Пространство Откровения - Аластер Рейнольдс 50 стр.

– Дэн, – обратилась к Силвесту Вольева, – мои машины нашли тела Алисии и других членов команды. Большинство мятежников спали в холодильных камерах… Они тоже не пережили расстрел.

– К чему ты это говоришь?

– Если хочешь, можно переправить их сюда. Конечно, это потребует небольшой задержки – придется посылать за ними шаттлы.

Она ожидала, что на обдумывание ответа у Силвеста уйдет не меньше часа. Но он сказал сразу:

– Никаких задержек. Ты права, Цербер наблюдает за нашими работами.

– А трупы?

Его ответ прозвучал так, будто иного решения и быть не могло:

– Они должны упасть вместе с кораблем.

Глава двадцать вторая

Скоро начнется…

Значительную часть каюты занимала яркая энтоптическая проекция. Паскаль лежала на кровати, наполовину в тени, и казалась скоплением абстрактных скульптурных округлостей. Силвест, подобрав под себя ноги, сидел на татами, слегка покачиваясь взад и вперед и наслаждаясь приятными воспоминаниями о нескольких кубиках корабельной водки, которые он проглотил несколько минут назад. После многих лет вынужденного воздержания устойчивость Силвеста к алкоголю упала до нулевой отметки, что в данном случае было плюсом, так как возбудило процесс отрешения его от внешнего мира. Водка не заглушила внутренних голосов, скорее, усилила их, создав эффект эхо-камеры.

Один голос был так громок, что едва не глушил остальные. Он задал неудобный вопрос: что именно Силвест рассчитывает найти на Цербере? У того не было ответа, он продвигался вслепую – спускался по темной лестнице с неизвестным числом ступеней. Может случиться, что в какой-то момент нога не встретит тверди, а провалится в пустоту, и сердце обомрет от страха.

Подобно шаману, манипулирующему духами воздуха с помощью пальцев, Силвест заставил модель планетарной системы, спроецированную перед ним, прийти в движение. Сравнительно небольшой объем космоса включал в себя Гадес, орбиту Цербера и – на самой границе – приближающиеся машины людей, сейчас уже не скрытые планетой. Геометрическим центром этой композиции был Гадес, зловеще светившийся тусклым багрянцем. Крохотная нейтронная звезда имела в диаметре всего несколько километров, но она доминировала над своим окружением – ее гравитационное поле бешено вращалось.

Объекты, находившиеся в двухстах двадцати тысячах километров от нейтронной звезды, успевали обежать ее по орбите дважды в час. Когда дневник Алисии был изучен более тщательно, выяснилось, что один беспилотный зонд был уничтожен именно на этом расстоянии от Гадеса, и Силвест провел еще одну красную линию, которая отмечала смертельную границу. Цербер расправился с зондом, будто этот маленький мир считал защиту тайн Гадеса не менее важным делом, чем защиту собственного благополучия.

Очередная загадка. Что же она дает? Силвест так и не нашел ответа на этот вопрос. Он понял лишь одно: в этих местах нет ничего предсказуемого и даже логичного. Если постоянно помнить эту истину, у него будет шанс победить там, где тупые машины – и его бывшая жена – потерпели поражение.

Орбита Цербера находилась гораздо дальше, за девятьсот тысяч километров от Гадеса, и планета пробегала ее каждые четыре часа и шесть минут. Силвест иллюминировал эту орбиту холодным зеленым цветом – она казалась безопасной, во вся ком случае, пока никто не приближался к самой планете.

Что касается оружия Вольевой – бывшего «Лореана», – то оно собственными силами переходило на более низкую орбиту, что пока не вызвало никакой реакции со стороны Цербера. Однако Силвест не сомневался: где-то там, внизу, есть нечто, отлично знающее об их присутствии. И это нечто пристально наблюдает за ждущим приказа Вольевой кораблем. Оно просто хочет увидеть, что случится дальше.

Силвест приказал модели сжаться, чтобы не заслонять их субсветовик. Он находился в двух миллионах километров от нейтронной звезды. Всего шесть световых секунд, что примерно соответствует предполагаемой дальности действия энергетического оружия, хотя оно должно для этого обладать огромными размерами. Одному только прицелу, чтобы дать разрешение, позволяющее увидеть корабль, необходима ширина в несколько километров. Впрочем, никакое материальное оружие сюда не добьет, разве что град релятивистских снарядов может представлять опасность. Но и это маловероятно. Судьба «Лореана» показывала, что Цербер предпочитает действовать быстро и скрытно, не устраивая демонстраций огневой мощи.

