Корум, подозрительно нахмурившись, уставился на колдуна. Случайно моргнув, он вдруг увидел множество непонятных ликов, в то время как его нормальный глаз видел перед собой только Шула. Темные лики из других плоскостей мелькали и кружились перед Корумом, а потом их затмило одно-единственное ужасное лицо…
— Шул! Что это за мир?
— Я не вполне уверен… Некоторые считают, что есть и другие Пятнадцать плоскостей мироздания, не похожие на наши и напоминающие их отражение в кривом зеркале… Что, не похоже?
Странные предметы вскипали и лопались, как пузыри, исчезая и появляясь вновь… Странные существа упрямо ползли к какой-то, видимой лишь им одним, цели и с тем же упорством возвращались назад… Языки странного пламени завивались, точно золотое руно; земная твердь вдруг становилась жидкой; странные твари вырастали до немыслимых размеров и снова съеживались; и плоть их, казалось, способна была течь и видоизменяться…
— Я рад, что не принадлежу к этому миру, — прошептал Корум. — А ну-ка, Шул, давай свою повязку.
И он накрыл новый глаз повязкой-щитком. Странные видения сразу исчезли. Теперь он видел перед собой только Шула и Ралину — но видел их обоими глазами!
— Ах, я и забыл сказать: повязка скрывает от тебя лишь иные миры; твой собственный остается видимым.
— Что же ты видел там, Корум? — тихо спросила Ралина.
Корум только головой покачал:
— Я не сумею это описать…
Ралина посмотрела на Шула.
— Мне бы очень хотелось, чтобы ты забрал свои дары обратно, принц Шул, — сказала она. — Они не предназначены для смертных.
Шул состроил гримасу.
— Теперь господин Корум — уже не простой смертный. Я ведь говорил: теперь он полубог!
— А что подумают об этом настоящие боги?
— Ну, естественно, кое-кто будет недоволен. Если они вообще когда-нибудь обнаружат, что господин Корум познал новую форму бытия. Впрочем, вряд ли.
— Ты говоришь об этом слишком легко, колдун, — мрачно заметила Ралина. — Если Корум еще не понимает последствий того, что сделал с ним ты, то я все понимаю отлично. Существуют законы, которым смертные обязаны подчиняться. Ты преступил эти законы и понесешь наказание; а все твои творения будут уничтожены!
Шул лишь небрежно отмахнулся от этих слов своей лапищей, похожей на медвежью.
— Ты забываешь, госпожа Ралина: я настолько могуществен, что мог бы вызвать любого бога на поединок. Во всяком случае, вскоре смогу.
— Ты утратил разум в своей гордыне, — сказала она. — Ведь и ты, колдун, тоже смертен!
— Помолчи-ка, госпожа Ралина. Помолчи, ибо я могу отправить тебя в куда менее приятное место, чем то, откуда ты только что вернулась! Ах, если б господин вадаг не был мне так нужен! С каким огромным удовольствием я заставил бы вас страдать, немыслимо страдать! Так что думай, прежде чем говорить. Попридержи язычок, госпожа Ралина!
— Мы опять теряем время, — вмешался Корум. — Мне хотелось бы поскорее выполнить поручение и вместе с Ралиной покинуть твою обитель.
Шул, уже немного успокоившись, заявил ему:
— Ты ведешь себя глупо: эта женщина занимает в твоей жизни чересчур много места. А ведь она — мабден, и как все ее племя, боится знаний, боится темных глубин той мудрости, что дает могущество…
— Давай лучше поговорим о Рыцаре Мечей, — прервал его Корум. — Как же мне все-таки украсть его сердце?
— Ну хорошо, пошли, — сказал Шул.
И вскоре они очутились в саду, полном цветов, издававших почти непереносимый, удушающий аромат.
Красное солнце плыло над ними. Листья растений, очень темные, почти черные, погромыхивали, как жесть.
Шул вернулся к своему исходному обличью — юноши в летящих голубых одеждах. Он неторопливо вел Корума по тропе.
— Этот сад я растил несколько тысячелетий. Здесь множество прелюбопытных экземпляров… Почти все пространство на острове, не занятое замком, отдано под сад. И у него свое, весьма важное предназначение. Здесь царят мир и покой, однако пройти по этому саду нежелательному гостю было бы непросто.
— А почему, кстати, этот остров называется Обителью прожорливого бога?
— Я назвал его так в честь божества, от которого он мне достался в наследство. Некогда это было весьма опасное для многих божество… Этот остров я обнаружил, подыскивая спокойное местечко для продолжения своих научных изысканий. Разумеется, я слышал, что здесь обитает некий злой бог, и был настороже. Тогда я был молод — всего несколько веков от роду — и далеко не так мудр, как теперь. Однако я прекрасно понимал, что победить бога сил у меня не хватит.
