– Ты нездоров? Простыл?
– Наверно, продуло на лодке.
– Хочешь, тебя посмотрит мой врач?
– А, этот англичанин, что ли?
– Он толковый малый.
Доктор Ричард явился со своим саквояжем и пронзил Лидиниллу своим холодным взглядом. «Мне б такого в команду», – усмехнулся террорист. По просьбе доктора он разделся до пояса, руки к приложил к бедрам, а плечи подал чуть вперед.
– Вы что, мне флюорографию решили сделать? А где ваш рентгеновский аппарат?.. Почему вы молчите, доктор Хаус? До вас не доходит мой юмор?
– У вас есть чувство юмора? Да неужели? – рискованно усмехнулся Ричард. Он угадывал в этом здоровом теле здоровые почки и печень, которые можно было пустить с молотка и неплохо заработать на этом. А можно было просто заспиртовать и выставить их в Музее терроризма. – Дышите... Не дышите...
На теле Лидиниллы был несколько шрамов, в том числе полученных им в детстве и юности. Одни напоминали о себе еле заметными белесыми следами, другие – неумелой работой хирурга: слишком широко, даже размашисто и неаккуратно зашил он эту рану на плече, заметил Ричард.
Он уже заканчивал осмотр террориста. От очередного прикосновения стетоскопа тот поежился. И был готов сам прервать этот бестолковый, на его взгляд, осмотр. Он и без этого неверного может поставить себе диагноз: простуда.
– Такой шрам я видел совсем недавно, – неожиданно заявил Ричард, обращаясь к Лидинилле так, как ему вздумается. И прикоснулся тем же стетоскопом к шраму на его груди. – Да, – продолжил он, не дождавшись реакции пациента, – могу с уверенностью сказать, что эта рана на груди зажила без вмешательства хирурга. Не меньше десяти дней вы провели без движения. Во всяком случае, придерживались постельного режима.
«Постельный» режим тяжелораненый Лидинилла соблюдал в каменном мешке, в подвале дома, по которому американские самолеты нанесли сокрушительный ракетный удар. Зачистка разрушенного квартала носила поверхностный характер; солдатам не верилось, что под обломками остался кто-то живой. Лидинилла и два его товарища выбрались на поверхность только через семнадцать дней.
– Да, – подтвердил он, надевая тенниску, – за мной был уход.
– А за ним – нет.
– О ком вы говорите, доктор?
– Я говорю о Сантосе. За ним не было ухода, тем не менее раны на его теле зажили, как на собаке. Это несмотря на то, что он сначала приплыл на необитаемый остров, а потом в одиночку выживал на нем. Морская вода, песок, солнце, ветер как будто не коснулись его ран.
– Ты в чем-то подозреваешь его? – спросил Муслим, обменявшись с Лидиниллой взглядом. – Считаешь, на Острове за ним был уход? – переспросил он.
– Или на Остров он попал с уже затянувшимися ранами, – добавил Ричард и улыбнулся.
Наконец-то он смог точно сформулировать, а главное – поделиться своими подозрениями. Ричард мог честно признаться, что душевная тревога порой не давала ему заснуть. Он не любил таких людей, как Сантос, – выскочек, которым сразу же, с первой минуты, почет и уважение.
– У вас катаральное воспаление, – наконец-то поставил доктор диагноз Лидинилле. – Не пейте холодную воду, избегайте сквозняков. – Он оставил на столе лекарства и оставил хозяина и его гостя одних.
– Расскажи-ка мне об этом Сантосе поподробнее, – попросил Лидинилла.
– Пожалуй, у меня есть пара вопросов к нему, – сказал Муслим, прежде чем исполнить просьбу товарища, – но ответить он на них сможет только по возвращении. Хотя...
– Что?
Пожалуй, только один человек на Острове мог прояснить ситуацию, которую лично Муслим запутанной не считал.
* * *– Уходим без трофеев, – искренне вздохнул Парша.
В это время свет от огней баркаса упал на стену контейнера, примыкающего к надстройке; двери его были блокированы впередистоящей железной ловушкой, куда пираты перетащили тела спецназовцев, Винни Подкидыша и Бруно Масуччи.
На поверку дверь в нем оказалась одна и замещала собой боковую поверхность, поднимаясь кверху. «Естественно, – пронеслось в голове Говорова, – потому что в сторону ей не дал бы открыться борт судна, точнее, его часть – колодец. Но разве контейнер рассчитан на специфику такого судна, как «Волнолом»? Или он – неотъемлемая часть его, этакая съемно-грузовая надстройка для сборных грузов? Что там внутри, еще одна спецгруппа?» – усмехнулся Говоров.
