Ричер остановился в дверях. Боркен сидел за столом, сияя коротко остриженными белыми волосами. В ярком свете было видно, что черная форма местами стала серой. Некоторое время Боркен молча смотрел на Ричера. Затем махнул рукой, указывая на стул. Знаком приказал охранникам подождать за дверью.
Ричер тяжело опустился на стул. Его глодала усталость; адреналин жег желудок. Громко протопав по деревянным половицам, охранники вышли на улицу и тихо прикрыли за собой дверь. Опустив руку, Боркен выдвинул ящик. Достал старинный револьвер. С громким стуком положил его на стол.
– Я принял решение. Относительно того, жить тебе или умереть. – Он указал на оружие. – Знаешь, что это такое?
Ричер взглянул на револьвер против света.
– Это кольт, модель «Маршал».
– Совершенно верно. Это самый настоящий кольт «Маршал» выпуска тысяча восемьсот семьдесят третьего года, какие были на вооружении в кавалерийских частях американской армии. Это мое личное оружие. – Он подержал его в правой руке. – Знаешь, какими пулями он стреляет?
– Сорок пятого калибра, – ответил Ричер. – Шесть патронов.
– С первого раза в самую точку, – подтвердил Боркен. – Шесть патронов сорок пятого калибра, пуля покидает ствол длиной семь с половиной дюймов со скоростью девятьсот футов в секунду. Знаешь, что может сделать с тобой такая пуля?
Ричер пожал плечами.
– Все зависит от того, попадет ли она в меня.
Боркен недоуменно нахмурился. Затем усмехнулся. Кончики его влажных губ выгнулись вверх, пухлые щеки почти полностью закрыли глаза.
– Попадет. Если стрелять буду я, обязательно попадет.
– С такого расстояния – может быть.
– С любого расстояния. С такого, с пятидесяти футов, с пятидесяти ярдов – если выстрелю я, пуля обязательно попадет в тебя.
– Подними правую руку, – вдруг сказал Ричер.
Боркен снова нахмурился. Затем отложил револьвер и поднял свою огромную лапищу, словно приветствуя знакомого или давая клятву.
– Чушь собачья, – сказал Ричер.
– Чушь собачья? – повторил Боркен.
– Разумеется. Этот револьвер достаточно точен, но это далеко не самое лучшее оружие в мире. Для того чтобы с расстояния в пятьдесят ярдов попасть из него в человека, нужно практиковаться до одури. А ты этого не делаешь.
– Не делаю? – переспросил Боркен.
– Да, не делаешь. Взгляни на эту штуковину. Она была разработана в семидесятых годах прошлого века. Ты видел старинные фотографии? Люди тогда были гораздо мельче. Тощие, маленькие человечки, только что приехавшие в Новый Свет из Европы, где их предки голодали в течение многих поколений. Маленькие люди – маленькие руки. Посмотри на рукоятку. Резкий изгиб, слишком маленький для тебя. Твои пальцы будут выглядеть на этой рукоятке гроздью бананов. И щечки из ореха, за сто двадцать с лишним лет ставшего твердым как камень. Задняя часть рукоятки и низ рамы при отдаче ударят тебя молотком. Если бы ты регулярно стрелял из этого револьвера, у тебя между большим и указательным пальцами были бы мозоли, которые я разглядел бы даже отсюда. Но их нет, значит, ты не стреляешь регулярно. Только не говори мне, что ты метко стреляешь без постоянных занятий.
Боркен пристально посмотрел на него и снова усмехнулся. Его влажный рот чуть приоткрылся, глаза превратились в щелки. Выдвинув другой ящик, он достал другое оружие. «Зиг-зауэр», автоматический пистолет калибра 9 мм, выпущенный лет пять назад. Из него стреляли часто и за ним хорошо ухаживали. Большая квадратная рукоятка под большую руку.
– Я солгал. Вот мое любимое оружие. Но зато я кое-что выяснил. Теперь я знаю, что принял правильное решение.
Он остановился, давая Ричеру возможность спросить, какое именно. Ричер молчал, стиснув зубы. Он ни о чем не будет спрашивать этого типа, даже под страхом смерти.
– Знаешь, мы здесь настроены серьезно, – снова заговорил Боркен. – Совершенно серьезно. Мы тут не в игрушки играем. И нам точно известно, что происходит.
Он снова остановился, давая Ричеру возможность спросить, что же именно происходит. Ричер молчал. Просто сидел, уставившись в пустоту.
– Америкой руководит деспотическое правительство, – продолжал Боркен. – Диктатура, которую контролируют из-за границы наши враги. Наш нынешний президент является членом всемирного правительства, которое втайне распоряжается нашими жизнями. Федеральная система представляет собой дымовую завесу, скрывающую тотальный контроль. Всемирное правительство намеревается нас разоружить, а затем поработить. Этот процесс уже начался. Тут не может быть никаких сомнений.
