Однажды собрались все жители Холма у подножия горы, засучили рукава и ка-ак навалились на гору! Толкали, давили, раздувая красные щеки, прямо пот градом катился по спинам. Наконец они так вспотели, что сняли свои кафтаны и шапки, бросили их в траву и взялись за работу снова.
А тут ехал на телеге какой-то мужик, увидел целую груду одежды, сгрёб себе на телегу да и дальше поехал. Холмщаки ничего не заметили и продолжали толкать гору. Наконец они сильно устали и сели отдохнуть. И что они увидели? Там, где они оставили свою одежду, виднелась только вытоптанная трава.
– У-р-р-а! – радостно закричали они. – Смотрите! Смотрите, как мы далеко сдвинули гору, что наших кафтанов уже и не видно!
Холмский счёт
Приехал один холмщак во Львов и, зайдя на обед в ресторацию пани Теличковой, подошёл в кассу и поинтересовался, сколько стоит суп.
– Семь грошей.
– А рыба?
– Тоже семь.
– Прошу подать мне.
Съел он оба блюда и приготовился платить.
– Сколько с меня?
– Четырнадцать, – отвечает пани Теличкова.
– Что? Это невозможно!
– Что вам не нравится?
– Семь плюс семь совсем не четырнадцать!
– Правда? Интересно, как вы к этому пришли.
– У нас в Холме это куда меньше. Смотрите: я был вдовцом, и у меня было четверо детей. Потом я женился на вдове, у которой тоже было четверо детей. Потом у нас родилось ещё трое детей. Таким образом, у каждого из нас по семеро детей, а вместе их сколько? Одиннадцать!
Ну, пани Теличкова против таких аргументов не устояла, и, учитывая, что имеет дело с холмщаком, взяла с него только одиннадцать грошей.
Львовянин в темнице
В Холме очень не любили, когда кто-то насмехался над «замечательным городом на холме», а ещё больше не любили, когда кого-нибудь из местных жителей называли дураком.
Одного такого человека из Львова даже арестовали и посадили в темницу. Прошёл, может, час, и арестант попросил часового:
– Сударь, я такой голодный, что скоро скамью грызть начну. Возьмите деньги, да и купите мне хлеба.
Часовой взял деньги и пошёл за хлебом, а львовянин отворил двери и убежал.
Да только не учёл он, что в Холме все очень внимательные, чужеземца очень быстро кто-то заметил, и его арестовали снова. К нему приставили уже двух часовых, к тому же самых умных. А потому, когда под вечер львовянин снова попросил купить ему хлеба, стража ответила:
– Эге, теперь ты нас не обдуришь, нет! Мы отсюда ни ногой! Ни за что не покинем тюрьмы! А раз ты такой голодный, то отправляйся сам в город и купи себе хлеба.
Защита от мороза
Летом холмщакам жилось хорошо, а вот зимой они мёрзли. Собрался совет и стал думать, как помочь в этой беде.
– Почему мы мёрзнем? – спроси цадик, и сам ответил: – Потому что в город приходит мороз. Я думаю, что нет лучшего способа защиты от мороза, как огородиться колючей проволокой.
Все очень обрадовались, и в тот же самый день огородили город колючей проволокой.
На следующий день утром вышел цадик на улицу, дыхнул в воздух, похлопал себя по бокам и подошёл к ограде. Выставил руку наружу и сразу одёрнул:
– Ну, там и мороз!
Наказание
Один угольщик в Холме пожаловался, что его кто-то обворовывает. Сторожа устроили засаду и поймала вора. Оказался им местный кузнец. Совет общины рассмотрел этот случай на своем заседании.
– Запереть его в погребе, и пусть сидит там, пока не почернеет, – говорит один советник.
– Назначить ему штраф, – говорит второй.
– Ещё чего! – возразил третий. – Мы воров всегда сажали в тюрьму. И как бы это выглядело, если б этот голубчик откупился?
– И то правда, – согласился староста, – но кто нам будет подковывать коней, если мы посадим кузнеца?
Советники совещались целый день и пришли к выводу, что за кражу есть одно наказание – тюрьма. Но кузнеца посадить нельзя, поэтому решено посадить сапожника, поскольку в Холме их и так два, а кузнец – только один.
Копилка
И в Холме водились мошенники и воры. Так вот, когда уже в третий раз в синагоге опустошили шкатулку, в которую собирали пожертвования для бедных, совет старейшин велел шамесу сделать всё, чтобы уберечь копилку от воров.
Шамес три дня ломал голову, но наконец приказал сторожу закрепить её высоко на столбе.
– Как же нам до той копилки добраться? – приходили в негодование первые же благотворители, которые хотели бросить в неё несколько копеек.
Тогда шамес отправился к совету и сообщил:
– Ваш приказ я выполнил, но возникла другая проблема.
