«Ловко вывернул!», – мысленно восхитился Данилов.
– Может, впрямую и не связан, но в подробности вдаваться не хочу, – сказал он, добавляя в голос резкости. – Спросите у мужа пациентки. Он, наверное, не случайно не стал писать об этом.
– Муж пациентки – родной брат нашего главного редактора, – улыбнулся корреспондент. – Он ничего не писал, а просто рассказал брату об этом случае. Мне поручено произвести расследование, вот я и спрашиваю. Извините за настойчивость. Мы, журналисты, народ дотошный.
«А чего я, собственно, упираюсь? – подумал Данилов. – Раз уж он сам начал…»
– Муж беременной женщины хотел узнать, можно ли ему заниматься сексом с женой, – Данилов постарался удержаться от улыбки. – Для того и вызвал скорую помощь среди ночи.
– Неужели было трудно ответить на такой простой вопрос? – искренне удивился Станислав Грацианович. – Сказали бы «да, на здоровье» и уехали бы с миром.
– Не все так просто, – возразил Данилов. – Срок был уже большим и я не мог взять на себя такой ответственности. Кроме того, мы все время отклоняемся от главного обстоятельства. От того, что скорая помощь была вызвана по заведомо ложному вызову, без реальной необходимости. За это, между прочим, положен штраф. От одной до полутора тысяч.
– А зачем усложнять? – усмехнулся корреспондент. – Почему «не так все просто»? Посоветовали бы им оральный секс, и все были бы довольны!
– Мне повторить, что я только что сказал? – ехидно поинтересовался Данилов. – И с оральным сексом тоже не так все просто, как вам кажется. Вопрос не только в том, можно ли… хм… проникать внутрь, но и в том, не повредят ли беременной женщине сексуальное возбуждение и оргазм. Так повторить или нет?
– Нет, зачем же? – Станислав Грацианович покосился на диктофон. – Я все понял и записал. Пойдем дальше. Итак, Владимир Александрович, насколько я понял, вызов без необходимости вызвал у вас недовольство, которое в итоге привело к рукоприкладству, так?
– Нет, не так! – Данилов почувствовал, что нарастающее раздражение отозвалось болью в висках, и подумал, что за столько лет пора бы вывести закономерность своей посттравматической головной боли, понять, в какие моменты ломит в висках, а когда болит затылок. – Совсем не так. Да, вызов без необходимости вызвал у меня недовольство! Закономерное недовольство. Неприятно, знаете ли, тратить рабочее время впустую, особенно когда на линии огромная нехватка бригад.
– Какая? – тут же вскинулся корреспондент.
– Более сорока процентов от положенного, и это при том, что нормативы рассчитываются по населению Севастополя, без учета отдыхающих, – Данилов старался держать себя в руках, но в глубине души росло желание прекратить разговор, который по инициативе собеседника то и дело сворачивал не туда. Не вызывало сомнений, что лохматый Станислав Грацианович не стремится объективно разобраться в ситуации, а готовит «жареный» материал. Видно птицу по полету, а добра молодца по соплям. – То есть реально летом население города вырастает втрое, соответственно можно сказать, что на линии работает примерно пятая часть от необходимого количества бригад. Хочешь не хочешь, а будешь недоволен.
– Но насколько мне известно, там были основания для срочной консультации?
– Не было! – нахмурился Данилов. – То, что муж прибыл на кратковременную побывку, еще не основание для вызова «скорой». И, кроме того, хочу повторить, что я не обладаю достаточными познаниями в акушерстве, чтобы давать обоснованные заключения по таким вот вопросам!
– Разве вы не изучали в институте акушерство? – недоверчиво прищурился Станислав Грацианович.
– Изучение предмета в рамках общего курса еще не делает специалистом! Есть специализация на шестом году обучения, есть ординатура, во время… – Данилов оборвал себя на полуслове, поняв, что так они до ночи не закончат. – Короче говоря, я не имею сертификата по специальности «акушерство и гинекология», потому и не могу давать такие консультации.
