Колин.
Схватка закончилась быстро. Но все же действие снотворного проявилось тоже. Первыми свалило Клима и Фарни, как самых мелких. Остальные еще держались.
Я сходил к Аделии, кое‑как успокоил девчонку и попросил до утра не высовываться. Допрос — не лучшее зрелище для благородной лайри. Та согласилась, еще раз уточнила — все ли в порядке и посетовала, что спать теперь ночь не будет.
Я предложил ей сонника, но Аделия замотала головой. Возиться с ее капризами мне было откровенно некогда, поэтому я спросил еще — не видела ли она моего зайца, получил отрицательный ответ и ушел вниз, к своим людям. Там все было в полном порядке. Трупы в одном углу, раненные увязаны и аккуратно сложены в другой угол, трактирщик почти пришел в себя — благолепие!
Шакр смотрел на меня испытующе.
— Я скоро свалюсь. Но допросить этого мы еще успеем…
Я кивнул.
— я начну, а вы тогда подхватите?
— Нет, лойрио.
— почему нет? Я умею?
— Потому что я страшнее. А вы меня будете останавливать.
Я не обиделся. Шакр меня учил допрашивать пленных — и я знал, дело это грязное, кровавое, неприятное — и еще мягко сказано. Сначала допрашиваемого надо крепко напугать. Потом дать надежду на спасение. Потом опять напугать — и раскачивать так, пока не поплывет. Нет, можно и пытать. Но дело это долгое, кровавое, грязное и — неблагодарное. Дядя меня учил и этому, но не советовал применять пытки без нужды. Болью можно сломать человека, но не сразу — и наврать он тебе успеет с три короба. К тому же, если нет никакой возможности уйти целым — зачем выкладывать врагу все секреты? Человека ломает сочетание страха и надежды. Или боли и надежды — для кого как. Но трактирщик выглядел умным…
Что ж. Шакр действительно выглядит внушительнее, чем я — мальчишка со зверьком на руках. Кстати, где все‑таки моя зайка? Ладно, потом найдем, наверняка испугалась да забилась куда‑нибудь. А пока Шакр начал колоть трактирщика.
Для начала он поводил мечом у него перед глазами, буквально в паре сантиметров от зрачка. Очень хорошо действует. Потом отвел меч и улыбнулся.
— Наверное, надо тебе сначала вырезать глаза. Я не люблю тех, кто на меня покушается — и подыхают они очень долго и неприятно…
— Ты здесь все кровью зальешь, — недовольно протянул я, изображая богатого сопляка. Хотя ей–ей, сам бы убил.
— Сам залью — сам и подожду со всех восьми концов, — огрызнулся Шакр. — или вам жалко этого подонка?
Я поморщился.
— Помилуйте, высокородный!!! — завопил трактирщик. — Не виновен я!!!
— а поил ты нас чем? А, …? — Шакр выдал длинную тираду.
— Меня заставили!
— всех вас заставляют!
Острие меча Шакра скользнуло по щеке трактирщика, тут же окрасившись кровью. Хорошее место — лицо. Любые раны на нем кровоточат очень сильно, а вид собственной крови быстро выбивает людей из колеи. К тому же — боль сильнее и человеку кажется, что пострадал он страшнее, чем на самом деле.
Трактирщик завизжал, как поросенок под ножом мясника. Я поднял руку.
— Шакр! Не спеши! Он нам сейчас все расскажет… правда ведь?
Трактирщик закивал так, что едва над полом не взлетел. Шакр злобно сверкнул глазами.
— Вечно вы всякую мразь жалеете.
И вогнал меч в пол рядом с лицом обалдевшего мужчины — на палец от носа. Трактирщик икнул, шумно сглотнул — и заговорил.
Оказывается, недавно к трактирщику приехал вон тот тип… который? Этот… этот уже никому и ничего не расскажет. Случайно сдох в горячке боя. Приехал, попросил подмоги, а поскольку знал кое о каких делишках трактирщика — пришлось тому соглашаться. Напоил нас сонником — и ждал бы, пока все уснут.
Почему сонником?
Так сыпанул, что под рукой оказалось. Мы бы все в течение получаса — часа заснули, без подозрений на травы — и нас бы перерезали, как цыплят. Дал бы этот мерзавец сигнал Карну — и пошло бы веселье.
Противоядие?
Есть, а то как же… только не на всех теперь подействует, наверняка.
Заварили, напоили сначала трактирщика, подождали — нет, не сдох, потом сами выпили. Я не пил, спасибо зайке — уберегла. И принялись решать, что делать.
Зая.
Никто не видел, как я проскользнула на кухню. Кладовку я нашла по запаху. Пнула лапками толстую дверь. Открыто.
