Громко высморкавшись, Перси сказал сквозь носовой платок:
– Ну, типа… малый не… я хочу сказать, черт побери…
– Ты со мной в постель когда-нибудь ложился?
Ему пришлось посмотреть ей в глаза – они настаивали. И, заглянув, он вновь почувствовал, что она самая желанная из женщин и что для него она всегда была совершенно недоступна.
– Боже ты мой, конечно, нет.
– Ты когда-нибудь предлагал мне выйти за тебя?
Он не мог вспомнить. Он предположил, что, наверное, да, но как будто прочел ответ в ее глазах и произнес его вслух:
– Конечно, нет.
– Ты хотя бы минуту думал, что я этого хочу?
Он и на это знал ответ, единственный ответ, какой может дать малый.
– Конечно, нет, – повторил он.
Она чуть пожала плечами, словно говоря: «Вот видишь». И вдруг снова стала своего роста. Словно бы до того она стояла на мысочках, готовая поразить его молнией. И обычным своим тоном произнесла:
– Ты скорее всего не знаешь, но завтра Праздник урожая. Мы с Эсси виделись и писали друг другу, и она довольно давно пригласила меня приехать в воскресенье Праздника урожая. Еще до того, как ты познакомился с мисс Гуд. Вот почему я здесь.
С видом покаянным и чуточку глупым Перси бормотал, мол, прости, старушка, я чертов дурак.
– Ты по-дурацки себя вел, – улыбнулась Хлоя, и ему вдруг снова стало тепло. – А теперь сделаете с мисс Гуд кое-что очень для меня приятное, чтобы мы все снова стали друзьями?
– Конечно, старушка, что угодно.
И когда Хлоя объяснила про Эсмеральду и Большой Сюрприз, и про то, как важно, чтобы она чувствовала уверенность в себе, потому что в уверенности – половина секрета умения носить одежду, и как полезно было бы, если бы он и мисс Гуд… Он мог только повторить:
– Конечно, старушка.
– Знаю, для вас это неудачный поворот, особенно для мисс Гуд с ее красивыми платьями, но отчасти это поможет ей стать членом семьи, как по-твоему, дорогой? Я про то, чтобы сразу поучаствовать в семейной шараде, которую мы с Эсси готовим.
– Ну конечно, Мейзи будет руками и ногами за. Должен сказать, старушка, чертовски любезно с твоей стороны, что ты столько сил тратишь на тетю Эсси.
– Я получила массу удовольствия. Я всегда буду тебе благодарна, Перси, за то, что познакомил меня с такими милыми людьми.
– Я бы сказал, они тоже к тебе привязались. Да, и зови ее Мейзи, ладно? Как давний друг семьи и все такое…
– Непременно. – Улыбка тронула уголки рта Хлои.
Как догадалась Мейзи, ею мисс Марр и была. Давним другом семьи.
3
На этой неделе Перси ждала замысловатая работенка: под одним из чердачных окон отвалилась водосточная труба, да и за водонапорным баком в углу странно пахло. Обычно подобный запах не оставили бы до приезда Перси, как раз такие (если диагноз был поставлен верно, он исходил от дохлой крысы под половицами) течение времени не лечит, а только усиливает, но мисс Уолш ощутила его только сегодня утром, когда поднялась на чердак посмотреть, нельзя ли дотянуться до трубы из окна. Ведь если нельзя, то с фасада дома надо приставлять лестницу, а это может повредить ее любимой и еще цветущей розе сорта «мермейд».
Первые ночи осени выдались мягче обычного. Розы пока держались, даже георгины еще полыхали красками, настурции падали каскадами, а мальвы, бархатцы и астры сомкнули пестрые ряды – последний редут на пути нового времени года. Возможно, это была последняя неделя прощального великолепия сада. На протяжении следующего полугода ему нечего будет предъявить, помимо обещания лучшего будущего.
Наконец Перси сказал:
– Все в порядке, тетя Эсси. – И повернулся к Мейзи: – Мы все уладим, верно, старушка?
Для мисс Уолш совершенно естественным было счесть, что, пока он еще жив, сад имеет право первенства в борьбе за внимание Мейзи.
– Решайте сами, милые. Но, Перси, мне кажется, то, что ты найдешь под половицами, тебе лучше найти одному. Я подумала, может быть, Мейзи захочется погулять по саду, а потом она сможет присоединиться к тебе, когда будешь разбираться с трубой.
Мейзи по мере сил выразила огромное желание прогуляться по чудесному саду и одновременно абсолютную уверенность, что в обществе Перси ничто отвратительное ей встретиться не может, что вернуло бы разговор на круги своя, если бы Перси не увидел в ней вдруг маленькую женщину, которая ждет от него защиты от уродливой реальности жизни. Сочтя, что дохлая крыса относится как раз к последней и что старина Джордж в сходном кризисе не медлил бы и минуты, он сказал твердо:
– Иди с тетей Эсси, старушка. Я тебе покричу, когда буду готов.
