Но!
В отличие от мужчин, которым это просто не нужно, женщины непрерывно тестируют свое состояние и в случае обнаружения риска неполадки сразу же принимают простые и эффективные меры саморегуляции. Мужчинам наши женские методы скорой психологической помощи кажутся смешными, но они работают. Недовольна своей внешностью? Вымой голову! Не в духе? Съешь шоколадку! Обижена своим мужчиной? Пофлиртуй с чужим! Чувствуешь, что мир расшатался и земля уходит из-под ног? О, это серьезно! От двух до четырех часов шопинга и полдня в спа-салоне!
Однако и спонтанная покупка недорогого серебряного украшения с уличного развала китайской бижутерии в Ницце может мгновенно и значительно укрепить боевой дух на личном фронте жестокой борьбы с депрессией.
– Сколько? – деловито спросила я, взвесив на ладони медальон из светлого металла.
Похоже было, что это действительно серебро: латунь с серебряным напылением была бы легче, а сталь – тяжелее.
– Пятьдесят евро!
Я посмотрела на торговца с укором.
– Сорок пять, – сказал он, и я не заметила стыдливого румянца на его темных щеках.
– Помни о зонтике! – загробным голосом возвестила я.
– Сорок. И это только для вас! – Румянец все-таки появился.
Я нарочито тяжело вздохнула, зажала понравившийся мне медальон в кулаке и плавно повела рукой, охватывая широким жестом половину набережной:
– Мой добрый друг! Смотрите, сколько тут прекрасных дам! И каждая из них, пожелай она сделать покупку, услышит от вас то же самое: «Сорок евро, и это только для вас!»
Несколько женщин, оказавшихся в зоне слышимости, сменили курс и двинулись к лавочке как зачарованные.
– Смотрите, смотрите, я делаю вам рекламу! – сказала я нормальным тоном и снова возвысила голос: – Каждой прекрасной даме скидка – это так заманчиво! Чудесные украшения, и так дешево!
– Тридцать семь, – быстро сказал продавец.
– Тридцать пять, иначе я буду торговаться еще полчаса, и вы упустите новых покупательниц, – так же быстро ответила я.
– Сколько вы хотите за это кольцо? – спросила первая подошедшая дама.
– Пятьдесят! – не раздумывая ответил ей чернокожий братец.
– А с меня всего тридцать пять, – напомнила я, без промедления открывая бумажник.
И, чтобы не искушать продавца, дала ему деньги без сдачи.
Настроение мое заметно улучшилось.
– Вот и славно, трам-пам-пам! – одобрительно напел мой внутренний голос.
– Трам-пам-пам! – согласилась я и ускорила шаг, добавив ему пружинистости.
Позади меня разворачивался шумный торг за китайское серебро, по левую руку рассыпанными бусинами катились разноцветные машины, а за правым плечом ласково тянулось к горному хребту томно-румяное солнышко. Пальмы, крепко стоящие на длинных ногах, размеренно покачивались, как подпевка вокально-инструментального ансамбля в стиле диско.
Бодрым шагом я дошла до легендарного отеля «Негреско» и спустилась с набережной к морю. Приближался закат, а его лучше смотреть с края бухты. До самого края я дойти не могла – далековато, но и так уже было хорошо.
Кафе на берегу еще не закрылось, хотя столы и стулья под высокой стеной набережной уже накрыла тень, и теплолюбивые отдыхающие переместились наверх. Я выбрала лучшее место с видом на закат, заказала кофе с коньяком и приготовилась получать удовольствие.
Его дополнительно усилило приятное чувство небольшой моральной победы, одержанной над темнокожим братцем-торговцем.
Пока солнце вплотную приближалось к финальному акту ежедневного спектакля, я разглядывала свою покупку. В розовых лучах заката украшение смотрелось просто шикарно!
Во-первых, оно было двусторонним, и я даже не могла с уверенностью определить, где «лицо», а где «изнанка». На одной стороне в полированный серебряный круг было вписано чеканное изображение крылатой, гребенчатой и ногастой змеи, заглотившей собственный хвост. Рептилия не выглядела ни злобной, ни больной. Не похоже было также, чтобы ее мучил рвотный рефлекс. К чему это странное упражнение с хвостом, я не поняла, но, судя по могучей мускулатуре змеи, оригинальная аэробика не пошла ей во вред.
На другой стороне медальона также виднелась чеканка, но более простая: круг, увенчанный крестиком. Это выглядело несколько устрашающе – как лаконичное изображение земного шара с одинокой могилкой на макушке.
– Это что – мемориал «Погибшим полярникам»? – пробормотала я вслух и подняла медальон на цепочке повыше, так что металлический кружок закачался, разбрасывая слепящие блики.
