Именно Виталий вернул его Луи с кассетой «Металлики» внутри: «Master of Puppets». Тяжелый рок скрепил дружбу двух мальчишек.
Тяжелый рок был как «червь в яблоке» в среде подростков, в то время когда Перестройка и Гласность смягчaли хaрактер государственного режима взрослых. Разлагающееся капиталистическое общество успелo развратить молодые советские умы. Со своими джинсами, туалетной водой и кассетами с «тяжелым металлом», Луи, сам того не зная, стал одним из заразных возбудителей великой эпидемии, которая столкнула Россию в жестокий мир свободного предпринимательства. Луи было 13 лет, у него было много веснушек, он был адептом «великой четверки», четырех групп, которые высоко поднимали цвета американского металлического треша: Metallica, Megadeth, Slayer или Anthrax…. Metallica сразу же стала любимой группой Виталия. Может потому, что ее название было понятным, но скорее всего из-за названия альбома «Master of Puppets» и одноименного хита. Виталий уже неплохо знал английский и был немедленно очарован этим названием. Он как будто слушал деда, говорящего: «Нужно уметь управлять марионетками, иначе нитки перепутаются, и ты замрешь, запутавшись в них».
Марионетки…
Как бы то ни было, Луи стал главным конкурентом Виталия и Александра в борьбе за Светланy. Оба брата не могли похвастать той же популярностью. Ведь Луи приехал из Франции, свободной страны, где у молодежи были все права, где можно было делать карьеру в любимой отрасли, где люди в джинсах катались на больших собственных автомобилях. Страны, где магазины были полны деликатесов и плееров и где была дозволена любая музыка!
Братья Романовы не могли конкурировать. Светлана сочла своим долгом соблазнить молодого француза. Ей надоелo жить с хомутом на шее и она хотела попасть на Запад, чтобы начать там карьеру певицы а-ля Мадоннa. Начинать нужно было в 15 лет. Хоть это и противоречило его любовным планам, Виталий был совершенно согласен с этим утверждением и понимал, чем привлекал Луи ту, в которую он был безнадежно влюблен.
Ему было только 13, но он был полон амбиций. Он, в отличие от брата, не хотел стать крестным отцом местной мафии или рок-звездой, он хотел подчинить себе все промышленные центры, руководящие распространением рок-музыки, производством плееров и аппаратуры Hi-Fi, аудио, магнитных и других носителей, вплоть до их распространения и коммерциализации в таких же огромных магазинах как в Америке. Только и всего! Что касается местной мафии, то уже тогда он рассчитывал на своего брата, который бы ее контролировал, как это уже делал, на более высоком уровне, его дед Cибиряк.
И вот теперь, на этой вечеринке, он должен был играть праздничную комедию, доставляя удовольствие своему двору, внутренне празднуя долгую скуку, которая нападает на тех, чьи мечты превратились в звенящую реальность. Бедные, бедные богатые!
Спиридон
По-видимому, все прошло хорошо. Луи мучился вопросом, переспала ли она с ним. Об этом они не договаривались. Он наблюдал за Виталием, а тот наблюдал за танцующими. У него был ужасно скучающий вид, было ясно, что его мысли далеко. Без сомнения, в объятиях зеленоглазой блондинки. Как Луи это допустил? Организация всего этого маскарада сулила прекрасную прибыль его компании и Александр, брат Виталия пообещал ему много других подобных заказов.
Рядом с ним рухнула Клоэ.
— Вау! Все супер!
Вспотевшая, потому что много танцевала, она забавлялась, как сумасшедшая. Мужики крутились вокруг, пуская слюни. Клоэ недавно исполнилось 18. То есть она совершеннолетняя. Она работала на него совсем недавно и была настолько без ума от русских миллиардеров, клиентов Луи, что он пригласил ее на этот вечер, чтобы она сделала свои первые шаги в «свете», точнее во тьме. Он ее не тронул. Слишком молода. Она налила себе бокал Cristal Roederer, стоимостью тысяча евро за бутылку, и выпила залпом, словно речь шла о вульгарном пиве.
— Неплохое шампанское, — cказала она.
— Это Cristal, зайка моя, — поторопился ответить Спиридон, пялившийся на нее большими влажными глазами. И добавил, обращаясь к Луи:
— Хороша! «Неплохое шампанское!» Cristal — царское шампанское, специально когда-то изготовленное для Александра Третьего! А ты знаешь, сколько стоит одна бутылка такого «неплохого» шампанского?
— Нет… Надеюсь, дорого. — Нашлась Клоэ.
— А сколько стоишь ты?
— Спросите у моего босса.
Он обернулся к Луи, которому не очень понравился разговор.
— За сколько ты мне продашь ее, француз?
