Сейчас они работали довольно близко к капитану, и Кэлвин пользовался простыми, не рассуждающими роботами, прибывшими из других частей корабля; но даже они не были неуязвимы. Недавно один из них совершил ошибку, и теперь его опутывала тонкая фиброзная сеть чумы.
Хотя эта машина не содержала никаких молекулярных компонентов, выяснилось, что она вполне годится в пищу трансформирующей матрице. Робот, так сказать, послужил топливом для болезни капитана.
Кэлвину пришлось воспользоваться более грубыми инструментами, однако это была лишь временная заминка. В какой-то момент – без сомнения, скоро – придется ударить по чуме единственным оружием, которое теоретически способно ее поразить, чем-то очень похожим на нее саму.
Силвест ощущал, как кипят мыслительные процессы Кэлвина где-то рядом с его собственными. Это не имело ничего общего с так называемым сознанием; симулякр, который руководил человеческим телом, был не более чем подобием, но он как-то взаимодействовал с нервной системой Силвеста. Казалось, что-то вздымается в нем, оседлав волну хаоса. Конечно, и научные знания, и его собственные предрассудки отрицали такую возможность, – но как еще объяснить то чувство раздвоения, что охватило Силвеста? Он не решился спросить у Кэлвина, не ощущает ли и тот нечто подобное. Не решился, поскольку сомневался в том, что ответу можно будет верить.
– Сынок, – сказал Кэлвин, – есть одна вещь, которую я давно хотел обсудить с тобой, но откладывал до нынешней минуты. Меня это очень беспокоит, но я не рискнул заводить речь в присутствии наших… клиентов.
Силвест знал, что только он слышит голос Кэлвина. Следовательно, не надо говорить вслух, достаточно субвокализировать, благо Кэлвин уже контролирует голосовые связки носителя.
– Сейчас тоже не время. На тот случай, если ты не заметил: операция идет полным ходом.
– Именно насчет операции я и хочу поговорить с тобой.
– Коли так, говори быстрее.
– Мне кажется, что здесь не надеются на наш успех.
Силвест поглядел на свои руки, которыми сейчас управлял Кэлвин. Они продолжали работать, пока шел обмен мыслями. Он чувствовал присутствие Вольевой, которая стояла рядом, ожидая инструкций. Силвест сложил в уме фразу:
– Ты о чем?
– Думаю, Садзаки очень опасный человек.
– Отлично. Значит, нас уже двое. Но ведь это не причина прекратить сотрудничество с ним.
– Начнем с того, что я ему благодарен, – сказал Кэлвин. – В конце концов, он ведь меня спас. Но потом я попытался представить, как ситуация выглядит с его точки зрения. И мне подумалось: а не спятил ли он малость? Любой нормальный человек давным-давно позволил бы капитану умереть. Тот Садзаки, которого я знал раньше, был истово верен Бреннигену, но тогда в этом был хоть какой-то смысл. По крайней мере, у нас была надежда спасти капитана.
– А сейчас ее нет?
– Он заражен вирусом, победить который не смог Йеллоустон с его колоссальными ресурсами. Согласен, эта планета сама подверглась атаке вируса, но ведь там есть анклавы, не тронутые чумой или продержавшиеся несколько месяцев. В этих местах люди располагали техникой ничуть не менее серьезной, чем здешняя, и они боролись, искали лекарство… Но так и не нашли. И мы даже не знаем, насколько близко к цели они подбирались и в какие попадали тупики. Может, кто-то оказался в шаге от успеха – но не успел сделать этот шаг.
– Я сказал Садзаки, что спасти капитана может только Господь Бог. Он не поверил, но это уже его проблема.
– А по-моему, проблема как раз в том, что он поверил. Именно поэтому я и говорю: победы от нас не ждут.