– Какая?
– Никто теперь к шкатулке не может добраться.
Снова совет глубоко задумался и после продолжительных дебатов постановил:
– Первую проблему решили, – произнёс голова, – шкатулку от воров защитили. А вторую проблему решим таким образом: поставим ступеньки, чтобы желающие пожертвовать деньги могли до неё добраться.
Хороший способ
Девять холмщаков пошли на реку купаться. Когда же они вышли на берег, то решили проверить, не утонул ли кто из них случайно. Стал один считать: один, два, три… восемь. Одного не хватает. Тогда другой принялся считать – и у него восемь. Так все по очереди считали, и у каждого выходило восемь, а это означало, что кто-то из них таки утонул. Вот беда. Кого-то не хватает, но кого? Сели они на берегу, да и сокрушаются. Когда вдруг идёт какой-то путник и спрашивает:
– Чего вы так опечалены?
Они и рассказали ему, что кто-то из них утонул, но они не могут понять, кто именно. Прохожий их пересчитал и рассмеялся:
– Не грустите. Вас девять.
Но холмщаков не так легко было убедить:
– Шутите? Как это нас девять, когда мы все считали, и выходило восемь, а? Надо же, какой умник нашёлся!
– Хорошо, – сказал человек, – тогда сделаем вот как. Вы все ляжете животами на землю и сделаете носами ямки. А потом встанете и сосчитаете ямки.
Такой совет всем понравился, и когда ямки сосчитали, вышло таки девять. Радостные холмщаки вернулись домой, радуясь, что никто из них не утонул, а в будущем такой замечательный способ, как выкапывание носом ямок, стал хорошим холмским обычаем для всех, кто ходил купаться или на охоту.
Сторож
Как-то в Холм приехал кузнец и стал там жить. У кузнеца были рыжие волосы и рыжая борода. Когда его увидел местный раввин, то сразу сказал себе: «Кузнец рыжий. А все рыжие – это всегда дураки, а все дураки – воры».
Среди евреев поднялся шум: в Холме вор! Особенно встревожила эта новость торговцев. Они пришли к раввину и попросили совета. Раввин, долго не размышляя, сказал:
– Поскольку воры крадут ночью, когда все магазины закрыты, то нет другого выхода, как начать торговать именно ночью, а днём спать. Отныне магазины будут вне опасности.
Так они и поступили, но возникла новая беда: ночью никто ничего не покупал. Собрались торговцы снова у раввина и стали жаловаться: что делать?
– Да что делать, – пожал плечами раввин, – надо нанять сторожа.
– Но сторожу надо платить.
– Ну, сколько нужно денег для одного сторожа? Для города это мелочи.
Торговцы посчитали затраты, и вышло, что для всех них вместе это не такие уже большие деньги, и они согласились. Ночью сторож, которого они наняли, вышел в дозор. Но было холодно, и на следующий день он попросил, чтобы ему купили тёплый кожух. В кожухе было тепло, но, пока сторож ходил по улицам, ему в голову лезли разные мысли. Ведь он в том кожухе ничем не отличается от других людей, и кто-то может подумать, что он не сторож, а вор.
Раввин посоветовал вывернуть кожух наизнанку.
Так он и сделал. Прошло два дня, и сторож снова пришёл к раввину.
– Я боюсь караулить в кожухе шерстью наверх. А вдруг из леса выбежит волк и подумает, что я овца?
– И что ты предлагаешь?
– Купите мне коня.
Со следующей ночи караульный уже ездил на коне, но так как ездить верхом он не умел, то очень боялся. Пришёл к раввину и говорит, что боится ездить на коне, потому что конь может его сбросить, и он разобьётся.
Раввин посоветовал коня привязать к столбу. Всю ночь конь был привязан к столбу, а на коне сидел сторож. Утром оказалось, что магазины ограбили. Купцы привели сторожа к раввину и стали жаловаться. Раввин спросил у сторожа:
– Как так могло произойти?
– А так, что конь целую ночь был привязан к столбу, а я целую ночь просидел на коне.
– Так надо было слезть с коня.
– Но если бы меня встретил волк и подумал, что я овца?
– Тогда надо было вывернуть кожух обратно внутрь шерстью.
– Тогда бы вы меня приняли за вора.
– Значит, надо было снять кожух.
– Тогда бы я замёрз.
– Тогда надо было кричать!
– О, ты вишь, какие умники! Меня наняли, чтобы вы могли спокойно спать. Так или нет?
– Так.
– Так зачем же я буду кричать и будить вас?
За такую мудрость сторожу повысили жалование.
– Тогда надо было вывернуть кожух обратно внутрь шерстью.
– Тогда бы вы меня приняли за вора.
– Значит, надо было снять кожух.
– Тогда бы я замёрз.