Огромная орхидея потянулась к Коруму и нежно погладила его по новой руке. Он оттолкнул ее с чувством омерзения.
— И как же тебе удалось завладеть этим островом? — спросил он Шула.
— По слухам, тот бог больше всего на свете любил лакомиться детьми. Между прочим, ему был даже посвящен один из праздников народа, который вы считаете предками надрагов. Денег у меня хватало, и я решил купить побольше детей и скормить их этому обжоре всех разом, а потом посмотреть, что из этого выйдет.
— Ну и как?
— Он, разумеется, всех их слопал и погрузился в сытую дремоту, а я…
— А ты подкрался и убил его!
— Ничего подобного! Я взял его в плен. Он по-прежнему здесь — в одном из подземелий. Однако давно лишился былой «изысканности» вкусов. Это не слишком могущественный божок, зато он приходится родственником Рыцарю Мечей. И, в частности, по этой причине ни Рыцарь, ни другие Повелители Мечей не могут досаждать мне: я ведь держу в своей темнице их драгоценного братца Плипрота.
— Понятно. Уничтожить твой остров для них все равно, что убить собственного брата.
— Именно так.
— И именно поэтому ты боишься покинуть остров и вынужден использовать для осуществления своих воровских планов меня. Вне острова боги легко могут тебя уничтожить.
— Вовсе я их не боюсь. Просто предпринимаю разумные меры предосторожности. Благодаря этому и процветаю.
— Ну хватит истории. Итак, где находится сердце этого Рыцаря Мечей?
— За Тысячемильным рифом, о которым ты без сомнения слышал.
— Что-то такое я читал — он расположен где-то на севере, правильно? — Корум оттолкнул тянувшуюся к нему виноградную лозу.
— Да.
— И это все, что ты мне можешь сказать?
— Далеко, за Тысечемильным рифом, находится страна Урд, которая представляет собой то сушу, то гладь морскую. За ней простирается пустыня Друнхазат, за пустыней — Огненные земли, где правит слепая королева Оурес. А за Огненными землями — Ледяные пустоши, где кочуют бриклинги…
Корум остановился и отодрал от щеки клейкий листок. У этой твари были крохотные красные губки, которыми она страстно его целовала.
— А дальше? — раздраженно спросил он Шула.
— А дальше… дальше как раз царство самого Рыцаря Мечей.
— До чего же странные земли ты называешь! В каких плоскостях они расположены?
— Во всех пяти, где имеет власть Рыцарь Мечей. Твоя способность переходить из одной плоскости в другую в данном случае, к сожалению, мало тебе поможет.
— Я не уверен, что вообще сохранил эту способность. Если ты говорил правду, то этот Рыцарь Мечей отнял ее у вадагов.
— Не беспокойся на этот счет. Теперь у тебя появилось куда более могущественное средство защиты! — и Шул погладил Корума по его новой чешуйчатой руке.
Рука отозвалась на его прикосновение — она вообще была теперь не менее живая, чем правая, собственная рука вадага.
Из любопытства Корум осторожно приподнял своей новой рукой прикрывавшую глаз Ринна повязку и тут же, задыхаясь от ужаса, опустил ее на место.
— Что ты там увидел? — с жадным интересом спросил Шул.
— Другой мир…
— И все?
— Там в небесах было черное солнце. От земли, правда, поднимался слабый свет, но черные лучи почти гасили его. И там высились четыре странные фигуры… Я не успел как следует рассмотреть их лица, но… — Корум облизнул губы. — Да я и не в силах был больше смотреть!
— Мы соприкасаемся со столькими мирами, — задумчиво проговорил Шул, — с ужасными, реально существующими вещами, но лишь изредка — например, во сне — видим их… И все же тебе совершенно необходимо научиться смотреть на эти жуткие лики, не отводя глаз. Как и на многое другое, что тебе еще доведется увидеть, если хочешь до конца использовать данное тебе могущество.
— Но меня безумно тревожит существование совсем рядом с нами всех этих темных, полных зла миров, где кишат чудовищные твари. Ведь миры эти отделены от нашего лишь тонкой пленкой астрального вещества.
— Я же научился жить, не только зная об этом, но и используя свойства этих миров! И ты постепенно привыкнешь. Уже через несколько тысячелетий…
Корум с отвращением оттолкнул какое-то ползучее растение, явно намеревавшееся любовно обнять его за талию.
Корум с отвращением оттолкнул какое-то ползучее растение, явно намеревавшееся любовно обнять его за талию.
