Инна на тот период была – милая, симпатичная с приятными округлыми формами. Её в классе называли «Пышечка». И по своей наивности девочка была открыта во всем и ко всем. Она ни с кем не враждовала, была тем ребёнком, который не боялся никого и не стыдился порой даже своей дурашливости. Инна росла без комплексов: подумаешь, испачкалась, подумаешь рваные колготки подумаешь чумазая…
…Но однажды она повзрослела, когда впервые влюбилась в Гришку и в Кольку соседа. Почему в двоих? И тот, и другой ходили за ней хвостом, тогда как другие ровесники считали её «Пышечкой». А вот эти двое считали её девушкой, их завораживала не по-детски пышная грудь. Они были в немом восхищении, когда Инна проходила рядом с ними. Гришка с Колькой то ссорились, то мирились, но постоянно крутились где-то поблизости от неё. Её это смешило и радовало, она повзрослела; было желание лишний раз умыться, причесаться, да и приодеться, чтоб выглядеть старше. Ей очень хотелось волнительных отношений с парнями. Но почему-то её сердце ёкало при виде Колькиного отца. Она неосознанно хотела его увидеть.
Однажды в декабре, когда она была на дне рождения Кольки, его отец попросил её помочь принести из сарая соленья, та с радостью согласилась.
Так оказавшись вдвоём с ним в тёмном сарае, Инна почувствовала рядом с собой его тяжёлое дыхание. Тот, распахивая полы её кроличьей шубки, лапал груди, те от его прикосновений налились желанием. Она в буквальном смысле слова млела. Голова кружилась, болел низ живота. Колькин отец, стиснув девушку в крепких объятиях судорожно растягивая джинсы, целуя, пытался ею овладеть, при этом шепча на ухо: «Ты, как и твоя мать, такая же горячая, только от тебя пахнет молоком, а от неё керосином…»
Для неё это было подобно раскату грома, вырвавшись из мужских объятий, поспешно убежала. Ей было стыдно, тогда она возненавидела его и свою мать. Сознавая, что та изменяла отцу…
…Теперь как никогда стали налицо причины ссор между родителями. А казалось, что их семья была самая счастливая и дружная. Тогда она также убежала из дома Николая, правда тот был не таким, как сейчас.
Помнится, спрятавшись в своей комнате, лежа на кровати, впервые дала слово: ни с кем никогда не вступать в контакт, только по большой любви. И она действительно сохраняла девственность. Гришку и Кольку она с тех времён избегала, боясь, что они могли быть свидетелями её слабости к отцу Кольки. Тот был красивый, статный, наглый. Его любили все соседки, как оказалось и её мать.
Прошлое коробясь, корчась в ломке, буквально на глазах стало исчезать, ставя на кон сегодняшний день. А сегодня это только что произошедший разговор с любимым мужем, с Павликом, который променял её на какую-то «дешёвку» Иришку. У той в голове кроме ресторанов вообще ничего не было. Инна содрогнулась, произнеся вслух:
– Блин! «Павлик Морозов!»
Перед глазами зависло сплошной полосой: тоска грусть и ненависть. Да именно сейчас она его ненавидела. Расставание с ним стало настоящим испытанием. То через что уже успела пройти пережить, она ему никогда не простит, то факт. Ведь ей казалось, что он на её звонок отреагирует, как должен был отреагировать любящий муж. В конце концов, проявит интерес и заботу.
– Так нет! «Иришка!..» – ей было обидно и больно.
Казалось, что он вот-вот перезвонит, посмеётся и скажет: «Прости, родная, я пошутил, проверял на вшивость».
Но этого не произошло. Мобильный молчал. Тишина так тяготила, что заставляла вытащить из себя то зло, что накопилось за последнее время. Это было несвойственно её характеру, даже где-то как-то презирала себя за слабость. И было бы из-за кого ломать саму себя?! Ведь благоверный просто издевался над её чувствами. Однако точка в отношениях была поставлена такая бледная практически невидимая, всё говорило одно, она в глубине душе давала ему маленький шанс вернуться к ней. И ещё пару часов назад, наверняка, простила бы ему, тогда, когда всё было неопределённым и мучительным, и болезненным; хотелось что-то для начала сделать, хотя бы подлечить.
В голове не укладывалось, что их совместная жизнь стала для каждого не столь важным эпизодом. А ведь казалось, он, её благородный Павлик был у неё под пятой.
Помнится, некогда она упивалась своей подавляющей властью над ним. И он бросал к её ногам, всё что имел, то, что хотела.
Инна хмыкнула:
– Наверно немного требовала…
Мысленно проводя параллель: подарков как таковых не осталось – проелось, сносилось. Короче! Жизнь прошла впустую.
Она стала вытаскивать мысли, напрягая, концентрируя на отношениях с мужем. Помнится, ей даже девчонки говорили, что мол, Павлик не для неё, что-то в нём не хватает.