В этот момент Силвест смотрел прямо на капитана, поскольку Кэлвин, исходя из собственных интересов, предоставил ему такую возможность. Глядя на этот чудовищный симбиоз вируса и человека в упор, Силвест испытал нечто сродни просветлению, осознав вдруг правоту Кэлвина. Можно провести необходимую подготовку для исцеления капитана, установить, в какой степени разрушено его тело, но на этом все и кончится. Что бы они ни пытались предпринять, на какие бы ухищрения ни шли, сколь бы блестящие концепции ни выдвигали, – это будет ритуалом и не более того. Они обречены на неудачу. Или, что еще хуже, им просто не позволят добиться успеха.
Эта мысль была тем более тревожной, что возникла она у Кэлвина, а не у Силвеста. Отец давно понял то, что́ для сына только на́чало смутно вырисовываться в последние дни.
И это открытие для Силвеста стало шоком.
– По-твоему, он нам помешает?
– По-моему, он уже помешал. Мы оба заметили: с тех пор как нас взяли на борт, скорость распространения чумы на капитанском уровне значительно выросла. Заметили, но не придали этому значения. Объяснили не то случайностью, не то игрой нашего воображения. Теперь я считаю иначе. Садзаки решил его подогреть…
– Да… я и сам пришел к этому выводу. Есть и другие подтверждения.
– Биопсия. Те срезы, которые я заказывал.
Силвест отлично понимал, к чему все это ведет. Робот, которому поручили взять образцы клеток, наполовину съеден чумой.
– Ты не допускаешь, что он случайно подставился? Считаешь, это дело рук Садзаки?
– Или кого-нибудь из его людей.
– Она?
У Силвеста взгляд будто по собственной воле обратился в сторону женщины.
– Нет, – пробормотал Кэлвин вслух, хотя в этом не было необходимости. – Не эта. Я вовсе не хочу сказать, что верю ей, но она не похожа на покорную служанку Садзаки.
– О чем ты говоришь? – спросила Вольева, приближаясь.
– Не подходите слишком близко, – произнес Кэлвин голосом Силвеста, который на время разучился не только говорить самостоятельно, но и формулировать фразы. – Мы могли ненароком распылить споры чумы. Вряд ли вам хочется вдохнуть их.
– Я невосприимчива, – ответила Вольева. – Во мне нет пищи для чумы.
– Тогда почему в стороне держитесь?
– Потому что тут холодно, черт побери! – Она помолчала. – Погодите-ка. С кем из вас я сейчас разговариваю? Это Кэлвин, да? С вами, наверное, надо быть повежливей, ведь не вы нас держите в заложниках.
– Вы сама любезность, – услышал свой голос Силвест.
– Надеюсь, вы пришли к единой линии поведения? Триумвир Садзаки будет крайне недоволен, если заподозрит, что вы не выполняете своих обязательств по договору.
– Триумвир Садзаки, – ответил Кэлвин, – запросто может оказаться причиной наших проблем.
Вольева подошла еще ближе и задрожала еще сильней, поскольку, в отличие от Силвеста, не запаслась термоодеждой.
– Не уверена, что правильно поняла вашу последнюю фразу.
– Вы правда считаете, что он хочет вылечить капитана?
Она глянула так, будто получила пощечину:
– С чего бы ему не хотеть?
– Давно командует, привык к власти. Ваш триумвират – сплошной фарс. Настоящий капитан – Садзаки, даром что официально не носит этого звания. И вы с Хегази это знаете отлично. Свое место без драки Юдзи-сан не уступит.
Она ответила слишком быстро для того, чтобы слова прозвучали убедительно:
– Я бы на вашем месте сосредоточилась на работе, которую вы взялись проделать, и перестала гадать о желаниях триумвира. Ведь именно он привел вас сюда. Пролетел уйму световых лет, чтобы заручиться вашей помощью. Вряд ли так поступил бы человек, который не хочет видеть своего капитана здоровым.
