Здесь существовала сила тяжести, достаточная, чтобы вызвать страх высоты. Силвесту казалось, что он падает в бесконечной шахте. Где-то внизу – почти в километре – звездообразное пятнышко скафандра Садзаки опустилось на полку метровой ширины. Ноги скафандра мягко коснулись выступа, и Садзаки выпрямился, готовый снова рухнуть в бездну.
– Что мне делать? – спросил Силвест.
– А ничего, – ответил Садзаки. – Ваш скафандр прекрасно знает, как ему действовать. Советую наконец довериться ему, он ведь предпринимает все необходимое для вашего выживания.
– По-вашему, это должно меня воодушевить?
– А вы считаете, воодушевление не нужно? Вы ведь готовитесь вступить в совершенно чуждую среду обитания, где до сих пор не бывал ни один смертный.
Пока они обменивались этими фразами, из груди скафандра Силвеста вылезло нечто вроде хобота и коснулось стены «Плацдарма». Еще несколько секунд, и хобот мерзко запульсировал, по всей его длине побежали утолщения.
– Какая гадость, – буркнул Силвест.
– Почему же? – возразил Садзаки. – Он всасывает из стены тяжелые элементы. «Плацдарм» щедро делится с нами, так как видит в скафандрах своих друзей.
– А что будет, если в недрах Цербера у нас кончится энергия?
– Задолго до того, как нехватка энергии станет проблемой для вашего скафандра, вы уже будете мертвецом. Реакционная масса необходима только двигателям. Для всех остальных нужд энергии у него предостаточно.
– Ваши слова насчет мертвеца мне не очень понравились.
– Что ж, возвратиться еще не поздно.
«Проверяет меня», – подумал Силвест.
Сначала это показалось ему даже разумным, но уже через миг он понял, что боится – даже самому себе не хочет признаться, как сильно боится. Примерно так же, как на подходе к Завесе Ласкаля. Как и тогда, он знал, что единственный способ преодолеть страх – это идти вперед. И встретиться с тем, что порождает этот страх.
Но когда закончилась заправка, Силвесту пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы соскочить с карниза и продолжить полет в пустоте, ограниченной стенами «Плацдарма».
Они опускались все ниже и ниже, и секунды казались бесконечными; лишь изредка процесс падения разнообразили выбросы маневровых двигателей. Садзаки постепенно снижал автономность Силвестова скафандра, чтобы некоторыми функциями спутник мог управлять самостоятельно.
Сейчас они двигались со скоростью тридцать метров в секунду, но было ощущение, что скорость возрастает по мере сужения воронки. Садзаки держался от Силвеста в двухстах-трехстах метрах, однако за визором шлема не было видно лица триумвира, и Силвесту казалось, что он летит в полном одиночестве. Вполне возможно, что ни одно разумное существо не приближалось к Церберу на такое расстояние со времени последнего визита амарантийцев. Чьи же призраки обитали тут в минувшие тысячи столетий?
– Приближаемся к последней трубе впрыска, – предупредил Садзаки.
В этом месте внутренний диаметр конуса не превышал тридцати метров. Стена уходила в бездну почти вертикально. Скафандр падал прямо по центру этого колодца, причем ориентировался сам, без указаний Силвеста. Садзаки летел чуть позади.
– Не отниму у вас честь войти первым, – сказал триумвир. – Ведь вы так долго этого добивались.
Теперь они спускались по узкой шахте, которой не было видно конца. Почувствовав их появление, на стенах зажглись редкие красные светильники. Скорость казалась громадной, тошнота – почти невыносимой. Что-нибудь подобное может испытывать существо, которое выдавливают из громадного шприца. Силвест вспомнил, как Кэлвин демонстрировал ему когда-то движение эндоскопа, старинного медицинского инструмента с объективом на конце тонкого кольчатого тела, по кровеносной системе одного из пациентов. Его поразило тогда, как быстро этот «червь» проник в артерию.
Еще почему-то вспомнилось ночное путешествие в Кювье, после того как Силвеста арестовали на раскопках обелиска. Тогда он долго летел по узким каньонам в руки своей политической Немезиды. А было ли в его жизни время, когда он точно знал, что ждет там, где кончаются несущиеся мимо глухие стены?
Потом шахта вдруг исчезла. Двое падали в пустоте.
Вольева достигла ангара и задержалась возле одного из обзорных окон. Надо было убедиться, что все шаттлы на месте и что данные, сообщенные ей браслетом, не подменены Похитителем Солнц.