Он остановился. Снова взял старый револьвер. Проверил, как помещается рукоятка в руке. Ричер ощутил исходящую от него харизму. Поймал себя на том, что внимательно слушает этот тихий, гипнотизирующий голос.
– Основных методов два, – снова заговорил Боркен. – Первый – попытка разоружить гражданское население. Вторая поправка к конституции гарантирует право на ношение оружия, однако ее собираются отменить. Законы об ограничении оружия, шумиха по поводу преступности, убийств, войн из-за наркотиков – все это направлено на то, чтобы разоружить простых людей вроде нас. А когда мы окажемся разоружены, с нами можно будет делать все, что угодно. Вот почему это право было внесено в конституцию. Отцы-основатели были люди умные. Они знали, что народ сможет контролировать свое правительство только в том случае, если у него будет возможность его перестрелять.
Боркен снова умолк. Ричер поднял взгляд на свастику у него над головой.
– Второй метод состоит в удушении мелкого бизнеса, – продолжал Боркен. – Это моя личная теория. В нашем движении о ней почти не упоминают. Но я сразу это заметил, что поставило меня впереди остальных.
Он снова остановился, но Ричер продолжал молчать, отвернувшись в сторону.
– Это же очевидно, да? – обратился к нему Боркен. – Всемирное правительство в основе своей является правительством коммунистического толка. Ему не нужен сильный частный сектор. Однако именно в этом сущность Америки. Миллионы людей работают не покладая рук на себя самих, чтобы обеспечить достойную жизнь. Их слишком много, чтобы просто перестрелять всех до одного. Поэтому это количество нужно было заранее сократить. И федеральное правительство распорядилось зажать мелкий бизнес. Были приняты самые разные законы и постановления, введены налоги, искусственно завышены цены, и все это для того, чтобы поставить мелкого предпринимателя на колени. Банкам было приказано пообещать заманчивые кредиты, но не успели на договорах высохнуть чернила, как процентные ставки взлетели вверх и рынок оказался еще больше урезан. Наконец бедняк полностью разорен, банк забирает себе его бизнес, и, когда придет время, очередь в газовые камеры будет на одного человека меньше.
Ричер посмотрел на него, но ничего не сказал.
– Поверь мне, – продолжал Боркен. – Именно подобными методами всемирное правительство заранее решает проблему избавления от трупов. Если сейчас задушить средний класс, впоследствии не понадобится так много концентрационных лагерей.
Ричер молча смотрел ему в глаза, словно на источник яркого света. Толстые красные губы скривились в снисходительной усмешке.
– Говорю я тебе, мы опередили всех остальных, – уверенно заявил Боркен. – Мы первые увидели приближение всего этого. Для чего еще нужна Федеральная резервная система? Вот ключ ко всему. Америка – это нация, в основе которой лежит бизнес. Контролируя бизнес, можно контролировать все. А как контролировать бизнес? Для этого надо контролировать банки. А как контролировать банки? Вот тут-то и была создана эта долбаная Федеральная резервная система, которая приказывает банкам, как они должны действовать. Вот в чем ключ. Всемирное правительство через Федеральную резервную систему контролирует все. И мне довелось увидеть это в действии.
Он широко раскрыл тусклые, бесцветные глаза и взвизгнул:
– Я видел, как поступили с моим отцом! Да упокоится его бедная душа. Федеральная резервная система сделала его банкротом.
Сделав над собой усилие, Ричер оторвал от Боркена взгляд. Молча повел плечами. Начал вспоминать последовательность томов, расставленных в дорогом книжном шкафу из красного дерева. История войн начиная от Древнего Китая через Италию эпохи Возрождения до Перл-Харбора. Ричер сосредоточился на том, что стал перечислять названия слева направо, пытаясь устоять перед манящей харизмой Боркена.
– Мы настроены решительно, – продолжал тот. – Глядя на меня, ты, возможно, назовешь меня каким-то деспотом, насаждающим культ собственной личности, – не знаю, какой еще ярлык повесит на меня окружающий мир. Но это не так. Я хороший вождь, не буду этого отрицать. И очень вдохновенный. Если ты назовешь меня интеллигентным и проницательным, я тоже не стану с тобой спорить. Но на самом деле я мог бы обойтись без всех этих качеств. Моим людям не нужен дополнительный стимул. По сути дела, им не нужен вождь. Их надо обучить дисциплине, направить в нужную сторону, но пусть это тебя не обманывает. Я никого ни к чему не принуждаю. Не совершай ошибку, недооценивая их волю. Принимай в расчет их страстное желание перемен к лучшему.