– Тогда надо было кричать!
– О, ты вишь, какие умники! Меня наняли, чтобы вы могли спокойно спать. Так или нет?
– Так.
– Так зачем же я буду кричать и будить вас?
За такую мудрость сторожу повысили жалование.
Файфель ищет себя
Жил себе в Холме хасид Файфель. О, то был такой хасид, каких ещё поискать. У него был только потёртый кафтан, который пахнул луком и табаком, но зато на голове он носил меховую шапку с соболиным хвостом. Виски Файфеля украшали длинные закрученные пейсы. Ни у кого на весь Холм таких не было, и Файфель ими очень гордился. А ещё Файфель гордился тем, что его пальцы перелистали абсолютно все ученые книги, которые хранились в местной синагоге. Конечно, это совсем не означало, что Файфель эти книги читал, но ему и этого было достаточно. Он выглядел так, будто сам те книги написал, потому что считал себя не простым хасидом, а ученым хасидом, и смотрел на всех других свысока.
Одним словом, был он очень высокомерным, хотя на самом деле всё путал, и того, что утром прочитал, вечером уже не помнил, а что с вечера решил не забывать, то утром у него из головы вылетало в один миг. Бывало и так, что когда он собирался идти в синагогу, то не мог найти своей одежды, потому что не помнил, куда её девал, а когда находил левый ботинок, то не хватало правого. Но Файфель считал себя великим учёным, и находил такую забывчивость обычным делом. Единственное неудобство – из-за постоянной траты времени на поиски то одежды, то очков, то молитвенника он всегда опаздывал в синагогу.
Наконец решил он привести всё в порядок. Однажды вечером, перед тем как улечься спать, он взял лист бумаги и написал: 1. Очки – на столе. 2. Кафтан висит на дверях. 3. Шапка лежит на кресле. 4. Ботинки – под кроватью. 5. А я лежу в кровати.
После этого он спрятал листок под подушку и заснул с блаженной улыбкой, будучи уверен, что утром уже не подстерегут его никакие неожиданности.
Как только первые лучики солнца защекотали Файфелю нос, он встал, достал бумагу из-под подушки и прочитал: «1. Очки – на столе». Чудесно! Файфель надел очки и читал дальше: «2. Кафтан на дверях». Ага! Он надел кафтан, потом узнал где лежат ботинки, обулся, а когда дошел до пятого пункта «А я лежу в кровати», удивлению его не было границ. Он внимательно осмотрел кровать, но там не было никого.
Файфель был сильно озадачен, он стал ходить из угла в угол, заложив руки за спину, и думать. Он думал так напряженно, что даже пот выступил у него на лбу. Ещё бы! Разве не он самый учёный из хасидов? А если так, то всё, что напишет его рука, – истина. Разве он не написал собственноручно, что лежит в кровати? Написал. И если все другие пункты, указанные на бумаге, оказались правдивыми, а все вещи находились именно там, где и должны были быть, то нет никаких оснований усомниться в последнем пункте.
«Итак, я отыскал все вещи, – сказал он сам себе, – но не нашёл себя. И что это означает?»
Тут он ощутил, как холодный пот выступил у него на лбу. Ему стало страшно.
– Если меня нет там, где я ещё вечером должен был быть, это означает только одно: я ночью исчез! Я исчез, и меня нет!
Волосы у него стали дыбом. Файфель что было духу выскочил на улицу и побежал наугад, куда глаза глядели, в поисках себя. Он бежал и бежал, пока не устал, а кишки у него в животе не заиграли марш. «Вот беда, – загрустил он, – мало того, что я исчез, так ещё и голод меня донимает. И кто бы меня накормил?»
Осмотрелся он вокруг и увидел панский дом. «О, здесь, должно быть, живёт какой-то богач, – обрадовался Файфель, – он должен меня накормить. Пойду попрошу. За спрос не бьют в нос».
Вот он постучал в ворота, слуги его выслушали, пошли спросить пана, а тот приказал привести гостя. Оказывается, пан как раз нуждался в стороже для своего жеребца, которого недавно купил на ярмарке. Жеребец дорогой, одного его в конюшне оставлять было нельзя, иначе его украдут. Файфель подумал, что сторожить коня совсем просто, и согласился. Его хорошо накормили, а когда свечерело, он набросил на себя одеяло и умостился на груде сена перед конюшней. Не много и времени прошло, как он сладко себе захрапел.
Файфель спал, а вот пан заснуть никак не мог. Он очень переживал за своего коня. Всё ему чудилось, будто кто-то подкрадывается к конюшне: вот веточка хрустнула, вот песок зашуршал под ногами… Наконец он не выдержал, набросил на себя халат и тихонько выбрался во двор. Подошёл к конюшне, отворил двери, убедился, что конь стоит на месте, вышел, закрыл двери, а Файфель его даже не заметил.