Как оказалось, не хватало любви, раз его носило на сторону. Это было так ужасно, что содрогаясь только от одной этой мысли её пробило на слезу, она тут же поспешила насухо вытереть.
Инна вспомнила О. Б., казалось бы, вот уже прошло несколько лет, но тот так с ней и не попрощался, навсегда засев в душе. И не только…
…Сердце от воспоминания о нем стало стучать как ненормальное. Ей стало грустно, вот так разошлись пути-дорожки.
«Почему?»
Вопрос завис в воздухе. Появилась та, с кем ему сейчас наверно лучше, нежели было когда-то с ней. Наверняка та противоположность ей. Иначе их брак не был бы разрушенным.
Годы совместной жизни прошли как песок сквозь пальцы, казалось бесследно. Но биение сердца подсказывало, что это не так. Ведь она вспомнила, подумала о нём. Возможно, и он вспоминает?
На душе стало легко и тепло. По вымученному лицу скользнуло подобие улыбки. Мелькнула мысль, что она хотела бы познакомиться с его пассией. Пробило любопытство: интересно та понравилась его маменьке?
Это немаловажно, так как в бытность ей самой приходилось сдерживать настоящие баталии с «женским совершенством».
Инна вновь пустила слезу. Ей даже её не хватало. Только сейчас она поняла, что скучала и по ней по своей сварливой свекрови. Может та и с той ведёт войну, быть может, ставит в пример бывшую, т. е. её, Инну. От сердца отлегло, на душе стало легко.
Как-то само собой закончился сумбур чувств и мыслей. Незаметно для себя уснула. Во сне она вновь встретилась с О.Б. Это то лучшее, что могло быть в её жизни…
…Было уже за полночь, когда Олег пришёл домой, чем обескуражил Инну, ведь кажется, что они давно расстались, и он забыл дорогу в родные пенаты. Пусть и в свой дом. Между ними легла пропасть и на тебе…
…Он стоял перед ней в дверях, она как раз вышла из ванны, поэтому была волнительно хороша обёрнутая полотенцем и с тюрбаном из полотенца на голове. Теряясь, тут же предложила пройти на кухню выпить кофе. Олег шёл тяжёлым шагом спеша за ней, кажется, он был на подпитии. Поставив на плиту кофейник, повернувшись к нему лицом, внимательно посмотрела на его вымученное лицо. На нём читалось страдание. Это удивило её, она невольно улыбнулась уголками глаз. Это и дало толчок к его порыву. Приблизив Инну к себе, он стал неистово целовать. Губы бывшей жены были податливыми и трогательно нежными. Полотенце сползло вниз, её голое тело было в том откровение, что чарует мужской глаз. Ей ничего не оставалась, как освободить из-под тюрбана волосы. Скинув его на пол, она ощутила себя свободной, встряхнув копной волос, захотела предстать блудницей. Она, как никто скучала по нему. Ей хотелось секса с ним, от него пахло все тем же дорогим парфюмом тем же московским столичным запахом.
Это дурманило, вскружило голову, отчего та таяла в его крепких объятиях. Она ощутила его похотливую руку на груди, и это было так приятно, что с вожделением ждала продолжения – развязки в последующих действиях. Кажется, что она разучилась дышать, внизу живота чувствовалась резь.
Ей хотелось отдаться ему по-животному.
Её тело дрожало в предвкушение сильных выбросов сексуальных гормонов, желая оказаться в полоне страсти.
Он тихо прошептав: «Хочу…» – повалив на пол, стал брать с таким трепетом, что хотелось в крик стонать.
Однако она сдерживала порыв, боясь спугнуть «заблудившееся счастье», что вот так экспромтом вошло в её жизнь.
Ей хотелось быть единственной женщиной, отвоевать его у той, с которой он не стал счастлив, а наоборот замученным. Секс был сногсшибательным. Она невольно вспомнила о дате их бракосочетания. Бросив на его плечо слезу, призналась, что очень скучала. Он трогательно целовал её соски, бормоча как обиженное дитя:
– Я скучал по своей мамке, я твой сын…
Она ощущала волнительную боль от прикосновения его зубов, бросив на него ласковый взгляд, заметила, как его мужское тело превращалось в младенца. Она была ошарашена и в тоже время радовалась на её руках мальчик, сосущий её грудь. Она стала матерью…
– Я скучал по своей мамке, я твой сын…
Она ощущала волнительную боль от прикосновения его зубов, бросив на него ласковый взгляд, заметила, как его мужское тело превращалось в младенца. Она была ошарашена и в тоже время радовалась на её руках мальчик, сосущий её грудь. Она стала матерью…
…Чей-то голос прервал сон: «Инка! Открой дверь. Это я Гришка».
