Обед подавали в пять часов, после чего приходили друзья и родственники — на музыку, танцы и отдых, ведь Сент-Луис был веселым городом во французской традиции, и в каждом доме хранилась скрипка.
Вскоре ее двойная нагрузка прекратилась. Отец отправился в объезд штата в избирательных целях, а Джон приготовился уехать на пристань Коу, где собирался весь состав экспедиции, находились откормленные лошади и откуда начиналось долгое путешествие в Орегон. За несколько дней до отъезда он попросил жену:
— Не можешь ли ты пригласить полковника Кирни на обед? У меня есть особое дело к нему, и я хотел бы обговорить его наедине с ним.
— Я это устрою.
Полковник Стефан Уоттс Кирни, комендант казарм Джефферсона в окрестностях Сент-Луиса, пришел на обед в знойный полдень 1 июня. Это был бывалый солдат, с рыжими волосами, желтым лицом и скрипучим голосом. Он отличился в войне 1812 года не потому, что был блестящим стратегом, а благодаря бесстрашию и упорству — он брал не умом, а вытеснял противника. У него были грубые манеры неуклюжего человека, проведшего тридцать лет в глуши и в военных лагерях.
После приятной беседы Джон спросил:
— Полковник Кирни, не считаете ли вы возможным дать мне пушку на время экспедиции?
Гость Джона вынул изо рта сигару:
— Пушку! Для чего вам нужна пушка?
— Я ожидаю серьезных неприятностей от индейцев. В прошлом году их престиж потерпел урон: они не смогли напасть на нас, выйдя на тропу войны. Я понимаю так, что они ищут возможности отомстить.
— Понимаю.
— Кроме того, — продолжал Джон, — я думаю, пришло время показать, что армия в состоянии перемещать свое тяжелое снаряжение через континент…
— Но ведь вы командуете не военной, а научной экспедицией, — прервал его полковник Кирни. — Вид этой пушки может вызвать у индейцев, да и у англичан и испанцев подозрение, будто мы посылаем армию для завоевания.
— И все это с одной небольшой пушечкой, полковник? Мое главное соображение — показать, что мы можем перевезти такую тяжесть, как пушку, через новый перевал в Скалистых горах, который, я надеюсь, мы найдем. Если мы сможем переправить через него пушку, то тогда караваны иммигрантов будут знать, что и они могут провести свои фургоны через перевал.
— По глубокому снегу? Лейтенант, вы никогда не сможете сделать этого. Вы надорветесь, стараясь перетащить пушку через перевал.
— Вы бесспорно правы, полковник, — ответил Джон, — но я все же хочу попытаться. Можете выделить мне пушку? Обещаю доставить ее обратно в казармы Джефферсона к концу года.
Полковник Кирни некоторое время молчал, попыхивая сигарой.
— Хорошо, если вы так страстно хотите. Я не думаю, чтобы пушка потребовалась нам в Миссури в следующем году.
Через три дня Джесси вновь проводила мужа, на этот раз без слез. После завершения работы по составлению карты дороги в Орегон и выявления нового прохода через Скалистые горы, более легкого, чем Южный перевал, Джон должен был спуститься со своей группой в Калифорнию. При этом он должен был проявить осторожность, чтобы не встревожить и не оттолкнуть мексиканское правительство, заверить местных губернаторов из Мехико-Сити, что его экспедиция — чисто научная, но в то же время обследовать профиль местности, поговорить с американцами, владеющими там ранчо, познакомиться с калифорнийцами и составить представление о военной силе мексиканских гарнизонов, узнать, что потребуется, чтобы Калифорния перешла в руки американцев, ибо никто не сомневался, что Мексика потеряет Техас и Калифорнию. Жители западных штатов и территорий были настроены самым решительным образом против того, чтобы англичане владели Калифорнией.
— Я хочу поехать с тобой в Калифорнию в следующей экспедиции, — сказала Джесси. — Хочу обосноваться там.
— Но я сомневаюсь, чтобы на всей тамошней земле было больше полудюжины американок.
— Меня не тревожит, если я окажусь первой, — ответила она. — Более того, мне это даже понравилось бы. У нас в семье уже есть Бентонвилл. Теперь наш долг заложить Фремонтвилл.
Джон рассмеялся:
— Я уверен, что смогу дойти до форта Саттер, это даст мне возможность исследовать долину Сакраменто. Я слышал, что там плодородные земли. Я исследую окрестности, посмотрю, смогу ли я найти подходящее место для Фремонтвилла. Если найду, поставлю вешку.
— Прекрасно, — сказала Джесси, — а как только Калифорния станет штатом, тебя пошлют в Вашингтон в качестве ее первого сенатора.
