– Куда? Наверное, поехал в свою загородную резиденцию, забаррикадировался, выставил у дверей вооруженную охрану и спустил с цепи злых собак.
– Как бы не так! Он прямиком отправился к своему другу Григорию Мельченко. Их разговор я и хочу дать тебе послушать. Н у, ту часть, которую удалось нормально записать.
– Почему же ты до сих пор молчал? – рассердилась Лайма.
– Когда мне было рассказывать? Сначала ты спала, потом вся эта эпопея со Станиславом Андреевичем. Расплатимся по счету и пойдем слушать чужие разговоры. Иван тоже сейчас подтянется.
* * *Мельченко: Что с тобой? Ты в крови, рубаха разодрана…
Шатков: Гриша, погоди. Я в порядке, однако… У меня к тебе очень серьезный разговор. В общем, эта история со зданием… Короче, они меня сейчас чуть не убили.
Мельченко: А твоя охрана?!
Шатков: Охрану вырубили. Требовали подписать бумаги об отказе, я не стал…
Мельченко: Да плевать на это здание, жизнь дороже.
Шатков: Тебе легко говорить, я же не один там, оно же не само по себе нарисовалось.
Мельченко: Вот и пусть он защищает, а тебе настоящим делом заниматься надо.
Шатков : Без денег от аренды мы бы ничего не сделали. И мой бизнес начался с них. А ты лучше всех знаешь, как мы зависели от этих денег. Не было бы их – как все закончить?
Мельченко : Миша тоже так рассуждал. И где он сейчас?
Шатков : При чем тут Миша?
Мельченко: При том, что он мертв. Сказали, что попадет в беду – и он попал. А, может, и я еще попаду. И совершенно бессмысленно таиться, прятаться…
Шатков : Здание тут ни при чем.
Мельченко : Мне кажется, ты напрасно… Не может быть, ведь ни одна живая душа…
Шатков : Не знаю. Послушай, давай все оставим, продадим и… Я найду покупателя, настоящего…
Мельченко : Вань, не все в мире подчинено бизнесу и деньгам. Есть вещи важнее. Вспомни нашу работу, все, во что мы верили, чего хотели добиться…
Шатков : Мы и добились. Но лишь благодаря тому самому бизнесу, о котором ты с таким презрением… И мне пришлось все бросить. Все, что я любил. Работу! И начать делать деньги. Только для того, чтобы не погибла наша мечта…
Мельченко : Ты знаешь, как мы с Мишей были тебе благодарны.
Шатков : Какие там благодарности, мы же общее дело спасали. Только сейчас наступило время получить дивиденды. Даже на этой стадии можно заключить сделку. А дальше – берем деньги, огромные деньги, и – либо живи в свое удовольствие, либо продолжай работу. Миши теперь нет, так что без него все равно любые бумаги, любые разработки мертвы. А я отойду в сторону – мне и бизнеса… хватит…
Мельченко : Но ты же подал идею… разве не хочешь?..
Шатков : Это было когда-то… Как ученый я теперь ноль. Понимаешь, если все получится и мы провернем сделку, тогда можно этим кровопийцам и здание продать – пусть строят свои саркофаги.
Корнеев пощелкал клавишами и сказал вполголоса:
– Дальше звук проваливается, сильные помехи начались.
Мельченко : Вань, ты же знаешь… еще слишком неопределенно. И потом – я человек науки, мне…дело довести до… а не плевать в потолок, сидя на мешке с деньгами. С теорией разобрались, теперь… на практике…Помнишь, тогда нам… не удалось… ожидаемого… не было. А сейчас… возможность…все получится, если…успешно, то… мировая сенсация и Нобелевская как минимум…
Шатков : Я понимаю, несколько лет назад сам об этом… Помнишь… тоже ожидал. Пойми, Гриша – ситуация изменилась.
Мельченко : Нет, Ваня… ты изменился. Не хочу спорить… никогда этого… У меня больше в жизни такого не будет… И сюда приехали, чтобы завершить…
А если продать, нас отодвинут и…могут просто ликвидировать.
Шатков : Как знаешь, но… упустим возможность… И предупредить… Долю все равно…
Мельченко : Я не согласен.
Шатков домой… только… На днях еще вернемся к этому… Предупреждаю…
Мельченко: Можешь делать… Никогда не будет…
Корнеев откинулся на спинку кресла:
– Это все. Больше я ничего вытянуть не смог.
– А с кем Мельченко еще общался? – поинтересовался Медведь.
– За все время – несколько телефонных звонков. Звонили коллеги по работе, но там был общий треп.