– Он не поленился обеспечить наш провал, – сказал Кэлвин. – И пока мы будем биться лбом об стену, он даст экипажу новый проблеск надежды, подскажет имя человека или название средства, способного вылечить Бреннигена. Вот только их придется сначала найти. И вы глазом не успеете моргнуть, как отправитесь на поиски, которые тоже затянутся на века.
– В таком случае, – сказала Илиа осторожно, словно подозревала, что ее заманивают в ловушку, – почему Садзаки не прикончил капитана давно? Это укрепило бы его позиции.
– Потому что тогда ему пришлось бы искать для вас применение.
– Применение?
– Да, и об этом вам следует подумать в первую очередь. – Кэлвин положил инструменты и отступил от капитана, – так актер готовится выйти на залитую светом сцену, чтобы произнести свой коронный монолог. – Этот крестовый поход с целью спасения капитана – единственная миссия, в которой вы согласны участвовать. Возможно, когда-то вам хотелось поскорее достичь цели, но этого не случилось, и со временем все потеряло значение. У вас на борту есть оружие, мне об этом известно. Я знаю даже о том оружии, о котором вы не любите говорить. Сейчас оно годится лишь на роль аргумента в случае, когда вам нужно что-нибудь получить – например, меня, человека, способного подвергнуть капитана лечебным процедурам, но не способного ни в малейшей степени улучшить его самочувствия.
Силвест обрадовался, когда Кэлвин замолчал на несколько секунд. Теперь он мог перевести дух и смочить пересохший рот.
– Пойдем дальше. Если Садзаки внезапно станет капитаном, как он должен будет поступить? Оружие останется в ваших руках, но против кого вы его обратите? Вам придется буквально на пустом месте создавать врага. Вряд ли у этого врага будет что-то нужное вам – ведь у вас есть корабль, а чего еще можно желать? Идеологические противники? Маловероятно. Я понаблюдал за вами и теперь могу поручиться: у вас совершенно нет идеологических установок, кроме разве что установки на выживание. Думаю, Садзаки в глубине души понимает ситуацию. Если он займет капитанский пост, вы рано или поздно будете вынуждены воспользоваться орудиями, хотя бы по той причине, что они существуют. И я не имею в виду мелкий трюк вроде того, что вы проделали на Ресургеме. Теперь вы пойдете до конца, и каждому из этих монстров найдется применение.
– Пойдем дальше. Если Садзаки внезапно станет капитаном, как он должен будет поступить? Оружие останется в ваших руках, но против кого вы его обратите? Вам придется буквально на пустом месте создавать врага. Вряд ли у этого врага будет что-то нужное вам – ведь у вас есть корабль, а чего еще можно желать? Идеологические противники? Маловероятно. Я понаблюдал за вами и теперь могу поручиться: у вас совершенно нет идеологических установок, кроме разве что установки на выживание. Думаю, Садзаки в глубине души понимает ситуацию. Если он займет капитанский пост, вы рано или поздно будете вынуждены воспользоваться орудиями, хотя бы по той причине, что они существуют. И я не имею в виду мелкий трюк вроде того, что вы проделали на Ресургеме. Теперь вы пойдете до конца, и каждому из этих монстров найдется применение.
Вольева соображала быстро, и Силвесту уже было известно об этом.
– В таком случае мы должны быть благодарны триумвиру Садзаки. Не убивая капитана, он не дает нам сорваться в пропасть. – Но взятый ею тон скорее подошел бы адвокату дьявола, который приводит возможные доводы в защиту нечистого только для того, чтобы подчеркнуть их еретичность.
– Ну да, – скептически произнес Кэлвин. – Возможно, вы и правы.
– А я вот не верю вашей болтовне! – вышла вдруг из себя Вольева. – Будь вы одним из нас, само появление таких мыслей расценивалось бы как предательство.
– Да ради бога, не верьте. Но мы останемся при своем мнении, поскольку видели, как Садзаки саботирует операцию.