Он буквально сыграл в русскую рулетку, когда, прицелившись, выстрелил в дужку навесного замка.
– Парша, помоги.
Вдвоем они подняли дверь, которая так же, как и окно в рубке, была снабжена трещоточным фиксатором.
Немец и Рыжик на подстраховке опустили оружие и только что не раскрыли рты от удивления.
– Я должен был об этом догадаться, – обронил Сергей. И продолжил в полушутливом тоне: – Господа, разрешите представить: каркасная надувная скоростная лодка типа RIB. Если не ошибаюсь, она может развить максимальную скорость сорок узлов, это около семидесяти пяти километров в час. Она настигла бы нас в два счета, заподозри мы неладное. Это наш трофей.
– Значит, все-таки эти парни гонялись конкретно за нами? – спросил Немец.
– Ты был прав, когда спросил, нет ли у них более определенной цели. Они пришли за мной. Там, в контейнере, люди Карло Гальяно.
– Ну, хватит трепаться, – поторопил товарищей Адам, – на берегу наговоритесь досыта!
Он убрал баркас. Говоров с одной стороны, Парша с другой – спустили через колодец секционные направляющие. Когда нижняя часть их коснулась воды, Сергей засомневался: не опрокинется ли лодка на таком крутом склоне? Ведь на воду она должна спускаться бортом вперед.
Не перевернулась. Даже не зачерпнула воды. Из бензобаков, заправленных до самой горловины, не вылилось ни капли бензина.
Парша приготовился спрыгнуть в лодку, Говоров остановил его.
– Вставай за штурвал баркаса. Адам, садись в лодку.
Парша мгновенно забыл про свои раны.
– Ходовые огни не включай, – давал он Парше последние инструкции. – «Зажжешься» за пару миль до Острова. Машину не насилуй, иди двадцать—двадцать пять узлов, чтобы гарантированно избежать поломок. Увидимся на берегу.
* * *...Пожалуй, только один человек на Острове мог прояснить ситуацию...
Согласно классике, Муслим был заинтригован, но не взволнован. Он отдал должное доктору Ричарду, который выдвинул интересную версию: Сантос попал на Остров, залечив раны. Но если это так, где он мог их залечить? И почему умолчал об этом?
Муслим хмурился все больше. Только теперь, когда у него появился повод к подозрению – то легкое беспокойство, рожденное появлением Марии Романо и последующей встречей с Сантосом, – в его душу вкралось сомнение. В том свидании ему почудилась опытная рука режиссера. Он не сомневался в «подлинности» гостей, но их поведение заставило Муслима крепко задуматься.
Он вызвал Француза и отдал ему распоряжение:
– Как только «Феникс» войдет в бухту, перекрой выход. И так, чтобы ни одна лодка, ни один пловец не выбрался из нее.
– Я понял. – Француз валился с ног от усталости. Он «смотался в два конца», затратив на скоростное путешествие до материка и обратно шестнадцать часов, отстоял четыре вахты и глаз не сомкнул.
– Погоди, это еще не все. Встретишь Сантоса и скажешь ему, чтобы срочно явился ко мне.
– Да, сделаю, как ты сказал, – заверил его Француз.
Он задержался на пороге, но Муслим, занятый своими мыслями и переживаниями, не заметил этого. Он отдавал очередной приказ своему телохранителю.
– Вот что, Омар, приведи ко мне Марию, подругу Сантоса.
– Да, я понял, о ком ты говоришь.
– Здорово. Пусть поторопится. Для скорости скажи ей, что Сантос попал в неприятности, или сам придумай что-нибудь. Бежать ей некуда, разве что на край... Острова, – усмехнулся Муслим. – Если она попытается убежать, свяжи, скрути ее и в таком виде доставь ко мне.
На лице Француза тоже мелькнула усмешка. Он покинул простенькое убежище и поспешил выполнить приказание Муслима. Сел за руль джипа и, прежде чем тронуть его с места, подумал: «А было бы неплохо посмотреть на арест Марии, на ее побег на край Острова». Но он поборол в себе искушение.
Как и Муслим недавно, Француз поставил машину так, чтобы фары светили на корабль, и смотрел, как по этой светящейся дорожке к берегу мчится лодка.
* * *Омар постучал в дверь эллинга. Мария спала и открыла только через минуту, надев халат и бросив взгляд в зеркало.
– Да, что случилось? – спросила она, как будто разговаривала по телефону. – Что-то с Сантосом?
– Муслим получил сообщение по радио. На связи был «Феникс». Это все, что я знаю. Хозяин тотчас послал за тобой.
– Я мигом, только оденусь.
