Анастасия Павловна в самом деле пришла в одиннадцатом часу, уставшая, но довольная.
– Хорошо прошел вечер?
– Конечно! Это же старики, они сами себя развлекают, у них самосознание высокое. Не то, что подростки, которые сидят, как тупые пеньки, в окошко пялятся и резинки жуют, а ты перед ними распинайся, будто клоун на арене.
Немного помявшись, дочь выпалила:
– Мама, я через пару недель поеду жить к Антону. Это тот, что попал под машину. У него нога сломана, ему передвигаться тяжело, надо помочь.
Анастасия Павловна немного помолчала, изучающе глядя на дочь.
– Так, насколько я понимаю, мое мнение в этой истории никакой роли иметь не будет, и ты просто ставишь меня в известность?
Аня помялась, но согласилась с этим постулатом.
Мать кисло улыбнулась.
– Ну, поскольку моего благословения не требуется, считай, что я предупреждена. Поесть что-нибудь есть?
– Я сырников напекла.
Поняв, что ее любимое блюдо приготовлено Анютой вместо оливковой ветви, Анастасия Павловна похлопала дочь по плечу и пошла на кухню.
Стараясь сдержать слезы, Аня легла в постель и по-детски закрылась одеялом с головой. Подумав, что скоро ей надолго придется покинуть свое уютное гнездышко и переквалифицироваться в домработницы, совсем раскисла. Что оказалось тому виной – переживания последних дней или страстное нежелание идти к кому-то в услужение, неясно, но она расплакалась, и плакала долго, пока не уснула.
На следующий день к Антону не поехала, поскольку занятия закончились почти в восемь. На другой день тоже закрутила суета, и в больницу она не успела. А на третий ее вызвали в деканат, и декан, вернее, деканша, суровым тоном велела ей немедля навестить своего травмированного жениха.
– Понимаете, милочка, – скрежетала она прокуренным голосом, неодобрительно глядя маленькими пронзительными глазками на беглую невесту, – настоящая любовь и проверяется в таких случаях. Конечно, если возникли какие-то разногласия, их должно решить, но! – для значимости она подняла вверх желтый от табака палец, – только после того, как он полностью поправится. Раньше это будет попросту непорядочно. А непорядочность – это худший из человеческий пороков. Так сказать, мать их. Из нее произрастают все остальные.
Аня могла бы порассказать о своем псевдоженишке такое, от чего деканша дала бы диаметрально противоположный совет – бежать от такого жениха чем дальше, тем лучше. Но, поскольку тоже считала, что непорядочность – главное зло современной жизни, – решила со своими проблемами справляться собственными силами. Уйдя, вопреки протестам, с заседания редколлегии, посвященный выпуску новогоднего журнала, в шесть часов прибыла в травматологию.
Внизу снова дежурила все та же размалеванная девица. Увидев посетительницу, саркастично поджала губки и предупредила сквозь сжатые зубки:
– Посещения до семи часов! И не забудь надеть бахилы!
Анне очень хотелось ответить в таком же пренебрежительном тоне что-нибудь типа «сколько захочу, столько и буду сидеть», – но она вовремя вспомнила, что этим унизит лишь себя. К тому же вряд ли ей осилить эту девицу в базарной перебранке, у той опыт в таких делах несоизмеримо больше. Не сказав в ответ ни слова, сунула ноги в слишком большие больничные тапки, и взбежала на второй этаж, звонко цокая по бетонным ступеням жесткими подошвами. Заглянула в палату интенсивной терапии, по примеру бравого лейтенанта проигнорировав бахилы у входа. К ее удивлению, в палате лежали совсем другие люди. Она немного растерялась, отдав должное умению крашеной девицы вести бои местного значения, – та прекрасно знала, что Антона перевели в другую палату, но ничего не сказала!
Осторожно прикрыв двери, пошла к посту дежурной медсестры. Полная равнодушная женщина в белом халате махнула рукой направо и буркнула:
– Последняя палата!
Аня, ожидая полную палату болящих, наскоро провела перед входом рукой по голове, приглаживая растрепавшиеся волосы, и вошла, негромко постучав. В одноместном боксе было пусто. Она растеряно оглянулась, не понимая, куда мог деться лежачий больной. Может быть, его увезли на процедуры? Тут раздался шум и из неприметной двери за ее спиной показался Антон. Она резво отскочила в сторону, давая ему пройти. Он шел в смешной штуке на колесиках, положив сломанную ногу на обтянутую поролоном перекладину и упираясь на поручни. Увидев ее, сердито сверкнул глазами и язвительно заметил:
– Ну, надо же! Беглая почтижена появилась!
Аня тут же отринула сковавшее сердце сочувствие и пошла в наступление.
– Это ты звонил сегодня в деканат?