– Но можно же было так и объяснить, – резонно заметил корреспондент. – Вряд ли бы от вас стали требовать того, что не в вашей компетенции. Объяснить, а не устраивать драку.
– Представьте себе, что стали! – хмыкнул Данилов. – «Вы же врач, какая разница, что у вас за специальность» и так далее. Несведущим все кажется простым, а на самом деле это далеко не так. И насчет драки, которой на самом деле не было. Да – не было. Была небольшая потасовка в дверях, возникшая по вине брата вашего главного редактора. Он меня ударил первым, я защищался. Имею, кстати, право на самозащиту по закону…
«А по уму, Вольдемар, следовало вызвать на квартиру полицию, – с запоздалым сожалением подумал Данилов. – Ничего, что потерял бы еще минут пятнадцать. Зато вместо статейки, которую напишет этот олень, был бы протокол, в котором все было бы отражено верным образом».
– Так что давайте будем правильно выбирать слова, – Данилов строго посмотрел на корреспондента. – Хорошо?
Ему было немного неловко, поскольку он все же намеренно ударил противника ящиком, а не «задел». Но говорить «ударил» на диктофон, да еще и в такой ситуации, когда все его слова могут быть истолкованы предвзято, Данилову не хотелось. И вообще он считал себя правым. Кругом правым.
– Хорошо, – кивнул Станислав Грацианович. – Скажите, а пациентку вы не осматривали?
«Ого! – подумал Данилов, глядя в глаза корреспонденту. – А ты ведь не просто подготовился к разговору. Тебя кто-то натаскал, причем кто-то знающий».
– Нет, не осматривал. Открыв мне дверь, она ушла в другую комнату и больше не показывалась. Я общался с ее мужем.
– Так как же вы можете утверждать, что с ней все было в порядке? – В голосе Станислава Грациановича появились киношные следовательские нотки. – Разве без осмотра можно делать выводы?
– Во-первых, если бы что-то было не в порядке, она не стала бы уходить! – отчеканил Данилов. – Во-вторых, она прекрасно слышала наш разговор, потому что мы говорили громко, иногда даже чересчур громко, и, стало быть, была в курсе происходящего. Когда ее муж сказал, что у его жены нет ни жалоб, ни кровотечения, она не вышла ко мне и не оспорила слова мужа…
«А вот тут, конечно, слабое звено, – подумал Данилов. – Косяк чистейшей воды. Надо было пригласить ее и услышать отказ от нее. Лоханулся я сгоряча. И на старуху бывает проруха, да».
– В-третьих, если бы у нее были проблемы, которые я не стал решать, она бы вызвала повторно, а этого не случилось.
– Не факт, – тряхнул головой корреспондент. – Она могла вызвать платную «скорую» или обратиться в стационар самотеком. Живет-то она прямо напротив центра матери и ребенка.
– Хорошо, – согласился Данилов, – «в третьих» можно не считать.
– Ладно, с вызовом мы разобрались… – Станислав Грацианович перевернул в блокноте убористо исписанную страничку.
«Ой ли?», – усомнился Данилов.
– Теперь хотелось бы узнать детали вашей биографии, Владимир Александрович. – Где вы учились и как давно окончили институт?..
Минут десять Данилов терпеливо рассказывал свою биографию. Хорошо еще, что сейчас не нужно было ничего оспаривать. Кое о чем, например, о работе в лагерной больнице, он умолчал. Напоследок корреспондент спросил о том, нравится ли Данилову в Севастополе. Данилов ответил, что нравится. Станислав Грацианович польщенно ухмыльнулся (впору было подумать, что это он выстроил город) и наконец-то захлопнул свой блокнот.
– Прошу перед публикацией прислать мне статью для ознакомления, – сказал Данилов.
