— Я уже вчера была готова, — говорит она, когда мы идем к лестнице. Она хватается за перила и спускается, перешагивая через две ступеньки. — Поторопись, — говорит она, когда дверь открывается.
Я хватаю Джаз, чтобы в случае необходимости защитить ее, как вдруг появляются Кейн и Леннон, в сопровождении Квинна, поддерживающего свою мать.
— Нам нужен врач, — говорит он. Живот его матери опустился. Это непостижимо. Именно сегодня.
— Оставайся здесь, — поручаю я Джаз и помогаю миссис Каффри подняться на второй этаж. Она кричит и извивается, когда мы кладем ее на пол.
— Нам кто-нибудь поможет?! — орет Квинн.
— Никого из врачей нет, — говорит один из второсортных с перевязанным глазом.
Синтия Каффри вскрикивает и хватается за живот.
— Я должна тужиться.
Квинн поворачивается ко мне. Он белый как мел.
— Она должна тужиться, — повторяет он.
КВИНН
Все кровати в отделении заняты. Люди, лежащие в них, избегают наших взглядов. Я уже готов рассвирепеть, но в этот момент одна бледная женщина с трудом встает с кровати, освобождая место моей матери.
— В этом чертовом заведении вообще нет ни одной медсестры? — спрашиваю я. Гул сирен раздается уже по всему зданию.
Женщина качает головой.
— Те немногие из медперсонала, что еще не сбежали, сейчас оперируют разрыв толстой кишки. — Она вытаскивает две петли, прикрепленные по бокам кровати, и просовывает через них ноги моей матери.
Моя мать хватается за матрац.
— Позовите доктора Кесселя! — кричит она.
— Здесь больше нет врачей, мама, — говорю я.
Она пытается подняться.
— Здесь я не буду этого делать. Нет. Нет. — Она начинает кричать и жмурит глаза.
Беа закатывает рукава и обращается к моим братьям.
— Вам не нужно здесь находиться. Пойдите, позаботьтесь о Джаз, девочке, которая была со мной на лестнице. — Кейн выглядит так, как будто вот-вот расплачется. — Будьте мужественными, — добавляет она, и оба убегают.
— Нам нужна горячая вода, — говорю я бледной женщине. Точно не знаю для чего, но я уже слышал об этом. Надеюсь, мне откроется смысл предназначения горячей воды.
— Да, да, в том числе, — говорит женщина и поспешно удаляется.
Беа задирает юбку моей матери выше колен и снимает нижнее белье. Я держу мать за руку, и она смотрит на меня.
— Ты стал другим,— говорит она. Я киваю, потому что она права, но еще вопрос, был ли это комплимент.
— Тебе тоже не обязательно здесь оставаться Квинн, — говорит Беа. Еще месяц назад я бы притворялся и желал бы оказаться как можно дальше отсюда, но сейчас, среди воя сирен и постоянно нарастающего плача и рева с улицы, меня меньше всего заботит вид рожающей матери. Я постоянно спрашиваю себя, как нам уйти отсюда живыми и что произойдет, если нам удастся это сделать.
Женщина возвращается назад нагруженной. Она встает рядом с Беа у края кровати.
— Мне нужно что-нибудь болеутоляющее, — умоляет моя мать.
— Поздно, — говорит женщина. Она подталкивает Беа. — Готова?
Беа решительно кивает.
— Да.
— Откуда у вас эти вещи? — спрашиваю я, глядя на марлю и ножницы.
Женщина делает неопределенное движение рукой в сторону коридора.
— Взломанная кладовая. — Лицо моей матери становится темно-красным.
— Пойди и набери все, что может нам понадобиться, — говорит Беа. Она и понятия не имеет, что мы подобрали в Секвойе дюжину детей, но то, что нам нужно снаряжение, ей ясно. — Времени для этого достаточно. Я не думаю, что дети просто так оттуда вылетают.