«Ну да, – подумал он. – Все абсолютно предсказуемо. И в этом кроется ловушка».

– Дэн, – сказала проснувшаяся Паскаль, – уже поздно. Тебе нужно отдохнуть перед завтрашним днем.

– Я говорил вслух?

– Как положено настоящему психу. – Взгляд Паскаль нервно пошарил по каюте и остановился на схеме. – Значит, это все же случится? У меня ощущение нереальности происходящего.

– Ты говоришь об этой операции или о капитане?

– И о том и о другом. Мне кажется, они неразделимы, зависят друг от друга. – Она замолчала, а Силвест пересел на кровать и стал ласкать лицо Паскаль, пробуждая давно похороненные воспоминания – те, которые он свято хранил в заключении на Ресургеме. Паскаль ответила на его ласку, и уже через минуту они занимались любовью со всей страстью людей, находящихся на грани эпохального свершения и знающих, что близость может никогда не повториться, а потому каждая ее минута драгоценна.

– Амарантийцы ждали достаточно долго, – сказала Паскаль. – И тот бедняга, которому ты хочешь помочь, тоже. Нельзя ли нам отделаться от них от всех?

– С чего вдруг?

– Мне не нравится, что с тобой происходит. Неужели не чувствуешь, что тебя сюда затащили насильно? Что на самом деле от тебя ничего не зависит?

– Теперь уже не остановиться.

– Нет! Еще не поздно, и ты это знаешь. Прикажи Садзаки немедленно повернуть. Пообещай сделать для капитана все, что в твоих силах. Я думаю, Садзаки боится тебя, он согласится на любые условия. Оставь Цербер-Гадес, пока он не сделал с нами того же, что сделал с Алисией.

– Обстрел застал их врасплох, а мы подготовлены. И это громадная разница. Фактически мы ударим первыми.

– Что бы ты ни рассчитывал найти, оно не окупит риска, на который мы идем. – Паскаль сжала его лицо в ладонях. – Неужели не понимаешь, Дэн? Ты уже победил! Ты доказал свою правоту. Ты получил то, чего добивался всю жизнь.

– Этого недостаточно.

Паскаль мерзла, но лежала рядом с ним не укрывшись. А Силвест то погружался в неглубокий сон, то выныривал из него. Он давно уже забыл, что значит спать по-настоящему. Паскаль почти права. И нечего этим амарантийцам стаями носиться в его мозгу. Оставили бы его в покое хоть на одну ночь. Жена просит, чтобы он забыл их навсегда. Исключено! Перед ним никогда не стояло такого выбора, а сейчас он и подавно не откажется от задуманного.

Даже желание расстаться с амарантийцами хоть на несколько часов отнимало уйму сил – больше, чем у него было. Его сны – это сны амарантийцев. И когда он просыпается, то часто за силуэтом спящей жены на стенах видит смыкающиеся крылья – чуждые, зловещие, ждущие своего часа.

Скоро начнется.

– Ты почти ничего не почувствуешь, – сказал Садзаки.

Триумвир говорил правду, во всяком случае поначалу. Хоури почти ничего не ощутила, когда началось траление, – лишь слегка давил шлем на выбритую голову, располагая свои сканеры с должной точностью. Ана слышала пощелкивание и посвистывание, но не более того. Даже щекотки не было, которой она ждала.

– Триумвир, в этом нет необходимости.

Садзаки уточнял параметры траления, набирая команды на нелепой старомодной консоли. Разрезы головы Хоури – нечеткие моментальные снимки – возникали вокруг него.

– Значит, тебе не о чем беспокоиться. Совершенно не о чем. Это всего лишь рутинная процедура. Тебе следовало ее пройти еще в момент вербовки, но моя коллега была категорически против…

– А сейчас-то какой смысл? Что я такого сделала?

– Сейчас, Хоури, мы в сложной ситуации. В нашем экипаже не должно быть людей, на которых я не могу во всем положиться.

– Но если вы сожжете мои имплантаты, какой будет прок от меня.

– Не придавай чрезмерного значения страшилкам Вольевой. Она просто прячет от меня свои маленькие профессиональные секреты – на случай, если я решу, что вполне способен взять на себя ее обязанности.

На экранах уже демонстрировались имплантаты Хоури – крошечные геометрически правильные островки порядка в аморфной, как суп, нейронной структуре. Садзаки набрал новую команду, сканер увеличил изображение одного имплантата. У Хоури зачесалась кожа под шлемом. Трал серией головокружительных увеличений «удалял» с имплантата слой за слоем, обнажал его сложноконструированные глубины. Так спутник-шпион смотрит на город, меняя разрешение оптики и видя сначала районы, потом улицы, а потом детали архитектуры.

