– Гущин вас хвалит, – по тону Елистратова никогда не поймешь, что он заявит в следующую минуту. – Да и я помню по нашим прошлым совместным делам Москвы и области, неплохо вы со своими обязанностями справлялись. Хотя часто и выходили за рамки своих служебных полномочий. Дело это – уже сейчас ясно, особое. Во-первых, убийство в музее. Это ж надо, где уже убивать стали – в стенах музея! Это дело, попомните мои слова, войдет во все анналы. Убийство в музее.
Елистратов почти восхищался происшедшим. Или цинично делал вид, что это его восхищает.
– Я сейчас со смотрительницей разговаривала в комнате техников, которая с нами была.
– Шумякова ее фамилия.
– Да, с ней. Так вот, насколько я поняла, убитая не сотрудница музея.
– Дарья Юдина. Старший эксперт по финансовым вопросам при главном аудиторе Счетной палаты, – сказал Елистратов. – Личность мы сразу установили. Она возглавляла тут специальную комиссию по проверке, посланную в музей Счетной палатой.
– Она ревизор? – спросила Катя.
– Типа того, но высокого ранга и с особыми полномочиями. И задачами, кажется, тоже. Но это еще предстоит выяснить.
– В музее убили ревизора Счетной палаты?
– Да, да, теперь вам ясно, что это за дело?
– Ясно. И вы, что же, нас подозреваете в убийстве? Меня, Анфису и эту Шумякову? Там ведь еще один свидетель был. Он появился, когда мы стали кричать. Наверное, охранник.
– Мы допросим всех свидетелей без исключения. Начал с вас, потому что вы мне нужны тут.
– То есть как это нужна тут? Зачем?
Но Елистратов не ответил. Он кивком позвал Катю за собой.
Они медленно свернули за угол.
Дверь в конце коридора, стены которого выкрашены в оливковый цвет. Сбоку металлический шкаф с надписью «высокое напряжение». На потолке – толстые кабели. Этим самым коридором менеджер Кристина вела их в отдел Древнего Востока и в хранилище. Или это другой коридор?
Здесь, в Нижнем царстве, все ходы одинаковы.
В коридоре работают эксперты. Тела у двери на лестницу уже нет, его успели убрать. А на стенах, выкрашенных оливковой краской, на полу, на ящике с надписью «высокое напряжение» бурые мазки. У двери этого бурого становится больше.
– Вы готовы? – спросил Елистратов сотрудников. Те кивнули. – Так, теперь кричите, как можно громче.
– Я? – Катя оглядела коридор.
– Да, проведем небольшой эксперимент. Вы же сказали, некий свидетель явился на ваши крики. Кричите как можно громче. Зовите на помощь.
– Эййййййййййййййййй! Помогите!! – Катя завопила так громко, как только могла.
– Еще, еще кричите, продолжайте.
– Помогитеееееееееееееееее!
Катя умолкла.
Елистратов набрал номер по сотовому.
– Ну что? – спросил он. – Слышно что-нибудь?
– Нет, ничего не слышно. Ни звука. Ни у спецхрана, где охрана, ни в комнате контроля технических служб, ни на лестнице, – доложили по мобильному, Елистратов включил громкую связь.
– Мощная звукоизоляция. Это здание строилось сто лет назад, тут прямо бункер. Вывод: слышать крики можно лишь в самом коридоре. Даже на этой лестнице, где вас ночью черти носили, ничего не слышно.
– Ну да, я же объясняю, этот парень с фонарем появился вот отсюда, из коридора. Блондин такой… я вспомнила, волосы такие белые, длинные у него.
– Я про жертву говорю, – Елистратов указал на бурые мазки на стенах, на пятна на полу на бежевом линолеуме. – О чем свидетельствует картина места происшествия?
– Кровь… это кровь на стенах и… ой, тут отпечаток ладони.
– Она бежала по коридору к двери. Когда ей нанесли первый удар по голове, она не упала. А побежала к двери. Вот здесь убийца настиг ее, – Елистратов подошел к металлическому ящику, – и ударил снова и снова. Тут брызги и потеки. Она хваталась за ящик, за стены. Ползла к двери. Убийца наносил ей удары по голове. Убил он ее почти у самой двери, бил уже лежащую на полу. У нее проломлен череп и множественные кровоподтеки на лице, на плечах. Челюсть разбита. Она несомненно кричала, звала на помощь, пока бежала – все эти короткие секунды. Но крики ее слышал лишь тот, кто находился вместе с ней в коридоре. Ее убийца.
Катя оглядела мрачный коридор со следами крови.
– Орудие убийства нашли?
– На месте его нет. Ищем. Музей есть музей, места много, где спрятать.
– Она бежала, а за ней гнались. Откуда она бежала?