Омар закрыл дверцу машины, когда Мария села на переднее сиденье. Она хотела было еще что-то спросить, но отказалась от этой затеи: Омар, даже если что-то и знает, все равно промолчит.
Даже если что-то и знает...
Эта мысль испугала Марию. Возможно, с Сантосом ничего не произошло, но может произойти. С Сантосом. «Как же, черт тебя дери, тебя зовут по-настоящему?» Он был новым мужчиной в ее жизни, и Марии хотелось, чтобы звали его по-другому. Хватит, она досыта наелась одним Сантосом, который чуть не убил ее.
А может, его разоблачили? Это означало, что изобличат и ее, в первую очередь – во лжи. Потом повесят обвинение в пособничестве. А это – конец.
«На чем же ты погорел? И почему сегодня? Ведь каждый день так дорог!..»
Дверца ловушки захлопнулась. Для Марии даже новость о смерти Сантоса не стала бы спасением. Он унесет с собой в могилу эту тайну, а Мария останется один на один с Островом, дышащим пороками. Никто не вступится за нее. А Муслим... Он запросто может сыграть с ней злую шутку. Когда его люди доставят Марию на материк, ее там будет встречать Винни Подкидыш. И перед ее мысленным взором возникла кровавая картина под названием «Зафиксированная женщина». К ее горлу подкатил тошнотворный ком. Как тогда, на главном острове архипелага, когда настоящий Сантос флиртовал с Сильвией Бонне, точно зная, что через несколько минут убьет ее. И сама Мария, скрывавшаяся в это время в доме, была для него мертва.
Мертвый груз...
– Эй! Мы приехали.
Мария с оторопью уставилась на Омара, уже открывшего дверцу машины с ее стороны.
Он проводил ее в гостиную и оставил там наедине с незнакомым человеком (Муслима она заметила секундами позже). Лидинилла был одет в тенниску и джинсы. Марии показалось странным, что этот человек был в шлепанцах на босу ногу, тогда как хозяин дома был при «полном параде».
Мария так или иначе не избежала разговора о личности Муслима. Сантос отвечал ей с неохотой и всегда начинал с «выдержек» из его личной переписки с Муслимом. Мария кивала: «Давай, давай, вешай мне лапшу на уши». По словам Сантоса, Муслим поддерживал тесные отношения только с человеком по имени Лидинилла; их роднило то, что образование они получили в России. Их отношения тесны настолько, насколько позволяют расстояние и беспокойная натура главы «Аль-Фаркадана», мозги которого постоянно заняты мыслями о терактах. По виду Муслима нельзя было сказать, что он терпит этого босого человека или позволяет ему вольность – в одежде, инициативе даже. Не тот ли это Лидинилла, о котором говорил Сантос?..
Лидинилла задал вопрос Муслиму, но смотрел прямо в глаза Марии:
– Тебе по-прежнему дорог этот Сантос? Он чего-то стоит, этот предводитель галерных рабов? Пожалуйста, Муслим, будь откровенен со мной.
Муслим споткнулся буквально на ровном месте. Именно в таком ключе он ни разу не задумывался об отношениях между ним и Сантосом. А ведь со времени знакомства с ним прошло полгода. И вот Муслим, особо не заглядывая внутрь себя, вдруг пришел к выводу, что, вживую разговаривая с Сантосом, на самом деле жил и разговаривал прошлым, теми по-настоящему удивительными мгновениями их заочного знакомства. Тогда он соприкоснулся с личностью, фигурой закрытой, о которой знал понаслышке, – и вот они обмениваются сообщениями. Муслиму выпал шанс помочь человеку, с которым у него было не так много общего, но к дружбе с которым он стремился с первой минуты заочного знакомства, еще когда Фарид Маврикиец рассказывал ему о нем.
Сейчас он мог честно, как того и просил Лидинилла, ответить, что остыл к товарищу, но не замечал этого. Что, в конце концов, принял его дружбу... потому что сомневался, возможна ли она между таким человеком, как он, и таким, как Сантос, – как если бы боялся его, что соответствовало догме шейха Салиха.
В вопросе Лидиниллы он услышал упрек: «Верующие не должны брать неверных своими друзьями... вместо верующих». Эта фраза была разделена сомнением самого Лидиниллы в преданности Муслима. Еще и потому, что сам он был крайне усердным и преданным.
Муслим, глядя на Марию, покачал головой: «Нет». Она-то уж точно для него никогда не была своей. Он мог честно признаться, что ни разу в мыслях не возжелал эту красивую еще, стройную сорокалетнюю женщину.
Муслим ответил вслух – для Лидиниллы:
– Нет, брат. Мне безразлично, кто погоняет моих галерных рабов.