Странно, почему бы это? Хотя…
Трактирщик вполне мог что‑то доставать и не успел запереть ее. Компания‑то пожаловала большая, столько сразу нарезанным да наложенным держать не будешь. И вообще — мне все равно. У людей слишком много странностей, над каждой думать — уши бантиком завяжутся.
В кладовой было тихо и темно. И вкусно пахло копченостями. Я сжалась в комок, проверила окружающее пространство, никого не обнаружила — и собралась.
Вдох.
Выдох…
Сила скручивает меня в дугу — и резко распрямляет. Шерсть быстро исчезает под бледной тонкой человеческой кожей. На лицо падают светлые волосы, ноги едва не подламываются в неудобном положении — и я выпрямляюсь.
Уже — человек.
Ф–фуууу….
Устаешь все время бегать в звериной шкуре. Хорошо мне — я контроль не теряю, зверем себя не ощущаю и вообще — у меня две половины уравновешивают друг друга. А кое‑кто, говорили, и навсегда зверем оставался, перекинуться не мог.
Я потянулась от души. Нагота… да и пес с ней. А вот остальное…
Запах солений и копчений просто с ума сводил. Я стянула с веревки здоровенный говяжий окорок, чуть не в треть моего роста, которого хватило бы на целый взвод — видно было, что мясо от него отрезалось по мере надобности, и урча, как лесная кошка, впилась зубами в сочное вкусное мяско.
Умммм….
Как же мне этого не хватает в личине зайца! Я все‑таки плотоядная… да и вообще — этот вкус не для зайца, но он позволяет не забывать свою вторую суть. Я оборотень. Хищник по природе своей.
Жир потек по запястью и я его облизнула.
Хорошо…
Желудок согласно булькнул. Я огляделась, примериваясь к бадье с маринованными огурчиками. И — замерла в углу.
Дверь приотворилась, и внутрь скользнул мужчина. Невысокий, тощий, на редкость вонючий…. И тут же заметил меня.
Чего он ждал? Кого?
Не знаю. Но точно не голую девушку со здоровущим окороком в руках. И не успели его глаза округлиться, как я от души приложила его костью. Раз!
И еще два! И три!
Я существо хрупкое, как приложу, так только хрупнет. Мужчина еще подламывался в коленках, оседая на пол, а я уже слышала шаги к кладовке. Ну, не получилось у меня оглушить его бесшумно, никак не получилось…
Я бросила кость и опустилась на колени.
Вдох.
Выдох…
Белая шерсть разлилась по коже, ушки выстрелили вверх — и спустя несколько секунд на полу сидела абсолютно невинного вида зайка. Первым в кладовку ворвался Шакр.
— Ох ты…
Не поняла? Почему люди постоянно ругаются? Странные они существа…
Шакр пнул ногой бессознательное тело. Обернулся.
— Лойрио, вы поглядите только…
Колин шагнул внутрь и только головой покачал.
— как интересно… кого‑то не нашли сразу? Отсиделся? Где?
— Интереснее — кто его нашел сейчас?
Шакр огляделся. Пристально так, серьезно…
— О, да и ваша зайка тут?
Я прыгнула к Колину и юноша подхватил меня на руки.
— Испугалась, маленькая?
Вообще‑то нет, но специально для тебя могу даже дрожь изобразить. Благо, зайцам подрожать, что пописать. Колин принялся ласково почесывать меня за ушком.
— все в порядке, малышка, все хорошо…
Приятно, когда о тебе заботятся.
— Шакр, возьмем этого типа, там допросим. Кстати, чем это его?
— Костью от окорока.
Шакр шевельнул ногой изрядно поглоданный мной кусок.
— И кто?
— Придет в себя — узнаем.
Хорошо, что зайцы смеяться не могут. А то бы точно фыркнула, представляя рассказ уложенного мной типа о голой девушке, которая отлупила его бычьей задней частью.
Колин.
Часа через два все выяснилось.
Как обычно, за всем стоял Рыло. Крашри, дрянь паскудная, всего не сказал. А именно, что должен был дать знать Рылу к определенному дню. Голубем.
Видимо, птица осталась у одного из удравших. Вадан о ней точно не знал, иначе сказал бы. Или не придал значения?
Теперь уже не важно.
Не получив известия о моей гибели, Рыло понял, что не дождется — и направил на тракт вторую компанию. Карна Макри и еще десяток людей с наказом отравить меня в этом трактире и взять живьем.
Ладно, запомню, сочтемся. Я Рыло тоже живьем брать буду, нам найдется о чем поговорить… долго… больно…
Карн приехал к старому знакомому — и по его указке нам подлили снотворное. Спасибо заюшке.