– Это нам предстоит выяснить. Откуда бежала, как очутилась здесь, куда шла, на кого наткнулась. Кто на нее напал. И почему вообще она задержалась тут так поздно. И вы, Екатерина, в этом нам поможете.
– Я? Как я вам помогу?
Елистратов ничего не ответил. Пока что.
– Я могу увидеть тело? – спросила Катя.
– Да, конечно.
Они прошли по коридору мимо двери. Катя вспомнила, как они барахтались тут на полу. Лужа крови под дверь натекла, они в эту лужу все и вляпались.
– Время смерти?..
– На момент обнаружения… пока вы на него не наткнулись в потемках, тело пролежало не более полутора часов.
Свернули в другой коридор. Здесь тоже полно оперативников. И тело – уже на специальной каталке, его пакуют в черный пластиковый мешок.
Катя подошла к каталке. Мертвый ревизор… тут в музее убили ревизора Счетной палаты…
Она увидела окровавленные лацканы серого пиджака, рука… ногти с изящным маникюром, на безымянном пальце – перстень с изумрудом, неброский, но очень стильный, светлые волосы, лицо в синюшных кровоподтеках.
Катя отвернулась было, но потом снова повернулась, точно ее током ударило.
– Я ее знаю.
– Потерпевшую? – спросил Елистратов. – Вы ее видели вчера в музее?
– Не в музее.
– Не в музее? А где? При каких обстоятельствах? – Тон Елистратова снова стал колючим.
– В Красногорске в воскресенье, – сказала Катя. – У нас там произошло ЧП – массовое убийство животных в зооотеле.
– Где? Какое еще массовое убийство?
– Всех кошек чем-то отравили в гостинице для животных. Так эта блондинка… Юдина приехала туда на машине за своим котом. Он тоже погиб.
Елистратов с недоумением посмотрел на труп. Потом хмыкнул.
Глава 18 Очевидцы
Больше он по поводу Красногорска ничего не сказал. Не стал даже уточнять. Повел по коридору обратно, на ходу раздавая подчиненным ЦУ.
– Видите ли, коллега, я работаю методично и по старинке. И своих из управления розыска тоже приучил. Мы идем от простого к простому и от сложного к сложному. Идем по всей цепочке фактов. И я выдвигаю версии, и каждую версию мы скрупулезно отрабатываем. Обрисовываем круг подозреваемых и исключаем постепенно тех, кто не мог совершить преступления ввиду собранной нами всей совокупности улик и фактов. Остаются те, кто мог. Их обычно не так много. И я продолжаю работать с ними, пока…
– Пока не раскрываете убийства, – поддакнула Катя. – Полковник Гущин вас очень хвалит за цепкость. И немножко, кажется, завидует.
Маленький Елистратов снизу вверх покосился на Катю. Вроде и невозможно вот так «покоситься» снизу вверх, будучи ростом всего метр пятьдесят шесть сантиметров. Но у него это выходило всегда – по-генеральски чуть небрежно и снисходительно.
– Что мы имеем? – спросил он важно. – Убийство лица, возглавляющего комиссию по государственной финансовой проверке этого учреждения. Значит, первая наша версия – гражданка Юдина убита в связи с выполнением ею профессиональных обязанностей. Ставлю восемьдесят к одному, что эта версия основная. Вторая версия – преступление не связано с ее профессиональной деятельностью, а связано с какими-то другими причинами – как-то: корысть, ревность, месть, неприязненные отношения, зависть.
– Или маньяк ее убил, – сказала Катя, вспомнив коридор с пятнами крови на стенах и на полу. – Она бежала, кричала, а за ней гнались. Сколько примерно ударов ей нанесли?
– Около десяти ударов тупым тяжелым предметом. Маньяк в музее? Среди этих музейных божьих коровок?
– Я просто озвучила третью версию, Алексей Петрович.
– Маловероятно. Но это тоже версия. Ладно, а теперь начистоту.
– Давно пора, – сказала Катя и сама поразилась – как это она вот так разговаривает с генералом, начальником МУРа!
– Вы ведь тоже под подозрением, коллега. Вы и эта ваша подруга-фотограф. Ее как раз допрашивают. Кровь на одежде – это очень нехороший знак. Нас, сыщиков этот знак всегда настораживает. Я с вами откровенен – вы уже в числе моих подозреваемых.
– Я понимаю.
– Но я на всем этом до поры до времени не зацикливаюсь. Умный сметливый подозреваемый тоже ведь может послужить делу расследования, внести свою лепту.
– Это как же?
– А вы подумайте, вы умная и толковая. По прошлым-то нашим делам – сколько энергии, сколько рвения, я ведь помню.
– Давайте уж совсем начистоту, Алексей Петрович.
– Мне тут нужен сотрудник внутри.
– В музее?
– Именно.
– Но я…
– К счастью, у вас хватило ума не информировать их тут, кто вы на самом деле и откуда. Мне нужен здесь внедренный сотрудник, агент для работы.