Мария неимоверным усилием воли осталась на ногах. Однако ее бледность, ее жест рукой, как будто она искала опору, не укрылись от Лидиниллы. Он принес стул и поставил его посередине комнаты, закрыл окно...
Мария села. Лидинилла подступил к ней вплотную. Ему сейчас было плевать, где Сантос залечил свои раны – на том островке, где его обнаружили пираты, или на материке. Верх взяла обида за своего друга, поддержку которого он чувствовал всегда и везде, в какой бы стране ни находился, какую бы грязную работу ни делал. Очень жаль, что глаза на истину ему открыл какой-то докторишка-уголовник. Лидинилла раскусил бы этого Черного Посыльного в два счета. Раскусил? Пожалуй, что так. Потому что он прикрывался дружбой с Муслимом, потому что его настоящая и главная цель – безопасность и приют. Он не отступился от своего кровавого промысла и убивал уже от имени Муслима: моряков, яхтсменов, всех тех, кто пересекал курс его корабля.
Из своего горячего мысленного монолога Лидинилла озвучил лишь малую часть:
– Жаль... – И покачал головой. – Жалко, что какой-то убогий докторишка открыл нам глаза на правду. А она-то заключалась всего-то в двух словах: «Где Сантос залечил свои раны?» Может, ты ответишь на этот вопрос?
– Я... не понимаю... о чем вы говорите, – в три приема выговорила Мария.
– Хорошо, я повторю еще раз: где Сантос залечил свои раны? Отвечай, сука!
Лидинилла наотмашь ударил Марию по лицу, и она упала на пол вместе со стулом.
Муслим равнодушно смотрел, как его друг избивает ногами женщину. Пожалуй, это самое легкое, что он мог сделать для нее. Самое страшное ее поджидало впереди.
* * *Москва
– Сукин сын! Сукин ты сын! – возбужденно бросал под нос Артур Осипян, набирая номер телефона Миронова.
– Да? – вяловато ответил тот.
– Здравствуй, Алексей Григорьевич! В операции «Феникс» наметился прорыв.
– Говоров вышел на связь? – оживился глава комитета по безопасности.
– Верно. Он сообщил, что Лидинилла на Острове. Капитан «Неистребимого» получил приказ подойти к архипелагу, не вторгаясь пока в территориальные воды Йемена.
Адмирал не стал огорчать Миронова той частью сообщения, полученного от Возничего, где последний упомянул о необходимости подтверждения информации о визите Лидиниллы: слишком долго объяснять.
Впереди пять, шесть, а может, десять напряженных дней и бессонных ночей. Впору скрестить пальцы и скрепить их скотчем. За этот короткий сеанс связи Говорова с Возничим адмирал простил Сергею его долгое, затянувшееся на полгода молчание.
Он не мог не думать о совместной операции, и в этой связи часто сокрушался: «Ах если бы мы сохранили военные базы в Азии... Тогда согласно президентской директиве – наносить удары по террористам в любой части мира – в этом отдельном случае террориста разметали бы на мелкие фрагменты».
Тот листок бумаги с подчеркнутыми в нем строками хранился у адмирала в ящике стола и был для Осипяна, во всяком случае, исходником.
«Реально – зафиксировать встречу Муслима и Лидиниллы. В данном случае, прибытие Лидиниллы на Остров и отбытие с Острова имеют одинаковую ценность».
В информационном плане – да. В практическом, применимо именно для российских вооруженных сил, лишившихся баз по всему миру, – нет. Ценной являлась конкретная, годящаяся для точечного удара с вертолета «Неистребимого»: время и курс катера.
Реально было использовать авиацию США. Американских баз в Азии – что грибов в лесу. Но на согласование уйдет много времени. Американские военные осторожны в таких вопросах и сами захотят проверить информацию о местонахождении террориста, даже ознакомившись с деталями операции. «Вот если бы Остров был японским...» – пошутил по-черному адмирал.
Глава 8 Марафонец
Адам не стал заходить в саму бухту, чтобы шум мотора не привлек внимания вахтенных на базе и охранников Муслима на берегу. Примерно за триста метров до причала, усыпанного лодками местных жителей, он сбросил скорость и, ориентируясь в этом лимане, как на борту баркаса, уверенно подвел лодку к широкой трещине в скале. Эта природная ниша имела ряд уступов – широких и совсем узких, но они позволяли без труда подняться наверх.
– Хорошая лодка, – Адам похлопал по ее резиновому борту. Стрелка электронного лага на протяжении всего пути держалась на отметке сорок миль в час. – Хорошая, но прожорливая.
Говорову пришлось работать в сложных условиях: он не мог возвратиться на Остров, но был обязан довериться Адаму.