Я пробиваю себе дорогу по коридору, пока наконец не нахожу кладовую. Кругом лежат бутылки, постельное белье и соски. Я беру простынь, расстилаю ее на полу, и взглядом окидываю полки. На простыню я бросаю сухое молоко, которое смог найти, помимо этого еще пластыри, парацетамол, кодеин, лезвия в стерильной упаковке, вату, стерильные очищающие салфетки и еще ассортимент всего остального, для надежности.
Я связываю углы простыни в узел и возвращаюсь в коридор. В этот момент я слышу крики матери. Она кричит так громко, что все замолкает. Испугавшись, я мчусь обратно.
Беа разглядывает измазанный сверток лилового цвета у нее на руках.
— Он очень торопился с приветствием, — говорит она.
Женщина обтирает ребенка полотенцем и раскрывает опухшее лицо.
Мой брат - с прилипшими черными волосами и приплюснутым носом.
Он извивается и кричит. Беа протягивает его матери. Как бы я не хотел доказать себе, что мне все это безразлично и то, что за человек все-таки моя мать, но она тоже плачет, целуя голову моего брата. Она полна любви, той любви, которую она, в моем представлении, испытывала и ко мне. Раньше. 16 лет назад я тоже был идеален, безгрешен, как "чистый лист". Я просто не стал таким человеком, каким она хотела меня видеть.
— Мы не можем здесь оставаться, — говорит мне Беа. — Ты принес все, что нам нужно?
— И даже больше. — Я смотрю на крохотные пальчики ног моего брата. У него даже есть ногти на ногах. — Мы должны взять их с собой.
Моя мать поднимает глаза.
— Я останусь здесь, — говорит она. Несмотря на шум, кровь и людей, она улыбается. Такой я ее еще никогда не видел - такой счастливой.
— Почему? — спрашиваю я.
— Купол — это мой дом. Я никуда отсюда не уйду.
— Ты хочешь, чтобы ребенок рос здесь?
Над больницей снова взвывает сирена, соревнуясь по громкости с ревом сигнала тревоги на первом этаже.
— Куда бы вы не пошли, как первосортным вам вряд ли окажут теплый прием, — говорит моя мать.
Беа обхватывает рукой мое бедро.
— Квинн,— говорит она.
— Но...
— Это ее личный выбор.
— Его зовут Трой, — говорит моя мама. Она вдыхает его запах, и я вытягиваю руки, чтобы забрать его.
— Нет, — говорит Беа и загораживает от меня брата. — Нехорошо, если он потеряет мать. — Она знает это, так же как и я.
Я целую Троя, и моя мать подставляет мне щеку, чтобы я и ее поцеловал. Но я не смог. Я отстраняюсь.
Купол и все отделение сотрясается от взрыва. Беа берет меня за руку.
— Мы больше ничего не можем сделать, — говорит она.
— Я только хочу... — Слова застревают в горле.
— Она знает, что ты ее любишь, — говорит Беа.
Моя мать слегка пыхтит. Может быть, она тоже меня любит. Я в последний раз бросаю взгляд на Троя и отворачиваюсь.
Пришла пора уходить. Снаружи бушует война, и мы нужны там.
ОСКАР
Они уже у подножия башни, и на двери видна отчетливая вмятина, слышны выстрелы, большой монитор на стене начинает гаснуть и искрить.
— Они скоро появятся, — говорит Сайлас.
— Мы убиваем только тогда, если по-другому нельзя, — говорит Алина. Сайлас подозрительно смотрит на меня.
— Но мы должны, — говорю я. Но как бы уверенно это не звучало, мое чувство говорит о противоположном.
Винтовки заряжены, и мы уже сидим на корточках у двери. Их там снаружи неизвестно сколько, нас только трое. Но вместо страха меня наполняет нетерпение, я, наконец, хочу выиграть.