Звонил главный инженер какого-то объединения из Риги. Просил о встрече, причем в этот же вечер, ближе к ночи – мол, дело срочное. Речь шла о внедрении у них каких-то научных разработок Мельченко. Говорил с акцентом. Мельченко отказался, сказал, что по ночам и в частном порядке не встречается, просил обращаться в институт. Да, еще звонила некая дама. Судя по их диалогу, наш ученый-химик химичит еще и с замужними женщинами.
– Жалко, – сокрушенно покачала головой Лайма. – Кажется, мы упускаем что-то важное. Про здание теперь понятно. Но о чем они спорили, о какой совместной работе, которую надо завершать? Возможно, это тот самый проект, который и является гвоздем, так сказать, сезона. Получается, именно ради него ученые вообще приехали в Чисторецк. Ты уверен, что провалы в звуке нельзя восстановить?
– Техника бессильна, – развел руками компьютерщик. – И то спасибо, что в таких нечеловеческих условиях удалось записать разговор почти целиком.
– А где ты находился в это время? – полюбопытствовал Медведь.
– Сначала в скверике напротив, потом на лавочке во дворе. Кто обратит внимание на углубленного в компьютер бедного студента? Хорошо еще, что ночи теплые.
– Меньше всего ты похож на бедного студента, – вынесла приговор Лайма.
– А на кого же я похож?
– На богатого студента, – тотчас придумал Медведь.
Лайма усмехнулась, возвращаясь к основной теме:
– В общем, что-то наши ученые друзья крутят. Хотелось бы понять, в чем тут дело. Что скажешь, аналитик?
– Террористы, думаю, того же хотят. Или уже знают точно то, чего не знаем мы. Надо глаз с Мельченко не спускать. Похоже, все к нему сводится.
– Тогда нам самое время закончить трапезу и переместиться в Летний театр, где он заседает в жюри. Там как раз скоро начало. Мы же, если помнишь, финалисты. Посмотрим, кто еще удостоится такой чести. Заодно подумаем, как выкручиваться на гала-концерте. С Мельченко мне скорее всего придется завязать личный контакт. Тем более, ты говоришь, он активно общается с дамами. Конечно, таким образом я обращу на себя внимание внешних сил, но другого выхода сблизиться с ним по-настоящему я не вижу.
– Командир, перед тем как окунуться в мир прекрасного, можно я признаюсь в должностном преступлении? – мрачно спросил Корнеев.
– Что еще? – подозрительно прищурилась Лайма.
– Дело в том, что я попросил Ивана подключить к институтским сетям кое-какое оборудование. Буквально на время его дежурства. Ты же помнишь, компьютера в квартире Полянского мы не нашли, остается только вариант его рабочего компа. И потом, можно просмотреть институтскую почту последнего времени. Если звонивший из института человек так самоуверен, почему он не может проколоться здесь?
– А мне, значит, ничего не сказали!
– Мы не хотели тебя будить.
– Ой, я сейчас расплачусь от умиления. Между прочим, когда ты Ивана подряжал на криминальный подвиг, ты еще ничего не знал про этот звонок.
– Но я мог предположить, что в институтских сетях обнаружится что-то для нашей работы полезное. Их секретные технологии нас не интересуют, мы их не тронем.
– Ладно, убивать не буду. Зато завтра выгоню тебя на сцену.
– Одного?
– Почему одного? С компьютером. Он будет у тебя вместо бубна.
* * *– В чем дело? – сурово поинтересовался Герлоф Схейл у своих подчиненных. – Почему мы постоянно опаздываем? Или натыкаемся на препятствия, которые не можем преодолеть? Мы что, маленькие дети, которые играют в войну?
Майкл О`Бреннан и Бамбанга Хендарсо сидели неподвижно и молчали. Но если для последнего это было нормальное состояние, то Майкл очень расстроился и не знал, что ответить командиру. Действительно, сначала по чистому недоразумению рухнул план проникновения в институт. Потом – совершенно необъяснимый инцидент в квартире Полянского, из-за которого, помимо всего прочего, сорвалось и задуманное тогда же проникновение в квартиру Мельченко. И вот теперь…
– Мельченко не пошел на контакт добровольно, и это можно было ожидать. Но почему после моего звонка ему вы не смогли войти в его квартиру, как это планировалось еще в прошлый раз? И тогда переговоры, хочет он этого или нет, состоялись бы! – Герлоф рубанул рукой воздух.
– Мы собирались проникнуть в квартиру Мельченко, однако Бамбанга, готовивший свой полет на крыше соседнего дома, вовремя засек наблюдателя. Он дважды менял диспозицию, однако пост не покидал ни на минуту. Этот человек был со специальной аппаратурой. Мы ждали очень долго, но уходить он явно не собирался.
