– Ба-да! Ба-да! Ба-да!
Это в третьем вагоне воронежцы не выдержали.
Дюжину серебристых роботов сшибли. А толку? Сомкнулась цепь. Много звеньев-роботов в цепочке.
И не выдерживают тамбовские масловозы:
– Братва, пропали!
– Полундра!
– Амбец!
Но Богдан гасит паникеров как фитили. Кому – кулак в харю, кому – маузер в рот:
– Ступай на место, могатырь, а то из-за тебя все пропадут!
Других – под зады коленом:
– К бойницам, шмакадавы!
Подавлена паника на борту.
А роботы совсем уж близко. Сверкают на солнцепеке нестерпимо.
Богдан – маузер на приклад:
– Товсь!
Роботы на мушках. Обступают поезд, неводом обхватывая, как кита жирного.
– Пли!!
Ба-да! Ба-да! Ба-да!
Так-так-так-так!
Джиб-джиб-джиб!
Выкосило добрую треть психической. А две трети – на поезд. Абордаж!
Робот “телеколум 2049” или “анасфер 6000+” на одно запрограммирован: влезть в поезд и выкинуть товар в окно. Других целей у него нет. Против живой силы роботы эти не работают. Этим они и страшны – мешочников в упор не видят, а к мешкам – тянутся жадно.
И снова:
Ба-да-ба-да!
Так-так-так!
Но уже в упор.
Лезут в окна роботы серебристые, безликие, крюкорукие. Рукопашная с ними бесполезна. Стрелять в упор в вагонах опасно – друг друга перебить недолго. Только кувалдой по кумполу можно робота сокрушить.
– Кувалды!! – гремит Богдан.
Похватали припасенные. И – по кумполам сияющим.
А роботы знают свое железное дело: грабят поезд, на мешочников – ноль внимания. Будто и нет их вовсе. Летят мешки с харчами из окон. А там внизу другие роботы – хвать, и поволокли в степь. Некоторые с мешком в обнимку в окна сигают.
Утаскивают муравьи блестящие масло, сало, мешки с семечкой духмяной…
Матерится Керя-машинист, пыхтит паровозик, из сил последних надрываясь.
Шуруют роботы, шерстят бессовестно и бессловесно.
Кому череп блестящий не раскроили – попрыгали в окна с добычей.
Матом и слезами провожают их мешочники.
Лишь один Богдан невозмутимо похаживает, лысой головой покручивает, шляпкой гвоздя теллурового посверкивает:
– Пад-считать убыток, братва!
Подсчитать-то подсчитают, а кто восполнит? Только и остается, что проводить взглядом бессильным родной мешок с воблой одесской.
Вот она, суровая доля мешочника.
XXI
Пространство мелькало в единственном глазу Магнуса Поспешного. И уже не пепельно-пластиково-облупленное, словно сожженная талибами рождественская карусель Лозанны. И не кирпично-гранитно-осколочное, как центр Женевы, разбомбленный эскадрильей шейха Мансура. И не альпийские отроги Швейцарии. Здесь, на юге бывшей Франции, в середине лета, пространство было трехцветным, как флаг новой республики Лангедок, объединившей четыре провинции: растительно-каменно-небесное. Здесь не пахло гарью. Другие запахи свистели в ноздрях прыгающего Магнуса от самой швейцарской границы – лаванды, навоза, нефтеперегонных заводиков, сыроварен, газовых терминальчиков, уютных, нагретых солнцем городков. Большие города Магнус огибал, не желая отвлекаться. Он поспешал. Солнце палило. Фиолетовые поля лаванды резали глаз. Пыль клубилась по каменистым дорогам. Но это была не кирпичная пыль разрушенных городов Швейцарии. Лангедокской пылью было приятно дышать. Сапоги-скороходы Магнуса, справленные ему в Зальцбурге сразу после битвы Трех Народов за сто тридцать семь золотых, несли его к цели: Ла-Кувертуарад.