Позади меня кто-то ойкнул. Я оглянулась на мужчину, прикрывшего глаза ладонью, и тоже ойкнула:
– Даниэль? Это вы?
Это действительно был мой новый знакомый, но сегодня он выглядел иначе, чем вчера. На сей раз Дэн оделся вполне сообразно случаю и возрасту. Чопорный костюм с крахмальной сорочкой он сменил на джинсы, трикотажную рубашку-поло и легкую куртку. Все вещи были новыми, на куртке еще сохранились складки. Чувствовалось, что апгрейд внешности был произведен недавно и полномасштабно: Дэн даже прическу поменял, насколько это оказалось возможно. Вчера у него была безупречно приличная и скучная короткая стрижка, старомодно и претенциозно – как у героев немого кино – зализанная гелем. Сегодняшней его прическе добавили молодого задора «рваная» макушка и филированные кончики. Я оценила мастерство парикмахера, сумевшего минимальными средствами превратить дурацкий полубокс в стильный хайер, и похвалила:
– Дэн, ваш новый имидж гораздо лучше прежнего!
– Спасибо. – Парень заметно смутился.
– Не хотите ли присесть? – Доброжелательностью и гостеприимством я могла посрамить орхидею-мухоловку. – Здесь все очень просто, но кофе вкусный, и можно с приятностью посмотреть на закат.
– Тогда, если позволите, я переставлю стул, чтобы не сидеть к закату спиной.
Еще бы я возражала! Он сел рядом со мной, локоть к локтю. Я отметила еще одну перемену к лучшему: сегодня мой юный друг не злоупотребил парфюмом. Вчера от него разило одеколоном, как от средневекового рыцаря. Такая манера, я замечала, обычно свойственна пожилым мужчинам, не вполне изжившим воспоминания об эпохе дефицита хорошей парфюмерии.
При первом же движении Даниэля неустойчивый пластиковый стул на крупной гальке покачнулся, и наши колени соприкоснулись. Эффект был впечатляющий: легкий электрический удар заставил меня дернуться. Медальон, который я продолжала держать в руке, тоже вздрогнул и снова заплясал на цепочке.
– Простите. – Дэн невнятно извинился и тут же сменил тему: – Интересный у вас кулон! Вы позволите?
– Конечно. – Я отдала ему безделушку. – По-моему, ничего особенного. Я случайно купила его у торговца на набережной. Просто так, поддалась порыву!
– Поддаваться порывам нужно, – задумчиво кивнул Даниэль. – Поддаваться порывам просто необходимо, ибо каждая случайность закономерна…
Это была то ли слишком банальная, то ли слишком глубокая мысль, и я ею не прониклась, только подумала, что мальчик разглагольствует не по-детски.
– Да, занимательно… Очень занимательно! – Он с неподдельным интересом рассматривал серебряный медальон. – Вы знаете, что это за символы?
– А это разве символы? – Я снова, как во время разговора с классически образованной Софьей Палной, почувствовала себя невежей. – Я думала, просто рисунки…
– Символы, и еще какие! – Дэн пальцем провел по кругу, словно погладил тело змеи. – Вот это, например, крылатый Уроборос, гностический змей, пожирающий свой хвост, символ Вечности и алхимической Работы.
– Я бы скорее назвала его символом безудержного аппетита.
Я попыталась сострить, но мой собеседник даже не улыбнулся.
– Вот это конкретное изображение Уробороса взято, если мне не изменяет память, из книги Лукаса Йенского «Философский камень».
– Вы изучаете философию?
Юноша усмехнулся с откровенным превосходством:
– Не совсем. Философский камень – это ключевой термин алхимии.
– Это-то мне известно. – Я немного воспряла. – Философский камень – это вещество, которое алхимики искали, чтобы превращать в золото другие металлы!
Дэн перевернул медальон:
– Философский камень, он же красный лев, он же панацея, он же эликсир жизни, он же магистерий – и вот вам его знак!
– Это он? – Я скептически поглядела на кружочек с крестиком. – Тот самый философский камень? Ну, слава богу! Наконец-то я найду применение пудовой гире, которая осталась у меня после развода с первым мужем! Превращу чугун в золото – и вуаля!
Дэн откинул голову и засмеялся. Смех у него был очень хороший, искренний, как у ребенка.
– Мне нравится ваш энтузиазм, – сказал он, отсмеявшись. – В былые времена вы бы наверняка преуспели в алхимии.
– А разве женщин принимали в алхимики?
– Вообще-то нет, но…
Он почесал в затылке и щелкнул пальцами:
– Знаете, а ведь существовало предание, что искусством обращать «простые» металлы в золото владели земные женщины, вступившие в брак с ангелами!
