– Как это клевету? – заволновалась Зинаида. – Да я все, можно сказать, из первых рук…
– Угу. Я тут в отделении пять лет работаю и что-то такого двойного убийства не припомню. А был несчастный случай. Гражданка Пинчер Софья Борисовна мыла окна и поскользнулась на мокром подоконнике. Ну и вывалилась с шестого этажа. Да только зацепилась за карниз, а потом свалилась на козырек. Так что смертельного исхода в данном случае не произошло, только поломала себе конечности. А мужа ее, Пинчера Ильи Львовича, вообще в то время дома не было. Так что неправильная у вас информация…
– Да мне Верка, дворничиха ихняя, все как есть, как на духу рассказала! – надрывалась Зинаида.
– Ах вот откуда информация поступила? – нехорошо прищурился милиционер. – Ну, тогда ясно все. Гражданка Сидорчук Вера Ивановна второй месяц находится на принудительном лечении от алкоголизма. Белая горячка у нее началась, многочисленных чертей по углам гоняла, вот соседи нас и вызвали. Эти же, между прочим, Пинчеры.
– Вот видите! – Катя со слезами благодарности повернулась к милиционеру, но встретила такой же суровый взгляд.
– Вы, гражданка…
– Дронова, – подсказала генеральша Недужная, – Дронова Катерина Андреевна, квартира на пятом этаже, как раз подо мной.
Не удостоив генеральшу взглядом, парень в кепочке ухватил Катерину за локоть железной рукой и повел к подъезду.
– Пройдемте к вам в квартиру, побеседуем без помех!
Соседи никак не прокомментировали все случившееся, даже генеральша на этот раз промолчала. Однако молчание ее было очень красноречиво.
У двери квартиры Катерина сунулась в карман за ключами, там было пусто. Тогда она подумала, что положила ключи в сумку, хотя делала это редко. Пришлось вываливать все содержимое сумки на подоконник. Милиционер терпеливо ждал, хоть и смотрел чрезвычайно неодобрительно на кучу появившихся из сумки вещей.
Был там разрядившийся мобильный телефон, полпачки совершенно раскрошенного печенья, тюбик старой засохшей помады, который Катя уже полгода таскала в сумке, чтобы купить точно такого же цвета, который, как она думала, очень ей идет; пачка бумажных носовых платков; косточка от финика (одна женщина в трамвае научила Катю, как, нажимая косточкой определенную точку на тыльной стороне ладони, останавливать головную боль).
Кроме того, были в сумке цветные карандаши россыпью и блокнот, где Катя собиралась зарисовывать свои свежие художественные идеи, если они придут в голову, допустим, в общественном транспорте или в очереди к зубному врачу; была очень симпатичная пластмассовая косточка, которую Катя купила для Ирининого кокера Яши, да все забывала отдать, был фиолетовый помпон от вязаной лыжной шапочки ее мужа профессора Кряквина, который валялся в сумке с прошлой зимы, и еще серебряные щипчики для сахара, которые оказались в сумке и вовсе уж не понятно каким образом.
И последней вывалилась из сумки странная конструкция – металлическая палочка с резьбой, а на ней надеты два винтика да еще какие-то резиновые кружочки-шайбочки. Катя наморщила лоб и с трудом вспомнила, что штука эта называется отчего-то шпилькой, хотя к женской прическе не имеет никакого отношения, а используется в сантехнике. Так по крайней мере уверял Катю сантехник Васильич, вызванный на позапрошлой неделе для починки текущего унитаза, долго объяснял, как выглядит шпилька, велел купить и пропал, как поступают все сантехники. Унитаз тек отчаянно, но в связи с болезнью мужа и последующими событиями Катя про него позабыла.
Не было в сумке только ключей от квартиры. Это было чрезвычайно странно, потому что Катя точно помнила, что, уходя из дома утром, двери она запирала, во всяком случае, сейчас они были закрыты. Нужно было срочно взять себя в руки и вспомнить, куда же она засунула чертовы ключи, но милиционер смотрел очень неодобрительно на кучу бесполезных вещей, при виде серебряных щипчиков поднял брови, а при виде шпильки даже покачал головой. Когда же Катерина потрясла сумкой и на подоконник вывалилась статуэтка бегемота с выпученными глазами и распахнутой пастью, милиционер снял свою кепочку, вытер вспотевший лоб и тяжко вздохнул.
Статуэтка была сделана из африканского дерева гам-гам, обладающего чрезвычайной твердостью и прочностью, и Катя носила ее в сумке исключительно для самообороны.
Милиционер перевел глаза на Катю и отчего-то успокоился, видно, покорился своей участи.
– Ключики потеряли? – почти весело осведомился он.
– Ка-кажется… – растерянно подтвердила Катя, – но вы не волнуйтесь, в квартиру мы обязательно попадем!
