– Это конфиденциально. Мне кажется, он рассчитывает, что я болтать об этом не буду, понимаешь?
Я мог бы отметить, насколько смешно думать, что Тайни не проболтается, но молчу. Он приклеивает плакат и шагает дальше по коридору. Я за ним.
– Ну, я рад, что ты классно провел вечер. А я тем временем огорошился новостью насчет бывшего парня Джейн, этого ватерполиста…
– Ну, во-первых, – перебивает меня Тайни, – какая тебе разница? Тебя-то Джейн не интересует. А во-вторых, я бы не называл его парнем. Он мужчина. Он безупречен, как тщательно продуманная скульптура, огромный такой и мускулистый бывший мужчина.
– Неутешительно.
– Я просто хотел сказать, что он не в моем вкусе, но на вид – истинное чудо. А глаза! Словно сапфиры, способные осветить даже самые темные уголки твоего сердца. Но я в любом случае даже не знал, что они встречались. И вообще впервые о нем слышу. Точнее, я просто думал, что этот секс-символ решил за ней приударить. Джейн со мной о парнях почему-то не разговаривает. Не знаю, мне же можно такое доверять. – В его голосе звучат нотки сарказма, хотя и едва уловимые, и я смеюсь. А Тайни продолжает, заглушая мой смех: – Поразительно бывает, чего о людях не знаешь, а? Я об этом все выходные думал, пока с Уиллом разговаривал. Вот он запал на Айзека, который оказался вымышленным. И кажется, что такое возможно только в Интернете, но на самом-то деле и в настоящей жизни подобного полно.
– Айзек-то не совсем вымышленный. Он просто девчонкой оказался. В смысле, Айзек – это Маура.
– Нет, – простодушно отвечает Тайни. Я прижимаю последний постер к двери мужского туалета, а он приклеивает. На плакате написано: ТЫ ВЕЛИКОЛЕПЕН? ТОГДА ЖДЕМ ТЕБЯ СЕГОДНЯ В АКТОВОМ ЗАЛЕ НА 9-м УРОКЕ. Потом мы идем к кабинету математики, где уже начали собираться остальные.
Эта тема с переименовыванием Мауры в Айзека напоминает мне одну вещь.
– Тайни, – говорю я.
– Грейсон, – отзывается он.
– Ты не мог бы поменять имя у одного персонажа твоего мюзикла? Друга своего?
– Гила Рейсона?
Я киваю.
Вскинув руки, Тайни объявляет:
– Не могу я переименовать Гила Рейсона! Это имя тематически жизненно важно для всей постановки.
– Слушай, я сейчас бредятину выслушивать не готов.
– А я не брежу. Его просто непременно должны звать именно Рейсоном. Вот попробуй медленно произнести. Рей-син. Рейс-ин. Двойной смысл – с Иллом Рейсоном происходит трансформация. Он должен впустить в себя солнечные лучи – которые исходят от песен Тайни, – чтобы воистину стать самим собой, превратиться из винограда в пропитанный солнцем изюм[15]. Неужели ты не видишь?
– Да брось, Тайни. Даже если это правда, зачем ему быть Иллом?
Это заставляет его ненадолго смолкнуть.
– Гм, – наконец произносит Тайни, выгибая брови, – просто мне всегда казалось, что так надо. Но, пожалуй, можно и поменять. Я обдумаю, о’кей?
– Спасибо.
– Не за что. А теперь прекращай нудить.
– Что?
Мы подходим к шкафчикам, и Тайни продолжает на полной громкости, хотя его слышат остальные.
– Уа-уа, я не нравлюсь Джейн, хотя она сама мне не нравится. Уа-уа, Тайни назвал в честь меня персонажа пьесы. Если ты не в курсе, на свете есть люди с настоящими проблемами. Ты пошире смотри на вещи.
– Чувак, ты мне это говоришь? Тайни, боже ж мой. Я просто хотел бы знать, что у нее есть парень.
Он закрывает глаза и делает глубокий вдох, словно это я его вывел из себя.