– Этот человек сканировал разговоры в квартире, – сказал свое веское слово индонезиец. – Нам было опасно там появляться. Он мог быть не один.
– Убрать наблюдателя мы не решились, – поддержал его Майкл. – Могли возникнуть серьезные проблемы, если это спецслужбы. Поэтому операцию и свернули.
– Вы не имели права ничего сворачивать, командую здесь я! – рявкнул Герлоф. – Единственный наш шанс добиться успеха – детально обсудить с господином Мельченко весь комплекс проблем и предложить ему варианты решения. Лично, с глазу на глаз. Если за его домом установлено наблюдение, а к институту теперь тоже не подступиться, то самый предпочтительный вариант – фестиваль. Так вот, у меня на этот счет родилась одна идея…
* * *Международный фестиваль народного творчества близился к завершению. Сегодня на сцену выходили главным образом коллективы, прибывшие в Чисторецк буквально на пару дней выступить во внеконкурсной программе. «Неконкурсанты» вели себя раскованно и непринужденно, а публика в зале расслаблялась по полной программе. Список финалистов, официально еще не объявленный, в кулуарах был уже широко известен.
– Я посижу здесь, – сказала Лайма, – досмотрю последние выступления, а ты иди в фойе. Там тусуются многие музыканты, в основном те, кто вышел в финал. Понаблюдай.
– Ну да. Видел наших друзей-японцев, слава богу, без их огнедышащей трубы. Зато шотландцы – при волынках. Интересно, они вообще с ними расстаются хоть ненадолго? Австралийцы, по-моему, уже с утра веселые. Все время мне подмигивают.
– Наверное, забыть не могут, как ты зажигал, – проворчала Лайма.
– Да, там, кстати, и венесуэльцы бродят. Их настроение, по-моему, с тех пор не улучшилось.
– На того, с фингалом, обрати внимание.
Корнеев ушел в фойе тусоваться, а Лайма приготовилась мирно дремать в удобном кресле под убаюкивающие мелодии группы из Ирана.
Минут через двадцать к ней подсел радостно улыбающийся Корнеев.
– Они собираются на пикник.
– Кто?
– Музыканты. Уже заказали машины. Кое-кто имеет свои, арендованные. В общем, едут на природу пить и веселиться. Может, и нам махнуть?
– А Мельченко? Кто за ним присматривать будет? Тебе, кстати, пикники вообще противопоказаны.
– Я помню, помню. Хотя жаль, там такая компания пестрая подобралась! Хулиганы-ирландцы, веселые конголезцы, инфернальные сенегальцы, любвеобильные итальянцы, блондинки-скандинавочки, – мечтательно закатил глаза Корнеев. – В такой обстановке террористы могут чем-то себя выдать.
Лайма посмотрела на него сурово:
– Следи за музыкантами, пока они не уехали. Кстати, хочу заметить, что террористы как раз должны остаться здесь – караулить Мельченко. Вот и посмотри, кто останется.
Погрустневший Корнеев отправился в фойе наблюдать за сборами на пикник. А через некоторое время Лайма, которая старалась не выпускать Мельченко из поля зрения, заметила в ложе, где восседало жюри фестиваля, какое-то движение. Взглянув в свой театральный бинокль, она увидела, как к ученому подошел молодой человек из администрации Летнего театра и что-то прошептал ему на ухо.
Мельченко внимательно выслушал, кивнул, поднялся и вышел вслед за ним из ложи. Лайма тоже поднялась со своего места – надо было посмотреть, куда направился уважаемый Григорий Борисович и поискать повод для знакомства. Пожалуй, достаточно просто наступить ему на ногу…
Выйдя в фойе, она увидела, что Мельченко стоит в окружении большой группы музыкантов и о чем-то весело с ними разговаривает. Лайма обратила внимание, что английский у него очень хороший, только немного книжный. Сзади к ней подошел Корнеев и тихо сказал:
– Музыканты приглашают членов жюри разделить с ними радости отдыха на природе. Мельченко вызвали обсудить этот замечательный план.
– А почему именно его? – насторожилась Лайма.
– Тут все нормально. Он в жюри неформально отвечает за связи с общественностью. К тому же – местный, знает окрестности.
– Какой же он местный, он из Москвы.
– В состав жюри он входит как представитель чисторецкой элиты.
– Следи за ситуацией, я пока вернусь в зал. Попробую подобраться к нему поближе, когда концерт закончится.
Прошло довольно много времени. Судя по программе, осталось всего одно выступление, а Мельченко в ложу жюри не возвращался. Наконец отыграла последняя на сегодня группа – барабанщики из Сомали. Уходили они под гром аплодисментов. Назавтра предстоял финал и гала-концерт.