И она позвонила в соседнюю квартиру. Там проживала милая старушка Элеонора Аркадьевна. Болезнь сердца сыграла с ней неприятную штуку: едва выйдя на улицу, зимой или летом, в жару или в холод, в дождь или в ясную погоду, она начинала задыхаться и падала в обморок. Дома же чувствовала себя неплохо и даже старалась вести активный образ жизни – делала по утрам зарядку и старалась меньше смотреть телевизор, чтобы не расстраиваться от плохих новостей.
Она, едва ли не единственная из всех соседей, относилась к Кате с участием, а профессора очень уважала. Было очень удобно держать у нее запасные ключи от квартиры. Вот и сейчас дверь тотчас открылась – очевидно, Элеонора Аркадьевна услышала возню на лестнице, но раньше выглянуть стеснялась. Она внимательно поглядела на милиционера, улыбнулась Кате и выдала ключи без дальнейших расспросов, правильно сообразив, что сейчас не до нее.
Катя открыла дверь и остановилась на пороге, потому что в прихожей царил ужасающий, просто неописуемый разгром. Все африканские маски, все копья и щиты, висевшие на стенах, были сброшены, чучело обезьяны, свисавшее с антресолей, уныло качалось на хвосте, грустно посматривая вокруг стеклянными глазами. Катя очень понимала обезьяну – если бы та могла закрыть глаза, она сделала бы это немедленно. Катя заглянула в комнаты, там было то же самое – все сброшено на пол, ящики раскрыты, даже обои в одном месте сорваны. У порога валялась статуя деревянного божка, на нем отчего-то был надет ритуальный убор шамана племени козюмбра. Одеяло и простыни сорваны с кровати, даже матрац свернут и валяется на полу.
– Какой ужас! – сказала Катя обезьяне, но та не ответила.
Зато напомнил о себе милиционер:
– Что случилось?
– Понятия не имею! – честно ответила Катя.
– У вас всегда такой беспорядок?
– Ну-у… возможно, я собиралась в спешке… – неуверенно промямлила Катя, – у меня муж в больнице…
Парень сдвинул на лоб свою кепочку и взглядом дал понять Катерине, что если бы он не дай Бог был ее мужем, то использовал бы любой случай, чтобы не оставаться в такой квартире – хоть командировку, хоть ночные дежурства, хоть больницу… Впрочем, Катя его взгляда не заметила, а если бы заметила, то все равно не поняла бы, так что парень разочарованно вздохнул и снова натянул кепочку на глаза.
– Однако давайте ближе к делу, – спохватился он, – откуда вы знаете убитого?
– Да я его совсем не знаю! – удивилась Катя. – Знаю только, что он врач из участковой поликлиники, он приходил по вызову.
– Это мы выясним, – строго сказал милиционер, – а теперь давайте поподробнее.
Он разрыл кучу барахла в углу и обнаружил под ней большой, украшенный резьбой сундук из древесины нильской акации. Профессор Кряквин привез его из Африки, хранил в нем разные редкости и очень сундуком дорожил. Милиционер же преспокойно уселся на дорогую вещь, и у Катерины язык не повернулся сказать ему, что сундук очень старый и ценный.
Запинаясь и поминутно отвлекаясь на малозначительные детали, Катя довольно связно рассказала ему про вчерашние события. По мере продолжения рассказа парень все больше мрачнел – он понял, что дело, на вид такое простое, усложняется буквально на глазах. На первый взгляд случай был совершенно обычный – шел человек по двору, народу никого нету, одет он прилично, ну, напали наркоманы, пырнули ножом, ограбили и бросили умирать возле двери в подвал. Найдет кто – его счастье, нет – значит, конец. Так и получилось. Плохо, конечно, но ничего интересного в этом нету. И работа милиции в данном случае проста. Перешерстить всех окрестных наркоманов, поискать, может, где случайно всплывут украденный бумажник или часы. Возможно, что и прояснится, ниточка появится. А скорее всего никто ничего не найдет, и дело со временем закроют.
Теперь же из-за этой бестолковой тетки дело грозит усложниться. Зачем тот тип к ней приходил? Надо думать, скрывался от кого-то и позвонил в первую попавшуюся дверь. Повезло ему, другой бы кто вряд ли пустил в квартиру незнакомого человека, а эта не то что одного мужика – взвод террористов в квартиру запустит, да еще место укажет, откуда удобнее бомбу бросить, и чаем напоит. Впрочем, насчет чая он зря понадеялся, этой тетехе и в голову не придет чаю предложить, а человек с утра не жравши…
– Вы мне не верите? – вскричала Катя, заметив, что парень нахмурил брови.
– Да как-то с трудом… – ответил он, – ну, сами посудите, вы что, участкового врача своего в лицо не знаете?