Она установила для себя напряженный режим, который, как она надеялась, оставит ей мало времени для одиночества. Она вставала в шесть утра, шла в детскую комнату поиграть с Лили, в семь часов относила матери кофе и булочки, в восемь — отправлялась в кухню с Мейли, чтобы наметить дневные покупки и меню, после этого говорила со старым Габриэлем относительно работ в саду. Избавившись от обыденных хлопот по дому, она работала по намеченной схеме интеллектуальной активности: ежедневно четыре часа для чтения — один час на испанском, один — на французском, чтобы поддерживать их в активном состоянии, и два часа — для чтения и составления выписок из книг отца по истории.
Ей предстояло выдержать почти год без мужа. Первая из пятидесяти недель прошла довольно быстро, поскольку ей даже понравилось установление дисциплины для себя.
На исходе двенадцатого дня прибыл почтовый катер. Габриэль принес ей депешу из военного департамента, адресованную лейтенанту Джону Ч. Фремонту. Имея указание мужа вскрывать всю почту, чтобы принимать в случае необходимости соответствующие меры, Джесси отложила в сторону шитье и разрезным книжным ножом из слоновой кости вскрыла конверт. Она прочитала:
«Лейтенанту Джону Ч. Фремонту,
Топографический корпус США,
Сент-Луис, Миссури.
Сэр,
Настоящим Вам приказывается передать Вашу экспедицию второму по команде и немедленно прибыть в Вашингтон. Необходимо представить объяснение, почему Вы взяли двенадцатифунтовую гаубицу в мирную научную экспедицию.
Будет послан другой офицер Топографического корпуса возглавить экспедицию.
Полковник Дж. Дж. Аберт».
Бумага выпала из ее дрожавших пальцев. Лейтенанта Фремонта вызывают в Вашингтон? Но это невозможно! Группа должна отплыть от пристани Коу через несколько дней, чтобы успеть до снегопада перебраться через Скалистые горы. Другой офицер в качестве командующего! Как может другой офицер принять группу, подобранную Джоном? Он отладил каждую деталь экспедиции, расписал переходы с научной точностью; реорганизация потребует недель, половина участников уйдет, состав группы станет случайным, и она сможет выполнить лишь самую незначительную часть намеченного.
Затем сознание пронзила парализующая мысль: что будет с ее мужем? Не накажут ли его в Топографическом корпусе в Вашингтоне, не посадят ли его за стол заниматься рутинной работой или пошлют в какой-нибудь захудалый форт? Эта вторая экспедиция, призванная пройти весь путь до Орегона, — самая важная с тех пор, как президент Джефферсон послал Льюиса и Кларка пересечь континент. Если экспедиция будет удачной, то Джон добьется еще большего. Но если его отстранят, для него не будет больше экспедиций, его место займет другой, обладающий лишь крохотной частью его талантов в исследовании неизведанных земель.
Джесси спрятала приказ на дне своей корзинки для шитья, потом вышла во двор и подставила лицо жаркому солнцу. «Я слишком привязана ко всему плану, — думала она, — чтобы он оказался под ударом. Я просто не могу подвести Джона и его группу, не могу подвести своего отца и сторонников освоения Запада, так много лет добивавшихся этих экспедиций. Я должна спасти экспедицию! Но как?»
Джесси знала, что второй экземпляр письма военного департамента должен быть на почтовом катере доставлен на пристань Коу. Как только Джон получит письмо, у него не будет иного выбора: он должен оставить экспедицию и отправиться в Вашингтон.
Ответ она нашла почти немедленно — второй экземпляр не должен попасть к нему! Экспедиция должна выступить до того, как он узнает о своем отзыве!
Джесси послала Габриэля позвать франко-канадца Де Розье, которому Джон разрешил задержаться на две недели в Сент-Луисе из-за нездоровья жены. Де Розье пришел через полчаса. Это был высокий черноглазый зверолов, проведший лучшую часть жизни в лесах.
— Де Розье, у меня есть срочное послание, и его нужно незамедлительно доставить лейтенанту Фремонту.
— Я возьму его, мадам.
— Сколько времени нужно вам для подготовки?
— Столько, сколько требуется оседлать коня.
— Вы знаете местность между этим городом и причалом Коу?
— Как свои пять пальцев.
— Сможете ли вы добраться туда раньше почтового катера?
— Разумеется, мадам Фремонт. Я знаю, как срезать изгибы реки. Я могу также выиграть время за счет того, что по ночам катер вынужден становиться на якорь из-за тумана.
— Как свои пять пальцев.