Все дороги вели к замку, все прованские, лангедокские и южнопиренейские крестьянские пальцы указывали на юго-запад. Отталкиваясь от пыльного камня дорог, Магнус прыгал над пейзажем. Не тронутые войною городки и деревни потрясали. Остановившееся время. Оно пахло довоенной Европой. Это был запах детства. Магнус прыгал, зависая над холмистыми лугами с пасущимися овцами, коровами и лошадьми, с черепичными домами и хлевами, с навесами коптилен, сыроварен, с зенитными комплексами, с солнечными батареями, с крестьянами, глядящими на него из-под руки, как на ястреба или на беспилотник. Прыгал, зависая подолгу, неэкономично расходуя топливо, словно хотел влипнуть в это время как в янтарь и остаться там навсегда. Но тяжелые сапоги-скороходы неизменно касались земли.
Ла-Кувертуарад.
Уже второй месяц Магнус Поспешный поспешал туда. Он должен был успеть. До завтрашнего утра. Непременно!
Иначе и быть не могло.
А оставалось уже совсем немного. Жаркий день прошел в прыжках. Обтяжной комбинезон холодил, привычно всасывал пот, подавал витамины. Магнус не испытывал усталости. Он вообще был сильным и выносливым, несмотря на невысокий рост и худобу. Да и прыгалось ему здесь лучше, чем в Австрии и Швейцарии. Подкрепившись в сонном Рье свежим хлебом, теплыми огурцами, вареной козлятиной и овечьим сыром, Магнус с наслаждением напился ключевой воды, заправил сапоги газом на крошечной газоколонке и запрыгал на запад, туда, где за неровный сине-зеленый горизонт опускалось знойное солнце новой республики, остановившей салафитских варваров. Магнусу нравилось это солнце, он не прятал от него свой единственный глаз за темным стеклом.
Зрачок Магнуса Поспешного был полон солнечного света.
Этот свет обещал встречу.
И это обещание не заставило себя долго ждать. Когда душный вечер накрыл пиренейские предгорья, когда запахло уже не лавандой, а жимолостью, акациями, глициниями и зазвенели цикады, впереди на вечернем небосклоне сверкнула громадная голограмма: восьмиконечный крест новых тамплиеров.
Наконец-то!
– Ла-Кувертуарад… – выдохнул Магнус в воздух и устало улыбнулся в прыжке.
Крест парил над башнями замка, слегка поворачиваясь вокруг оси.
Магнус прыгнул так высоко, что вокруг тревожно зацвиркали стрижи, завершающие свой дневной полет. Теплый вечерний воздух в последний раз засвистел в грязных волосах Магнуса. Он опустился на новую брусчатку широкой дороги, ведущей к замку, выключил сапоги и пошел, тяжело передвигая массивные ноги.
Замок надвигался, крест сиял и поворачивался над ним, словно удерживаемый духом героических обитателей цитадели.
Спокойствие, наполнявшее Магнуса все время полуторамесячного путешествия, сменилось возбуждением, нараставшим с каждым его шагом. Творимая легенда новой Европы, надежда всех европейских христиан, твердыня подвига духа и героизма плоти возвышалась перед ним.
Чтобы успокоиться, Магнус стал молиться вслух.
Дорога обрывалась рвом. За рвом вставал кольцом невысокий вал, опоясывающий замок. Прямо напротив дороги виднелся поднятый перекидной мост.
Магнус остановился на краю дороги. И сразу же со сторожевой башни сверкнул сканирующий луч, а усиленный голос задал вопрос:
– Кто ты, путник, и что тебя привело сюда?
Магнус набрал в легкие побольше воздуха и громко произнес фразу, пропрыгавшую с ним все эти полтора месяца:
– Я плотник Магнус Поспешный, прибыл по приглашению великого магистра.
Прошла долгая минута.
Мост стал бесшумно опускаться.
– Добро пожаловать в Ла-Кувертуарад, Магнус Поспешный, – произнес голос.
Магнус ступил на черную ребристую поверхность моста, пошел по нему, стуча скороходами.
“Я успел…” – подумал он и улыбнулся, почувствовав долгожданное, невероятно приятное облегчение.