Инна открыла глаза, не понимая, что происходит и куда исчез Олег. Оглядевшись по сторонам, поняла, что его приход был во сне. А реальность – Гришка, который её разбудил с утра пораньше. Было слышно, как тот барабанил во входную дверь. Он поднял на ноги родителей. Мать и отец спросонья в один голос кричали.
Мать:
– Ты что сказился с утра пораньше припёрся?!
Отец:
– Наши все дома!.. Не шуми, а то сейчас получишь!.. Не посмотрю, что Инкин ухажёр…
Тот продолжал стучать.
Мать его впустила. Гришка опрометью ворвался к Инне в комнату. Та была перепугана, хлопая глазами, прячась под одеяло, тихо прошептала:
– Ну, уйди!.. Видеть тебя не могу… Я тебя боюсь.
Гришка присев на кровать, схватил перепуганную Инну в охапку, стал терзать её холодные губы.
Та, мыча, взмолилась:
– Уйди! Ненавижу.
Гришка, выпустив из рук, сказал:
– Чай уже не столичная! Что корчишь из себя целочку?
Зло, посмотрев прямо ей в глаза, выкрикнул:
– Шлюха!
Самодовольно:
– Хочешь кино покажу твоим, как ты со мной, а?
Инна испуганно прошептала:
– Что ты от меня хочешь?
Тот, хмыкая, повалив на спину, щекоча усами ухо, прошептал:
– Тебя! Ты такая горячая в постели… – насилуя.
Инна, боясь что-либо сказать, расслабилась, чтобы не было настолько больно. Она хотела позвать родителей, но было стыдно, считая, что наверняка дала повод к тому, что сейчас с ней происходит.
Тот, безудержно целуя, оправдывая свои действия, шептал:
– Это за то, что ты меня сделала импотентом. Из-за тебя не мог быть мужиком ни с женой, ни с другими бабами. Я всегда представлял на их месте тебя… – избивая по щекам, – сука!.. – продолжая насиловать.
У Инны в голове порхали «чёрные бабочки», она потеряла сознание. Заметив это, Гришка, прекратив своё насилие, стал неистово целовать, склонившись над ней рыдая, размазывая рукой, пот и слёзы, шептал:
– Сука! Я тебя одну всегда любил и ждал этого случая, когда ты станешь только моей! – тормоша за плечи, – ну ты что? Я же тебя люблю. Открой глаза!..
Приближая её безжизненное тело, теребя, волосы с болью в голосе мыча, вопил:
– Инка, я тебя люблю…
В этот момент вбежали перепуганные родители. Они с непониманием смотрели на Гришку, который плакал над безжизненным телом дочери.
Подбежавшая к ним мать стала вытаскивать дочь из рук зарёванного мужика, тот бубнил:
– Я не знаю, что с ней. Мы занимались любовью, она обомлела.
Подбежавший отец стал его колотить, схватив за шею, потащил голым к двери, зло выкрикивая:
– Маньяк! Всех баб попортил, до моей добрался?! – зло, сверкая глазами, – я твой писун сейчас в узелок скручу, ирод!.. – исчезая в дверях.
Было слышно, как закрылась входная дверь и пьяный крик:
– Сволочи! Одежду отдайте! Я к ним по-людски… Жениться хотел.
Вбежавший в комнату дочери отец, схватив Гришкины вещи, тут же выбросил в окно, потрясая кулаком, ёрничая, проорал:
– Женилку не отморозь!.. – хмыкая, злорадно, – по-людски…
Закрыв окно, подбежал к дочери, потрясая ту за голые плечи, запричитал:
– Дочка открой глаза, – плача, – не умирай…
Инна, открыв глаза, сначала не поняла, почему рядом с ней отец и мать.
Приходя в себя схватив одеяло, прикрылась им, с языка невольно сорвалось:
– Вы что здесь делаете?..
Что-то, вспомнив, спросила:
– А где Гришка?
Отец, вытирая скупую слезу радуясь, пробормотал:
– Выгнал супостата за дверь… – ёрничая, – жених, мать его!..
Кивая в сторону окна смеясь, добавил:
– Пусть женилку поморозит, охладит пыл…
Раздражённо:
– Жениться он, видите, ли, хочет?!
Мать, охая и ахая, всплеснув руками, пробормотала:
– Так что же он с тобой сделал-то супостат? – в испуге прикрывая рот рукой, выдавливая вслух, – ведь обомлела. Я уж подумала… Всё…
Инна пробормотала:
– Наверно от перегруза сомлела… – оправдываясь, – вся на нервах…
Неопределённо кивая в сторону, со слезой в голосе, плаксиво говоря:
– Мой-то гад, присосался к своей Иришке! Чуть, ли не на х… Меня послал…
Кивая на дверь:
– Вот и сошлись два одиночества…
Мать после этого вздохнула с облегчением, в глазах блеснувшая слеза ожила.