– Мы настроены решительно, – продолжал тот. – Глядя на меня, ты, возможно, назовешь меня каким-то деспотом, насаждающим культ собственной личности, – не знаю, какой еще ярлык повесит на меня окружающий мир. Но это не так. Я хороший вождь, не буду этого отрицать. И очень вдохновенный. Если ты назовешь меня интеллигентным и проницательным, я тоже не стану с тобой спорить. Но на самом деле я мог бы обойтись без всех этих качеств. Моим людям не нужен дополнительный стимул. По сути дела, им не нужен вождь. Их надо обучить дисциплине, направить в нужную сторону, но пусть это тебя не обманывает. Я никого ни к чему не принуждаю. Не совершай ошибку, недооценивая их волю. Принимай в расчет их страстное желание перемен к лучшему.
Ричер молчал. Он по-прежнему был сосредоточен на исторических книгах, мысленно перебирая события декабря 1941 года, увиденные с точки зрения японцев.
– Мы здесь не преступники, – говорил тем временем Боркен. – Когда правительство сворачивает в сторону зла, именно лучшие из лучших выступают против него. Или ты полагаешь, что все мы должны вести себя как покорные бараны?
Ричер рискнул бросить на него взгляд. Рискнул заговорить.
– У тебя слишком избирательный подход, – сказал он. – К тому, кого сюда приглашать, а кого – нет.
Боркен пожал плечами.
– Сходства притягиваются – таков закон природы, ты согласен? Черным остается целая Африка. А здесь должны жить белые люди.
– А как насчет евреев-дантистов? – спросил Ричер. – Где их место?
– Это была ошибка. Лодер должен был дождаться, когда еврей уйдет. Но от ошибок никто не застрахован.
– Он должен был также дождаться, когда уйду я, – добавил Ричер.
Боркен кивнул.
– Полностью с тобой согласен. Для тебя так было бы значительно лучше. Однако Лодер поспешил, и вот ты среди нас.
– Только потому, что я белый?
– Поосторожнее! У белых осталось крайне мало драгоценных прав.
Ричер молча посмотрел на него. Обвел взглядом ярко освещенную комнату, наполненную ненавистью. Его передернуло.
– Я внимательно изучал тиранию, – снова заговорил Боркен. – И то, как с ней бороться. Первое правило заключается в том, что необходимо принять твердое решение – жить свободным или умереть – и держаться его до конца. Жить свободным или умереть. Второе правило – не вести себя как баран. Надо подняться во весь рост и оказать сопротивление. Для этого нужно изучать систему и учиться ненавидеть ее. И наконец, надо действовать. Но как действовать? Храбрый человек сражается. Он наносит ответный удар, верно?
Ричер ничего не сказал.
– Храбрый человек наносит ответный удар, – повторил Боркен. – Но человек, являющийся одновременно храбрым и умным, поступает иначе. Он наносит удар первым, опережая противника. Он наносит удар там, где его никто не ждет. И именно этим мы занимаемся здесь. Мы наносим первый удар. Войну развязали не мы, но первый удар будет за нами. Мы нанесем его там, где его никто не ждет. И расстроим все планы противника.
Ричер снова взглянул на книжный шкаф. Пять тысяч классических страниц, на которых повторяется одно и то же: не делай то, чего от тебя ждут.
– Пойдем взглянем на карту, – предложил Боркен.
Вытянув скованные руки вперед, Ричер неловко поднялся со стула. Подошел к карте Монтаны на стене. Отыскал в верхнем левом углу Йорк внутри территории, обведенной черной линией. Сверившись с масштабной шкалой, он изучил рельеф. Река, о которой говорил Джозеф Рэй, протекала в тридцати милях к западу, с противоположной стороны высокого горного хребта. На карте она была изображена жирной голубой линией, пересекающей карту сверху вниз. На севере до самой Канады простирались горные вершины, обозначенные коричневым цветом. Единственная дорога проходила через Йорк на север и обрывалась у каких-то заброшенных шахт. Несколько петляющих просек уходили через сплошной лес на восток. На юге горизонтали сливались вместе, обозначая глубокий овраг, проходящий с востока на запад.
– Взгляни на эту местность, – тихо произнес Боркен. – Что говорит тебе карта?