Она прекрасно подходит для Перси, решила тетя Эсси, пока они прогуливались вместе по саду. Глупенькая, но обеими ногами стоит на земле. Ее «глупость» – как платье, которое она надевает, чтобы очаровать склонного защищать мужчину, и это «платье» очень даже идет большим круглым глазищам и худенькой фигурке, и как раз оно, очевидно, завлекло крепкую правую руку и ограниченный интеллект жениха. Перси будет защищать свою Мейзи от жестокого мира, а Мейзи позаботится о том, чтобы он при этом не пострадал.
– Я склонен забывать, – говорил пастор Хлое, пока они другой тропинкой неспешно шли в розовый сад, – что Перси не просто обручен с какой-то леди, но прямо-таки женат на любимом деле. В данном случае – чердачном, и если рискнуть поиграть словами, я бы сказал, пять сегодня оказалось совершенным числом, поскольку его, вероятно, впервые можно безболезненно разделить на три пары.
– У моего мужа по жене на каждом чердаке, – пробормотала себе под нос Хлоя, точно проверяя шутку на вкус.
– Он починил органные мехи в церкви. Замечательный, чудесный дар. Жаль, что у меня его нет.
– Кто ведет хозяйство в доме пастора?
– Вы про работу по дому?
– Да.
– У меня есть экономка. Очень дряхлая, как и сам дом. Я… я… лишь малой частью дома сейчас пользуюсь.
– Живете один в трех комнатах, а остальные используете для собирания пыли?
– Ну, наверное…
– Альфред, вы сошли с ума.
– А что мне делать?
– Одуматься. Выздороветь.
– Сегодня утром Эсси мне сказала, что я очень глупый.
– Она хотела сказать – сумасшедший.
– Принимаю ваш приговор, дорогая. Я тем более склонен с ним согласиться, поскольку вы очень умная молодая женщина, однако ни малейшего понятия не имею, о чем вы говорите.
– Хотите, чтобы вам все поднесли на блюдечке?
– Сдается, что так.
Хлоя посмотрела на него так, словно обдумывала целую речь, но потом только вздохнула и покачала головой:
– Блюдечко только одно. И что же с этим делать?
– Рискнуть, – улыбнулся пастор.
– Хорошо. Готовы?
– Да.
– Почему вы не попросите Эсси стать вашей женой?
Необычайный покой накатил на пастора, накрыв его с головой. Полнейшая неподвижность. У него словно бы дыхание перехватило от благоговения, лишив способности двигаться при виде картин прошлого, каким оно могло бы быть, и будущего, каким оно еще могло стать. Хлоя, равно неподвижная, равно безмолвная, ждала. Весь мир ждал… Со слабым вздохом он вернулся к жизни.
– Вы совершенно правы, моя дорогая девочка, – мягко сказал он, – дорогая, дорогая девочка. Я был сумасшедшим.
Хлоя похлопала его по руке, но промолчала.
– Сумасшедшим и глупым, что уже давно не попросил ее руки, что не умолял выйти за меня. Но я был бы равно сумасшедшим, если бы надеялся, что она выйдет за меня сейчас, если бы предположил, что у меня еще осталось что ей предложить.
– Огромное число мужчин просило меня выйти за них, – сказала Хлоя. – Они всегда создавали впечатление, что им что-то нужно, а вовсе не собираются что-то предлагать. На самом деле так гораздо более лестно.
– Будь у меня чуточку больше средств! Эсси очень состоятельная женщина…
– Ну а вы, конечно, очень корыстный мужчина, – насмешливо отозвалась Хлоя. – Тогда вам надо сделать вид, будто вы не охотитесь за ее деньгами. Вздрогните от удивления, когда услышите, что у нее есть собственный счет в банке. Скажите, что думали, будто Перси раз в неделю посылает ей чек по почте. Что-нибудь да придумаете.
Пастор улыбнулся:
– По-вашему, деньги не важны?
– Только для мирских созданий вроде меня. Не для святых, как вы с Эсси.
– Эсси – да. – Он посмотрел на чудесный старый, увитый розами дом за лужайкой и сказал: – Честно ли просить ее все это бросить?
– А пасторский дом она не может так же украсить?
– Ну…
– В созидании больше радости, вы же сами знаете. Женщина получает удовольствие от перестановки стула от одного камина к другому и рассуждений, стало ли так лучше. Какое счастье это принесет Эсси.
– Вы очень убедительны, моя милая. – Похлопав ее по руке, он встал. – Мне надо домой. Надо заглянуть к кое-кому в деревне.
Хлоя тоже встала, почти такая же высокая, как он сам.