– В этом нет необходимости, – Станислав Грацианович убрал орудия труда в сумку и встал. – Предварительному согласованию подлежат только интервью. Я же буду писать материал от своего лица. Если вас что-то не устроит, можете требовать опровержения. Ваше право.
Данилов подумал о том, что его, скорее всего, не устроит вся статья целиком. Но говорить об этом не стал. Пожал корреспонденту руку, улыбнулся на прощанье и облегченно вздохнул, когда за незваным гостем закрылась дверь.
Дверь, не успев закрыться, снова открылась. В кабинет вошла Катя.
– Что это было? – трагическим шепотом спросила она.
– Ничего особенного, – махнул рукой Данилов. – Потихоньку становлюсь медийной персоной. Или, скорее, комедийной.
Глава двенадцатая Линейная алгебра
– Владимир Александрович, задержитесь, пожалуйста, – сказала Элла Аркадьевна после того, как объявила совещание законченным.
На совещании шла речь о самом наболевшем – о нехватке кадров, поэтому Данилов решил, что директор департамента хочет обрадовать его пополнением персонально, с глазу на глаз. Чтобы другие главврачи не начали ныть: «Почему «скорой», а не нам?». Региональная программа по привлечению медиков в Севастополь из других регионов страны, заметно пробуксовывала. «Все кадры в Москву уехали, – шутила Элла Аркадьевна, – к нам отправить некого». Но директор департамента неожиданно заговорила совсем о другом – о линейном контроле.
– У меня есть сведения о том, что бригада линейного контроля станции работает нерегулярно, – сказала она. – Это правда?
На центральной подстанции имелась одна бригада линейно-контрольной службы, состоявшая из врача и водителя. Одна на весь Севастополь. Штатных врачей-инспекторов на бригаде линейного контроля не было ввиду тотальной нехватки кадров. В качестве них по очереди ездили руководители и старшие врачи подстанций. С учетом того, что у них было много своей работы и еще не на каждой подстанции были старшие врачи, бригада линейного контроля станции работала нерегулярно – неполные сутки, а то могла сутки не работать. Люди не железные, отдыхать тоже когда-то надо.
Данилов так и объяснил Элле Аркадьевне.
– Удивительно, – нахмурилась Элла Аркадьевна, выслушав Данилова. – Мало того, что главный врач станции не обеспокоен отсутствием оперативного контроля за работой бригад, вы еще и оправдание этому нашли. Как можно работать без контроля, Владимир Александрович? Разве вы не понимаете, что при любом чепэ вам первым делом поставят в вину отсутствие контроля?
– Эпизодическое отсутствие линейного контроля, Элла Аркадьевна, а не контроля вообще, – поправил Данилов. – Контроль за работой бригад есть и он постоянный. Бригады контролируются оперативным отделом и диспетчерами станции. Все машины оборудованы джи-пи-эс, диспетчеры видят маршрут на экране. Отклонения и всякие левые поездки исключены. Если машина поедет не туда, куда следует, бригаде сразу же поступает звонок от диспетчера. Время доезда и прочие временные показатели тоже находятся под жестким контролем. Вы в любой момент можете в этом убедиться. Так что об отсутствии контроля говорить не стоит.
– Стоит, – холодно улыбнулась Элла Аркадьевна. – Простите, Владимир Александрович, но меня ваша «линейная алгебра» не убедила. Это все слова, а слова, как известно, к делу не подшить. А вот «дырявый» табель работы бригады линейно-контрольной службы можно подшить к любому делу. В том числе и к уголовному. Вы меня понимаете?
– При желании, Элла Аркадьевна, к делу можно подшить что угодно, – Данилов столь же холодно улыбнулся в ответ.
– На первый раз объявляю вам строгий выговор, – Элла Аркадьевна сделала паузу, давая Данилову возможность осмыслить услышанное. – За неисполнение должностных обязанностей. И чтобы с сегодняшнего дня линейный контроль работал круглосуточно. Я лично буду следить за этим. Не хочется, знаете ли, садиться на одну скамью подсудимых с вами.