Плазмокрылые трансатмосферные корабли пребывали в полной исправности, они рядами стояли в своих пеналах, как пули в обойме. С помощью браслета Илиа могла бы хоть сейчас приступить к подготовке шаттла, но это было опасно: если Похититель Солнц насторожится, ее план будет сорван. В данный момент она находилась в относительной безопасности, поскольку в эту часть корабля не могли свободно проникать сенсоры Похитителя Солнц. Во всяком случае, она на это надеялась.
Просто взойти на борт какого-нибудь шаттла Вольева не могла. Обычные пути к этим аппаратам проходили по тем отсекам корабля, в которых она боялась показаться. Там сервороботы имели свободу маневра, а крысы-уборщицы поддерживали прямую биохимическую связь с Похитителем Солнц.
Из оружия у нее оставался только пистолет-иглострел; автомат она отдала Хоури. И хотя Вольева не сомневалась в своем профессионализме, она понимала: есть предел тому, чего можно добиться умением и настойчивостью. Особенно на корабле, который располагает временем для синтеза автономно передвигающихся вооруженных роботов.
Поэтому ей долго пришлось искать оптимальный путь к шлюзу – не к тому, что вел в космос, а к тому, который позволял проникнуть в ангар с его сильно пониженным давлением воздуха. Шлюзовая камера была полузатоплена корабельной слизью, системы освещения и отопления там не работали. Это давало надежду, что Похититель Солнц не сможет наблюдать за ней и даже не узнает о ее присутствии.
Вольева открыла шкаф в шлюзовой камере и очень обрадовалась, обнаружив скафандр, ничуть не пострадавший от корабельной слизи.
Скафандр был не таким массивным, как тот, которым воспользовался Силвест. Он был менее разумен, не имел сервосистем и интегрированных ускорителей. Вольева очень четко произнесла серию кодовых слов в браслет, а затем настроила скафандр так, чтобы он подчинялся лишь голосовым командам, произнесенным в ее коммуникатор, а не полученным через свои акустические сенсоры. После этого Илиа укрепила на спине реактивный ранец и всмотрелась в клавиатуру управления, как будто напряжением воли могла вызвать из памяти умение обращаться с этой техникой. Наконец решила, что основные принципы управления вспомнятся, когда в этом возникнет надобность.
Засунув пистолет во внешний инструментальный пояс, она без приключений перебралась из шлюза в ангар. При этом реактивный ранец давал самую слабую постоянную тягу – Илиа не хотела взмыть к потолку. Нигде на борту сейчас не было невесомости, поскольку корабль не кружил по орбите Цербера, а занимал по отношению к нему постоянную позицию, едва-едва подрабатывая двигателями.
Наконец Вольева выбрала шаттл. Это была сферическая «Печаль расставания». В конце ангара Илиа заметила парочку сервороботов бутылочно-зеленого цвета, которые снялись со своей стоянки и медленно двинулись к ней. Это были механизмы автономного полета – шары, усаженные клешнями-захватами и режущими инструментами для ремонта шаттлов. Очевидно, шпионская сеть Похитителя Солнц распространялась на этот ангар. Что ж, ничего не поделаешь. Вольева захватила иглострел не для того, чтобы деликатничать с примитивными рабочими машинами.
В каждый шар пришлось всадить несколько игл – найти важные органы было нелегко.
Изувеченные роботы плавали по ангару, истекая дымом. Вольева повозилась с контролем, заставив ранец ускорить ее продвижение. «Печаль расставания» была уже близко, даже виднелись крошечные предупредительные и объяснительные надписи на фюзеляже, почти все на давно забытых языках.
Из-за круглого бока шаттла высунулся еще один робот. Он был крупнее первых двух, кирпичного цвета; из яйцеобразного корпуса во множестве торчали манипуляторы и датчики.
В одной руке он что-то держал, направляя на Вольеву. Все вокруг приобрело ярко-зеленую веселую окраску. Вольевой захотелось вырвать глаза из глазниц. Робот стрелял из лазера. Илиа ругнулась – ее скафандр вовремя утратил прозрачность, но зато она практически ослепла на время.
– Похититель Солнц! – крикнула она, предположив, что ее слышат. – Ты совершаешь очень серьезную ошибку!
– Я так не думаю.
– Смотрю, ты совершенствуешься, – сказала Илиа. – Прежде речь давалась тебе тяжелее. Что случилось? Ты добрался до трансляторов естественного языка?
– Чем дольше я среди вас, тем лучше вас понимаю.
Скафандр снова обретал прозрачность.
– Уж всяко лучше, чем ты понимал Нагорного.