– Мне нравится ваш энтузиазм, – сказал он, отсмеявшись. – В былые времена вы бы наверняка преуспели в алхимии.
– А разве женщин принимали в алхимики?
– Вообще-то нет, но…
Он почесал в затылке и щелкнул пальцами:
– Знаете, а ведь существовало предание, что искусством обращать «простые» металлы в золото владели земные женщины, вступившие в брак с ангелами!
– Где же их взять-то сегодня, ангелов, – пробормотала я в режиме «реплика в сторону».
– Вроде бы об этом даже рассказано в «Книге Бытия» и «Книге пророка Еноха» в Библии, а также в книге под названием «Хема», – договорил эрудит.
– Я бы почитала, – согласилась я.
Мне было абсолютно все равно, о чем разговаривать. Слышать его смех, видеть его оживленное лицо, чувствовать его запах и тепло тела было так приятно, что я даже долгожданный закат пропустила мимо сознания, сосредоточившись на ощущении близости желанного мужчины. Я отчаянно желала этого юношу, для меня это было очевидно. Другое дело, что он этого, кажется, еще не понял.
Во всяком случае, никакое такое понимание не помешало ему прочитать мне краткую лекцию об алхимии.
О том, что впервые термин «алхимия» употребил в своей рукописи в четвертом веке астролог Юлий Фирмик. «Фирменный» термин определил пламенную страсть множества более или менее ученых мужей на дюжину веков.
Все без исключения алхимики жаждали чуда превращения – трансмутации неблагородных металлов в ценные. Идея о возможности такого превращения основывалась на представлениях древнегреческой философии о том, что материальный мир состоит из одного или нескольких «первоэлементов», а они при определенных условиях могут переходить друг в друга.
Нужные условия, по задумке алхимиков, должны были создать получение двух таинственных препаратов. Один, наиболее важный, носил название философского камня, красного льва, великого жизненного эликсира, философского яйца, красной тинктуры, панацеи и магистериума… Имен у чудо-средства было много, а действия от него ожидали, в общем-то, одного: превращать любые металлы в золото. Хотя предполагалась и дополнительная полезная функция – служить, будучи растворенным в алкоголе, универсальным лекарством: исцелять все болезни, омолаживать старое тело и удлинять жизнь. «Золотой напиток» – так называлась эта волшебная тинктура (тут я вспомнила свой лечебный виски и решила, что все-таки имею некоторую алхимическую практику). Второй препарат, рангом пониже – белый лев, – должен был превращать все неблагородные металлы в серебро. Такая четкая, ясная практическая задача!
Реализовать ее пытались не только алчные авантюристы, но и такие уважаемые ученые люди, как, например, Рождер Бэкон. Деятельность алхимика в темные и Средние века подразумевала самые разнообразные проявления творческой деятельности. В европейском алхимике могли сочетаться экспериментатор и ремесленник, поэт и философ, ученый и чернокнижник.
– Я бы не отказалась от знакомства с таким интересным мужчиной! – резюмировала я.
Даниэль рассмеялся и дружески похлопал меня по руке, вызывав своим прикосновением бурю эмоций, которые я сдержала с большим трудом:
– Вы опоздали лет на пятьсот! Настоящие алхимики были редкостью уже в шестнадцатом веке.
– Ну, на такого возрастного кавалера я бы не позарилась, – с усмешкой сказала я.
Внутренний голос тут же возмущенно заявил, что считает шутку плохо замаскированным предложением, но мне было плевать на его укоры, волновала только реакция Дэна на мои слова.
– Думаете, юноши лучше старичков? – Он прищурился, хотя солнце село, а искрометный медальон я убрала в карман.
– Вы читаете мои мысли?
Даниэль снова рассмеялся, но на этот раз его веселье показалось мне несколько натужным.
Я поежилась:
– Становится прохладно.
По сути, это было еще одно незавуалированное предложение, даже просьба: согрей меня! Вариантов было не меньше двух: решительный – заключить меня в объятия – и деликатный – укутать курткой. Даниэль не сделал ни того, ни другого.
– Вы слишком легко одеты. Вам нужно поскорее уйти от воды, – посоветовал он.
– Пожалуй, я так и сделаю. – Я встала. – А вы?
– Я еще побуду здесь.
Стало ясно, что почетного эскорта на обратном пути в отель у меня не будет. Я постаралась не показать своего разочарования.
– Всего доброго, – безупречно вежливо сказала я, направляясь к лестнице.
Галька под моими ногами хрустела так громко, что я могла и не расслышать его ответ. Однако мне определенно показалось, будто он сказал: «Еще увидимся».