Замки бомбят пулями, дверь падает внутрь вместе со стадом секвойенцев. Они неистово стремятся вверх по винтовой лестнице, даже ни разу не оглянувшись назад, и тем самым дают возможность Сайласу, Алине и мне, чтобы взять их под прицел.
Пули отскакивают от стен, всюду брызжет кровь. Лучше стрелять, чем думать.
Большинство агрессоров падают вниз по ступеням, их слабые тела обрушиваются на пол. В полумраке башни сложно сказать, кто из них мертв и кто просто удивлен, но они все юны. Так же юны, как я.
Сайлас и Алина пробираются к горе стонущих тел, чтобы собрать винтовки. Мальчик в самом низу не хочет отдавать винтовку, и толкает меня двумя ногами, когда я хочу отнять ее у него. Я уклоняюсь и ударяю его своей собственной винтовкой в ногу, до тех пока он не начинает выть и, наконец, не отпускает оружие. Я забираю ее и перепрыгиваю через него, чтобы обезоружить следующих двух, но они лежат неподвижно с раскрытыми глазами. Я быстро отвожу взгляд.
— Оскар! — кричит Алина. Я спешу к ней и Сайласу к двери. Враг одолел нашу неопытную армию и находится теперь перед воротами к устройству регенерации Восток. Наши солдаты лежат в пыли, либо мертвы, либо со скрученными за головой руками, лицом в землю. Теперь я понимаю, что Джад был прав. Всего за пару недель никто не в состоянии создать полноценную армию.
Даже в маске я мог почувствовать вкус пыли в воздухе. Что теперь?
Прежде чем я успеваю принять решение, Сайлас и Алина бегут в направлении устройства. Я пытаюсь догнать их, но они слишком быстры. Они подбегают к баррикаде из мешков с песком, идут в обеспечение и пригибаются. Я следую их примеру.
Половина агрессоров, которые толпятся перед дверью, сжимаются под градом наших пуль. Остальные поднимают свои сделанные из автомобильных дверей щиты, но они не пуленепробиваемые и через минуту на ногах осталась всего лишь горстка. Это проще, чем должно быть.
Немногие выжившие отбегают от башни и бегут, чтобы спастись. Я наблюдаю за ними через оптический прицел, но не нахожу возможные цели, и поэтому им удается ускользнуть.
— Они тянутся дальше к южному устройству, — говорит Сайлас. — Каффри говорил, что это контрольная вышка.
— Проклятье, — говорю я. — Если они прорвутся туда... — мне не нужно продолжать. Алина и Сайлас снова в пути. Каждый бы подумал, что они обучались в специальном отряде. Я спешу за ними, но тут мне преграждает дорогу упрямый тип с татуированными руками. На нем нет ни каски, ни щита. И он направляет штурмовую винтовку на нас. У других были только простые винтовки. Мы останавливаемся. Нам не остается ничего, кроме как смотреть.
— Бросайте оружие, — ревет он.
— Макс? — спрашивает Алина. Ее голос дрожит.
— Винтовки вниз, руки вверх, — повторяет он, и мы бросаем оружие на пол и поднимаем руки в воздух. — На колени.
— Делайте так, как он говорит, — велит Алина. Я чувствую, как она дрожит. Я бы взял ее за руку, но я не думаю, что ей бы это помогло. А этому брутальному определенно нет.
— Где другие? — спрашивает Макс. Я кошусь на Сайласа, так как не знаю, чего он хочет добиться.
— Они в безопасности, — говорит Сайлас.
— Если я их найду, больше не будут, — говорит Макс.
— Я должна была убить тебя во сне, — говорит Алина, и снова она похожа на саму себя. Она плюет ему под ноги. Макс смеется.
Цып снова палит. Мы корчимся под градом осколков гранат, Макса бросает на землю, оружие вылетает у него из рук. Это дает мне достаточное количество времени, чтобы схватить мое и наставить на него. Ухмыляясь, он встает и поднимает руки. Сайлас и Алина тоже хватают свое оружие, но не используют их, поэтому я тоже жду. При этом можно было бы решить дело одной пулей.