Плохо было другое. В суматохе мы, не разобравшись, уходили и Карна. А воскресить и допросить уже не получится. Его люди…
Плохо было другое. В суматохе мы, не разобравшись, уходили и Карна. А воскресить и допросить уже не получится. Его люди…
Нет, они, конечно, знали, слышали, но не им же Рыло приказ отдавал! А значит, и цена их словам — медяшка. И что с ними делать?
У Шакра сомнений не было. Повесить. Всех. Невиновных тут не было по определению. Если согласились на такое, все зная и понимая, никто даже не предупредил… повесить. И оставить пергамент — кто, за что, когда…
Я могу своим правом и словом. Правда, если узнает король, мне придется ответить, но в этом случае можно не бояться. Я не по дури или прихоти, на меня покушались — и это признано в присутствии моих людей. Ну и трактирщик, со слюнями и соплями, просьбами и молитвами, даже попытками поцеловать мой сапог (безуспешными, нечего мне обувь портить) написал признание. Будет чем оправдаться.
Интерес представлял разве что тот несчастный из кладовки.
Это был один из слуг. Когда началась заварушка, он храбро сбежал и отсиделся в погребе. А когда все закончилось и чуть поутихло, он решил пробраться в кладовую… зачем?
После нескольких пинков по ребрам, он признался, что там хозяин вроде как держал заначку.
Где?
С добровольной (пара отрезанных фаланг пальцев не в счет) помощью Винни, мы нашли указанное и только присвистнули.
Дорогая одежда, кое–где расшитая драгоценными камнями, скромная кубышка на несколько килограмм золота — да иные лойрио беднее живут.
— Точно. Шалили они с проезжающими, — подтвердил мои мысли Шакр.
Сильно шалили. Приговор становился неизбежным. А кто слугу…
Вот тут мне чуть дурно не стало.
Слуга заявил, что в кладовой была девушка. Красивая, голая, тощая, конечно, но все при ней. И она оглушила его окороком, который держала в руке.
Девушка?
Та самая?
Шакр подумал, а потом не поленился сходить в кладовую. Примерился к коровьей тушке…
— Лойрио, он вроде как и не врет, но… не может это быть ваш лесной дух?
Я попробовал поднять окорок — и понял, что Шакр имеет в виду. Тяжелый… держать я его смогу и даже замахнуться, но я! Тренированный мужчина, а не молодая хрупкая девушка, вовсе нет!
— я даже не знаю, что и думать…
— Зайчиха ваша не беспокоилась…
Что было, то было. Зайка сидела абсолютно спокойно, а ведь если там разыгралась драка пару минут назад — должна она была испугаться? Спрятаться?
Обязана.
— Думаешь, лесная девушка следует за нами?
Шакр выглядел непривычно серьезным.
— Не знаю, что и думать. Но… нам она вроде как не враждебна?
— Если правда то, что говорят о лесных духах…
— она бы приказала — и ваша зайка вам бы горло перегрызла.
— Зайцы мясо не едят.
— все лесные существа слушаются лесных духов, сами знаете.
Знал.
— и что теперь делать? Попробовать ее поискать?
— не знаю. Если мои предположения верны — она сама появится. Надо только подождать…
Зая.
Я сидела на руках у Колина и гордилась собой с полным на то основанием. Меня называли лапочкой, замечательной девочкой и самым умным зайцем Торадора. И были недалеки от истины, с одной поправкой. Другого такого зайца как я вообще нет, поэтому я самая умная зайка всех стран.
Учуяла ж я сонник — и все успели приготовиться. Связали трактирщика со слугами, выпили противоядие, а теперь решали, как им поступить.
Дорешались до неприятных вещей, но туда трактирщику и дорога. Судя по его захоронке — тут не один путник свой конец нашел. Ну и чего его жалеть?
Люди странные. Столько всего накручивают возле самых простых вещей…
Мы иначе относимся к смерти. Каждый из нас убивает — пусть и лесных животных, но мы знаем — рано или поздно каждый найдет свой конец. Жизнь за жизнь, смерть за смерть — это правильно. А люди почему‑то должны еще сказать кучу слов… странные.
Я немного беспокоилась об оглушенном мной слуге, но когда Колин заговорил, едва не запрыгала от радости.
Правильно! Лесной дух! И никто другой!
Какие оборотни? Нет никаких оборотней и никто о нас не знает. И не узнает. Вот!
Лес надежно хранит свои тайны.
И искать меня не надо. Я все равно не появлюсь. Ни к чему это…
Даже если бы захотела… вот что Колин будет со мной делать? Я уже немного разбиралась в местных обычаях. Ему нужно жениться на такой же самочке как он. Породистой. А не на бесполезной зверюшке из дикого леса.