Он самодовольно подтвердил, осторожно взгромождая двумя руками утыканную штырями ногу на банкетку, стоявшую рядом с кроватью:
– Однозначно! Спасение рук утопающих, как ты помнишь…
Она с шумом выпустила из легких застоявшийся там воздух.
– Вот как! А какого лешего надо было трепаться о несчастном, гибнущем на корню женихе?
Он откинулся на спинку кровати и с укором посмотрел на крайне недалекую девицу.
– Да кто бы тебе без этой слезливой истории стал передавать, что я тебя жду? У вас такие чадолюбивые преподаватели? Не поверю ни за что! Я, кстати, попытался позвонить тебе домой, номер искал по всем справочникам, но не нашел.
Она огрызнулась, проклиная свой отходчивый характер и чувствуя, что злость проходит, сменяясь ощущением чего-то неустойчивого и опасного. Решила соврать:
– У нас телефона нет, и никогда не было.
Он посмотрел на нее так, будто встретил экземпляр реликтового растения.
– А почему? По религиозным мотивам?
Тут изумилась она.
– А что, по религиозным мотивам разве отказываются от телефона?
Он кивнул.
– А еще от радио, телевидения, компьютера и даже лифта. Потому что это бесовские порождения.
Она не поверила.
– Да шутишь ты все.
Он приглашающе взмахнул рукой, указывая на стоявший рядом стул.
– Садись, а то светишься, как гнилушка! Не рассыплись! Небось на диете сидишь, хочешь, чтобы ветром унесло?
Не считая нужным объяснять, что за весь день смогла перехватить лишь столовский микроскопический пирожок, поскольку утром примитивно проспала, Аня надулась и отвернулась. Не обращая внимания на неуместные девчачьи капризы, Антон подождал, когда она демонстративно присядет на самый кончик стула, и только тогда объяснил:
– Да нет, не шучу. Со мной во взводе парень служил из староверской семьи, у них так. Ни танцев, ни музыки, ни пива, ни вина. После армии сразу домой поехал, к родителям. Они ему невесту нашли, он ее еще не видел, спешил познакомиться и жениться. Я у него спросил, – что будет делать, если невеста не понравится? Он в ответ, – такого быть не может, потому что родители лучше знают жизнь. Вот так-то! А во всем остальном нормальный был парень. И друг хороший.
Аня ничего не ответила, не понимая, как в наше время могут сохраниться такие странные отношения. Перевела разговор на другое.
– А ты что, служил в армии?
– Конечно! Правда, после универа, лейтенантом, но отпахал честно. А как еще может быть, если у тебя отец потомственный военный? – погладил нывшее колено и спросил: – Мать предупредила?
Она обречено кивнула. Антон звонко щелкнул пальцами и скомандовал:
– А ну, выше нос! Тебе понравится, вот увидишь! И голодом себя морить я тебе не дам!
Она ехидно попросила уточнить, кого он не даст ей морить голодом – ее или себя. Он гордо заявил:
– Меня голодом морить ни у кого не получится. Так что это ты готовься к обильной откормочной диете. А то костями уже гремишь, как тысячелетний скелет!
Аня хмуро поинтересовалась, зачем он ее с такой помпой вызвал, поиздеваться не над кем было, что ли?
– Да нет, не столь уж я кровожаден. Просто меня выписывают послезавтра. Вот и хотел тебя предупредить. Навещать меня завтра не надо, приедешь послезавтра прямо ко мне. Помнишь мой дом?
Аня поморщилась. Антон довольно хохотнул.
– Ага, вижу, что помнишь. Так вот, третий подъезд, там консьержка внизу сидит, скажешь, что к Коврову в пятидесятую квартиру. Я ее предупрежу, у нас без разрешения не пускают. В общем, жду с вещичками в семь вечера. В это время я уж точно буду дома. Можешь сразу обеспечить высококвалифицированный уход. Ты ведь наверняка корочки медсестры получила?
Она тяжело вздохнула, чувствуя навалившуюся на сердце тяжесть, встала, и, едва кивнув на прощанье, вышла из бокса под пристальным взглядом парня.
В пятницу Аня, стоически вытерпев беспардонное разглядывание любознательной вахтерши, доложила ей о своем прибытии и поднялась на лифте на пятый этаж. В противоположных концах квадратного коридора располагалось всего две квартиры.
Минут десять топталась со здоровенной дорожной сумкой в руках перед дверью пятидесятой квартиры, не находя в себе силы позвонить. Обитая темно-коричневой кожей дверь угрожающе поблескивала устремленным на нее золотистым номером, как дулом пистолета. Внезапно она распахнулась, и Аня чуть не столкнулась с отцом Антона, широкими шагами выходящим из квартиры.