— Вы боретесь охотнее с министерством, чем за ваших собственных людей, — насмешливо он смотрит на Сайласа и Алину.
— В Куполе живут тысячи невинных людей. Вы безумны, — отвечаю я.
Алина приближается к Максу, который сразу выпрямляет грудь. Она прижимает к нему дуло оружия. Короткая пауза, как будто она хотела сказать еще что-то, но затем без всякого предупреждения она стреляет.
Макс удивленно смотрит на нее и падает вперед. Лицо врезается в песок, его зеленая куртка окрашивается в темно-красный цвет.
Алина смотрит на меня.
— Иначе он бы нас убил, — она не должна оправдываться, я бы сделал это для нее в любое момент.
— Южное устройство, — напоминаю я, и мы бежим прочь.
Мы снова пригибаемся за мешками с песком, отыскиваем среди солдат и кишащего трупами поля сражения подход к устройству.
— Просто посередине, — предлагает Сайлас. Алина кивает, соглашаясь, когда один из наших танков проносится мимо.
Он стреляет и попадает в Цып. Многочисленные секвойецы и солдаты министерства попадают под дождь из осколков гранат.
Короткая пауза дает Сайласу, Алины и мне шанс, чтобы добраться до танка. Люк открывается, кто-то выглядывает наружу и открывает стекло на шлеме. Это Джад. Он что-то кричит, но из-за шума мотора и выстрелов вдали я не могу его понять.
И тогда щелкает одинокий выстрел в воздухе, и Джад сваливается с танка. Я разворачиваюсь и замечаю Макса, который опирается на локти и ухмыляется поверх ствола винтовки. Сайлас и Алина стреляют в него. На этот раз он остается на земле.
Но Джад не двигается. Солдат останавливается рядом с ним.
— Санитары! — ревет он, и я подбегаю к нему. Я вытаскиваю рацию из внутреннего кармана Джада.
— Генерал Джад ранен. Несите носилки.
Сайлас и Алина стоят рядом со мной. Никто из них не делает попытки помочь, а я даже не прошу их. Я снимаю куртку и кладу ее ему под голову.
— Он мертв? — спрашивает Алина.
— Сердце еще бьется, — говорит солдат.
Джад открывает глаза, и я вздыхаю с облегчением.
— Слишком поздно, — каркает он. — Они уже у южного устройства. Забирайте людей из Купола. Соберите всех снаружи, — он тянется к воротнику. Он был застрелен в единственное незащищенное место, в шею. Я отрываю рукав рубашки, комкаю его и прижимаю к ране. Он не может умереть. Он нам нужен.
— У нас не хватит времени, чтобы эвакуировать столько много людей, — объясняю я ему.
— Южное устройство, — говорит Сайлас холодно. Он не смотрит на Джада. Он не знает, каким стал Джад и что он сделал за последние недели, чтобы защитить мятежников.
— Идемте, — говорю я, и их уже нет, так же как и солдата, который ныряет в люк танка и заводит его. Цып Секвойи стреляет по танку и промахивается всего на волосок от него.
В течение минуты кусок рубашки у шеи Джада пропитался кровью. Мой живот сжимается. Я еще раз пытаюсь связаться с людьми на другом конце рации. Но таким образом можно было бы вести разговор с самим собой.
Джад возится с маской. Я прибавляю поступление кислорода.
— Что теперь? — говорю я, как будто он сам мог вытащить себя из болота за волосы.
Он кашляет.
—Кажется, ты будешь способным, Оскар. Поверь мне.
КВИНН
От выстрелов снаружи Купол покрылся толстым слоем пыли, так что мы вряд ли увидим что-нибудь. А зона 1 — самый чистый хаос. В каждом красивом доме Премии звучит пронзительный звук тревоги, в то время как вторые направляются в тур ограбления. Повсюду лежат трупы. Каждый находится в опасности, но министерство странно сдерживается.