– Чем дольше я среди вас, тем лучше вас понимаю.
Скафандр снова обретал прозрачность.
– Уж всяко лучше, чем ты понимал Нагорного.
– В мои намерения не входило мучить его кошмарами.
Голос Похитителя Солнц, как и в прошлый раз, не улавливался, в отличие от смысла его слов. Это было похоже на шепот из приемника, пробивающийся сквозь помехи.
– Да кто бы сомневался, – хмыкнула Вольева. – И меня убивать ты не хочешь, верно? Других – пожалуй, но не меня. Пока, во всяком случае. «Плацдарму» еще могут понадобиться мой опыт и навыки.
– Уже не понадобятся, – ответил Похититель Солнц. – Силвест проник в Цербер.
Плохие новости. Совсем плохие, хотя Илиа еще несколько часов назад предвидела, что это произойдет.
– Тогда должна быть другая причина. Все равно тебе нужно, чтобы «Плацдарм» действовал. Едва ли ты заботишься о благополучном возвращении Силвеста. Но если «Плацдарм» погибнет, ты не узнаешь, проник ли Дэн на необходимую глубину и совершил ли то, что для тебя так важно. А тебе позарез надо это знать.
Вольева приняла отсутствие реакции за молчаливое признание того, что она близка к истине. Не исключено, что Похититель Солнц еще не научился увиливать от ответа – если это искусство присуще только человеческой цивилизации, оно может быть новым для него.
– Позволь мне взять шаттл, – попросила она.
– Этот корабль слишком велик, чтобы войти в Цербер, если ты надеешься разыскать там Силвеста.
Неужели он и в самом деле воображает, будто такая мысль не приходила Вольевой в голову? На миг ей стало искренне жаль Похитителя Солнц, слишком слабо оснащенного, чтобы понять, как работает человеческий мозг. В некоторых аспектах он действует неплохо – например, когда запугивает или соблазняет; приманки для эмоциональных натур ему удаются. Его логику вовсе нельзя назвать ущербной, но он переоценивает ее роль в людских делах. Вот сейчас подчеркнул, что задача, которую Вольева собирается взять на себя, самоубийственная, – и поди ждет, что Илиа откажется от своей затеи и примет его сторону. «Ах ты, жалкий монстр», – подумала она.
– Я должна сказать тебе одно важное слово.
Говоря, Илиа медленно продвигалась к воздушному шлюзу. Был риск, что робот кинется наперехват. Но если он и намеревался это сделать, то не успел – Вольева произнесла все необходимые «заклинания», которые предшествовали главному слову, – без этой подготовительной процедуры оно бы не возымело действия. Илиа никогда не предполагала, что придется сказать его в такой вот ситуации. Но ведь и в прошлый раз, когда оно прозвучало, ситуация была из ряда вон выходящей. Вольева вообще тогда диву давалась, что это название не стерлось в памяти.
Пожалуй, тянуть больше нельзя.
– «Паралич»! – выкрикнула она.
Робот даже не пытался задержать Вольеву, когда та бежала к «Печали расставания» и лезла в люк. Несколько секунд дрон бессмысленно парил в воздухе, а затем юркнул к стене. Оставшись без связи с кораблем, он мог полагаться только на ограниченный запас собственных поведенческих схем. С самим роботом ничего не произошло, так как программа «Паралич» воздействовала только на главные системы корабля. И первой среди этих систем отключилась радиооптическая сеть управления всеми бортовыми роботами.
Теперь одни лишь автономные роботы еще продолжали функционировать так, будто ничего не произошло, но их больше не контролировал Похититель Солнц. Теперь повсюду тысячи механизмов, ранее управлявшихся кораблем, толпятся у терминалов, стремясь подсоединиться к системе контроля напрямик. Даже крысы впадут в ступор, так как аэрозоли, рассылающие им биохимические инструкции, тоже парализованы. Лишенные постоянного надзора, грызуны обратятся к архетипам поведения своих диких предков.
Вольева закрыла шлюз и с облегчением заметила, как начал разогреваться почуявший ее шаттл. Она на руках перемещалась по кабине, где навигационные приборы уже зажигали свои пульты и перенастраивались на предпочитаемый ею интерфейс «жидкая поверхность».
Теперь оставалось только одно – вывести шаттл из «Ностальгии по бесконечности».
– Ты тоже почувствовала? – спросила Хоури, осваиваясь с плюшево-латунной роскошью «Паука». – Весь корабль дрожит, как при землетрясении.
– Думаешь, это Илиа устроила?