Приданое, опять же, это то, что семья дает на прокорм своей самки…
У меня его нет, разве что шкуркой взять? Да и вести себя среди людей я не умею.
Или показаться Колину?
Нет, нельзя!
Мне и так тяжело будет уходить, ни к чему привязываться еще больше.
Вовсе даже ни к чему…
Колин почесал меня за ухом, отвлекая от тяжелых мыслей.
— Пойду я спать, Шакр.
— Лойрио, а может, внизу?
— нет, хочу кровать. Да ты не бойся, с моей охраной это безопасно. Заюшка, умненькая моя… ты ведь предупредишь, если кто‑то полезет?
Предупрежу, предупрежу, куда я денусь. Заячий сон намного чувствительнее человеческого…
Лайри Аделия Каренат.
Я вся кипела от гнева.
Как можно быть таким бесчувственным?!
Колин… он чудо, но иногда бывает просто невыносимым! Мне плохо, страшно, я чуть ли не в истерике, нас собирались убить, а он, вместо того, чтобы посидеть со мной, подержать за руку, успокоить, поцеловать, наконец, уносится допрашивать каких‑то тварей, мизинца моего не стоящих!
Это куда годится?
Я все‑таки его невеста! И — никакого внимания!
Да он о своей зайчихе больше беспокоится, чем обо мне! Ее‑то он на руках носит, волнуется, ищет… а меня?!
А я ему не нужна…
Я закусила подушку, яростно отплюнулась от куриного пера.
Свинство!
Хотя… он ведь считает, что наша помолвка временная. Это я его люблю, ему‑то пока все равно. А мне — нет! Я все сделаю, чтобы эта помолвка стала настоящей! Все–все!
А… а что я могу сделать?
Влюбить в себя Колина! Безусловно.
А как?
Мама вроде говорила, что мужчины думают… тем местом, которое в штанах. И если женщина вовремя… вот как она к моему отцу… то все возможно?
А ведь и верно.
Если Колин и я… может, он на мне женится? Если я забеременею, он же не бросит меня с ребенком? Не сможет бросить!
Почему бы нет… только когда?
А чего думать?
Чем скорее, тем вернее! Если у мамы с одного раза получилось, может, у меня тоже получится? Например… сегодня!
А когда еще?
Я не знаю, где мы будем ночевать дальше, а тут удобно, людей почти нет, никто не помешает… почему бы не попробовать?
Я соскользнула с кровати, оглядела себя.
Белая рубашка — мужская, до середины бедра. Темные волосы распущены. Колин спит в соседней комнате… надеюсь, у него не заперто?
Зая.
Колин подгреб меня поближе к себе. Я успокаивающе заурчала, полезла мокрым носом в шею, вдыхая его запах, парень постепенно расслабился и уснул. Еще бы…
Чем дальше, тем больше мне хотелось подождать с отъездом. А вместо этого наведаться к его отчиму. Дрянь какая!
Мать добил, теперь мальчишку? Я его самого добью… а была б я волком…
Ну, ничего, я ему устрою визит плотоядного зайца! Между прочим, зубки у меня острые и длинные. Вы не смотрите, что зайцы животные мирные, если понадобится — я могу быть очень боевой! У меня вся семья — просто звери!
Какие там угрызения совести?
Вокруг стояла тишина, я сопела, Колин чуть расслабил руки, и я могла высвободиться, но пока не хотелось. От юноши хорошо пахло — чем‑то травяным и уютным. Мне повезло, что я его встретила, да и ему тоже. Без меня его бы уже три раза в живых не было…
В коридоре послышались тихие шаги. Я насторожилась.
Будить мальчишку? Нет?
Осторожно выбралась из его руки, подскочила к двери, принюхалась…
Лайри Аделия…
А тебе что тут нужно, кикимора болотная? В три часа ночи, в чужой комнате? Свечку одолжить решила? Или…
Судя по звуку шагов, направлялась она именно сюда.
Ну и ладно, Колина будить не будем. Мне тоже поразвлечься хочется.
Много ли может заяц? Если это умный, решительный и обаятельный зай вроде меня — более чем достаточно!
Дверь не скрипнула, приоткрываясь. Аделия вгляделась в темноту, осторожно шагнула внутрь… и я кинулась ей под ноги. Не так, чтобы на меня наступили, а чтобы сбить, снести… для этого надо бить под колени.
И у меня получилось!
Я еще и вскрикнула. Аделия тоже вскрикнула, приземляясь на попу в дверной проем. Колин проснулся — и, не долго думая, запустил на шум тазиком, который ему принесли для умывания еще до заварушки, а потом он так и остался. Умница какой!
Я его просто обожаю!