Сердце стукнуло громче, но я ушла, не оглянувшись, и, только поднявшись на набережную, позволила себе посмотреть на берег.
Даниэль стоял у самой воды, его силуэт еще угадывался на багряном фоне быстро темнеющего неба. Точно почувствовав мой взгляд, он оглянулся, и я быстро сделала пару шагов назад, отступая от близкого фонаря.
Что бы он там ни думал, мы уже были связаны.
Возвращаясь в отель, я напевала «Сердце красавицы» и улыбалась, как русалка.
13– А вот и ты!
При моем появлении Павел отклеился от ресепшена, а Симон поспешно спрятал под стойку бокал и бутылку.
– Выпиваем с персоналом? Демократично, – одобрила я, бесцеремонно заглянув в бокал Павла. – Что это у вас? Опять «самое лучшее вино» мсье Сержа или на сей раз что-нибудь приличное?
– Обижаешь! – Павел скроил печальную мину. – Я бы не принес тебе какую-нибудь гадость!
– Мне? – Я выразительно посмотрела на разрумянившегося Симона.
Он потупился.
– Але-оп! – Павел жестом фокусника вытащил из-за стойки бумажный пакет с выглядывающим из него бутылочным горлышком в непорочном сургуче. – Есть еще! Рекомендую! Это, моя дорогая, очень и очень приличное и довольно редкое белое бордоское вино – полусладкое, золотистое, отлично сочетающееся с десертами.
– Еще один вариант «Золотого напитка»? – усмехнулась я. – Ну, хорошо, а где же десерт к нему?
Павел легким шевелением пальцев попрощался с собутыльником-портье и подхватил меня под руку:
– И десерт, и ужин ждут тебя «У Дэна»!
– Это кто? – слегка вздрогнув, спросила я.
Ужин в компании сразу с двумя сексуальными мужчинами стал бы серьезным испытанием для моей нравственности.
– Сейчас увидишь!
Один квартал прямо, два налево, и ход конем привел нас в ресторанчик под вывеской «У Дэна».
Поскольку вывеска представляла собой примитивную деревянную доску на цепях, понять по ней, кто такой этот самый Дэн (плотник, столяр, гробовщик?), у которого меня ждут ужин и десерт, не представлялось возможным.
Павел был необычайно весел и игрив. Провожая меня в помещение, он распускал руки и плямкал губами, без счета рассыпая сочные поцелуи. Я подумала, что белое бордо – это, видимо, и в самом деле нечто! Пожалуй, стоит его хлебнуть.
Интерьер заведения произвел на меня сильное впечатление. Плохо освещенный зал, разделенный плетеными перегородками на маленькие клетушки, был щедро декорирован кабаньими головами, оленьими рогами и звериными шкурами. Морды вепрей – по одной на каждую клетушку-плетушку – скалились на посетителей так свирепо, что от мысли заказать какое-нибудь блюдо из свинины я отказалась сразу же.
– А вот и Дэн! – сказал Павел, кивнув на самый темный угол.
Присмотревшись, я увидела там манекен, наряженный военным летчиком: на нем был комбинезон цвета хаки, кожаная куртка с меховым воротником, шлем с защитными очками, перчатки и высокие ботинки на шнуровке. В одной руке кукла держала лакированный планшет, в другой – большой черный револьвер. Логично было предположить, что представленные в зале охотничьи трофеи летчик-налетчик добыл собственноручно, после чего сам пал жертвой какого-то еще более опасного хищника. Чучело охотника сочеталось с чучелами животных пугающе, но органично.
– Редкостная жуть! – поежилась я, оценив интерьерный дизайн. – Этот Дэн – как Антуан де Сент-Экзюпери наоборот: ненавистник жизни на планете!
– Дорогая, Сент-Экзюпери придумал добрую сказку, но это вовсе не значит, что он сам не делал зла: военный летчик – это тебе не ангел милосердия! – пожав плечами, философски заметил Павел, перелистывая меню.
Я признала справедливость сказанного и тоже перешла к ознакомлению с ассортиментом блюд. Выбрала говяжий стейк, салат из курицы с бананами и авокадо, а на десерт – малину со сливками. А Павел, которого близость раззявленной кабаньей пасти ничуть не смущала, заказал на горячее мясное ассорти. И еще разглагольствовал, работая вилкой:
– Ах, как обманчива бывает природа! С виду кабан совсем не красавец, а посмотри, какой у него богатый внутренний мир: тут тебе и мясо, и сало, и ливер!
– Ты циник, – с упреком сказала я, виновато поглядев на длиннорылое чучело с клыками наружу. – Для какой-нибудь свиньи он был самым настоящим красавцем и завидным женихом! Жил себе, жил, и знать не знал, что с ним будет дальше…