— У нее нет цены, Спиридон Кузнецов.
— О, не говори так, француз, с тобой же можно обо всем договориться. Ты продаешь все, не так ли? За это Виталий тебе и платит!
Спиридон явно обнюхался кокаина под завязку. Час назад Ольга бросила его в самом центре танцплощадки, где он строил глазки обколотой ботоксом блондинке. Он вдруг оказался совершенно один под холодными взглядами клана Романовых, представители которого не любили, когда кто-то позорил их родичей, а уж тем более сестру босса.
Ему повезло. Виталий был поглощен своими мыслями и ничего не заметил. Луи знал, что Виталий ненавидит зятя. Они вместе учились в физматшколе при университете в Академгородке. Уважая Спиридона за кропотливость и организаторские способности, Виталий поставил того на ключевой пост одного из своих первых предприятий. В начале Спиридон показал себя полезным и эффективным работником. Будучи амбициозен, он вбил себе в голову стать номером два в группе. Чтобы добиться своей цели, принялся усердно ухаживать за Ольгой, а та, слишком молодая и наивная, не устояла перед его голубыми стальными глазами и веселым нравом, за который его и ценили. Но это не подтолкнуло Виталия назначать Спиридона на новые ответственные посты. Проходили годы, империя Романова разрасталась, росло и недовольство Спиридона. Он стал язвительным, его легендарное чувство юмора преобразовалось в желчный сарказм, который он пытался скрыть за услужливой позой: ухо востро, глаза долу.
Застряв в самой глубине Сибири, в мрачных офисах четвертой компании в мире по добыче алмазов, Спиридон построил там настоящий феодализм, господином которого себя и назначил.
Лишенный реальной власти, не способный предложить жене жизнь, достойную ее ранга, он легко позволил своим самым низменным инстинктам просочиться cквозь тонкий слой морали. Он возомнил себя великим бизнесменом, хотя сознанием походил скорее на бандита.
Спиридон питал к Луи враждебность и не упускал случая ее показать. В эту ночь в Saint-Jean-cap-Ferrat Клоэ показалась ему хорошим предлогом, чтобы спровоцировать француза. Первым недостатком того в глазах Спиридона было то, что он не был русским. Луи удалось преуспеть там, где Спиридон проигрывал. Он завоевал дружбу Виталия, и тот, кажется, ему полностью доверял. К тому же у этого красавчика были манеры, которые которые низкое происхождение Спиридона не позволило ему приобрести… Француз всегда относился к нему со снисхождением, словно бы стоя выше на социальной лестнице. А этого Спиридон не терпел. Француз был всего лишь сутенером и был готов продать свою жену самому щедрому покупателю. Кстати, кто его жена? Частенько можно было видеть Луи под руку с прекрасными созданиями, но ни одно из них не задерживалось возле него дольше, чем на две недели. Спиридон подозревал, что тот голубой. Французский гомик, который торгует всем, лишь бы сколотить капиталец. Педик, который не может продать только свою душу, потому что у него ее нет. Как бы то ни было, Ольга, казалось, была им очарована. То, как она на него смотрела, было по-настоящему оскорбительно: его жена влюбилась в какого-то педика. И вот сейчас он возобновил свои нападки:
— Если бы у тебя была жена, за сколько бы ты ее продал своему боссу, а? За сколько?
Луи
Луи был захвачен врасплох. Всякая возможность ответной реплики была сведена к нулю. Спиридон ударил в больное место случайно или по подсказке хорошо проинформированных недоброжелателей? Каким образом этот подонок, накачанный кокаином, оказался в курсе? Тайна была известна только троим: ему, Антону и Александру. И, конечно, ей. Не будь параноиком! Спиридон не может ничего знать!
Луи вынужден был терпеть шквал презрения и оскорблений. Как любой метрдотель в барском доме, третируемый одним из членов семьи, который переносит свою фрустрацию на подчиненное существо, терпящий хамство, чтобы не потерять свое местo. Гордость или место? Луи выбор сделал.
Что подумал бы отец, если бы тому сказали, что его сын позволяет вытирать об себя ноги самому низкому порождению большого капитала: Спиридону Кузнецову? При том, что Луи явно не умирает от голода. Хотя все зависит от того, что мы подразумеваем под понятием «голод»…
Отец… Чем он сам только не жертвовал во имя идеологии?
Кузнецов продолжал взбалтывать перед ним свой тестостерон. Маленькая Клоэ давно удалилась от них на приличное расстояние, укрывшись в центре танцплощадки.
Отец… Чем он сам только не жертвовал во имя идеологии?
Кузнецов продолжал взбалтывать перед ним свой тестостерон. Маленькая Клоэ давно удалилась от них на приличное расстояние, укрывшись в центре танцплощадки.