В глазах Вольевой мелькнуло удивление, но она подавила это чувство со свойственной ей эффективностью.
– Кэлвин, мне не интересен ваш параноидальный бред. Заявляю это, полагая, что веду разговор именно с вами. У меня есть долг по отношению к Дэну, заключающийся в том, чтобы доставить его на Цербер. И у меня есть долг по отношению к вам – помочь с лечением капитана. Обсуждение любых других проблем считаю излишним.
– Ретровирус у вас с собой?
Вольева пошарила в кармане куртки и вынула пузырек:
– Он хорошо убивал образцы чумы, которые мне удалось изолировать и культивировать. Но будет ли эффективен сейчас – большой вопрос.
Силвест почувствовал, как рванулась его рука, поймал брошенный Вольевой пузырек. Крошечный стеклянный автоклав напомнил ему о том, который он носил в кармане накануне свадьбы.
Но воспоминание сразу померкло.
– Работать с вами – просто удовольствие, – сказал Кэлвин.
Вольева оставила Кэлвина (или Дэна Силвеста – она никогда не знала точно, с кем имеет дело), подробно проинструктировав его, как применять препарат.
«Это напоминает отношения фармацевта с врачом», – подумала она.
Илиа сделала сыворотку, которая хорошо проявила себя в лабораторных условиях, что позволило сформулировать общие принципы ее применения и способ введения в организм. Однако окончательное решение, связанное с жизнью и смертью больного, находится в компетенции врача, и она не имеет права вмешиваться.
В самом деле, если бы способ применения сыворотки не был столь важен, зачем понадобилось бы тащить на борт корабля Силвеста? Ее ретровирус – это лишь часть лечения, хотя, возможно, и главная.
Вольева вошла в лифт и поехала в рубку, стараясь не думать об услышанном от Кэлвина (конечно же, это был он) насчет Садзаки. Это было нелегко. Слишком много логики, здравого смысла. А что можно сказать насчет попытки сорвать лечение капитана? Она хотела потребовать доказательств, но, похоже, побоялась получить то, чего нельзя опровергнуть. Как сама Илиа заявила – и это было в каком-то отношении правдой, – такой ход мысли равносилен предательству.
Но ведь она и так неоднократно совершала поступки, которые можно расценить как предательство.
Садзаки не доверяет ей. Это очевидно. Ее несогласие в вопросе траления мозга Хоури – только один момент. А встраивание жучка в аппаратуру, чтобы о ее включении сразу узнавала Вольева? Это, пожалуй, еще серьезнее. Не пустяковый выход за рамки полномочий, который можно списать на заботу о вверенном ей имуществе, а свидетельство паранойи, страха и затаенной ненависти. И все же хорошо, что она подоспела вовремя! Траление не причинило Хоури большого вреда, полученные ею легкие травмы быстро заживут. И вряд ли Садзаки успел закартировать мозг Хоури достаточно подробно. Максимум, что он получил, – смутные воспоминания, на которых обвинение не построишь.
Впредь, думала она, Садзаки будет действовать осторожнее. Он понял, что потеря артиллериста сейчас – непозволительная роскошь. Но что, если фокус его подозрений перенесется на Вольеву? Ее ведь тоже можно подвергнуть тралению. Садзаки с легкостью пойдет на это… если только не побоится полностью разрушить отношения между триумвирами, – отношения, которые построены на идее равенства. У Илиа нет имплантатов, способных разогреться и сжечь мозг. А кроме того, работа с «Лореаном» переведена на автоматический режим и период максимальной полезности Вольевой для Садзаки миновал.
Она переговорила со своим браслетом. Осколок, извлеченный из тела Хоури, доставил ей уйму хлопот. Удалось худо-бедно определить химический состав и рисунок напряжений, и она попросила корабль сравнить осколок с другими материалами, сведения о которых хранились в банках памяти. Версия насчет того, что это дело рук Манукяна, казалась правдоподобной, – вещество явно было произведено не на Окраине Неба.