– Вы очень на меня сердитесь?
– Сержусь? Будь у нас такое в обычае, я устроил бы большой праздник и просил бы вас стать моей дочерью.
– Сержусь? Будь у нас такое в обычае, я устроил бы большой праздник и просил бы вас стать моей дочерью.
Хлоя счастливо рассмеялась, и они вместе пошли к калитке. Где-то Перси криком звал свою Мейзи. Любовь требует странных обязательств от своих данников, и совсем немного погодя Мейзи будет сидеть на корточках на полу чердака, прильнув к ногам Перси, тогда как верхняя его часть будет качаться за окном и проклинать сломанную трубу. Но сеньора Эсмеральда и ее горничная станут совещаться в спальне мисс Уолш.
4
В золотые послеполуденные часы (если на минутку приписать Перси способность к романтике) жених с невестой где-то чем-то развлекались, Хлоя удалилась к себе в спальню, а немолодая пара сидела под кедром.
– Как вы знаете, я очень привязан к Хлое, – сказал пастор Мач-Хейдингхэма. – Мейзи как будто милая девочка, а Перси… я привык к Перси.
Сняв шляпу, он запустил ее через лужайку. Мисс Уолш ждала сути речи, к которой предыдущие фразы, очевидно, были вступлением, но тщетно.
– И это все? – спросила Эсси.
Пастор внезапно очнулся.
– Что – все? – спросил он.
– Вы только что рассказали, что, кажется, где-то встречали Перси.
– А! – Он постарался припомнить. – Просто я очень счастлив рядом с вами, Эсси. И только с вами.
– Спасибо, Альфред.
– Остальные приходят и уходят. Приходят и уходят. – Он вздохнул.
Мисс Уолш посмотрела на него подозрительно.
– Вы ведь не собираетесь свалять дурака, а, молодой Альфред?
– Нет, моя дорогая. Решительно нет. Я был дураком в прошлом, но это прошло. То есть, – добавил он, – если мы говорим об одном и том же.
– Я говорю про Хлою.
– Про Хлою? – беспокойно переспросил он.
– Вы ведь не влюблены в Хлою? – спросила мисс Уолш.
Мгновение он смотрел на нее недоуменно, потом расхохотался. И в этом смехе не было ни беспокойства, ни неловкости. Одна только радость.
– Нет ничего, – защищаясь, начала мисс Уолш, – что не сделали бы мужчины в любом возрасте. И ничего, что женщина вроде Хлои не могла бы заставить их сделать.
Кивнув, пастор серьезно сказал:
– Вчера я предложил ей стать моей дочерью.
– Начало положено. И полагаю, она ответила, что может быть вам только сестрой?
– Дорогая Эсси, – снова рассмеялся он. – Я семидесятилетний старик.
– Вам, возможно, семьдесят, но вы не старик, Альфред.
– Вы правда так думаете?
Пыл в его голосе от нее не ускользнул.
– Думаю, если Хлоя когда-нибудь выйдет замуж, то за человека много старше себя.
– Возможно, моя дорогая. Но это будет не семидесятилетний пастор из деревушки в Эссексе.
– Полагаю, что нет. Надо думать, ему достанет самоуважения не предлагать такое.
Повернувшись к ней, пастор подождал, пока она встретится с ним взглядом, и этот взгляд удержал.
– А какой вред самоуважению, если просишь прекрасную женщину стать твоей женой?
Чуть зардевшись, сама не зная почему, чуть смешавшись, сама не зная почему, Эсси сказала:
– Если совершенно очевидно, что она над ним посмеется?
– А она над ним посмеется? Она над ним посмеется, когда он скажет, что вот уже пятнадцать лет он ищет ее общества и счастлив только в ее обществе, всегда счастлив в ее обществе, однако такой дурак, что ему ни разу не пришло в голову сказать: «Будь со мной всегда, потому что ты всегда нужна мне»? Она слишком добра, чтобы посмеяться, Эсси, но, испытывая жалость к нему, все же может сказать: «Уже слишком поздно, я жизнь прожила без тебя». Она может сказать: «Всегда было слишком поздно. Я никогда не испытывала нужды в тебе». Но смеяться над ним она не станет… – Он взял ее руку в свои. – Правда ведь, Эсси?
– Альфред, вы ума лишились?
– Лишился, дорогая Эсси. Совершенно и окончательно. То есть я был без ума. А теперь наконец окончательно и бесповоротно его обрел.
– В мои годы! После стольких лет! Нелепость какая!
– Только что, дорогая Эсси, нелепым был возраст Хлои. Ты чуточку капризничаешь с возрастом, дитя мое.
Эсси молчала, стараясь – но как же это трудно! – сосредоточиться на внезапном новом мире, о котором и не мечталось.