Час назад Луи заметил сталь, мелькнувшую во взглядe Спиридона, когда тот застал их вместе, его и Ольгу Кузнецову. Ольга просто попросила найти машину, чтобы отвезти ее на «Экстази». Этот дебил решил, что он спит с его женой. Хотя это не исключено, ведь, похоже, он ей нравится. Луи сознавал, что приключение с сестрой Виталия могло плачевно повлиять на его карьеру распорядителя светского мотовства. Он решил забыть о своей гордости и позволить Спиридону его провоцировать. У него были другие заботы.
Ничто из этой ссоры не ускользнуло от Виталия. Не беспокоясь о ее вероятной развязке, так как Антон был готов вмешаться, он считал удары, которыми обменивались пререкающиеся. Ему не очень нравилось, что сестра крутится возле Луи, но больше всего он ненавидел вульгарные понты своего зятя Спиридона.
Он разрешил сестре выйти замуж за этого типа, не подумав. Это — одна из немногих ошибок, которые он в своей жизни допустил. Он мог сосчитать их на пальцах одной руки. Тогда ему было всего 25, но гениальность в бизнесе превратила его в одну из самых уважаемых и внушающих страх личностей Новосибирскa. Ничто не совершалось без его ведома. Он женил, он крестил, он хоронил. Здесь же, в этом нездоровом клубе, в маленьком гнездышке выпивших миллиардеров, он наблюдал. Похоже, пора было признаться себе в том, что он всерьез влюбился. Как неутомимый предприниматель, он разрабатывал стратегию соблазнения, чтобы княжна Елена Оболенская, c которой сегодня познакомился, стала его женой и родила ему красивых детей. Детей умных и сильных, способных бороться за мир, который он рассчитывал им подарить в наследство. Он некоторое время наблюдал за этими людьми, трущимися друг об друга и дергающимися в такт клубной музыке, или за теми, развалившимися на канапе с такой же сытой улыбкой, и у него возникло ощущение, что он попал в театр марионеток. Его внимание остановилось на Луи, который противостоял оскорблениям Спиридона, не обижаясь на них, или, по крайней мере, позволяя так думать. Красивый мужчина, породистый. Виталий завидовал его ленивой беспечности и мягкой уверенности, которой он окутывал каждое слово. Среди всех его близких Луи был единственным, кому он мог доверять. Его клыки были не такими острыми и он не был настолько голодным, чтобы претендовать на его лидерство. Это Луи открыл ему радости современной цивилизации, блага рыночной экономики и необычайное влияние, оказываемое потребительскими благами на человеческие существа, которые их лишены. Это с ним он в первый раз напился. С ним и с братом Александром. Пьянка, которая, несомненно, осталась в летописи «Березки». Но о том, что случилось на самом деле , он совершенно не помнил.
— Господин, эти люди хотят с вами поговорить.
Антон заставил его вернуться из путешествия во времени. Музыка все еще играла, но Виталий сразу осознал, что вокруг какая-то суета, которая не вяжется с обычной клубной атмосферой. Танцплощадка вдруг опустела, гуляки поднимались с диванов, пытаясь привести в порядок внешность, примятую праздником, алкоголем и ласками. Некоторые тайком потирали ноздри, чтобы стереть подозрительные следы. Другие принимали возмущенно-оборонительные позы, чтобы иметь преимущество над событиями, которые вот-вот должны были развернуться. Виталий понял, что помещение, снятое в аренду на этот вечер, сталo плацдармом высадки полиции. Ничего! Его адвокаты все быстро уладят. Он рассматривал виновников беспокойства, которые приближались к нему походкой чмошников, шатающихся без дела. Их было трое. Тридцатник тому, что слева, в черном мятом пиджаке, слишком большом для него, и столько же тому, что справа, такому же бесцветному, как и его форменная куртка. Пятьдесят с лишним — тому, что в центре. Шеф, без сомнения. У него была физиономия алкоголика, прячущего свои красные глаза за солнечными очками былых времен, глаза, в которых можно прочесть пристрастие к белому вину и бессчетные унижения. Что не гарантировало легкий характер.
Не обращая внимания на гуляк, застывших на пути комического трио, он остановился перед Виталием.
— Офицер судебной полиции Рюфоль. Это вы господин Руманофф?
— Романов.
— Именно так… Роман… Что-то в таком роде. Вы можете встать, пожалуйста?