Створы ворот разошлись, сверкнул свет. Магнус вошел в замок. Его встречали трое ратников в легких доспехах, подпоясанные оружейными поясами. На каждом поясе висели короткоствольный автомат, пистолет, короткий меч, три гранаты и жидкий топор. Лица ратников были суровы и безучастны. Старший из них растянул в руках светящегося умного, молча протянул Магнусу.
Тот также молча приложил к светящейся поверхности свою правую ладонь. В прохладном воздухе возникла голограмма подноготной Магнуса. Недолго изучив ее, ратник кивнул, свернул умного. Другой ратник повернул рычаг. Ожила гидравлика, поднялась решетка, стали медленно отворяться вторые ворота – высокие, толстые, обитые шипами и кованым железом. За воротами ждали еще двое ратников.
– Следуй за нами, – сказал один из них.
Магнус последовал за ними как за родными, улыбаясь и стуча сапогами. Они пересекли внутренний двор замка с доброй сотней стоящих по периметру самоходов, вошли в еще одни ворота, прошли по каменному проходу, освещенному зеленоватым пламенем искусственных факелов, и стали спускаться в подвал. В небольшом круглом зале ждал человек в серой холщовой одежде с нашитым на груди красным крестом тамплиеров.
– Приветствую тебя, Магнус Поспешный, – слегка склонил голову человек. – Я келарь замка Леонард.
Магнус поклонился ответно.
– Я отведу тебя к плотникам. Там тебя накормят и дадут возможность отдохнуть до завтра.
Леонард повел его коридорами. В отличие от громко лязгающего своими сапогами Магнуса он двигался практически бесшумно. Они подошли к двери, келарь приложил руку к белому квадрату, дверь открылась. Магнус вошел, келарь остался снаружи. Сводчатый зал был освещен все тем же зеленоватым искусственным огнем. Посередине стоял длинный стол с вином и скромной закуской. За столом сидели пятеро. Завидя вошедшего, они встали со своих мест и пошли к нему. Это были плотники южной Европы, известные люди. Троих из них – Сильвестра Флорентийского, Николя Волосатого и Хуго Масляные Руки – Магнус знал лично. Двое – Теодор Констанский и Арис Проломный – были ему известны заочно.
– Ба-а! Кого я вижу! Магнус Поспешный! – воскликнул толстый золотобородый Хуго, тряхнув длинными дредами с вплетенными в них мормолоновыми змейками. – Долго же ты, однако, поспешал!
– Магнус! – стукнул его кулаком в грудь суровый Николя, до самых глаз заросший черно-седыми волосами.
– Ходили слухи, что ты опоздаешь, – качнул головой худощавый, умнолицый Сильвестр.
– Но мы их подавили! – захохотал Хуго, обнимая Магнуса своими унизанными кольцами и браслетами ручищами.
– Самым беспощадным образом! – Николя показал Сильвестру татуированный кулак.
– Я не мог подвести магистра, – произнес Магнус, высвобождаясь из объятий Хуго и снимая со своих плеч походный рюкзак.
Крепкие плотницкие руки потянулись к прибывшему.
– Приветствую тебя, Магнус Поспешный, – с силой сдавил ладонь Магнуса светловолосый и светлобородый Арис. – Рим помнит звон твоего титанового молотка.
– Здравствуй и радуйся, Арис Проломный, – ответно сжал руку плотника Магнус. – Твоя слава идет впереди тебя. От Праги до Вены проложил ты широкий теллуровый путь.
– Магнусу Поспешному мой сердечный привет и высокое уважение, – подошел, протягивая жилистую руку, невысокий коренастый бритоголовый Теодор. – Твое мастерство совершенствуется год от года.
– Чтобы достичь твоего, Теодор Констанский. Шляпки от забитых тобою гвоздей слепят мне глаза.
– Ох, недаром тебя еще величают Магнусом Красноречивым! – хохотнул Хуго.
Плотники европейского юга говорили на евро – смеси французского, испанского и баварского. После своих швейцарских гастролей Магнус соскучился по этому языку, с которым в его жизни было столь много связано.