— Сможете ли вы добраться туда раньше почтового катера?
— Разумеется, мадам Фремонт. Я знаю, как срезать изгибы реки. Я могу также выиграть время за счет того, что по ночам катер вынужден становиться на якорь из-за тумана.
— Хорошо! Полагаюсь на вас, Де Розье. Это послание должно попасть в руки лейтенанта Фремонта до того, как туда прибудет почтовый катер. Ясно?
— Прекрасно, мадам. Могу ли я взять брата с собой? Две лошади скачут вместе лучше одной, и мой брат доставит вам письмо от лейтенанта Фремонта.
— Чудесная мысль. Мне нужна всего минута, чтобы написать послание.
Она пошла к письменному столу отца, где лежали ручки, чернила, бумага. Не колеблясь, она написала:
«Мой самый дорогой! Не откладывай выход ни на один день. Доверься мне и выступай немедленно».
Джесси запечатала конверт, вручила его Де Розье. Он сказал с серьезной миной:
— Не беспокойтесь, мадам. Послание будет передано вовремя.
— Да благословит вас Бог, — сказала Джесси.
Она вернулась к письменному столу отца, села, внутри нее все словно обмякло. Она не чувствовала ничего, кроме леденящего душу страха: а вдруг что-нибудь случится с Де Розье на пути к причалу Коу и второй экземпляр приказа от Топографического корпуса дойдет до Джона раньше ее записки?
День и ночь слились воедино в лишающую сна череду надежд и тревоги. Доверится ли муж ее мнению? Выступит ли он немедленно, даже если группа не совсем готова? Или же он пренебрежет ее запиской, сочтя ее вспышкой истерии, к которой склонны женщины? Это было первым подлинным испытанием Джона Фремонта, обещавшего считать ее полноправным партнером и доверять ее мнению.
Она не знала, сколько дней прошло — три, четыре, когда брат Де Розье галопом примчался к дому Бентонов, соскочил с коня и постучал в дверь. Он вытащил из-за пазухи своей кожаной куртки запачканный и пропитанный потом конверт. Протягивая конверт Джесси, он сказал:
— Лейтенант Фремонт шлет вам это послание, мадам. Я привез его так быстро, как могла скакать моя лошадь.
— Спасибо, Де Розье, вы и ваш брат были несказанно добры.
Джесси вскрыла конверт и прочитала:
«До свидания. Я верю и выступаю».
Стоя в проеме двери, чувствуя слабость и в то же время торжествуя, Джесси тотчас же подумала: «Никто не должен знать о содеянном! Братья Де Розье не проговорятся. Мы просто заставим военный департамент считать, что его приказ опоздал с доставкой на причал Коу».
Однако она сразу же отвергла такую мысль. Она не боялась содеянного ею и не стыдилась. Взяв в руки то же самое перо, каким она написала послание мужу, Джесси составила письмо полковнику Аберту о своем поступке. Она изложила причины, почему нужна пушка, чтобы пройти через территорию черноногих, почему было бы трагической ошибкой отзывать лейтенанта Фремонта в тот момент, отставить экспедицию или же передать отобранных им людей под командование другого офицера. Она закончила письмо словами, что готова подвергнуться следствию и суду по возвращении в Вашингтон, но полагает, что результаты этой второй экспедиции окажутся настолько благоприятными для полковника Аберта и Топографического корпуса, что ее поступок будет оправдан полностью.
Джесси писала смело и уверенно, но, как только Габриэль отнес письмо на почту, отвага покинула ее, и она упала ниц на кровать. Она не сомневалась, что муж одобрит ее решение. Но как поведет себя отец? Том Бентон относился сурово к дисциплине. По какому праву девятнадцатилетняя женщина взбунтовалась против правительства Соединенных Штатов? Она была уверена в своей правоте, однако также была уверена, что если отец осудит ее, то она никогда больше не выдержит годовой разлуки с мужем.
На следующее утро пришел полковник Стефан Кирни, его лицо и белки глаз были еще более желтыми, чем обычно.
— Я только что получил письмо от военного департамента, — сказал он холодным тоном, — упрекающее меня в том, что я предоставил лейтенанту Фремонту гаубицу для экспедиции. Это моя вина — я не проявил твердости и не разубедил лейтенанта. Мне не нравится получать, нагоняи от военного департамента, Джесси, но я не такой эгоист, чтобы думать только о моем унижении. Я огорчен, что лейтенант Фремонт отозван в Вашингтон.
— Он не возвращается в Вашингтон, полковник Кирни, — сказала Джесси тихим, но твердым голосом.