– Я уже сказал, что даже не знал о его существовании, ясно? Но я в какой-то момент видел, как они разговаривают, и по одной его позе было видно, что он влюблен. Когда он ушел, мне пришлось подойти к ней и спросить, кто это такой, а Джейн такая: «Мой бывший», а я: «Бывший? Хватай его обратно сейчас же!»
Я вижу широкую щеку Тайни, стоящего ко мне боком. Он смотрит в свой шкафчик. Ему как будто бы скучно, но потом брови снова взмывают вверх, и я успеваю подумать, что до него дошло, как он только что меня выбесил, но он сует руку в карман и достает телефон.
– Как ты так можешь, – говорю я.
– Извини, я знаю, что мне не следует читать эсэмэски, пока мы разговариваем, но я сейчас так возбужден.
– Тайни, я не об эсэмэсках. А о том, как ты мог советовать Джейн возобновить с ним отношения.
– Грейсон, да мне больше ничего не оставалось, – отвечает Тайни, глядя в телефон. Теперь он еще и отвечает другому Уиллу во время разговора со мной. – Он просто восхитителен, а ты сказал, что тебе она не нравится. А теперь что, понравилась? Как по-пацански – заинтересовался, когда она интерес утратила.
Хочется дать ему в почку, потому что он совершенно не прав и прав одновременно. Но больно от удара будет только мне. Я – лишь незначительный персонаж в истории Тайни Купера, и я ни черта не могу с этим поделать, лишь терпеть то, как меня пинают, до тех пор, пока школа не кончится, после чего, наконец смогу сойти с его орбиты и перестать быть луной этой толстой планеты.
И тут я понимаю, что могу сделать. У меня есть оружие. Мое Правило номер 2: помалкивай. Я ухожу в сторону кабинета.
– Грейсон, – говорит Тайни.
Я не отвечаю.
Я ничего не говорю и перед математикой, когда Тайни чудом втискивается за свою парту. А потом молчу, и когда он объявляет, что сейчас даже не его любимый Уилл Грейсон. И когда он сообщает, что за последние двадцать четыре часа отправил другому Уиллу Грейсону сорок пять эсэмэсок, и спрашивает, не кажется ли мне, что это слишком много. Я ничего не говорю, когда он сует мне под нос свой телефон и показывает какое-то сообщение от Уилла Грейсона, которое мне полагается счесть очаровательным. Я даже молчу, когда он требует ответа, какого хрена я молчу. И молчу, когда он говорит:
– Грейсон, ты мне просто на нервы действовал, и я сказал это все лишь для того, чтобы тебя заткнуть. Но я не хотел тебя заткнуть настолько. – Я молчу, и когда он добавляет: – Эй, хватит, поговори со мной. – И ничего не отвечаю, когда Тайни шепчет, хотя все равно достаточно громко, чтобы и окружающим было слышно: – Грейсон, извини меня, серьезно. Извини, а?
А потом на мое счастье начинается урок.
Через пятьдесят минут звенит звонок, и Тайни выходит вслед за мной в коридор, как распухшая тень, со словами:
– Эй, ну серьезно, это же просто смешно.
И мне не то чтобы хочется продолжать его мучить. Я просто наслаждаюсь тем, что мне самому больше не приходится слушать свой жалкий ноющий голос.
За обедом я сажусь один в конце длинного стола, за которым расположилось также несколько пацанов из моей бывшей Компании друзей.
– Ну, как дела, педик? – обращается ко мне Элтон.
– Неплохо, – отвечаю я.
– На вечеринку к Клинту идешь? Будет мега, – продолжает другой, Коул, а я думаю, что «друзья» ко мне неплохо относятся, хотя один из них только что и обозвал меня педиком. Видимо, когда Тайни Купер – твой лучший-и-единственный друг, к непростому общению с остальными парнями ты оказываешься не готов.
– Ага, постараюсь заскочить, – киваю я, хотя даже не знаю, когда эта вечеринка.