Корабль все еще вел поиск, зарываясь в глубины своей памяти. Теперь он изучал технологическую информацию двухсотлетней давности. Абсурдно лезть в такие дебри времени… С другой стороны, какой смысл останавливаться на полпути?
Через несколько часов корабль дойдет до момента основания колонии на Йеллоустоне, то есть доберется до немногих материалов, оставшихся от эпохи Американо. И тогда можно будет сказать Хоури, что поиск был очень тщательным, пусть и не дал результатов.
Вольева вошла в рубку. Одна.
Гигантский зал был темен, если не считать слабого сияния, исходившего от сферического дисплея, на котором застыла двойная звезда Дельта Павлина – Гадес. Никого из команды в рубке не было – во всяком случае, из оставшихся в живых, подумала она. Не было и мертвых, которых в прежние времена неоднократно вызывали из архивных хранилищ, чтобы использовать их познания в языках, на которых теперь уже ни кто не говорит. Одиночество вполне устраивало Вольеву. Меньше всего хотелось бы сейчас встретиться с Садзаки, да и присутствие Хегази не было желательным. Даже с Хоури говорить не хотелось. Слишком много вопросов возникало при общении со стажером, а сейчас хватало других забот.
По крайней мере, несколько минут Илиа сможет побыть в своей родной стихии – одиночестве. И как бы глупо это ни казалось, забыть обо всем, что угрожает превратить порядок в хаос.
Если на то пошло, самая приятная компания для Илиа – это вооружение корабля.
Переделанный «Лореан» перешел на более низкую орбиту, не спровоцировав Цербер на ответные действия, хотя и оказался всего в десяти тысячах километров от планеты. Вольева называла этот большой конический объект «Плацдармом», ведь таково и было его предназначение. Это было оружие Вольевой и только Вольевой, поэтому никто другой ему имен не давал. Конус имел четыре тысячи метров в длину – почти столько же, сколько «Ностальгия по бесконечности», которая, можно сказать, являлась его матерью. Он был пустотелым. Даже стены походили на соты – в полостях хранились запасы боевых кибервирусов, по своей структуре наиболее близких к тому агенту, который будет применен для лечения капитана. Более крупное оружие, как лучевое, так и метательное, пряталось в специальных капонирах. Вся эта конструкция прикрывалась слоем гипералмаза в несколько метров толщиной, который должен был разрушиться при столкновении с планетой. Ожидалось, что ударная волна распространится по всей протяженности «Плацдарма», оболочка из пьезоэлектрического кристалла постепенно поглотит ее энергию и направит ее в системы вооружения. Скорость «Плацдарма» при ударе будет незначительной, меньше километра в секунду, поскольку он должен резко затормозить, прежде чем воткнется в кору. А сама кора перед столкновением размягчится – кроме собственных фронтальных орудий «Плацдарма», ее обстреляют и орудия из тайного склада.
Она связалась с «Плацдармом» через браслет. Нельзя сказать, что разговор получился содержательным. «Личность» этого оружия была крайне примитивной. Да и чего можно ожидать от «мозга» возрастом в несколько дней? В некотором смысле это было даже хорошо: куриные мозги не начнут выдумывать идеи, совершенно лишние для корабля-камикадзе. «Плацдарму» отведен очень короткий век, и вряд ли будет польза, если он начнет анализировать свои ощущения.
Пляшущие по сфере цифры доложили ей об общей готовности «Плацдарма». Пришлось доверять системе, суммировавшей все показатели, – досконально изучить свое детище Вольева не успела. Она просто изложила собственные представления о конструкции оружия, но основная работа по проектированию была проделана автономной программой, которая не стала беспокоить Вольеву донесениями о технических проблемах, возникавших по ходу дела, и способах их решения. Так большинство матерей, производя на свет ребенка, не знают, как у него расположены артерии и нервы, не разбираются в биохимии и метаболизме.