Было ли что-то подобное во время ухудшение? Люди, которые голодны от нехватки воздуха, что они сделали бы, чтобы выдержать немного дольше? И в конце, наконец, все должны были поверить в это.
Я несу Джаз на закорках, Беа держит Леннона и Кейна за руки. Мы по дороге к границе. Фигура движется ко мне, и я, защищая, обхватываю баллон руками. Я уже готов ударить, когда мне становится ясно, что это Гидеон. Гидеон с огромным рюкзаком на спине.
— Я ворвался в биосферу. У меня лук, семена и несколько черенков, все в чем мы нуждаемся, — говорит он. Он смотрит на Леннона и Кейна.
— Мои братья, — объясняю я. — Где остальные?
— Они уже подошли.
Свернув на пограничную аллею, мы внезапно останавливаемся. Группа мужчин с дыхательными аппаратами и помятыми стеклянными бутылками замечают нас и подбегают к нам.
— Ни шагу ближе, — говорит Гидеон и размахивает кухонным ножом. Мужчины останавливаются на безопасной дистанции.
— Мы могли бы выбраться наружу по мусоропроводу, — думает Беа, отступая от мужчин.
Один из них показывает на меня.
— Это тот Премиум, который говорил на пресс-конференции. Говорили, что ты мертв.
— Но я не мертв.
— Ты сказал, что мы могли бы дышать снаружи, — продолжает мужчина. Остаток банды внимательно слушают. Еще большая группа — молодые люди моего возраста в шлемах пехотинцев — останавливаются и присматриваются.
— Это тот тип из передачи! — говорит один из них. — Эй, люди, этот тот Премиум! — через несколько секунд мы окружены.
— Так мы можем дышать снаружи? — повторяет мужчина. При взгляде на их мучительные, напряженные лица мне становится ясно, что они не представляют никакой угрозы, а просто ищут способ выбраться из своей жалкой жизни.
— Это не совсем просто, — говорю я.
Круг становится уже.
— Что нам нужно делать? — хочет знать один. — Ты тот, кто начал это. — То, что мог бы однажды стать чем-то вроде первопроходца, пару месяцев назад я не мог представить даже во сне, и даже теперь я должен был задаться вопросом, смогу ли я стать предводителем.
— Скажи им, что нужно делать, — Джаз перебирает пальцами мое ухо.
— Самое важное — это преданность, — говорю я. — Но вы можете натренировать ваши тела, чтобы выжить снаружи. И мы можем помочь вам в этом.
— Решено. Я сейчас иду наружу и присоединяюсь к мятежникам. Они знают, как взяться за это, — говорит он.
— Мы — единственные, кто еще остался, — говорит Беа. — Министерство убило всех остальных.
— Вы верите, что мы вырастили авокадо и свеклу для вас, если вы когда-нибудь решитесь сбежать? Не обманитесь. Вам нужен воздух, но вам также нужны продукты. Полноценные продукты. Все, что вы сможете принести. Мы ждем снаружи у почетного надгробия всех вас, — говорит Гидеон.
— И готовьтесь к тому, что снаружи будет трудно, — предостерегаю я.
— Хорошо, — говорит мужчина, и толпа рассеивается. Вероятно, они идут награбить себе питание, но если кто-то и сможет справиться с этими потерями, то только Премиум. На что-то подобное сейчас нельзя растрачивать, когда несчастным даже не хватает воздуха для дыхания.
Харриет, Олд Ватсон и остальные мятежники ждут нас у границы. Они все нагружены кислородными баллонами, продуктами и оружием. Здесь больше нет охраны.
— Там снаружи господствует война, — говорит Харриет, когда мы тащимся через стеклянный туннель. Она открывает свой рюкзак и вытаскивает несколько пистолетов.