– Да я недавно тут живу… – смешалась Катя, – это мужа квартира…
– Допустим… ну, а когда второй доктор пришел, неужели вы этого, первого, ни в чем не заподозрили? Тут одного-то врача люди сутками ждут, а к вам сразу двое по первому зову прибежали. Из районной поликлиники! И вы не удивились?
– Ну… – Катя развела руками.
«Точно, бабенка не от мира сего, – подумал милиционер, – с такими намучаешься…»
– У меня муж болен, у него температура была – сорок и две десятых! – вспыхнула Катя. – Так неужели, по-вашему, я стану каким-то посторонним мужчиной интересоваться?
– Потише, гражданочка, – строго прикрикнул милиционер, и это было его ошибкой.
– Так-так, – раздался знакомый голос от двери, – и что это у тебя, Катерина, происходит?
– Жанка! – удивилась Катя. – А ты что тут делаешь?
Жанна приехала к Кате домой, потому что не могла дозвониться, и вошла в открытую дверь.
– Ой, как я рада тебя видеть! – затараторила Катя.
– Гражданка, подождите пока, работать мешаете! – Милиционер повысил голос, обращаясь к Жанне.
Это было его второй ошибкой. Жанна и так с утра была на взводе, так что сейчас ей представилась прекрасная возможность выпустить пар.
– А вы кто такой, молодой человек, и по какому праву находитесь в квартире моей подруги? – поинтересовалась она внешне мягко. – Да еще сундучок ценный портите, а он, между прочим, больших денег стоит…
Это было верно, в пылу разговора парень пару раз пнул ногой африканский сундук. Не то чтобы он засмущался – что ему какая-то старая рухлядь, однако как-то несолидно было в ответ на Жаннин вопрос спрашивать: а сама-то она кто такая? Посему он молча предъявил Жанне удостоверение капитана милиции Семужкина.
– Кепочку-то снимите, – ворчливо сказала Жанна, сличая фотографию с оригиналом, – в помещении находитесь.
– Жан, ты не серди его, – испугалась Катя, – он и вправду милиционер, еще применит ко мне какие-нибудь санкции, навредит.
– Больше чем вы сами себе вредите, вам никто не навредит! – в сердцах сказал капитан Семужкин. – Ну, виданное ли дело, пускать в квартиру совершенно посторонних людей! И ведь ничему вас жизнь не научила, вот, теперь ключи потеряли!
Жанна окинула глазами квартиру и поняла все. Разумеется, ключи у Катьки украли и залезли в квартиру.
«Господи, ну какая же она дура, – с тоской подумала Жанна, – однако отчего-то не сознается, что обокрали. Вот интересно, много унесли-то? У профессора безделушки африканские ценные есть, но, возможно, воры их цены не понимают, паспорт не взяли – вон, она его капитану предъявила, а денег у них в доме сроду не водилось… Не тряпки же Катькины воровать. Да я бы сама ворам еще приплатила, если бы они украли ее зеленую куртку и шубу из рыжей лисы, в которой Катька как меховой шар!»
Катя, в свою очередь, вспомнила про двух подозрительных визитеров – толстого и худого, не то из горгаза, не то из горэнерго. Их она тоже впустила по ошибке и если бы не Ирина…
Тут Катю озарило, и она сообразила, что те двое, наверное, связаны как-то с убитым, потому что они спрашивали, не заходил ли к ней мужчина похожей наружности – кудрявые волосы, серый плащ…
«Это они его убили! – поняла Катя, и сердце нехорошо замерло от страха. – А потом ко мне пришли зачем-то…»
Милиционер смотрел строго, и Жанка уже открыла рот, чтобы ругаться.
– Значит, убитый побыл у вас немного и ушел через черный ход? – спросил Семужкин. – И больше ничего вы сообщить не можете?
Катя упрямо сжала губы и решила молчать, хоть совесть и подсказывала ей, чтобы она все рассказала про тех двоих. Возможно, это какие-нибудь известные бандиты, их узнают по Катиному описанию и арестуют. В противном случае убийство останется безнаказанным. Но в кои-то веки Катерина решила послушаться не голоса совести, а голоса разума.
Милиционер потоптался еще немножко и ушел, сунув Кате свой номер телефона на всякий пожарный случай.
– Это правильно, – неожиданно сказала Жанна, – что ты ему про кражу не сказала. Найти не найдут, а затаскают тебя. Сначала сюда будут ходить, потом тебя туда вызывать бумажки разные подписывать. Много взяли-то?
– Да ничего, – растерянно сказала Катя, – всю квартиру перерыли, а ничего не взяли. Документы на месте, у Валика в кабинете вообще почти не тронуто, у меня…
– Нужны им были твои лоскутки! – усмехнулась Жанна. – Лучше деньги проверь!