– Ага! – воскликнул пан. – Вот так ты стережёшь моего коня! Спишь!
– Я сплю? – пришёл в негодование тот. – Я всё слышу и вижу. Просто я задумался.
– И о чём же ты так задумался?
– О-о, я задумался над большой Господней мудростью. Как хорошо он поступил, что не создал землю съедобной. Иначе бы мы её уже давно съели. Правда?
– Правда. И что тебе за бред в голову лезет? Я тебя нанял охранять коня, а не для того, чтобы ты здесь фантазировал.
Файфель покивал головой, но следующей ночью снова задремал. А вот пан спать не мог, крутился, вертелся, пока наконец-таки не встал с кровати и не вышел во двор. Подошел к конюшне и видит, что Файфель снова спит. Он его толкнул и говорит:
– Разве я не велел тебе следить за конём? А ты снова спишь!
– Ой, да разве я сплю! Не сплю, а только задумался. Я в этом не виноват. Такой уж я уродился, что должен всё время о чём-нибудь думать.
– И что ты на этот раз надумал?
– Я думал о том, какой наш Господь мудрый, что создал ночь и день, потому что если бы был только день, то не знали бы, когда спать ложиться. Правда?
– Правда. Но ты должен следить за моим конём, а не думать о чём попало.
На третью ночь Файфель снова погрузился в раздумья. Ему хотелось поскорее отыскать себя, и он парил мыслями по всему миру, гадая, где он может быть. И не заметил, как сомкнул веки. А открыл их только, когда рассвело. Да и то только потому, что пан его растолкал с воплем:
– Ты! Остолоп! Коня нет!
Файфель спокойно глянул на пана и произнёс:
– И чего бы я кричал? Я знаю, что коня уже нет. Собственно, именно над этим я и задумался. Как-то так получается, что его нет, а конюшня и ворота стоят целые, хотя я сидел здесь всю ночь.
Пан разозлился так, что начал бедного хасида лупить. Бил, молотил, теребил за пейсы, пинал ногами, аж на бедном Файфеле живого места не осталось. И тут его озарила благословенная мысль: «Если я чувствую, что у меня болит голова и спина, то это означает, что они у меня есть. А там, где есть моя голова и моя спина, должен быть и я!»
– Ура! – закричал Файфель вдруг так радостно, что пан на миг оторопел и перестал его бить. А Файфель вырвался из рук пана и с радостным воплем побежал домой. – Я нашёлся! Нашёлся! – кричал он, и люди оборачивались ему вслед, качая головами.
Файфель отправляется во Львов
Холмщак Файфель мечтал увидеть Львов. Мечтать можно долго, но наш Файфель был человеком решительным и наконец решил свою мечту воплотить в жизнь. Однажды утром, только рассвело, взял он еду на дорогу, взял костыль и отправился в сторону столицы. Шёл, шёл целый день, устал, а тут и вечер наступил. Вот он и разложился в мягкой, поросшей травой канаве при дороге на ночёвку. Положил под голову узелок и только собрался задремать, как в голову ему пришла тревожная мысль: а что если я, проснувшись утром, перепутаю, в каком направлении Львов, и поплетусь назад в Холм? Но Файфель был не глуп, и сразу нашёл замечательный выход. Чтобы завтра не сбиться с верного пути, он разулся и положил свои ботинки рядом с едой носками в направлении Львова, а пятками лег в направлении Холма.
– О, теперь я спокоен, – сказал он себе, – теперь я с дороги не собьюсь, ведь ботинки показывают на Львов, а пятки – на Холм.
С этой приятной мыслью он и задремал. Пока он спал, по дороге проезжала телега, гружённая хворостом, ветки свисали с неё по обе стороны, поднимая пылищу. Не стоит и удивляться, что те ветви зацепили ботинки Файфеля и развернули их задом наперёд. Теперь ботинки носками указывали на Холм, а пятки – на Львов.
Только рассвело, Файфель проснулся и протёр глаза. Огляделся по сторонам и очень удивился: что он делает в этой канаве у битой дороги? Глянул на свои босые ноги и снова призадумался: а где же ботинки? Повернул голову в сторону: есть! И тут он припомнил, что путешествует во Львов. Вот какой он умный! Как он ловко всё придумал. Теперь он точно знает, в каком направлении двигаться дальше: носки – на Львов, пятки – на Холм. Но ему в Холм не надо, ему надо во Львов.
Весело напевая, Файфель обулся, закинул узел на плечо и двинулся в том направлении, которое указывали ботинки.
Шёл, шёл целый день и под вечер добрался до рогатки города, который только вчера покинул. Но Файфель был уверен, что попал во Львов. Идёт себе, осматривается по сторонам, и удивлению его нет предела: