У советской стороны положение с железнодорожным транспортом было несколько лучше: в распоряжении командования 50-й армии оказался участок железнодорожной ветки Сухиничи — Смоленск, заканчивавшийся крупной разгрузочной станцией Барятинская. Но в использовании этой станции для нужд армии возникали значительные трудности. Дабы не быть голословными, приведем выдержки из записи переговоров Главнокомандующего войсками Западного направления Г.К. Жукова с командующим 50-й армией И.В. Болдиным:
15.04.1942:
«…Жуков. <…> Тыл перекантовывать на Барятинскую, распоряжение нами дано, дорогу стлать фашинами, другой дороги для вас сейчас никто не сделает. Как с продовольствием в войсках?
Болдин. С продовольствием в войсках плохо. Вопрос исключительно упирается в подвоз со станции снабжения.
Жуков. С Барятинской сможете подавать. От Барятинской рядом. Какие у Вас могут быть затруднения?
Болдин. Приняты меры, чтобы брать с Барятинская.
Тов. Главком, к какому вопросу относится последний Ваш вопрос, прошу уточнить?
Жуков. С доставкой с Барятинской.
Болдин. Главные затруднения с поставкой — это раскисли все дороги. Станция Барятинская намного ближе сокращает путь по вопросу обеспечения меня боеприпасами, горючим и продфуражем.
Жуков. Стелите дорогу фашинами, хворостом, прочим твердым материалом, завтра мне особым донесением донесите, что именно сделано в исполнении моего указания. До свидания». <…>
Несколько выше:
«Жуков. <…> Устройство тыла немедленно перекантовывать на Барятинскую, откуда и производить подачу войскам. В неподготовленности дорог виноваты только Вы. Поблагодушествовали, а сейчас пожинаете свои плоды. Шесть тракторов, что мы могли найти и оторвать временно у других частей, Вам послано, больше у меня помочь Вам нечем. Устраивайте тыл на Барятинскую».<…>
20.04.1942:
«Болдин. <…> Мне нужно подвезти снаряды и мины на огневые позиции и продовольствие для войск в Барятинское.
С открытием станции снабжения Барятинское положение с подвозом боеприпасов и продфуража стало немного улучшаться.
Противник тормозит нам подвоз по жел. дороге на ст. Барятинская. Авиация бомбит станцию и перегоны на отдельных участках.
Тов. Главком, прошу учесть, дело с дорогами очень плохо и с каждым днем ухудшается. Дружное таяние снега; незначительные ручьи, лощины, низменности превратились в непроходимые места для транспорта всех видов, а на ровной местности сплошная грязь». <… >
Из расшифровки переговоров видно, что по крайней мере до середины апреля роль основной разгрузочной станции в 50-й армии играла станция Дабужа, которая находилась в 22 километрах дальше от передовой, чем Барятинская, игравшая второстепенную роль как ввиду значительных разрушений железнодорожных путей, так и из-за постоянных ударов авиации противника и обстрелов артиллерией крупных калибров самой станции и перегонов (передовые позиции немцев в районе д. Лощихино, Бельня-Крюково и Студеново располагались на расстоянии 8-10 км от станции, что являлось допустимой дистанцией для огня немецких 105-мм и 150-мм гаубиц le FH-18 и FH-18, имевших дальность стрельбы 10,5 и 16 км соответственно). Авиация Люфтваффе, господствовавшая в воздухе, часто затрудняла или вовсе останавливала железнодорожные перевозки в советском тылу: наряду с банальной бомбардировкой разгрузочных станций и перегонов самолеты противника вели «охоту за локомотивами», причем часто довольно успешную.
Не следует также упускать из внимания тот факт, что самый разгар ожесточенных апрельских боев у Варшавского шоссе совпал с моментом наступления весенней распутицы, которая превратила все грунтовые дороги, находившиеся в распоряжении противоборствующих сторон, в непроходимую грязь. Части 50-й армии оказались в крайне тяжелом положении: с одной стороны, как видно из доклада Болдина Жукову, роль основной разгрузочной станции армии была перенесена с располагавшейся на слишком значительном удалении от передовой Дабужи на прифронтовую станцию Барятинская, что в любой другой момент было бы крайне положительным фактором для обеспечения войск питанием и боеприпасами, но, с другой стороны, теперь возникла новая проблема — 16-километровый участок дороги от Барятино до Фомино 1-го оказался крайне перегружен советскими транспортными колоннами, плюс ко всему резко началась весенняя распутица. В результате из-за этих двух причин покрытие дороги быстро пришло в негодность, практически полностью остановилось движение автотранспорта, а гужевые повозки и малочисленные гусеничные трактора передвигались параллельно дорогам со скоростью, не превышавшей 3–5 км/ч. Спешные меры по восстановлению дорог, принятые командованием армии и фронта, не переломили ситуацию, и положение войск с подвозом пищи и боеприпасов продолжало оставаться крайне тяжелым. В этой ситуации командование стрелковых дивизий было вынуждено использовать для подноски боеприпасов личный состав артиллерийских частей и пехоту, при этом каждый боец нес по два снаряда или минометных мины, для этого с передовой снимались несколько стрелковых батальонов, что, в свою очередь, ослабляло наступательную мощь дивизий. Подобная ситуация со снабжением сложилась и в танковых бригадах.
Таким образом, вкратце рассмотрев транспортную обстановку в тылу обеих сторон, можно сделать следующий вывод.
Части 40-го танкового и 43-го армейского корпусов вермахта, несмотря на значительную парализацию железнодорожных перевозок в собственном тылу, не испытывали существенных затруднений как с материальным обеспечением своих частей, находившихся на передовой, так и с их маневром вдоль фронта. Это объясняется, во-первых, наличием в тылу немцев удобной транспортной магистрали, а во-вторых, высокой степенью моторизации дивизий вермахта, державших оборону южнее Варшавского шоссе.
Тыловые же части 50-й армии не смогли должным образом наладить снабжение наступающих стрелковых дивизий и танковых бригад, хотя в тылу функционировала железная дорога, от крайней разгрузочной станции которой до передовой было всего около 15 километров. Нормальной работе тыла помешало крайне неудовлетворительное состояние автодорог, из-за таяния снега и перегруженности превратившихся в непроходимое болото.
112-я танковая бригада первой из танковых частей сосредоточилась в тылу на левом крыле 50-й армии, как мы помним, уже принимала самое участие в предыдущем армейском наступательном порыве и понесла большие потери. Поэтому и укомплектованность части техникой и личным составом была меньшей, чем у двух свежеприбывающих бригад, прошедших переформирование и полностью восстановивших боеспособность. Безвозвратные потери личного состава в боях у д. Кавказ и Савинки составили 85 человек убитыми и 10 пропавшими без вести. Также было потеряно значительное количество танков, и на 25 марта в бригаде насчитывалось всего 1634 человека личного состава и 23 танка, большую часть из которых составляли Т-34 разных заводов и периодов выпуска (имелись как танки, оснащенные литыми опорными катками с внутренней амортизацией, так и машины с обрезиненными катками, выпущенные в 1941 году или в январе 1942-го, еще до перебоев с поставкой резины на танковые заводы).
К началу наступления на западном фланге армии бригада усилиями ремонтников и за счет пополнения вновь была приведена в боеготовое состояние. Еще с середины марта подразделения 112-й танковой бригады начали сниматься со своих оборонительных позиций в районе д. Савинки и Сафроново и маршевым порядком стягивались в юго-западном направлении в район лесного массива восточнее д. Сининка. Вкупе со скорым подходом в этот же район еще двух полностью боеготовых танковых бригад этот маневр явился обеспечением ударной группы армии более чем достаточным количеством бронетехники. Дело было за переброской пехоты, которую, к сожалению, не удалось сконцентрировать в достаточном количестве на направлении главного удара к началу перехода в наступление.
Болдин отдал приказ о начале наступательных действий в то время, когда первые колонны выделяемых его армии свежих стрелковых дивизий еще подходили к передовой. Но все же наступление довелось начать «старым» частям. Для равномерного наступления на север было необходимо продвижение вперед на левом фланге ударной группы армии с захватом опорных пунктов врага в Яковлевке, Каменке, Прасоловке, Малиновском и Гореловском. Только в этом случае ликвидировалась угроза удара противника во фланг и тыл наступающих в направлении шоссе советских частей, а также создавались предпосылки к продвижению выровненным фронтом без попадания под фланговый огонь.
Первая атака на Гореловский была назначена на 7.00 26 марта. По плану наступления танки 112-й бригады должны были при поддержке собственной пехоты из мотострелкового батальона наступать на стыке 336-й и 239-й стрелковых дивизий. Причем было решено не бросать танки на лобовой штурм поселка, а пустить их в обход для создания перспектив к возможному окружению опорного пункта немцев и прорыва в глубину обороны — непосредственно по фронту Гореловский атаковала пехота 239-й стрелковой дивизии. Для полноты картины приведем текст боевого приказа № 22, полученного штабом 336-й стрелковой дивизии накануне:
«1. Противник, прикрываясь узлами сопротивления на линии дороги Фомино 1 — Сининка — Лесничий городок — Екатериновка — Александровка, обороняет Варшавское шоссе.