– В музее?
– Именно.
– Но я…
– К счастью, у вас хватило ума не информировать их тут, кто вы на самом деле и откуда. Мне нужен здесь внедренный сотрудник, агент для работы.
Катя вспомнила, как Гущин иногда ворчал: МУР без агентуры ни одного преступления не способен раскрыть. И Катя решила это проверить сейчас:
– Зачем вам внедренный сотрудник, есть же более эффективные методы.
– Какие, например?
– Ну, например, прослушка всех разговоров по мобильным телефонам.
– Нет, тут люди к большим ценностям приставлены. И умеют эти ценности хранить, собирать, приумножать. И не болтать о том, что в запасниках лежит. Ученые, искусствоведы. Эти об убийстве трепаться по телефонам не станут. А вот в кулуарах, конечно, заговорят, станут обсуждать втихомолку. Шутка ли – завалить эксперта Счетной палаты в стенах музея, когда та приехала с большой проверкой.
– Вы хотите, чтобы я работала на вас здесь, в музее? – спросила Катя прямо.
– Да, считайте, что это вроде репортерского задания… вы же в пресс-службе работаете, коллега… так вот репортерское расследование со сливом информации нам, МУРу и без возможности публикации в будущем.
– А что я получу взамен? – спросила Катя.
– Ничего.
– Нет, так дело, Алексей Петрович, не пойдет.
– Ничего, кроме того, что я избавлю вас от скучной и печальной участи подозреваемого в убийстве. От всех этих допросов в кабинете следователя. Ну и так далее.
– Во-первых, с возможностью публикации в будущем, когда дело раскроем. И во-вторых, я без Анфисы тут работать не смогу, – заявила Катя, подумав, как бы и подружку уберечь от «скучной и печальной участи». – Она профессиональный фотограф, и это целиком ее проект к столетию музея. Нам сегодня уже не удастся больше здесь фотографировать – оно и понятно. Но проект-то остается.
– Хорошо, работайте с ней, как с напарником. Так даже лучше.
– Но у меня полно дел в пресс-службе…
– Я договорюсь, позвоню. Ваши статейки там подождут. Вы завтра приедете сюда в музей. Это займет несколько дней, пока обстановка не начнет проясняться. Это теперь будет место вашей работы.
– Я не знаю, согласится ли Анфиса…
Елистратов только хмыкнул.
– Ну хорошо, выбора вы не оставляете. Иначе затаскаете нас по допросам и очным ставкам. Только я должна быть в курсе.
– В курсе чего?
– Вашего расследования, как дела продвигаются. Как же я тут все стану узнавать, вынюхивать, – Катя смотрела на начальника МУРа нагло, с вызовом, – если вы меня втемную держите.
– Узнаете ровно столько, сколько это будет необходимо для дела. И насколько я сочту нужным вас проинформировать.
– Ладно, тогда начнем с допросов. Я хочу знать, что они все, кого вы сейчас допрашиваете по горячим следам, показали на первом допросе.
– Это разумно. Ваша просьба принята. Прошу, – Елистратов открыл перед ней дверь в комнату техников.
Там – никого.
– Часть показаний представим вам в письменном виде. Сейчас как раз начался опрос сотрудников музея, находящихся в здании. С некоторыми я поговорю сам. С вашей подругой и также с гражданкой Шумяковой.
– С кем?
– С Шумяковой Ариной Павловной, смотрительницей, с которой вы вместе труп нашли. Вы раньше с ней встречались?
– Нет. То есть, только сегодня в музее, когда мы снимали в Египетском зале.
– А чего она вдруг ночью поперлась в техническую секцию?
Катя начала объяснять, что когда они пришли во второй раз делать ночные фотоснимки в Египетском зале, там погас свет, и обе смотрительницы решили, что надо звать техников или электриков.
– На ней ведь тоже следы крови, – сказал Елистратов, – на туфлях, на подошвах и на колготках, как мне эксперты доложили. И на рукавах.
– Она нам подниматься помогала в темноте. Наступила в лужу крови, мы там все перепачкались. Она же с нами была.
– Знаете, классический прием убийцы – явиться на место убийства вместе с кем-то или одному и разыграть, что он якобы обнаружил тело. Следы-то могли на одежде остаться – брызги, например, следы ДНК. А так вроде все объяснимо – нашел тело, подумал, что потерпевший еще жив, старался помощь оказать. В результате – перекрытые следы, расследование затруднено.
– Она нам помогала подняться, – повторила Катя, – Все, что вы говорите о попытке сокрыть следы путем перекрытия их, можно отнести и к нам с Анфисой.
– А я этого тоже не исключаю, – хмыкнул Елистратов. – Но допрашивать сейчас буду смотрительницу Шумякову.