– Слушай, а ты идешь на прослушивание на эту голубожопую пьесу Тайни? – спрашивает бритоголовый Итэн.
– Ни за что.
– А я, наверное, пойду, – говорит он же, а я даже не сразу понимаю, шутит Итэн или нет. «Друзья» тут же начинают ржать и галдеть, выдают оскорбления наперебой, но Итэн всех остальных засмеивает. – Девчонкам нравятся чувствительные мужики. – Он поворачивается и кричит в сторону другого столика, где сидит его девушка Анита: – Детка, правда же я сексуально пою?
– Это точно, – отвечает она.
Итэн окидывает нас довольным взглядом. Но пацаны его все равно подкалывают. Я по большей части молчу, но к тому времени, когда мой сэндвич с ветчиной и сыром подходит к концу, я уже смеюсь их шуткам в подходящее время, так что, наверное, можно сказать, что я обедаю с Компанией друзей.
Когда я уже ставлю поднос на конвейерную ленту, меня находит Тайни, а с ним Джейн – они идут в мою сторону. Поначалу все молчат. На Джейн толстовка защитного цвета, капюшон надет. Джейн почти непозволительно очаровательна, словно надела его специально мне в упрек.
– Грейсон, записка просто оборжаться. А Тайни мне сказал, что ты принял обет молчания.
Я киваю.
– Почему? – интересуется она.
– Сегодня я только с очаровательными девушками разговариваю, – с улыбкой отвечаю я. Тайни прав: когда знаешь о существовании ватерполистов, заигрывать легче.
Джейн улыбается:
– А мне кажется, что Тайни – вполне себе очаровательная девушка.
– Но почему? – с мольбой выдыхает Тайни, когда я ухожу. У нас тут лабиринт совершенно одинаковых коридоров, которые различаются только нарисованными на стенах Уайлдкитами, которых я в свое время до жути боялся. Боже, вот бы вернуться в те времена, когда страшнее коридора ничего не было. – Грейсон, прошу тебя. Ты меня УБИВАЕШЬ.
Я отметил, что впервые на моей памяти Тайни с Джейн идут за мной.
Тайни решает, что теперь тоже примется меня игнорировать, и говорит Джейн, что надеется когда-нибудь насобирать столько эсэмэсок от Уилла Грейсона, что можно будет издать книгу, потому что эсэмэски же все равно что стихи.
– Сравнить ли мне вас с летним днем, ведь вы жгучи, как август, – говорю я не сдержавшись.
– Он разговаривает! – восклицает Тайни и обхватывает меня руками. – Я знал, что ты отойдешь! Я рад настолько, что переименую Илла Рейсона! Теперь он прославится как Фил Рейсон! Фил Рейсон, которого должны наполнить лучи солнца Тайни, чтобы он мог стать самим собой. Идеально. – Я киваю. Все равно все будут думать, что это я, но он… ну, хотя бы делает вид, что старается ради меня. – О, эсэмэска! – Тайни вытаскивает из кармана телефон, читает, шумно вздыхает и начинает своими мясистыми пальцами набирать ответ.
– И я выбираю, кто будет его играть, – говорю я тем временем.
Тайни кивает, не слушая.
– Тайни, – повторяю я, – я выбираю, кто будет его играть.
Он поднимает глаза.
– Что? Нет, нет, нет. Я режиссер. Я автор, продюсер, режиссер, помощник дизайнера по костюмам, и я отвечаю за кастинг.
– Тайни, ты кивнул, я видела, – замечает Джейн. – Ты уже согласился. – Он фыркает, между тем мы все втроем оказываемся у моего шкафчика, и Джейн оттаскивает меня за локоть от Тайни и тихо произносит: – Нельзя же так говорить.
– Говорю – плохо, молчу – плохо, – с улыбкой отвечаю я.
– Просто. Грейсон, просто… нельзя такое говорить.
– Какое?
– Про очаровательных девушек.
– Почему?
– Потому что я еще не закончила исследования в области водного поло и прозрений. – Она старается улыбнуться, но выходит натянуто.