Минут десять топталась со здоровенной дорожной сумкой в руках перед дверью пятидесятой квартиры, не находя в себе силы позвонить. Обитая темно-коричневой кожей дверь угрожающе поблескивала устремленным на нее золотистым номером, как дулом пистолета. Внезапно она распахнулась, и Аня чуть не столкнулась с отцом Антона, широкими шагами выходящим из квартиры.
Узнав ее, генерал учтиво склонился и обрадовано произнес:
– Это вы, Анечка! А мы вас ждем! Антон сказал мне, что вы должны подъехать. Я ему еще попенял, что он заставил вас тащиться с вещами в такую даль. Сказал бы мне, и я немедля заехал бы за вами к вам домой.
Наклонившись, подхватил ее сумку и занес в комнату. Простился и поспешил домой.
Аня вошла в квартиру следом за ним, и услышала зычный голос Антона:
– А, явилась, пропажа! Времени уже восемь! Я уж думал папашу отрядить на твои поиски. Иди в первую комнату, она будет твоей. Обживайся.
Аня сняла пуховик, повесила его во встроенный шкаф из красивого, похожего на отбеленный дуб, дерева. Прошла в предназначенные ей апартаменты. Комната была огромной. Метров двадцать пять, не меньше. Аня, всю жизнь прожившая в десятиметровой комнатке и искренне считавшая, что ей ужасно повезло, растерялась от обилия пространства и света.
Возле окна на компьютерном столе стоял большой черный системный блок с жидкокристаллическим монитором на двадцать четыре дюйма. Вдоль стены – несколько застекленных книжных шкафов с забитыми книгами полками. Напротив окна – широкий кожаный диван, как она догадалась, место ее основного обитания. Рядом с книжными шкафами стоял небольшой шифоньер. Открыв дверцы, увидела вешалки для одежды и пустые полки. Вздохнув, разложила свои вещи и вышла в коридор, оглядываясь вокруг.
Квартира начиналась с большой вместительной прихожей, из которой был вход в ее комнату, дальше коридор вел на кухню, ванную, туалет, и замыкался еще одной дверью. С опаской постучав, вошла в огромную светлую комнату, еще большую по размерам, чем ее.
Антон с удобством расположился в черном кожаном кресле, пристроив больную ногу на стоявшую рядом банкетку, и держал на коленях ноутбук на высокой подставке. Окинув Аню пристальным взглядом, предложил:
– Можешь идти на кухню и приготовить чего-нибудь. Надеюсь, готовить ты умеешь.
Ничего не сказав, Аня развернулась и отправилась выполнять первое трудовое поручение на почетной стезе домработницы, не заметив, с каким напряжением Антон посмотрел ей вслед.
На кухне, поразившей ее своими масштабами, открыла морозилку и вынула замороженную упаковку, на этикетке которой было написано: зразы с грибами; из холодильника достала шесть ровных картофелин, масло и молоко. Быстро очистив картошку, нарезала ее длинными дольками, уложила на стеклянное блюдо, поставила в аэрогриль. Чтобы не терять зря драгоценное время, установила наверх круглую металлическую подставку и выложила на нее зразы, которых оказалось четыре штуки. Поставила на семь минут, включила и занялась поиском сладкого.
Что приготовить на десерт? Найдя в холодильнике пачку творога и взбитые сливки, растерла творог, добавила в него промытый горячей водой изюм, украсила щедрой шапкой сливок. Не успела поставить вазочку с десертом на стеклянный сервировочный столик, как радостно запищал аэрогриль, докладывая о выполненном задании.
Пошла к Антону, сидевшему всё в той же позе, сосредоточено уставясь в ноутбук.
– Мне с тобой есть или на кухне? – она приниженно теребила пальцы рук и разглядывала рисунок на ковре, не поднимая глаз.
Как она и ожидала, Антон немедленно разозлился.
– Издеваешься? Что у тебя за любовь к ссорам? Конечно, есть будем вместе! Я один не ем, если в доме гости!
Она уничижительно уточнила:
– Но ведь я не гость, а обслуга.
Он внимательнее посмотрел на нее и фыркнул, разгадав шитую белыми нитками уловку.
– Надеешься довести меня до белого каления, чтобы я отказался от твоих услуг? Не получится, моя милая! Давай тащи сюда всё, что приготовила. Надеюсь, ты не думаешь меня отравить?
Они быстро съели ужин, причем Антон в одиночку справился с тремя зразами. Покончив с десертом, он задумчиво заметил, с новым интересом разглядывая повариху:
– Надо же, сколько приятного несет с собой присутствие в доме хорошей хозяйки.
Аня решила, что перестаралась. Если она будет слишком хорошо выполнять возложенные на нее обязанности, то ее пребывание в этом доме затянется на неопределенный срок. К своему изумлению, эта мысль не породила паники. Наоборот, вызвала странные, томительные ощущения, далекие от унизительного чувства страха.