Ричер внимательно посмотрел на карту. Она сказала ему, что выбраться отсюда он не сможет. Только не пешком, только не с Холли. На восток и на север несколько недель пути по полному бездорожью. На западе и на юге непреодолимые естественные преграды. Сама природа образовала идеальную тюрьму, этого нельзя было бы добиться никакими ограждениями из колючей проволоки и минными полями. После начала перестройки и гласности Ричеру однажды довелось побывать в Сибири, где он проверял слухи о военнопленных, захваченных во время войны в Корее. Лагеря были совершенно открытыми. Ни заборов, ни ограждений. Ричер спросил у тех, кто его принимал: а где же заборы? Русские показали ему на бескрайнюю заснеженную пустыню вокруг и сказали: вот они. Бежать некуда. Ричер снова посмотрел на карту. Местность является непреодолимой преградой. Для того чтобы бежать отсюда, потребуется какое-либо транспортное средство. И много везения.
– Враг сюда не придет, – сказал Боркен. – Мы неприступны. Нас нельзя остановить. И нас не надо останавливать. Это станет катастрофой исторических масштабов. Все равно как если бы «красные мундиры» остановили в тысяча семьсот семьдесят шестом году Войну за независимость.
Ричер снова обвел взглядом крохотное помещение.
– Это не Война за независимость.
– Да? И в чем же отличие? Тогда люди хотели освободиться от тирании. То же самое происходит и сейчас.
– Вы убийцы.
– То же самое происходило в тысяча семьсот семьдесят шестом году, – возразил Боркен. – Тогда тоже убивали людей. И существующая система тоже считала это тягчайшим преступлением.
– Вы расисты.
– Все как в тысяча семьсот семьдесят шестом году. Вспомни Джефферсона и его рабов. Революционеры считали негров низшими существами. Тогда они были в точности такими же, как мы сейчас. Но затем они превратились в новые «красные мундиры». Медленно, на протяжении многих лет. И вот теперь нам выпала историческая миссия вернуть первоначальный порядок вещей. Жить свободным или умереть, Ричер. Это благородная цель. Так было всегда, ты не находишь?
Боркен подался вперед, вжимая свою огромную тушу в стол. Он поднял руки вверх. Его бесцветные глаза зажглись безумным огнем.
– Но в тысяча семьсот семьдесят шестом году было допущено много ошибок. Я изучал историю. Войны можно было бы избежать, если бы обе стороны вели себя разумно. А войн всегда следует избегать, ты не согласен?
Ричер пожал плечами.
– Необязательно.
– Одним словом, ты поможешь нам избежать войны, – сказал Боркен. – Вот мое решение. Ты станешь моим эмиссаром.
– Что?
– Ты человек независимый. Ты не один из нас. У тебя нет в нашем деле корыстных целей. Ты такой же американец, как они, добропорядочный, законопослушный гражданин. Умный, проницательный. Ты обращаешь внимание на то, что вокруг. К тебе прислушаются.
– Что? – повторил Ричер.
– У нас здесь все подготовлено к тому, чтобы провозгласить независимость, – не обращая на него внимания, продолжал Боркен. – Ты должен это понять. У нас есть армия, у нас есть казначейство, у нас есть золотой запас, у нас есть юридическая система, у нас есть демократия. Все это я собираюсь продемонстрировать тебе сегодня. Я покажу тебе общество, созревшее для независимости, готовое жить свободным или умереть, которому осталось ждать этого светлого часа всего один день. Затем я отправлю тебя на юг, в Америку. И ты расскажешь всем, что наше дело непобедимо, а их дело безнадежно.
Ричер молча смотрел на него.
– И ты расскажешь о Холли, – тихо промолвил Боркен. – О Холли, которая находится в особой комнате. Ты расскажешь о моем секретном оружии. О моем страховом полисе.
– Ты сумасшедший, – сказал Ричер.
В домике наступила тишина. Полная, абсолютная тишина.
– Почему? – наконец прошептал Боркен. – Почему я сумасшедший? Почему именно?
– Потому что в твоих рассуждениях есть важный изъян. Неужели ты не понимаешь, что Холли ничего не стоит? Президент сместит Джонсона с поста быстрее, чем ты успеешь моргнуть. Тебя раздавят как клопа, а Холли станет лишь еще одной жертвой. Ты должен отпустить ее вместе со мной.
Боркен затряс своей непомерно огромной головой, радостно, уверенно.
– Нет. Этого не произойдет. Холли важна не только тем, что у нее такой отец. Разве она тебе не сказала?
Ричер недоуменно посмотрел на него. Боркен взглянул на часы.
– Пора идти. Пришло время показать тебе нашу юридическую систему в действии.
* * *Услышав тихие шаги за дверью, Холли соскочила с кровати. Щелкнул замок, и в комнату вошел молодой солдат со шрамом на лбу. Приложил палец к губам, и Холли кивнула. Доковыляла до ванной и включила душ, направив шумную струю в пустую ванну. Проследовав за ней, молодой солдат закрыл дверь.
– Это можно делать лишь раз в день, – прошептала Холли. – Если душем пользоваться слишком часто, возникнут подозрения.