– Я долго тут жила, – сказала она наконец. – Я старая дева со своими привычками и причудами. Хочу ли я перебираться в новый дом и начинать жизнь сызнова?
– Да! – тут же отозвался пастор. – Очень хочешь. Ты хочешь забрать из старого дома все любимые вещи и перевезти их в мой, и от души позабавиться, обустраивая целый дом, и вдохнуть новую жизнь в запущенный сад, а под твоей опекой, Эсси, он станет самым прекрасным на свете. И ты хочешь сказать потом Перси и Мейзи, что они могут поселиться тут, как только поженятся. Сама видишь, как замечательно все складывается. – Он взял обе ее руки в свои и подался к ней. – Разве нет, любимая?
– Ну… – протянула с внезапной улыбкой самооправдания мисс Уолш, – я бы сказала, кое-какой резон в этом есть…
Полчаса спустя, когда они возвращались в дом, пастор сказал:
– Ты сегодня необычайно хорошенькая, моя Эсси. У тебя новое платье или шаль? Кажется, я их раньше не видел.
Вот вам и Эсмеральда Уолш, подумала Эсси. Она не знала, радоваться ей или сожалеть. Но она радовалась, что у нее гостит Хлоя. Ей, пожалуй, надо выплакаться на чьем-нибудь плече, пусть и неизвестно, от горя или от счастья. Возможно, Хлоя разберет.
Глава XII
1
Барнаби как редактору серии «Ваш мальчик», составителю «Еще вопросы есть», главе отдела образования и, по сути, «мистеру Рашу “Проссерса”» полагался, само собой разумеется, собственный кабинет. Как большинство помещений в «Проссерсе», этот кабинет представлял собой выгородку из много большего помещения – в данном случае Библейской библиотеки, как она называлась во времена основателя. Доктор Проссерс никогда не пренебрегал принудительной помощью тружеников на общей ниве и любил, чтобы они были под присмотром. Если собираетесь толковать «Книгу Бытия», разумеется, призовете на помощь автора Ветхого Завета; и если Ветхий Завет зиждется на том краеугольном камне, что возможно только одно истинное его толкование, то все прочие интерпретации неизбежно будут следовать одной и той же заданной схеме, то есть любой более поздний толкователь движется по вашим стопам, как и вы по стопам более раннего. Соответственно в интересах истины любые теории или открытия, сформулированные или сделанные писателями прошлого, но пропущенные вами, могут и должны быть включены в ваш собственный труд с уместными благодарностями. Разумеется, тщетно и глупо писать «Как прекрасно заметил в своем эпохальном труде «Свет, пролитый на “Бытие”» преподобный Дж. Р. Хигнетт-Тейлор», – это значило бы уделять достопочтенному слишком много внимания. Достаточно переписать отрывок собственными словами с каким-нибудь вступлением, вроде «часто указывалось» или «общее место толкователей», или, возможно, еще лучше «как должно было прийти в голову всем серьезным исследователям данного текста», тем самым избегая необходимости отвлекаться на скобки или несущественные примечания.
Библейская библиотека не вполне соответствовала своему названию. Она содержала несколько сотен томов по теологии, надо думать, составлявших сливки анализа библейского экзегезиса, выдаваемые на дом книги, посвященные странствиям святого Павла и в каком-то смысле призванные эти странствия олицетворять, и некие тщательно оберегаемые труды более общего плана французских авторов, не укладывавшихся на момент написания в общепризнанный канон. Но комната была длинная и давала работавшему в ней доктору Проссерсу шанс совершать моцион, который, как известно, проясняет и просветляет ум автора. Сложив за спиной руки и вздернув фалды сюртука, он расхаживал (как он выражался) по квартердеку своего флагмана, перебирая (чтобы продолжить неуместную метафору) рулевое колесо, брызги от которого его секретарь затем преображал в упорядоченную прозу.
С кончиной доктора Проссерса почила и Библейская библиотека, но возродилась, когда две фанерные стены разделили ее на три помещения, из которых два внешних служили кабинетами Барнаби и миссис Прэнс, а средняя – складом для изданий фирмы. Еще она являлась своего рода изолирующей воздушной подушкой между внешними комнатами, так что грохот пишущей машинки Барнаби или неистовый голос миссис Прэнс, ободряющей печатника или поэтессу, пропадали втуне на ничейной земле.
Но сегодня через стенки библиотеки проникал голос. За перегородкой говорили по телефону. Вспомнив, что кто-то выдвинул идею составить каталог изданий, Барнаби с некоторым изумлением сообразил, что в складской комнате имеется телефон. Значит, туда посадили какую-нибудь машинистку снизу или, возможно, пригласили кого-то более опытного, с образованием библиотекаря со стороны, и сейчас, оторвавшись от трудов, временная сотрудница делит досуг с равно досужей подругой.