Где-то в этом хитросплетении, заключенные в некую вполне физическую форму, находились данные, из которых возникал симулякр Мадемуазели.

Прошло немало времени с ее последнего «визита». Тогда, на Ресургеме, среди страшной бури, Мадемуазель сказала, что умирает, потерпев поражение от Похитителя Солнц. Закончилась ли эта война, или затянувшееся молчание объясняется тем, что Мадемуазель последние силы тратит на сопротивление? Нагорный сошел с ума, как только Похититель Солнц овладел содержимым его черепной коробки. Предстоит ли то же самое Хоури, или враг предпочтет действовать скрытно в ее сознании? Может быть, – и эта мысль страшила – он чему-то научился на ошибках с Нагорным? И многое ли из этого станет очевидным для Садзаки, когда он закончит тралить разум Аны?

Садзаки забрал Хоури прямо из ее каюты. С ним был Хегази в качестве силовой поддержки. Сейчас этот триумвир отсутствовал, но, даже если бы Садзаки явился один, Хоури не оказала бы сопротивления. Вольева в свое время предупредила, что Садзаки куда сильнее, чем кажется, и хотя Ана была неплохо обучена приемам рукопашного боя, она почти не сомневалась, что Садзаки справился бы с ней.

В кабинете, предназначенном для траления, стояла атмосфера пыточной камеры. Он был без преувеличения пропитан страхом. Когда-то – может, десятилетия назад – здесь произошло нечто настолько ужасное, что следы не стерлись и по сию пору. Техника была допотопной и чудовищно громоздкой – ничего подобного Хоури еще не видела на этом корабле. Даже если эта аппаратура подвергалась апгрейду, чего по ее внешности не скажешь, она все равно не шла ни в какое сравнение с тралами, которыми пользовалась контрразведка на Окраине Неба. Такие тралы, как у Садзаки, оставляют после себя поля поврежденных нейронов, как наглый налетчик оставляет по всему дому следы грабежа. Вряд ли эти приборы намного совершеннее, чем те разрушительные машины, которыми пользовался Кэл Силвест при сканировании своих Восьмидесяти…

Но сейчас Ана была полностью в руках Садзаки. Он уже кое-что узнал о ее имплантатах: выяснил конструктивные особенности, прочел содержащуюся информацию. Зная все это, он может приступить к выявлению паттернов коры головного мозга, вытягивая из черепа сеть нейронных связей. Хоури немало знала о тралении благодаря знакомству с парнями из разведки. Топология нервных связей определяет долговременную память и черты личности; все это не просто взаимосвязано, а практически нерасторжимо. И хотя здешнее оборудование не блистало новизной, алгоритмы фильтрации памяти вполне могли оказаться эффективными. За века были проанализированы десятки миллиардов человеческих умов, на основе изученных паттернов созданы статистические модели, позволившие, в свою очередь, выявить корреляцию между строением нейронной сети и содержимым памяти. Одинаковые впечатления имели свойство запечатлеваться в одинаковых структурах, из которых, как из кирпичиков, строились более сложные воспоминания. Эти кирпичики – функциональные блоки – никогда не бывают абсолютно похожими у разных людей, за исключением очень редких случаев, но их расшифровка не представляет особых трудностей, поскольку природа никогда сильно не отклоняется от пути минимизации энергетических затрат для каждого конкретного решения. Статистические модели умели вполне четко выявлять такие функциональные блоки, а затем и связи между ними, из которых, собственно, и состоит память. Все, что надо было сделать Садзаки, – это идентифицировать достаточное количество таких структурных кирпичиков и закартировать иерархические связи между ними, после запустить свои алгоритмы, которые должны разобраться с этой схемой. Тогда у Хоури не останется никаких секретов от триумвира Садзаки. Он сможет с легкостью читать ее воспоминания.

Прозвучал сигнал тревоги. Садзаки взглянул на один из дисплеев: имплантаты Аны светились красным светом, и это свечение грозило залить прилегающие к ним области мозга.

– Что случилось? – спросила она.

– Индуктивный нагрев, – беззаботно ответил Садзаки. – Имплантаты слегка потеплели.

– Так не пора ли прекратить?

– Нет-нет! Еще рано. Как я полагаю, Вольева должна была защитить их от электромагнитных импульсов. Небольшой скачок температуры не причинит серьезного ущерба.

– Но у меня голова болит… Мне это не нравится.

– Спокойно, Хоури! Уверен, ты выдержишь.