— Растения в твоем саду, по-моему, чересчур дружелюбны, — заметил он.
— Они просто легковерны и влюбчивы. Они мои единственные настоящие друзья. Но интересно, почему это ты так нравишься им? Обычно я оцениваю людей по тому, как относятся к ним мои растения. Правда, они вечно голодны, бедняжки… Придется, пожалуй, вскоре заманить на остров корабль или, может быть, два… Моим любимцам необходимо мясо. Совершенно необходимо. А я за всеми этими хлопотами совершенно позабыл о повседневных заботах…
— Ты так и не объяснил мне как следует, как найти самого Рыцаря Мечей.
— Ты прав. Значит, так: Рыцарь живет во дворце на вершине горы, что находится в самом центре Пяти плоскостей. А в самой высокой башне этого дворца он хранит свое сердце. Полагаю, что охрана там неплохая.
— И это все, что ты знаешь? Ну и какова же эта охрана?
— Видишь ли, господин Корум, я ведь выбрал тебя только потому, что ты обладаешь чуть большим умом, чуть большим мужеством и чуть большим воображением, чем мабдены. Благодаря этим качествам ты и сможешь — и только ты сам! — определить, как охраняет Рыцарь Мечей свое сердце. И все же на некоторую подсказку с моей стороны ты можешь рассчитывать твердо…
— На какую же, господин Щул?
— ПРИНЦ Шул. Во-первых, Рыцарь не ожидает ни малейшей угрозы со стороны смертных. Подобно вадагам, Повелители Мечей стали в последнее время чересчур благодушны, господин Корум. А мы-то все куда-то стремимся, карабкаемся, падаем, расшибаемся… — Шул захихикал. — И плоскости продолжают вертеться…
— Неужели, вскарабкавшись на ту высоту, к которой так стремишься, ты не боишься сорваться?
— Конечно, нет! Мне нечего будет опасаться… по крайней мере, несколько миллионов лет. Ведь я могу подняться так высоко, что стану управлять всем многообразием миров во Вселенной! Стану первым действительно всемогущим и всеведущим богом! Ах, в какие игры смогу я тогда играть!
— Мы, вадаги, никогда не увлекались мистикой, — перебил его Корум, — однако, насколько я понимаю, все боги считают себя всемогущими и всеведущими.
— Нет-нет, есть определенные пределы. Некоторые божества — из пантеона мабденов — почти всемогущи в том, что касается этого народа. Например, Пес или Рогатый Медведь. Они способны распоряжаться, если захотят, жизнью и смертью мабденов. Однако ни о моих делах, ни тем более о делах Рыцаря Мечей они и представления не имеют. Тогда как Рыцарю Мечей ведома большая часть событий, происходящих в наших Пяти плоскостях, за исключением тех, что имеют место на моем замечательном, прекрасно защищенном острове. К сожалению, наступила Эра богов, господин Корум. Их очень много, больших и малых, они прямо-таки кишат во Вселенной. Когда-то было совсем иначе… Иногда мне кажется, что когда-то Вселенная прекрасно обходилась вообще без богов!
— Я тоже так думал когда-то.
— Это еще вполне может осуществиться. На то нам и дан разум, — Шул погладил себя по голове. — С помощью мышления создаются божества, а божества помогают развитию мышления. Должны же существовать такие периоды, — я называю их мимолетными — когда мысль просто отсутствует? Развитие разума или его отсутствие, в конце концов, совершенно не отражается на Вселенной! — глаза Шула сверкали. — А я попробую противопоставить нечто самой природе Вселенной! Я изменю все условия ее существования! Ты мудро поступаешь, помогая мне, господин Корум.
Корум нервно дернул подбородком: гигантский кроваво-красный тюльпан, почему-то весьма зубастый, щелкнул челюстями прямо у него перед носом.
— Я сомневаюсь в возможности этого, Шул. Впрочем, у меня ведь нет выбора.
— Вот именно. Или, по крайней мере, выбор твой очень и очень ограничен. Я всегда предпочитал не делать выбора по принуждению, сколь бы широкую перспективу ни разворачивали передо мной, господин Корум.
— О да, — иронично заметил принц, — ведь все мы смертны.
— Говори за себя, вадаг!
Часть третья
В которой принц Корум добивается невозможного и получает ненужноеГлава первая СТРАНСТВУЮЩИЙ БОГ
Уйти от Ралины оказалось непросто. Когда он обнимал ее, она была холодна, как лед, и чрезвычайно напряжена. Глаза ее светились не любовью, а страхом и тревогой.
У Корума сжималось сердце, но выхода не было.