– Для чего смотрительнице так зверски убивать аудитора Счетной палаты? – спросила Катя. – Знаете, в Египетском зале работает ее напарница по имени Василиса. Так вот я ее тоже видела раньше, как и эту Дарью Юдину. И в том же самом месте. В Красногорске. В «Приюте любви».
– Где? Название на публичный дом смахивает.
– Это гостиница для кошек.
– Ладно, разберемся. Вы хотите послушать допрос, тогда прошу вас, – и Елистратов, окинув комнату техников ястребиным взором, распахнул шкаф для одежды. – Ничего лучше, увы, коллега, пока предложить не могу. Но спрятаться тут можно. Только постарайтесь не чихать.
Катя онемела от изумления. Как?! Ей?! Прятаться в шкафу?!
Елистратов буквально затолкал ее туда. Катя запуталась в ворохе синих, пропахших ядреным мужским потом спецовок.
– Да я тут задохнусь!
– Я вам оставлю щель, можете наблюдать допрос, слушать и дышать.
– Нет, это невозможно! Выпустите меня отсюда немедленно.
– Хорошо, тогда покиньте помещение. Сейчас приведут Шумякову.
Катя, конечно же, осталась!
В комнату техников вместе с оперативником вошла Арина Павловна Шумякова.
– Присаживайтесь, пожалуйста, Арина Павловна, – маленький Елистратов – сама любезность. – Вы, как я знаю, работаете в музее смотрителем Египетского зала?
Это моя информация, я ему сказала только что, – ревниво подумала Катя в своем шкафу. – Ишь ты! «Как я знаю». Ничего ты пока не знаешь, Елистратов!
– Я смотритель комнаты Мумий и саркофагов, – поправила Арина Павловна. – Это все так ужасно. Долго нас еще тут будут держать?
– Но у вас же здесь подготовка к ночи музеев.
– Совершенно верно, но я вся на нервах и просто с ног валюсь. Это такой ужас, когда мы все это увидели…
– Как давно вы работаете в музее?
– Недавно, всего два месяца. Меня знакомые сюда устроили. Ну, по блату, что ли, сюда ведь так просто не попадешь, а пенсии стало не хватать. А тут работа тихая, приличная.
– Я понимаю, а давно вы на пенсии? Вы молодо выглядите.
– Ой, да бросьте, давно уже.
– А прежде где работали?
– Я ухаживала за больным братом много лет. Он хорошую пенсию получал, военную. Ну, а как умер… как я его похоронила, – голос Арины Павловны пресекся, – столько расходов с похоронами, и тяжко дома в четырех стенах одной. Вот решила пойти работать. Все-таки веселее. Ну конечно, такого веселья, какое у нас сегодня тут ночью, – не дай бог никому.
– Расскажите, что же произошло?
Сейчас начнешь показания сличать мои и этой тетки Арины Родионовны, нет Павловны, ну что ж, сличай-сличай! – Кате душно в шкафу, она так и прилипла к щелке.
– Я не знаю даже, с чего начать. Они проверяли всю систему – свет, охрана, влажность, климат-контроль в залах. У нас ведь тут для ночи музеев мероприятия разные, и в конце задумано так, что сотрудников как бы и нет – иллюзия для посетителей музея их полного слияния с прекрасным. Но на самом-то деле все надо отладить, чтоб это работало без сбоев. А система дает сбой, у нас в Египетском зале сегодня то и дело свет гас. И опять погас – вся секция, и мы с Василисой… это напарница моя по залу Василиса Одоевцева, договорились, что я пойду к техникам, потому что туда дозвониться было невозможно – то ли из-за сбоя, то ли линия занята, я так и не поняла. И я пошла вниз. Да, за мной девушки увязались. Две девушки, их Виктория Феофилактовна к нам в зал привела сегодня, они какие-то фотографы, что ли. В общем, снимали экспонаты и Василису тоже, она любит позировать. Это с молодости у нее еще.
– Продолжайте, продолжайте, – поощрил Елистратов, – значит, вы пошли втроем? А девушки-то зачем с вами пошли?
– Не знаю. Наверное, снимать что-то хотели внизу. Сказали, им у нас в музее все интересно.
– И что же случилось дальше?
– Мы стали спускаться по лестнице, вдруг свет погас во всей секции. Я одну девушку – высокую, она быстрая такая, и она уже почти вниз совсем спустилась, а я и полненькая ее подружка отстали… так вот, я попросила ее открыть дверь, думала, в коридоре свет. Она стала дверь открывать, та не поддается, что-то мешает с той стороны. А потом полненькая через ступеньку шагнула и упала вниз, подружку сбила в темноте, и они обе рухнули. Дверь распахнулась. Я туда к ним. Стала им помогать подниматься, они в крик. Глянули – на полу-то она, убитая!
– Так ведь света не было, как же разглядели?