Катя ойкнула и скрылась в дебрях квартиры.
– И правда, – раздался ее расстроенный голос, – деньги на хозяйство пропали!
– Много? – осведомилась Жанна.
– Тысяча двести рублей…
– О Господи! И как ты, Катька, с такими деньгами умудряешься хозяйство вести? – вздохнула Жанна. – Хотя я уж вижу… Ладно, – заторопилась она, видя, что у Кати на ресницах показались слезы обиды, – брось все, тебе надо отвлечься…
– Никуда с тобой не пойду, – всхлипнула Катя, – у меня муж в больнице, а я буду развлекаться?
– А я тебя не в ресторан приглашаю, а к матери! Собирайся, она ждет!
Катя вмиг повеселела. Беатриче Левоновна накормит лучше любого ресторана, и можно не относить это посещение к разряду светских мероприятий – так, посидели, поговорили, все свои…
– Замки поменяешь, я тебе телефон хорошего мастера дам, – говорила Жанна, – и, Катерина, причешись все же да хоть ресницы подмажь, а то неудобно, там мужчины будут…
– Катюша, здравствуй! – пророкотала Беатриче Левоновна своим густым капитанским басом, пропустив подруг в свою тесную прихожую.
На самом деле это была вполне нормальная прихожая, просто по сравнению с впечатляющими размерами хозяйки любое помещение казалось тесным.
Вообще Жанниной маме очень подошло бы стоять на капитанском мостике пиратского корабля. Ее могучий голос, мощное телосложение и лихие усики над верхней губой как нельзя лучше соответствовали этой роли.
Впрочем, внешний вид Беатриче Левоновны вполне соответствовал ее возможностям: в прежние времена, когда все являлось дефицитом и любую покупку приходилось брать с бою, она блестяще справлялась с задачей семейного снабжения и могла удержать очередь за колбасой в неравной борьбе с двумя-тремя боевыми тетками из южных областей России или Украины.
– Катюша, как ты редко к нам заходишь! – продолжала Беатриче Левоновна, одобрительно оглядывая Катину фигуру. – Только на тебя я надеюсь, может быть, хоть ты повлияешь на мою дочь! Ведь она ничего не кушает, и вот полюбуйтесь, на что она похожа? На сушеную воблу, вот на что!
– Мама, прекрати! – попыталась остановить ее Жанна. – Я уже достаточно взрослая женщина и знаю, что нужно есть и как жить…
– Ничего ты не знаешь! – не унималась Беатриче Левоновна. – Ты должна кушать сливочное масло, это раз… – Она загнула мизинец на правой руке. – Настоящее мясо – это два… причем настоящее, хорошее мясо с рынка, а не те мороженые обмылки, которые продают в ваших супермаркетах…
– Мама, уймись! – повторила Жанна и прорвалась в комнату.
Там, за накрытым столом, сидели две Жаннины тетки, мамины двоюродные сестры – тетушка Ануш, пятнадцать лет назад схоронившая мужа, и тетушка Серуш, никогда не выходившая замуж.
Во всем остальном они были удивительно похожи: полненькие невысокие старушки с румяными круглыми щеками и черными, выпуклыми, как черешни, глазами.
Между двумя тетушками сидел их общий племянник, Жаннин сколько-то юродный брат Ашот.
Ашот был рыж, веснушчат, худ и застенчив. Тетушки усердно занимались его воспитанием, что не приносило ему заметной пользы. Было ему около тридцати, но никакого достаточно солидного дела и никаких перспективных девушек на его горизонте не наблюдалось. К Жанне Ашот относился с восхищением и трепетом.
И только после всех этих Жанниных родственников подруги разглядели сидевшего в дальнем конце стола плотного коренастого мужчину с прядью черных волос, зачесанной на заметную лысину, и синими от постоянного бритья щеками. Мужчина с аппетитом поглощал жареную рыбу с зеленью.
– Ованес Степанович, познакомьтесь с моей Жанночкой! – проговорила Беатриче Левоновна, ради дорогого гостя смягчив свой знаменитый бас и добавив в него воркующие нотки.
– Очень приятно! – проговорил мужчина с полным ртом, взглянув на Катю.
– А это ее подруга Катя, – с легкой обидой в голосе добавила хозяйка.
– Очень приятно! – повторил заморский гость. – Какая у вас вкусная рыба, Беатриче-джан!
– Это ишхан-хоровац! – зарделась Беатриче Левоновна. – Я готовлю ее так, как готовила моя мама, с кинзой и гранатовым соком…
– Очень вкусная рыба! – повторил гость.
– А как Жанночка замечательно готовит! – спохватилась хозяйка. – Если вы попробуете ее хазани-хоровац, вы просто пальчики оближете! Вы просто все на свете забудете, как это вкусно!