– Пойдешь со мной на пробы «Танцора Тайни»? – спрашиваю я. Сам Тайни все еще пишет.
– Грейсон, я не могу… в том смысле, что я типа занята, понятно?
– Я же не на свидание приглашаю. А на внеурочное школьное мероприятие. Сядем в дальнем уголке и поржем над пацанами, которые будут пробоваться на роль меня.
Я текст мюзикла с лета не перечитывал, но насколько помню, там где-то девять основных ролей: Тайни, его мама (она в какой-то момент поет с ним дуэтом), Фил Рейсон, Калеб и Бэрри, на которых положил глаз Тайни, и вымышленная гетеросексуальная пара, благодаря которой Тайни удается поверить в себя, что-то типа того. И хор. В общем и целом ему понадобится тридцать человек. По моим прикидкам, на прослушивание придет около двенадцати.
Но когда я прихожу в актовый зал после своей химии, вокруг сцены и на пяти первых рядах уже сидят человек пятьдесят, и все они ждут начала прослушивания. Гэри бегает, раздавая всем булавки и клочки бумаги, на которых от руки написаны цифры, – и кандидаты прикалывают их себе на грудь. И поскольку они все в душе актеры, они разговаривают. Все. Одновременно. Им не важно, слышат ли их, главное говорить.
Я усаживаюсь в заднем ряду на втором месте от прохода, оставив первое кресло для Джейн. Она приходит сразу вслед за мной, садится рядом, быстро оценивает ситуацию и говорит:
– И где-то среди них, Грейсон, есть человек, которому предстоит заглянуть тебе в душу, чтобы как следует тебя воплотить.
Ответить мне не дает проплывшая над нами тень Тайни. Он опускается рядом с нами на колени и вручает нам обоим по доске-планшету с зажимом.
– Напишите по паре слов о каждом, кого вы будете рассматривать на роль Фила, – просит он. И добавляет: – Я, кстати, подумываю ввести еще небольшую роль для персонажа по имени Джейни.
А потом встает и уверенной походкой удаляется.
– Народ! – кричит Тайни. – Народ, рассаживаемся. – Все поспешно занимают места на первых рядах, а он взлетает на сцену. – Времени у нас немного, – продолжает он каким-то странным голосом. Тайни, наверное, воображает, что так разговаривают в театре. – Во-первых, мне надо понять, умеете ли вы петь. Каждый поет по минуте, если вызовут второй раз, тогда будете читать текст. Песню можно выбрать любую. Но знайте: Тайни. Купер. Ненавидит. «Где-то. Над. Радугой»[16].
Театрально спрыгнув со сцены, он выкрикивает:
– Номер первый, влюби меня в себя!
Номер 1, серенькая, как мышка, Мари Ф., как она представляется, поднимается на сцену по боковой лестнице и сутулится над микрофоном. Она смотрит из-под челки в дальний конец зала, где большими печатными фиолетовыми буквами написано: УАЙЛДКИТЫ ЛУЧШИЕ. И опровергает это утверждение, поразительно неудачно спев балладу Келли Кларксон.
– Боже, – шепчет Джейн, – пусть это поскорее закончится.
– Я тебя не понимаю, – бормочу я. – Эта девушка просто создана на роль Джейни. Фальшивит, обожает попсу и встречается с жопохрюками.
Джейн пихает меня локтем.
Номером 2 оказывается рослый парень с волосами чересчур длинными, чтобы счесть их нормальными, но все же слишком короткими, чтобы назвать их прямо длинными. Он поет песню какой-то группы, которая, вроде, называется «Проклятые янки» – Джейн ее знает, разумеется. Я не представляю, как звучит оригинал, но этот чувак поет без инструментального сопровождения просто-таки как обезьяна-ревун, оставляя желать много лучшего.
– Такое чувство, что ему между ног врезали, – заключает Джейн.