– Тебе эту квартиру отец купил?
Парень даже подавился какао и замахал руками.
– Ну, до чего же ты далека от реалий нынешней жизни! Откуда у простого военного, пусть даже и генерала, такие деньги! Это же элитное жилье! Если бы папаша взятки брал за отмазки там всякие, а то честный он! Это мне мать подарила на двадцатилетие. У нее второй муж бизнесмен, да и сама она в бизнесе вертится. Она теперь в Москве живет.
Ей послышалась в его голосе затаенная печаль, и она внимательнее взглянула на него. Но на его лице никаких чувств не проявилось, всё та же ироничная насмешливость. Она пожала плечами, собрала грязную посуду и унесла на кухню.
На следующий день Аня кромсала на салат филе кальмара, когда требовательно зазвонил телефон. Она не обращала на него внимания, ведь Антон вполне мог ответить и сам, вторая трубка валялась рядом с ним на журнальном столике. Но тот трубку не брал, а телефон аж раскалился от надрыва. Не выдержав, вытерла руки и ответила.
В уши сразу полился раздраженный девичий голос:
– Антон, почему не берешь трубку? Сколько можно звонить?
Аня процедила сквозь зубы, мысленно пообещав себе, что больше в этом доме к телефону подходить не будет.
– Я не Антон, и почему он трубку не берет, не знаю.
Голос немного опешил, но потом завибрировал на сверхвысоких частотах, Ане даже пришлось отодвинуть трубку от уха, чтобы не быть захлестнутой волной негодования и ярости, льющейся из трубки.
– А ты кто такая? Я его подруга, а ты кто?
Не отвечая, Аня пошла в комнату к Антону. Он, как обычно, сидел на кресле, уставясь в экран ноутбука и озадаченно почесывая в затылке. Она сунула ему в руку трубку и агрессивно произнесла:
– Это твоя подруга.
Скривившись, Антон поднес телефон к уху.
Аня хотела развернуться и уйти, но он схватил ее за руку и удержал.
– Алло? Кто это? – услышав ответ, пренебрежительно пожал плечами. – Ну, и что ты мне названиваешь, голубушка? Слушай, если для тебя это что-то и значит, то для меня ничего. Я тебе никаких обещаний не давал. Чего ты от меня хочешь? Знаешь, я тебе откровенно сейчас ничего сказать не могу, тут со мной рядом моя хозяюшка стоит, кормилица-поилица.
При этих словах Аня дернулась, пытаясь уйти, но он лишь крепче сжал ее руку и подмигнул.
– А уж это понимай как знаешь, кто она мне. Ну, пока!
Не слушая больше воплей огорченной девицы, отключил телефон. Негодующая Аня забрала трубку и проговорила, угрожающе помахивая ею над его головой:
– В следующий раз сам отвечай на звонки, я тебе не секретарь!
С удовольствием посматривая на ее раскрасневшееся лицо, он возразил:
– Ты домработница, и брать телефонную трубку входит в твои обязанности! Кстати, ты вполне могла бы избавить меня от досадной необходимости объясняться с надоедливыми особами. Сказала бы, что живешь здесь, глядишь, в следующий раз они бы больше и не звонили.
Ане очень хотелось рявкнуть что-нибудь неприличное, но она сдержалась. Гордо развернувшись, ушла на свое рабочее место.
В последующие дни было несколько телефонных звонков. Один от Юрия Андреевича, пару раз звонила мать Антона, и с десяток звонков поступило от настойчивых девиц, причем каждый раз названивала другая. Все они терялись, услышав женский голос, но довольно напористо требовали Антона.
Аня с нескрываемым злорадством объясняла:
– Не могу, он велел всем сообщать, что, поскольку я здесь живу, звонить ему больше не стоит! – и, не дожидаясь ответа, давала отбой.
Возможно, среди отшитых столь жестоким образом девиц были и ценные для Антона экземпляры, но как она могла их отсортировать? Сам потом пусть извиняется, как может. Не ее это проблемы. Она лишь выполняет его указания, и ничего больше.
За пару недель до Нового года Аня пришла домой (хотя какой это для нее дом, место рабства) уже в шестом часу вечера. Морщась, соображала по дороге, что же приготовить на ужин. К ее изумлению, он встретил ее у порога в нормальном спортивном костюме без торчащих из ноги штырей. Хотя сумку из ее рук не взял.
– Не волнуйся, через месячишко я, как положено нормальному мужику, сам буду носить тяжелые сумки, тебе больше не придется.
Она вскипела.
– Естественно, не придется – я сегодня же уезжаю домой! Дальше ты вполне справишься и сам!