– Господа, дайте же гостю разуться с дороги! – гремел Хуго.
Плотники поставили перед Магнусом стул. Он сел, отстегнул сапоги-скороходы и с наслаждением вынул из них уставшие ноги. Сапоги тут же убрали, перед Магнусом поставили таз с водой. Арис и Теодор опустились на колени, расшнуровали мягкие высокие ботинки Магнуса, сняли их, стянули мокрые от пота носки, опустили ноги Магнуса в воду и стали неспешно мыть их с душистым лавандовым мылом.
– Вижу по ногам, что ты прискакал прямиком из Швейцарии, – подмигнул ему Хуго, держа наготове полотенце.
– Да. Пришлось прервать гастроль, – ответил Магнус тихо, словно боясь нарушить ритуал омовения ног, столь приятный, особенно сейчас, в конце этого долгого дня и всего его путешествия.
– Что там новенького? Люцернская артель не загибала тебе гвозди?
– Нет. Но и не точила их. За гастроль меня обложили по-белому, а потом сняли след.
Плотники понимающе переглянулись.
– Швейцарские гастролеров никогда не жаловали, – зло произнес Николя Волосатый. – Ни до войны, ни во время ее, ни теперь. Жлобы!
– Похоже, война швейцарских плотников так ничему и не научила, – кивнул Арис, смывая мыльную пену с ноги Магнуса. – Снимать след с коренного европейца… м-да…
– Они и не хотят учится, – заметил Магнус, прикрывая свое единственное веко от удовольствия и усталости. – Для них главное – нажива.
– Швейцарские держатся за прямые поставки, – пожал худым плечом Сильвестр. – Это ясно как день. Поэтому кодекс их не интересует. Только прямые поставки.
– Прямые? Персы у них по-прежнему в посредниках! Те самые, которые бомбили Базель! – тряхнул гривой Николя.
– Им больше возят казахи, – возразил Теодор, не отрываясь от ритуала. – Напрямую из Теллурии, коридором с подсветкой.
– И персы! – не унимался Николя. – Персы генерала Халатбари. Те самые, что убили венгров, перекрасили архивы и обезглавили старину Мориса.
– С теллуром там нет проблем, – произнес Магнус. – С плотниками – есть.
– Потому что они – говно! – прорычал Николя, тряся головой и звеня четырьмя мормолоновыми ошейниками. – Были говном и остались! Вот бы куда наведаться магистру с огнем и мечом! Тоже мне христиане! Снимать след с единоверца! Полгода не прошло, а уже скурвились!
– Николя, магистр ведает их грехи. – Хуго положил свою увесистую длань на плечо Волосатого. – Наступит время, они заплатят за высокомерие и мшелоимство.
– Это вероотступничество, а не мшелоимство, брат Хуго! – гремел Николя.
Хуго мрачно кивнул, соглашаясь.
– Это жадность, граничащая с богооставленностью, – произнес Арис.
– Будь моя воля, я бы перевешал всех жлобов из люцернской артели, а перед этим загнал бы каждому его золотой молоток в жопу! – не утихал грозный Николя.
Эта угрожающая фраза привела плотников в движение: Сильвестр пошел к столу и стал разливать вино из кувшина в бокалы, Арис и Теодор вынули чистые ноги Магнуса из таза, толстый Хуго грузно опустился на колени и принялся бережно вытирать ноги полотенцем.
Затем Магнуса отвели в его комнату-келью, скромную, но удобно обустроенную. Он снял пыльный толстый комбинезон, достал из рюкзака одежду – бежевые лайковые штаны в обтяжку, красные сапоги на подкованных медью каблуках, расшитую шелковую рубаху без ворота – и с наслаждением переоделся. Повесив на шею увесистое ожерелье из белого золота, жемчуга и мормолона, он надел на безымянный палец правой руки перстень с бриллиантовым крестом и вышел из кельи, бодро стуча каблуками.
За столом его ждали плотники.
– Прости, брат Магнус, что мы потрапезничали без тебя, – зарокотал Хуго. – Но мы с удовольствием выпьем вина за твое здоровье и за крепость твоей руки.