Она, ощеряясь, тут же констатировала:
– Ну, значит, свадебку на Рождество сладим… – гладя дочь по голове, – а своего кобеля выброси из головы!.. Пусть теперь его Иришка парит мозги. Где и что?!
Отец опешив, моргая выпученными глазами шамкая губами, пробормотал:
– Что ж я зятька, стало быть, голым на мороз выбросил… – сорвавшись с места, выбежал из комнаты.
В приоткрытую дверь с улицы доносилось примирение двух пьяных мужиков.
Отец:
– Зятёк!
Гришка:
– Блин, Батяня!.. Я же тебе сказал, что жениться на Инке собрался…
Мать, посмотрев на дочь, как ни в чем не бывало, смеясь, спросила:
– Так что по третьему под венец пойдёшь?.. – тяжело вздыхая, – не то, что я… С одним мужиком всю жизнь постель делю… – тут же расплываясь в улыбке целуя мокрую от слёз щёку дочери.
Инна, вспомнив Колькиного отца, косо посмотрев на счастливую мать, зло пробурчала себе под нос:
– Как же с одним… – уткнувшись в плечо матери, тихо сказала, – по третьему, так по третьему…
Через минуту в комнату ввалился отец в обнимку с Гришкой, тот сиял, как начищенный самовар. Он, делая невинное лицо, потирал плечи:
– Блин, замёрз.
И это было видно по нему.
Отец поспешил подсуетиться, потирая руки, многозначительно глядя на мать, рванув с места на бегу прокричал:
– Сейчас организую сынок!.. Айн момент! – исчезая в дверях.
Мать, ойкнув, юркнула за ним, на ходу причитая:
– Ой, забыла, что тесто на плите!.. Не дай бог убежит…
Оставшись наедине, Гришка упал на колени, целуя Инне руки, пробормотал:
– Прости Инн, ну дурак дураком… – вскакивая на ноги, крестясь, – от любви! Знаешь, сколько я ждал этой близости с тобой…
Тут же сев на кровать рядом с ней, взяв её холодные ладони в свои, с нежностью целуя, как-то сжавшись в плечах не поднимая глаз, пролепетал:
– Если бы ты только знала, как я тебя хочу!.. – посмотрев на неё, испугался леденящего душу взгляда.
Она казалась колючкой, что была готова впиться в него и поразить парализующей болью. Он даже ощутил нестерпимую боль в затылке, но боясь показаться жертвой, сдержался, чтобы не выкрикнуть ей в глаза: «Ведьма!»
Её глаза буквально прожгли его насквозь. Это ввело Инну в баланс.
Она уже не боялась его, смело посмотрев Гришке в глаза, с дерзостью сказала:
– Ещё одна попытка меня изнасиловать… Посажу!
Тот, став паинькой, кивнул, целуя её холодные хрупкие тонкие пальцы, пробормотал:
– Как скажешь женщина!.. И, кажется, именно это их примирило…
Глава 2. Тени прошлого
…Время было к обеду, когда в доме Николая появились люди. Николай с отцом сновали по двору, проверяя своё хозяйство. Его отец первым вошёл в дом, окидывая всё своим пристальным хозяйским глазом, показалось, что ничего не заметил, за что можно было бы придраться к Гришке. Он уже хотел окрикнуть того, как увидел открытую дверь в дежурку. Тут же поспешил туда. Компьютер был включён. Подойдя к нему, решил посмотреть, чем же Гришка занимался здесь в их отсутствие. Отмотав на день, назад, обалдел. Он увидел Инну сначала в ванной потом в спальне сына. В голове мелькнуло: Вот зараза, устроил оргии… Вытирая слюну, с усмешкой сказал:
– Надо же какая горячая штучка! Вся в мать!.. – взяв запись, опрометью выбежал из комнаты.
Уже на ходу он подумал, что пока не стоит говорить сыну; решаясь попридержать у себя, как компромат на всех сразу, считая, что это может пригодиться…
…Гришка и Инна встали ближе к вечеру. Кажется, что они нашли компромисс совместного сосуществования. Гришка был нежным; щекоча усами, заверял, что ради неё готов свернуть горы, что сделает её «Королевой». Та верила до тех пор, пока со двора не послышался отборный мат.
Это Колькин отец искал Гришку, крича во всю гортань:
– Эй, хозяева!.. Гришку моего не видели? Пропал. Дверь оставил открытой. Воруй – не хочу…
Ему ответила мать:
– Да где ж ему быть, на пару минут и заглянул. Сватался к Инке. Вот о свадьбе значит, и воркуют.
Сплюнув на подворье, Колькин отец ушёл.
Самого Гришку розыск отца хозяина не напугал. Он, как ни в чем не бывало, выполз из-под одеяла, мимоходом ущипнув Инну за самую мягкую часть тела.