– Дайте кадры, – потребовал Данилов, задетый откровенно демагогическим упоминанием о скамье подсудимых. – Если у меня будет четыре опытных скоропомощных врача…
– Кадров у меня нет! – отрезала Элла Аркадьевна. – Изыскивайте резервы!
– О каких резервах может идти речь, если у меня всего двадцать шесть бригад? – возмутился Данилов. – Точнее – двадцать пять, потому что психиатров в расчет можно не брать.
– Сделайте двадцать четыре, – парировала директор департамента. – Но чтобы линейный контроль работал бесперебойно! Головой мне за него отвечаете! То есть – своим креслом.
– Элла Аркадьевна, послушайте мою линейную алгебру, – на слове «мою» Данилов сделал ударение. – Одна врачебная бригада за сутки выполняет в среднем двадцать вызовов. Это как минимум три-четыре спасенные жизни, потому что один вызов из пяти наверняка будет сильно по делу. И вы хотите пожертвовать этими жизнями ради того, чтобы по городу бесперебойно ездил линейный контроль? Ладно еще когда не было навигаторов…
– Не смейте! – Элла Аркадьевна в сердцах стукнула холеным кулачком по столу. – Не смейте обвинять меня в том, чего я не делала! Я ничем не жертвую! Я требую, чтобы на станции скорой помощи был порядок! Или там будет порядок, или там будет новый главный врач!
– Пятый по счету, – Данилов машинально, сам того не желая, озвучил свою мысль.
– Да – пятый! – красивое лицо Эллы Аркадьевны исказила гримаса гнева. – А если надо, то и шестой! И седьмой! До тех пор, пока не найдется кто-то, кто сможет работать! А пока что работаете вы! Так вот идите и работайте!
Продолжать разговор было бессмысленно, поэтому Данилов молча ушел. «Придется «оголить» одну врачебную бригаду, чтобы высвободить трех врачей, – думал он, идя привычным путем через кладбище. – Придется произвести рокировку у фельдшеров, чтобы в одиночку ездили самые опытные. Вот не было же печали! Кто-нибудь из фельдшеров распсихуется и уйдет. И врачи тоже могут распсиховаться, потому что на линейном контроле быстро утрачиваются навыки. Ручкой по бумажке скрипеть, это тебе не интубации с трахеостомиями… Или «уплотнить» заведующих, чтобы не было дыр? А как? Люди и так работают каждый день, бывает, что и дыры на линии собой затыкают. Дался ей этот линейный контроль…».
«А он опасен, – думала Элла Аркадьевна. – Искусный демагог. Как сразу все вывернул: «вы хотите пожертвовать жизнями»! Скажи он такое журналистам, вот уж было бы шуму. А ведь может и сказать. Манипулирование общественным мнением – это тоже часть игры против меня. С линейным контролем он, конечно, хорошо подставился, но этого мало. Его надо снять так, чтобы никто не смог бы вмешаться. Чтобы комар носа не подточил бы. Грубо работать нельзя, не тот типаж. Он сам небось ждет не дождется, чтобы я сделала какую-нибудь глупость. Не дождется! Не на такую напал! Один выговор у Данилова есть, причем такой, что его не оспорить, – и это уже хорошо. Треть дела, можно сказать, сделана. Другая треть будет очень скоро. Хорошо бы еще втянуть его в какой-нибудь скандал. Но так, чтобы ударило только по нему одному, а по не нам обоим…»
«Другой третью дела», иначе говоря – причиной для объявления второго выговора главному врачу станции скорой помощи должен был стать новенький автомобиль «Форд Транзит», который уже почти год пылился в гараже центральной подстанции. Из-за ошибки в документации на него все никак не могли оформить номера в ГИБДД. «Форд» был получен при главвраче номер два, но тому в это время было уже не до новых машин, поскольку карьера его близилась к закату. Главврач номер три написал официальное письмо в департамент с просьбой исправить ошибку. Письмо пуляли из одного отдела