Публика потихоньку стала расползаться по проходам, вытекая на улицу. Однако Лайма не спешила вместе со всеми покидать зал. Она внимательно наблюдала за ложей жюри и сразу же заметила, что там царит какая-то суматоха. Лайма немедленно насторожилась. Надеясь выяснить, что случилось, она подобралась поближе к ложе. Из громких и раздраженных реплик, которыми обменивались члены жюри, ей довольно быстро стало понятно, что единственным человеком, который до сих пор не подписал протоколы, был Мельченко. Все нетерпеливо ждали его возвращения, но он как в воду канул – администрация нигде не могла его отыскать. «Он просто исчез», – донеслись до нее чьи-то слова.
«Как это – исчез?» – ужаснулась Лайма и стремглав бросилась в фойе. Фойе пустовало – видимо, музыканты уже отбыли на пикник. Мельченко нигде не было. Впрочем, как и Корнеева. Телефон Евгения отвечал размеренными гудками, но компьютерщик упорно не брал трубку. Ситуация становилась очень неприятной.
Блиц-опрос, проведенный Лаймой среди находящихся в фойе гостей фестиваля, дал следующие неутешительные результаты. Большая группа участников фестиваля на легковых машинах и двух автобусах благополучно отбыла на пикник. Несколько человек видели члена жюри Григория Мельченко, который садился в одну из машин в окружении музыкантов. Относительно того, что это были за музыканты, мнения разошлись. Кто говорил, что Мельченко сопровождали европейцы, кто утверждал, что африканцы. Единственное, что установили точно – садился он именно в легковую машину, а не в автобус.
«Что же делать? – размышляла Лайма. – Бросаться выяснять, кто из музыкантов брал машины напрокат? Это займет кучу времени и практически ничего не даст, мы же не милиция. Где искать Мельченко? Как выяснить, где они свой дурацкий пикник решили провести? И где, в конце концов, Корнеев?»
Лайма уже готова была впасть в отчаяние. Выполнение задания представлялось ей бегом в мешках – они с Медведем и Корнеевым прилагали массу усилий, суетились, но практически никуда не двигались. Ощущали опасность, но от кого конкретно она исходит, так и не выяснили. В их распоряжении было много мелких фактов, которые они не смогли объединить в цельную картину. По-прежнему оставалось неизвестным, какая тайна объединила Полянского, Мельченко и Шаткова, кто за этой тайной охотится и представляет ли она угрозу государственным интересам.
Бегая по фойе взад и вперед, Лайма кусала губы. Да уж, правильно говорят, что сильные женщины проявляют слабость только в одном случае – самом неподходящем. Именно в этот момент позвонил Корнеев.
– С Мельченко все в порядке, – отрапортовал он. – Я плотно сел ему на хвост. Кстати, разъезжаю на частнике, ты должна будешь выдать мне деньги на накладные расходы.
– Нашел время жмотничать, – возмутилась Лайма. – Где вы находитесь?
– Сначала мы отправились на пикник в близлежащий лес. Мельченко ехал в легковушке с конголезцами. Это которые в цветных беретах. Желтый всю дорогу по пояс в окно высовывался и песни орал, ему все машины встречные сигналили. На пикнике наш подопечный познакомился с прекрасной румынкой, съел две печеные картофелины и выпил стакан кока-колы. В подозрительные контакты не вступал, в пьянстве замечен не был. Довольно быстро приехало такси, и Мельченко отправился в центр Чисторецка, в поликлинику – как я выяснил, у него плановая диспансеризация. Поликлиника ведомственная, охраняется по высшему разряду, внутрь без спецпропуска не пробраться – я пробовал. Узнал в регистратуре, что Мельченко пробудет там часа четыре, – прикинулся его личным шофером, пококетничал с регистраторшей… Но внутрь меня все равно не пустили.
– А почему ты к телефону не подоходил?
– Связи не было. А ты волновалась?
– Если тебя это утешит, то да. С одной стороны, это хорошо, что с тобой ничего не случилось, – констатировала Лайма, – а с другой стороны, очень плохо.
– Почему это? – возмутился Корнеев.
– Потому что мы топчемся на месте! Потому что когда ничего не происходит, меньше шансов выяснить что-то новое.
– Ну, знаешь… Эй, что за… Ай!
Раздались короткие гудки. Целых пять минут телефонная линия была занята, а когда Лайма все же снова соединилась с Корнеевым, вместо его голоса услышала какие-то клокочущие неприятные звуки, лишь отдаленно напоминающие человеческую речь.
– Але, в чем дело? – крикнула она, подумав, сначала, что это проблемы связи.