Получив от Шула весьма причудливой формы лодку, он вышел в море. Вскоре берег скрылся из виду. Никаких навигационных приборов у Корума не было, имелся лишь кусок природного магнита, по которому он и ориентировался, держа курс на Тысячемильный риф.
Будучи вадагом, он понимал, что ведет себя неразумно. Однако, встав на точку зрения мабденов, чувствовал, что поступает правильно. В конце концов, теперь он жил в мире мабденов и должен был научиться воспринимать его так же, как и они, если вообще хочет выжить. И кроме того — Ралина! Она была для него в жизни всем. Кроме того, Корум никак не мог поверить, что остался последним представителем своего народа. Раз колдуны вроде Шула обладают таким могуществом, значит, должны существовать и более могущественные силы. Природа порой преподносит невообразимые сюрпризы. Вращающиеся плоскости могут остановится или начать двигаться в противоположном направлении. А события минувших лет могут не только дать неожиданные результаты, но и восприниматься с точностью до наоборот. Корум намерен был во что бы то ни стало выжить и, живя, учиться всему новому.
«Вполне возможно, — думал он, — я еще обрету достаточные знания и силы, чтобы осуществить свою заветную мечту, — сделать этот мир вновь приемлемым для вадагов, а вадагов — для этого мира. Это было бы в высшей степени справедливо!»
Лодка была окована металлическими пластинами с асимметрично разбросанными, неизвестными Коруму изображениями. Металл этот слабо светился по ночам, испуская тепло, столь необходимое усталому путешественнику. Плавание явно затягивалось. Единственный квадратный парус суденышка был сделан из парчи, пропитанной неким загадочным, тоже светившимся во тьме веществом, которое, кроме того, заставляло парус самостоятельно менять галс. Коруму оставалось лишь сидеть, закутавшись в алый плащ, да время от времени сверяться со своим единственным «прибором» — куском магнитной руды, подвешенном на шнурке и имевшем форму стрелы, острие которой всегда смотрело на север.
Он много думал о Ралине, о своей любви к ней. Такой любви никогда прежде не бывало между вадагами и мабденами, и соплеменники Корума, скорее всего, с презрением отнеслись бы к его духовному «падению». Ну а мабдены сочли бы это самым обычным делом — влечением самца и самки. Однако это была настоящая любовь: Ралина была ему ближе всех вадагских женщин, каких он когда-либо знал. Он прекрасно понимал, что ее ум и утонченность чувств ничуть не уступают его собственным, а порой и превосходят их. Но порой даже догадаться был не в состоянии, что у нее на душе, не знал, как она воспринимает грядущую судьбу, как воздействуют на нее верования и суеверия, свойственные ее народу.
Ралина, безусловно, знала мир мабденов гораздо лучше, чем он. Возможно, ее сомнения, связанные с этим миром, были не напрасны… Ему же, Коруму, еще предстоит многое понять, многому научиться.
На третью ночь он все-таки уснул, держа свою новую руку на руле. А утром его разбудило яркое солнце, бившее прямо в глаза.
Впереди виднелся Тысячемильный риф.
Он расстилался, казалось, от одного края неба до другого, полностью закрывая горизонт. Похоже, среди острых, как клыки, скал, что вздымались из пенящихся морских волн, не было ни пролива, ни бухты.
Шул предупреждал, что найти проход на ту сторону этой гигантской гряды скал чрезвычайно трудно, и теперь Корум понял, почему. Это была не просто гряда скал. Риф представлял собой как бы единое целое, странный монолит, созданный не природой, а неким разумным существом в качестве препятствия, бастиона, способного защитить определенную часть моря от непрошеных гостей. Возможно, риф создал сам Рыцарь Мечей.
Корум решил плыть вдоль нагромождения скал на восток, надеясь обнаружить хотя бы крохотную бухточку, где можно было бы причалить, а потом, если удастся, волоком перетащить лодку через камни.
Он плыл четыре дня без сна и отдыха, однако так и не нашел ни бухты, ни пролива меж скал.
Легкий туман, чуть подсвеченный розовым, висел над водой, скрывая все вокруг. Корум старался держаться от Тысячемильного рифа подальше, ориентируясь по своему магниту и звукам прибоя. Вытащив нарисованные на пергаменте старинные карты, он попытался оценить сложившуюся ситуацию. Карты были сделаны довольно грубо и весьма приблизительно, но это были лучшие карты, что нашлись у Шула. Сейчас Корум вроде бы приближался к проливу, отделявшему риф от страны, значившейся на карте под названием Кулокрах. Шул оказался не в состоянии хоть что-либо рассказать о ней достаточно внятно, лишь сообщил, что населяет ее народ рага-да-кета.