2. Справа 173-я СД уничтожает группировку противника в Фомино 1, перерезает Варшавское шоссе в направлении Святой Колодезь, озеро Милятинское, в дальнейшем уничтожает гарнизон противника в Фомино 2 и не допускает контратак противника из Зайцева Гора. Граница с ней иск. Пригородная, отм. 242,4, Екатериновка.
3. Слева 239-я СД уничтожает гарнизон противника в Гореловский, Вельская и далее Поделый и к исходу 26.03 закрепляет Варшавское шоссе и уничтожает гарнизон Поделый. Граница с ней Листорки, иск. Сининка, выс. 235, Александрова, Милятино.
4. 336-я СД со 112 ГБР-й и 21-м отдельным гвардейским минометным дивизионом — ближайшая задача овладеть Александровкой. В дальнейшем перерезать Варшавское шоссе, овладеть Екатериновка и, развивая наступление на южную окраину Милятино, совместными усилиями со 116-й СД уничтожить гарнизон в Милятино»[22].
Командование армии «в лучших традициях» 1942 года поставило своим частям явно непосильную задачу. Расчет «отцов-командиров» можно упрощенно описать в двух словах: поставить подчиненным задачу-максимум в надежде на то, что им удастся выполнить хотя бы ее часть. За день ожесточенного боя пехота и танкисты смогли в некоторых местах продвинуться менее чем на километр из «отписанных» им по карте от шести до девяти.
К 3.00 26 марта 112-й мотострелковый батальон сосредоточился на восточной окраине Сининки в готовности к решительному броску вслед за танками. Для атаки было выделено по одной танковой роте «тридцатьчетверок» от 124-го и 125-го танковых батальонов 112-й танковой бригады. К 7.00 сводная группа в составе 9 танков Т-34 достигла рубежа развертывания в 200 метрах восточнее поселка Гореловский и с ходу перешла в атаку. Но вначале успешно продвигавшаяся за танками пехота, попав под интенсивный огонь противника, отстала и оказалась прижатой к земле. Группа «тридцатьчетверок» прорвалась сквозь позиции немецкой пехоты и вышла в район запланированного сосредоточения для новой атаки к северо-западу от поселка. Танкисты вынуждены были оставаться на месте в тылу противника в ожидании подхода пехоты.
Немцы не собирались терпеть нахождение в своем тылу почти десятка советских танков и стали спешно подтягивать для огня прямой наводкой по танкам противотанковые пушки с передовой. Танки оказались под интенсивным обстрелом противотанковой артиллерии и были вынуждены перейти к круговой обороне. «Добавили огоньку» и вызванные противником для поддержки 12 пикирующих бомбардировщиков Ju-87, которые со свойственной им точностью сбросили фугасные бомбы на позиции танкистов. Немцы довольно точно подсчитали количество наших танков, участвовавших в атаке: утром еще в ходе боя штаб 4-й полевой армии докладывал «наверх» в режиме реального времени:
«40 ТК: Противник силой до полка из н.п. Сининка ведет атаку на населенный пункт 3 км северо-западнее н.п. Сининка. Пехоту поддерживают 9 танков»[23].
После трех часов перестрелки танкисты, так и не дождавшись подхода пехоты, вышли из боя и вернулись на исходные позиции к Сининке. В ходе боя четыре машины из 125-го и две из 124-го танковых батальонов получили повреждения. Но безвозвратных потерь не было: все танки удалось эвакуировать, причем часть поврежденных машин вывели своим ходом, а остальные оттащили из-под обстрела на буксире.
Начальник немецкого Генерального штаба Сухопутных войск быстро обратил внимание на только начавшуюся очередную советскую наступательную операцию, отчеты офицеров о серьезном натиске и танковых атаках на участке обороны моторизованных полков 19-й танковой дивизии заставляли предпринимать срочные меры, и 27 марта в дневнике Франца Гальдера появилась следующая запись:
«…На фронте 4-й армии отмечается нажим противника на 19-ю танковую дивизию, вследствие чего наше наступление под Кировом отложено…»[24].
Заметка Гальдера служит лишним доказательством того, что наступательные действия левого крыла 50-й армии с самого начала оказывали непосредственное влияние на соседние участки фронта, которые немцы вынуждены были ослаблять, используя в качестве «доноров». В апреле целый пехотный батальон противника был переброшен с участка севернее города Киров на усиление 10-й мотодивизии, в свою очередь, стянутой к Фомино.