— Не возвращается?.. Меня информировали письмом, что ему дан приказ вернуться.
— Этот приказ никогда не дойдет до него. Он выступил в поход несколько дней назад.
— Я не понимаю, Джесси. Экземпляр письма должен был быть доставлен вам, поскольку вы в курсе дела. Лейтенант Фремонт не должен был покидать по плану причал Коу еще неделю. Почтовый катер должен прибыть туда к данному моменту с копией приказа.
— Вот почему я должна была действовать быстро, полковник Кирни, — ответила она. — Когда ко мне поступила депеша из Топографического корпуса, я послала записку лейтенанту Фремонту с просьбой немедленно покинуть лагерь. Я не указывала в записке причин. Вчера я получила сообщение, что он выступил в поход.
Джесси видела, как кровь прилила к голове полковника, желтые белки его глаз прочертили налившиеся кровью сосуды. Одновременно его губы побелели. Его голос, когда он заговорил, был глухим:
— А вы не подумали о том, что такой поступок падет на мои плечи? Что меня осудят не только за предоставление лейтенанту Фремонту гаубицы, но и за то, что наличие этой пушки может вызвать осложнения с индейцами, англичанами, мексиканцами? Все последствия падут на меня.
— Последствий не будет. Лейтенант Фремонт использует пушку только в случае нападения на него.
— Не вам это говорить! — закричал полковник Кирни. — Мы на грани войны с Мексикой и Англией. Как мы сможем объяснить, что армейская гаубица под началом армейского офицера оказалась на спорной территории? Я говорю вам, Джесси, этот инцидент может ускорить начало войны. Каким дураком я был, позволив неопытному и импульсивному офицеру втянуть меня в такой безумный поступок!
Джесси видела, что его страх был искренним, и не только за себя, но и за страну в целом. Она заговорила примирительным тоном:
— Я огорчена на самом деле, полковник Кирни. Огорчена не потому, что лейтенант Фремонт взял с собой пушку, поскольку она защитит его группу от мародерствующих индейцев. И не потому, что перехватила приказ лейтенанту Фремонту о возвращении в Вашингтон. Я глубоко огорчена причиненными вам неприятностями. Я уже написала полковнику Аберту о своем поступке и принимаю на себя всю ответственность. Я ему вновь напишу сегодня и объясню, что лейтенант Фремонт взял пушку под свою ответственность и что вы к этому непричастны, что он возьмет на себя всю ответственность за случившееся.
Напряженная фигура полковника Кирни несколько смягчилась.
— Ох, Джесси, — сказал он, слегка успокоившись, — вы такая разумная во многих отношениях и вместе с тем такой ребенок! Вы на самом деле думаете, что ваше письмо в военный департамент избавит меня от ответственности, если лейтенант Фремонт нарвется на неприятности? И разве вы не понимаете, какой страшный проступок вы совершили, скрыв приказ?
— Это вопрос о соотношении ценностей, полковник. Я оказалась перед выбором: либо экспедиция не состоится и все сделанное моим мужем и отцом окажется разрушенным, либо я возьму дело в свои руки. Я разрешила дилемму, как сочла правильным.
— Джесси, сядем. Я должен поговорить с вами как друг, знавший вашего отца еще до вашего рождения. Вы понимаете, моему сердцу близки ваши интересы, именно поэтому я должен попытаться побудить вас понять.
Они сели рядом, и на некоторое время воцарилась тишина. Затем полковник Кирни заговорил сухим солдатским языком:
— Джесси, нельзя ослушаться приказа военного департамента или его старших офицеров независимо от того, насколько правым считает себя ослушавшийся или насколько, по его мнению, не правы командующие.
— В обычных условиях это было бы правильным…
— Это правильно при всех обстоятельствах. Армия развалится без полной дисциплины, в особенности гражданская армия. Мятеж создает хаос — это верно в отношении не только армии, но и всего демократического правительства.
Когда полковник Кирни произнес слово «мятеж», Джесси была глубоко шокирована тем, что ее действия могут быть названы мятежом. Когда же она смогла собрать воедино свои мысли, то ей показалось, что предпринятое ею отвечало здравому смыслу, интересам экспедиции, армии, правительства.
— В таком случае вы претендуете на право определять мятеж согласно вашим собственным критериям? — спросил полковник. — Разве вы не понимаете, любой человек, обвиненный в мятеже, поклянется, что он не задумывал мятеж, а осуществил акцию, соответствующую обстоятельствам? — Он грустно покачал головой. — Нет, я полагаю, что женщины не понимают таких вещей. Вряд ли можно найти мужчину, который одобрил бы ваш шаг, Джесси.