Словно ниоткуда пришло мигреневое давление, совершенно невыносимое, – будто Садзаки зажал ее голову в тиски и стал поворачивать винт. Должно быть, температура в черепе повысилась куда сильнее, чем свидетельствуют датчики. Садзаки редко принимает близко к сердцу чужие интересы – наверняка он так откалибровал приборы, что они не покажут убийственную для мозга температуру, пока не будет поздно…

– Нет, Юдзи-сан, она не выдержит. Отпустите ее.

Чудесным образом это оказался голос Вольевой. Должно быть, Садзаки узнал о ее приходе задолго до Хоури и тем не менее сохранил выражение безразличия и скуки.

– В чем дело, Илиа?

– Вы отлично знаете в чем! Прекратите промывку, пока не убили нашего стажера.

Теперь Вольева стояла так, что Хоури видела ее. Тон был властным, хотя оружия Ана не заметила.

– Я пока не узнал ничего полезного, – возразил Садзаки. – Мне нужно еще несколько минут, и…

– Еще несколько минут, и она мертва. – С типичным для нее прагматизмом Вольева добавила: – Ее имплантаты тоже будут разрушены без надежды на восстановление.

Возможно, вторая фраза подействовала на Садзаки сильнее, чем первая. Он слегка понизил интенсивность тока. Красный цвет сменился менее тревожным розовым.

– Я думал, имплантаты получили необходимую закалку.

– Это ведь опытные образцы, Юдзи-сан. – Вольева подошла к дисплеям и вгляделась в изображения. – О нет… вы глупец, Садзаки, вы просто законченный идиот! Они почти наверняка испорчены! – Было похоже, что она говорит сама с собой.

Садзаки какое-то время стоял молча. Ана подумала, что сейчас он бросится на Вольеву и убьет одним неуловимым движением. Но триумвир, скривив рот, повернул несколько выключателей, прекращая траление памяти Хоури. Он поглядел на гаснущие дисплеи, а затем грубо сорвал шлем с ее головы.

– Твой тон и выбор выражений здесь неуместны, триумвир, – произнес он.

Хоури заметила, что его рука скользнула в карман брюк и нащупала там нечто, показавшееся ей похожим на шприц.

– Вы чуть не убили моего артиллериста! – сказала Вольева.

– Я еще с ней не закончил. Да и с тобой тоже. Ты ведь кое-что добавила в эту аппаратуру, верно, Илиа? Сигнальное устройство, сообщившее тебе, когда заработал трал. Очень ловко.

– Я всегда принимаю меры против неоправданного расходования корабельных ресурсов.

– Да, разумеется…

Ответ Садзаки повис в воздухе, и в нем угадывалась угроза. Триумвир повернулся и не спеша вышел.

Глава двадцать третья

Силвест думал о том, что складывается симметричная до жути ситуация. Через каких-нибудь несколько часов орудия из корабельного тайного склада начнут битву со скрытой иммунной системой Цербера. Вирус против вируса, зуб против зуба. А накануне этой атаки Силвест собирается вступить в бой с плавящей чумой, которая не то пожирает, не то, наоборот, чудовищно раскармливает пораженного ею капитана. Эта симметрия как будто намекала на существование некоего порядка вещей, о котором Силвест мог лишь догадываться. Не по душе было ему такое ощущение – это как вступить игру и в разгаре ее обнаружить, что правила гораздо сложнее, чем ты себе представлял.

Чтобы бета Кэлвина могла функционировать посредством Силвеста, последнему надо было войти в полубессознательное состояние, сходное с лунатизмом. Кэлвин будет обращаться с ним как с марионеткой, получая потоки данных через глаза и уши Силвеста и двигаясь с помощью его же нервной системы. Даже говорить ему придется через Силвеста.

У того препараты-нейроингибиторы уже вызвали квазипаралич всего тела. Еще с прошлого раза он помнил, как это неприятно в ощущениях.

Силвест думал о себе как о машине, в которую вселился призрак.

Его руки, став хирургическими инструментами, срезали поросль на периферии. Приближаться к сердцу капитана не стоит – крайне велик риск заразить чумой свои имплантаты. На каком-то этапе – в этот раз или в следующий – все же надо будет подобраться к самому сердцу. Но сейчас Силвесту не хотелось думать об этом.

Сейчас они работали довольно близко к капитану, и Кэлвин пользовался простыми, не рассуждающими роботами, прибывшими из других частей корабля; но даже они не были неуязвимы. Недавно один из них совершил ошибку, и теперь его опутывала тонкая фиброзная сеть чумы.

Хотя эта машина не содержала никаких молекулярных компонентов, выяснилось, что она вполне годится в пищу трансформирующей матрице. Робот, так сказать, послужил топливом для болезни капитана.