Кстати говоря, запланированное и несостоявшееся наступление под Кировом начальник немецкого Генштаба упоминает и на следующий день, туманными фразами записав в дневнике: «…Руководство начинает колебаться в осуществимости наступления в районе Осташкова. Восхваляемая на все лады операция у Кирова также связана с большими трудностями…»[25]. И если с первой операцией, заключавшейся во встречных ударах 9-й и 16-й немецких армий, все понятно — о подобных планах противника сегодня известно многое, то вот фраза «операция у Кирова» вызывает много вопросов. Для внесения ясности надо бросить взгляд на карту, изображающую конфигурацию линии фронта у города. Выступ советской обороны на стыке 4-й и 2-й танковой армий немцев, занимаемый частями малочисленной 330-й стрелковой дивизии, был для противника крупной «занозой в боку». Эта «заноза», центром которой и являлся город Киров, перехватив железную и автомобильную дороги, тянущиеся с запада на восток и идеальные для использования противником в качестве прифронтовых рокад, серьезно нарушала взаимодействие между двумя крупными группировками противника, замедляя ему переброску войск вдоль линии фронта. Обе стороны до поры до времени не стягивали в этот район крупных сил, дело ограничивалось боями за отдельные населенные пункты, проходившими с переменным успехом. 10-я армия к этому моменту была усечена всего до двух стрелковых дивизий (330-я и 326-я, занимавшая позиции севернее Кирова до разграничительной линии с 50-й армий) и имела из бронетехники только 1-й отдельный Краснознаменный дивизион бронепоездов. В таком виде армия могла выполнять только оборонительные задачи, во что бы то ни стало не допуская оставления 330-й стрелковой дивизией города и железнодорожного узла Фаянсовая, подарившего бы противнику возможность свободно перебрасывать силы по железнодорожной магистрали Ржев — Вязьма — Брянск на всем ее протяжении. Такое восстановление коммуникаций в тылу противника, безусловно, могло значительно повысить стабильность выстраиваемой немцами стратегической обороны, сведя на нет один из серьезных успехов зимнего контрнаступления Красной Армии.
В связи с этим обстановка у небольшого кировского выступа, являвшегося острием гигантского юхновско — кировско — болховского выступа советской обороны и сопоставимого по своим масштабам со злополучным ржевско — вяземским выступом обороны противника (но, к счастью, с более широким, чем у последнего, основанием), и приковала к себе внимание немецкого Генерального штаба. Основываясь на довольно скудной информации, все же осмелимся предположить, что планировавшаяся немцами операция под Кировом заключалась в классическом нанесении двух фланговых ударов под основание «занозы» из районов севернее и южнее городка, с последующим окружением и уничтожением остатков стрелковых полков 330-й дивизии. Для чего немцы в конце марта и стали стягивать пехотные силы к этим точкам (необходимости в танках здесь у противника не было, так как советских танков, угрожавших сорвать операцию, в секторе обороны 330-й стрелковой дивизии не имелось и сама оборона была неплотной). Однако совершение наступательных планов противника, как уже говорилось выше, было сорвано началом наступления ударной группы армии Болдина в районе Фомино.
В конце марта температура воздуха была еще ниже нуля, грунтовые дороги в тылах наших частей находились в удовлетворительном состоянии; среди трудностей с подвозом боеприпасов и продовольствия в 50-й армии была только одна — слишком большое расстояние от баз снабжения и железнодорожных разгрузочных станций до передовых частей. Настоящая катастрофа со снабжением была еще впереди. В артчастях хватало боеприпасов, поэтому артподдержка атакующих с их стороны была довольно интенсивной. Самым мощным артиллерийским соединением в армии был 447-й артиллерийский полк Резерва Главнокомандования, оснащенный тяжелыми 122-мм и 152-мм гаубицами. В ходе подготовки к наступлению четыре батареи сосредоточились в районе севернее Барятино. К 11.00 24 марта полк занял следующий боевой порядок: штаб — д. Красный холм, нп (наблюдательный пункт) 4-й батареи — д. Сининка, нп 5-й и 6-й батарей — д. Марьино, нп 7-й батареи — д. Зимницы, гаубичные батареи располагались на закрытых позициях как в самих населенных пунктах, так и в лесном массиве, прилегающем к ним. Так, например, 2-й дивизион полка в ходе артподготовки и непосредственной артподдержки наступающих 26 марта выпустил по тыловым позициям противника в поселках Гореловский, Малиновский, деревнях Прасоловка, Екатериновка, Вельская и Куземки в общей сложности 130 снарядов крупных калибров. 7-я батарея этого же полка за день израсходовала 45 снарядов на огонь по деревням Фомино 1-е, Фомино 2-е и Зайцева Гора.