– Почту за честь поднять бокал в вашей компании, – ответил Магнус.
Быстро помолившись Богу, он опустил руки в серебряную чашу, принял переданное Сильвестром полотенце, вытер руки, взял наполненный бокал.
– Будь здрав, Магнус Поспешный! – произнесли плотники хором, протягивая свои бокалы.
– Будьте здравы, друзья! – Магнус чокнулся с их бокалами.
– Да будет крепка рука твоя!
– Да будут крепки руки ваши!
Местное вино, прошлогодний Marcillac, освежило Магнуса, и он с удовольствием осушил свой бокал до дна. Николя снял крышку с супницы, Арис протянул пустую тарелку, а Хуго щедро, до краев наполнил ее крестьянским фасолевым супом с копченой грудинкой, приправленным зеленью и чесноком. Это был старый добрый garbure, прекрасно утоляющий голод не только крестьянам, но и путешественникам. Несмотря на то что суп уже был чуть теплым, он показался Магнусу невероятно вкусным, каждый глоток возвращал силы.
Плотники, допивая свое вино, вначале слегка переговаривались между собой, затем смолкли. Словно оцепенение спустилось на них, и они сидели неподвижно, положив руки на стол и опустив глаза. Только слышно было, как Магнус ест свой суп. Наконец и это прекратилось.
Он вытер рот салфеткой, отодвинул пустую тарелку и глянул на приумолкших товарищей. Они посмотрели на него. Он хотел было задать вопрос, но что-то помешало это сделать. Тишина стояла под каменными сводами зала. Она не была гнетущей, скорее наоборот – благодатной, полной ожидания того великого и важного, к чему были готовы все сидящие за столом. Такую тишину не хотелось нарушать. Но Сильвестру пришлось сделать это.
– Надо выспаться перед забоем, – произнес он тихо и внятно.
Никто из плотников не ответил ему.
Первым встал Хуго. Ничего не говоря, он повернулся и тяжело зашаркал к своей келье, потряхивая дредами. Все стали подниматься со своих мест и так же молча расходиться по кельям. Магнус встал и прошел в свою. Опустившись на колени перед распятием, он, как всегда, предельно кратко возблагодарил Господа за кров, пищу и легкий путь. Затем разделся, упал на узкую кровать и тут же заснул.
И наступил новый день.
Едва прокричали свое деревенские петухи и солнце сверкнуло на горизонте, все триста двенадцать рыцарей во главе с великим магистром собрались в храме замка. Капеллан Альверий, облаченный в белоснежную сутану и панцирь из волокнистой брони с отметинами от салафитских пуль, начал мессу. Его голос, возвышенный и звонкий, разнесся по храму над коленопреклоненными тамплиерами:
– Dominus vobiscum![26]
– Et cum spiritu tuo[27]! – прозвучало в ответ океанским прибоем.
Началась литургия. Шестеро плотников тоже были здесь и стояли в своем ряду, сложив руки и опустив головы. Магнус оцепенел, словно растворившись в словах и звуках. Он ждал этого так давно. Зазвучал орган, запели Sanctus. И плотник Магнус Поспешный запел со всеми. Время остановилось для него.
Он очнулся, когда капеллан обратился к пастве с короткой проповедью. Альверий говорил о подвиге во имя Христа, о сбережении веры и верующих, о последних временах, о сердце воина Христова, вмещающего кротость ангца и ярость льва. Затем началось причастие. Первым к капеллану подошел великий магистр. Приняв причастие, он вышел в невысокую арку. Каждый рыцарь, причастившись из рук капеллана, проходил в эту же арку, шел коридором и оказывался в большой трапезной, где стояли пять длинных деревянных столов со скамьями. Поставленные специальным образом, они напоминали римскую цифру III, отчеркнутую сверху и снизу: во время трапез капеллан неизменно восседал посередине верхней черты, магистр – посередине нижней. Вдоль стен стояли слуги. Как только последний рыцарь занял свое место, дверь закрыли.