-то хотел еще сказать, но в этот момент в комнату вошли двое боевиков…
Подходя к машинам, братаны услыхали короткую автоматную очередь, донесшуюся из дома.
— Открывай ворота! — приказал Князь охране Отца. А Леня вернул старшему его сотовик и добавил:
— Можешь звонить хоть самому черту!
Машины выехали за ворота и, маяча алыми огнями, понеслись в сторону Москвы.
Хоронили Коновалова на том же Ваганьковском, поблизости от могилы Малюты. Так встретились и в мире ином последний царь воровского мира и его верный слуга.
Речи говорились короткие, но прочувствованные. Выступали главным образом пожилые авторитеты и «законники». Молодежь смотрела, слушала и помалкивала. Князя на кладбище не было. Говорили, что он еще на прошлой неделе срочно вылетел в Приморье по каким-то спорным криминальным делам. Стрелку проводил между братвой Владика и Хабаровска. Так что вроде и подозрения, будто смерть Отца была делом его рук, отпадали сами по себе. А коноваловская охрана молчала как воды в рот набрала: никого не видели, ничего не слышали, никто в тот вечер в особняке не появлялся.
Один доктор Штиль что-то знал, но его показания ничего не добавляли следствию. Он слышал автоматную очередь, а пока спустился со второго этажа да нашел Григория Степановича, который лежал в гостиной, время прошло и убийца давно сбежал. Коновалов же предстал перед его глазами лежащим под пледом, наискось простреленным автоматной очередью.
Не появился Князь, естественно, и на поминках, для которых на сей раз сняли «Метрополь». Он прилетел из Владика лишь на следующий день. Собрал соратников для большого разговора, а еще через два дня на тайной воровской сходке в подмосковном Голицыне Виктор Алексеевич Князев был избран новым хозяином российской криминальной империи.
— …Полмиллиона баксов! И это последнее предупреждение.
— И куда перевести? — сжимая телефонную трубку в руке, сиплым голосом спросил Бояров.
— Не валяй дурочку, Боярин! И банк, и счет тебе давно известны.
— Все сказал? — дрожа от ярости, спросил Бояров.
— Все!
— Тогда послушай и ты, крыса вонючая! Ни хрена не получишь! Понял, сука?! — И отшвырнул трубку в сторону.
Машинально обернулся и увидел застывшую в дверях жену. Та была необычно бледна и серьезна.
— Они? — спросила тихо.
— Ты о ком? — как бы не понял Бояров.
— Не смеши меня, Николай, — строго сказала Елена. — Мне уже звонили, и не раз. Однажды просто отматерили, а так — молчат и дышат в трубку.
— Не бойся, родная. Не стоит переживать из-за каких-то…
Она прижала палец к губам:
— Не так громко. Пожалей Аннушку.
— Да, прости, я все забываю, что она снова с нами… Чем она занимается?
— Читает. Рисует. Собирается с подружкой в Третьяковку. Коля, я начинаю бояться за нее.
— Есть же охрана. Они глаз с нее не спускают.
— Ах, Коля-Николай! Ты же знаешь цену такой охране…
— А что ты предлагаешь? — вдруг вскипел он.
— Во-первых, спокойно. А во-вторых… Есть люди, которым можно полностью доверять.
— Ты опять об этих твоих «волках»? Смысла не вижу…
— Ты звонил Турецкому?
— Зачем?
— Рассказать об этих угрожающих звонках… Об их требованиях! Нельзя же в конце концов сидеть, сложа руки, и ждать, пока на твою голову посыплются шишки!
— Мы недавно встречались…
— Когда это было?
— Незадолго до того, как отнесли Коновалова на Ваганьково.
— Ну и о чем у вас шла речь? — не отставала жена.
— О наших с ним делах, — уклончиво ответил Бояров.
— У тебя имеются общие дела со следователем-«важняком»? — удивилась Елена. — Это что-то новое!
— Да речь-то как раз и шла о… — Бояров запнулся и остро взглянул на жену. Закончил фразой: — Кажется, я что-то начинаю понимать… Да, сегодня же свяжусь с Турецким.
— Николай, я не лезу в твои дела, но предупреждаю: если ты не примешь меры, их приму я.
— В смысле?
— Сама поеду к Турецкому!
— И снова сорвешь с петель ворота?
— Если придется, сорву!
И она покинула его кабинет. А Николай Андреевич, заперев за женой дверь, вернулся к телефону и позвонил в Генеральную прокуратуру. Он не хотел, чтобы жена даже случайно услышала некоторые детали, которые могли бы всплыть в разговоре со следователем…
Час спустя к особняку Бояровых на Пречистенке подъехал джип и из него вышел Филипп Агеев. Предупрежденная о его приезде охрана без разговоров пропустила в дом. А спустя еще полчаса Аннушка, оказавшаяся очень милой, вежливой и наблюдательной девочкой, рассказывала дяде Филе о том, как выглядит Лондон.
Два дня не мог нарадоваться Филя на свою юную клиентку — такая он была тихая, послушная, только что не в рот ему смотрела, слушая фантастические рассказы о том, как спецназ работал в Афганистане и Чечне, как ловили бандитов и лазали по горам. Но тут Филя допустил трагический прокол: он не знал, что у этой юной соплюхи характер бояровский.
И когда она заявила, что ей позвонила подружка, которая живет рядом, в двух шагах, на Остоженке, и позвала ее в театр на Таганке, куда у той были уже два билета, Филя категорически сказал, что одну ее не отпустит, а надо достать третий билет, чем он сейчас и займется.
Пока он звонил в «Глорию» и договаривался с Денисом Андреевичем, что Голованов подъедет к театру заранее и постарается кровь из носу добыть еще один билет, Аннушка вышла к охране и сказала, что дядя Филя ее отпустил ровно на пять минут. Ничего не подозревавший охранник открыл ей калитку и даже подмигнул: беги, мол.