– Если он в ближайшее время не прекратит, кто-нибудь врежет, – отвечаю я на это. К номеру 5 я уже мечтаю услышать что-то невинное вроде «Где-то над радугой» в хотя бы посредственном исполнении, подозреваю, что и Тайни тоже, судя по тому, как его бодрое «Превосходно! Обсудим попозже» превратилось в «Спасибо. Следующий».
Поют и джазовые стандарты, и шлягеры из репертуара мальчуковых групп, но всех кандидатов объединяет одно: хреновое пение. То есть хреновое по-разному и до разной степени, но хоть что-то хреновое есть в каждом исполнении. К моему огромному удивлению, пока что лучшим оказался пацан, с которым мы вместе обедали, Итэн, номер 19, он выбрал песню из какого-то мюзикла под названием «Вессеннее пробуждение». Вот этот может отжечь.
– Он мог бы тебя сыграть, – говорит Джейн. – Если отрастит волосы и наберется негатива.
– У меня нет негатива…
– Так говорят те, кто полон негатива, – улыбается Джейн.
В течение следующих двух часов я вижу пару потенциальных кандидаток на роль Джейни. Номер 24 спела до странного неплохую слащаво-прилипчивую версию песни из мюзикла «Парни и куколки», а другая претендентка, номер 43, с прямыми осветленными волосами с голубыми прядями, выбрала «У Мэри был ягненок». И такое несоответствие детской песенки и мелированных волос показалась мне весьма в стиле Джейн.
– Я за нее, – объявляет Джейн уже на втором повторе имени «Мэри».
Последний кандидат – миниатюрное большеглазое создание по имени Хейзел – поет песню из мюзикла «Богема». Когда она заканчивает, Тайни выбегает на сцену, всех благодарит, говорит, что это было просто блестяще, и как нереально трудно будет выбрать, и что фамилии приглашенных на второй раунд будут вывешены послезавтра. Все разбредаются, проходя мимо нас, и наконец к нам понуро пробирается сам Тайни.
– Ты прямо создан для этой работы, – подытоживаю я.
Он театрально машет рукой: мол, все это пустое.
– Мы тут не много будущих звезд Бродвея увидели, – констатирует Тайни.
Тут подает голос Гэри:
– Мне понравились номера шесть, девятнадцать, тридцать один и сорок два. А остальные… ну, так. – Потом он прижимает руку к груди и начинает петь: – Где-то над радугой, там, в вышине, поют наши школьники, и сдохнуть хочется мне.
– Боже ж мой, – говорю я, – да ты профи. Как Паваротти.
– Если не считать того, что у Гэри баритон, а не тенор, – уточняет Джейн, видимо, ее претенциозность простирается даже на мир оперы.
Тайни воодушевленно щелкает пальцами и показывает на Гэри:
– Ты! Ты! Ты! На роль Калеба. Поздравляю.
– Ты хочешь, чтобы я сыграл собственного, хотя и отлитературенного, бывшего? – отвечает Гэри. – Не пойдет.
– Ну, тогда Фил Рейсон! Мне все равно. Решай сам. Боже, да ты лучше их всех поешь.
– Да! – подтверждаю я. – Я тебя выбираю.
– Но тогда мне с девчонкой придется целоваться, – кривится Гэри. – Фу.
Я не припомню, чтобы мой персонаж каких-то девчонок целовал, так что требую объяснения у Тайни.
– Я там переписал кое-что, – по-хозяйски отвечает он, после чего еще немного льстит Гэри, и в итоге тот берет мою роль, и я, честно говоря, согласен. Когда мы идем по проходу к выходу, намереваясь посетить столовую, Гэри поворачивается ко мне, склоняет голову набок, смотрит, сощурившись.
– Каково это – быть Уиллом Грейсоном? Я должен понять, каково это изнутри. – Он смеется, но в то же время вроде как ждет ответа. Я всегда считал, что быть Уиллом Грейсоном – это то же самое, что быть мной, но, очевидно, нет. Другой Уилл Грейсон тоже Уилл Грейсон, а теперь им становится еще и Гэри.