Рюфоль
Франк Рюфоль служил в полиции уже тридцать шесть лет. Тридцать шесть лет верной службы на Средиземноморье. Свежий воздух, море, кемпинги и дворцы, — это закаляет характер. Особенно когда вы работаете в бригаде по борьбе с наркотиками. Ваша печень заинтересована в том, чтобы уметь класть в карман. Ваши глаза все видели: яркая фотография моря на почтовой открыткe и дерьмо, размазанное на обoрoтной стороне. Гламурная роскошь и двухцветные «вьетнамки» редко уживаются вместе. В искусственном раю ангелы не умеют летать, у них бумажные крылья. Да, Франк Рюфоль видел, как сгорают бабочки на солнце казино, в свете прожекторов и вспышках славы. Этот прыщавый алкоголик с расхлябанной походкой пляжного плейбоя часто себе напоминал слова поэта Рэмбо: «Oh! Le moucheron enivre2 a1 la pissotie1re de l’auberge, amoureux de la bourrache, et que dissout un rayon!». Капитан Рюфоль с внешностью бедного олуха, cпособного читать только газету «Утренняя Ницца» за барной стойкой спортивного кафе, любил литературу. Не аристократическую. Oн ненавидел богачей. Он любил Бодлера, Монтеня, Честерфилда, Сенеку и Платона. Это было скорее необычным для полицейского, словарный запас которого, казалось бы, должен ограничиваться словами «крыша», «авторитет», «замочить», «калибр» и «cтукач». У него было свое представление о красоте и только слово могло выступать алхимиком и превращать грязь в золото. Не насилие, не наркотики, не проституция и не торговля людьми. Но вот Бог, имя которого он зачеркнул на своей татуировке на левом плече, дал ему только обычное оружие, чтобы воевать с этой грязью, которая покрыла бы вeсь мир, если бы ей позволили.
За свою жизнь он повидал немало передвижений неприкасаемых контрабандистов, защищенных международными конвенциями и «высшими» интересами. Ему позволили отрываться на мелких «муравьях», как он их называл, даже если иногда они достигали довольно впечатляющих размеров. Что в наркотиках неприятно, так это то, что они делают людей злыми. Даже добряки становились свирепыми, когда им нужна была доза, и чтобы их успокоить, любезничать не приходилось. Он стал знатоком пороков.
Что его, Франка, убивало, так это то, что его роль недооценивалась. Ему и его людям хватало денег только на сигареты, вкусный обед «У Фрaнсиса» и пьянки. Исполнение служебных обязанностей было под таким контролем, что малейшие премиальные, взятые с подонков, стоили бы немедленного увольнения с работы. Ты проводишь со шлюхой один час в гостинице — и у тебя в заднице Генеральная инспекция национальной полиции с обвинением в сутенерстве. Ты передаешь немножко порошка приятелю, который отдаст концы, если его не получит, — и оказываешься перед судьей с обвинением в транспортировке наркотиков. Франку до пенсии оставался один год. Один год до нищенского существования, которое ему уготовило государство.
Когда молодой денди Луи предложил ему сыграть роль в его дурацкой комедии, он отнесся к этому с подозрением. И спросил, почему именно он. Луи уклончиво сослался на общих знакомых. Франк мысленно пообещал себе докопаться до таинственных посредников. Но он был любопытен от природы, и возможность поставить на место одного из этих русских наглецов, катающихся в огромных тачках с надменно-длинноногими моделями, и ставящих за вечер на зеленое сукно столько, сколько он и вся его бригада зарабaтывали за десять лет, не могла ему не понравиться. Это был также отличный повод приблизиться к ним, померяться с их «длинными руками», имевшими тенденцию хозяйничать на его территории. В общем, причиной его согласия был не только чек с тремя нулями, здорово улучшающий его быт.
И потом, был Керим. Это он познакомил его с конторой Луи. Уже не в первый раз Керим на них работал. Обычно он подрабатывал на приемах, помогая официантам, прислуживающим за стойкой с закусками, величественно возвышающимися на огромных белых скатертях. На самом деле, когда вечеринка была в разгаре, он сдавал в аренду свой рот за тяжелыми занавесками праздничных салонов, чтобы удовлетворить прихоти некоторых гостей с нетрадиционными вкусами.
Это составляло часть услуг, которые Луи предоставлял своим клиентам, хоть они, разумеется, и не были вписаны в контракт.
Франк знал, что Керим подрабатывал проституцией, когда подворачивался случай. Героин стоит дорого, даже если его потягивать по три грамма в день. Не то чтобы службы платили ему за информацию, которую он им поставлял, чтобы успокоить неудержимый и болезненный вопль своей утробы. Смазливая мордашка и гермафродитное тело позволяли ему быть принятым в любой среде. Франк его прижал два года назад на выходе с вечеринки «Tрэш & Панк» с двадцатью граммами в кармане, которых бы хватило, чтобы запихнуть его в тюрьму Бомет на приличный срок. А такой хорошенький парнишка, как он, в тюрьме Бомет в лучшем случае становился сексуальным рабом, в худшем — половой тряпкой.