в другой и по ходу дела благополучно о нем забыли. Данилов ежемесячно отправлял письма в управление экономики и планирования департамента по поводу простаивающего «Форда» и трижды упоминал о нем на совещаниях в департаменте. Кроме того он регулярно теребил начальника ГУП «Севсантранс», на балансе у которого находился «Форд». В принципе, оформление номеров было секундным делом. Стоило только Элле Аркадьевне позвонить начальнику ГИБДД, и бюрократическая проблема, раздутая из ничего, была бы решена сразу же. Но у Эллы Аркадьевны были на «Форд» свои виды, и ей хотелось, чтобы машина до поры до времени стояла бы без движения. Машины с пробегом, особенно – скоропомощные, сильно теряют в цене. Не дай Бог еще стукнут где-нибудь – ужас. К тому же списание машины, которую не ввели в эксплуатацию, привлекает меньше внимания, чем той, что работает на линии. Стоял-стоял «Форд», да и исчез. Но ради большого дела можно принести небольшие жертвы. Элла Аркадьевна решила, что «Форду» пора обзавестись номерами. После этого Данилову нужно будет полностью оснастить машину и поставить ее на линию. А с оснащением у него неминуемо возникнут проблемы. Все заявки будут «продинамлены» департаментом, но строгий выговор за несвоевременный ввод автомобиля в эксплуатацию получат двое крайних – главный врач станции скорой помощи и директор ГУП «Севсантранс». Спустя две недели после получения регистрационного номера уже можно смело наказывать. Директору «Севсантранса» этот выговор ничем не грозит, потому что снимать его никто не собирается, а у Данилова это будет второй «строгач». Или, если повезет – третий, если за эти две недели представится еще какой-либо повод. Плюс – шум в СМИ. По вине главврача станции скорой помощи задержан ввод в эксплуатации машины, которая ежедневно могла бы спасать несколько человеческих жизней! Нет, лучше не «несколько», а «несколько десятков»! Сильнее впечатление и чистая правда. В среднем бригада выполняет по двадцать вызовов в сутки, а двадцать – это несколько десятков. Элла Аркадьевна видела как наяву газеты с заголовком «Доктор Смерть» во всю первую страницу, а под ним две фотографии – Данилова в кабинете и рядов новых могил на Пятом километре.[13] «Шик-блеск!», как говорил папа Эллы Аркадьевны, когда был особенно доволен своей работой.
Убрать Данилова означало по меньшей мере шестимесячную передышку. Пока в министерстве найдут нового «троянского коня», пока тот войдет в курс дела, пройдет много времени. У Эллы Аркадьевны было одно весьма серьезное, можно сказать что архиважное, преимущество в кадровых битвах. Она старалась как можно быстрее окружить себя своими людьми, верными, надежными и уповающими только на нее. Все умные руководители делают то же самое, разница лишь в темпах. У Эллы Аркадьевны темпы были молниеносными. Вдобавок она расставляла своих людей не только на верхушке, но и на более низких уровнях, вплоть до замов главных врачей. На «скорой» ее человеком был заместитель Данилова по медицинской части Исаев. Можно сказать, что прозвище Штирлиц было дано ему не только за сходство фамилии и инициалов, но и по существу. При таком раскладе увольнение Эллы Аркадьевны означало моментальное обрушение всей системы управления севастопольским здравоохранением. У любого из ее кадров рыльце было в пуху настолько, что нечего было надеяться усидеть в кресле без матушки-благодетельницы. Уйдут все сразу, пока еще можно будет уйти по собственному желанию. И дела оставят в таком виде, что ой-ой-ой. В министерстве это должны понимать, а следовательно, любой «троянский конь» должен сначала сплести свою паутину взамен той, что сплела Элла Аркадьевна.