– Она велела нам отцепиться от корабля, когда услышим сигнал. И еще сказала, что пропустить его нельзя. Согласись, эту трясучку не заметить трудно.
Ана хорошо знала себя: если тянуть с решением, она неизбежно усомнится в собственных ощущениях, а то и начнет внушать себе, что не было никакой тряски. Потом окажется, что они опоздали. Вольева сказала четко, ясно и недвусмысленно: получишь сигнал – действуй, Хоури, и побыстрее. Времени будет мало, предупредила она.
И Хоури решилась.
Она передвинула два одинаковых латунных бегунка до упора. Не потому, что видела, как это делает Вольева, а просто в надежде, что это необдуманное, случайное и, возможно, нелепое действие закончится именно так, как ей хочется: «Паук» возьмет да и отцепится от корпуса корабля.
И «Паук» в самом деле отцепился.
– Через несколько секунд, – сказала Хоури, чей желудок на резкий спад гравитации до нуля отреагировал скачком к самому горлу, – мы или погибнем, или останемся живы. Если это был сигнал от Илиа, то выход за борт для нас не опасен. А если нет, мы попадем на прицел штатной корабельной артиллерии.
Хоури наблюдала, как корабль уменьшается, удаляясь вверх и вбок, пока ослепительный, сравнимый с солнечным огонь субсветовых двигателей не заставил ее отвести глаза. «Паук» располагал механизмом закрытия иллюминаторов, но способ привести его в действие в памяти Хоури не сохранился.
– Почему корабль не может нас сразу расстрелять?
– Слишком велик риск нанести вред самому себе. Илиа говорила, что такие ограничения зашиты в программы управления артсистемами, и даже Похититель Солнц ничего не может с этим поделать. Он вынужден играть по правилам. Похоже, мы выходим из мертвой зоны.
– Как по-твоему, что это был за сигнал? – Паскаль была явно не прочь поговорить.
– Есть специальная программа, она погребена в недрах «Ностальгии», там, где Похитителю Солнц до нее не добраться. Ей подчиняются бесчисленные прерыватели цепи по всему кораблю. Если Вольева ее запускает, разом вырубаются тысячи систем. Наступает всеобщий паралич. Отсюда и тряска, я думаю.
– Пушек это тоже касается?
– Нет… не совсем. Насколько я помню из ее объяснений, выключатся некоторые датчики и отдельные средства целенаведения, но сам ЦАП остается дееспособен. Это я помню точно. Зато весь корабль, пожалуй, разболтается не слабо – Похитителю Солнц понадобится время, чтобы сосредоточиться и восстановить контроль. Только после этого он сможет заняться стрельбой.
– Но сами пушки при этом остаются в боеготовности?
– Вот потому-то нам и следует поторапливаться.
– Если мы с тобой сидим и разговариваем, не значит ли это…
– Наверное, ты права, – с маниакальной улыбкой подтвердила Хоури. – Мы поняли сигнал правильно и какое-то время будем в безопасности.
Паскаль тяжело вздохнула:
– И что дальше?
– Надо найти Илиа.
– Это не должно быть трудно. Она сказала, от нас ничего не требуется, надо только дождаться сигнала…
Хоури оборвала фразу. Она вглядывалась в корабль, вздымавшийся над ними, подобно соборному шпилю. Что-то с ним не то…
Что-то нарушало его симметрию.
Что-то рвалось из глубин наружу.
Все началось с появления ничтожного выступа – будто из пробитого яйца высунул кончик клюва цыпленок. Потом – белый свет, потом – серия взрывов. Отлетели измятые куски корпуса – словно невидимая рука гравитации срывала завесу, открывая картину разрушений на корабле.
Отсюда дыра, проделанная в корпусе огромного корабля, казалась совсем маленькой, хотя ее диаметр был не меньше ста метров.
Через это отверстие, проделанное Вольевой, на свободу вырвался ее шаттл. Он на мгновение повис рядом с колоссальной махиной «Ностальгии по бесконечности», затем сделал пируэт и устремился к «Пауку».
Глава тридцать четвертая
Орбита Цербера-Гадеса, год 2566-йВсю черную работу по погрузке «Паука» на борт «Печали расставания» Вольева предоставила Ане. Это была достаточно сложная операция, во всяком случае, куда сложнее, чем казалось сначала. «Паук» был слишком велик, чтобы сразу поместиться в грузовой отсек; никак не получалось сложить его ноги, чтобы не мешали дверям отсека закрыться.
В конце концов Вольева была вынуждена вызвать целый отряд роботов, которые силой заставили ноги «Паука» принять нужное положение. Стороннему наблюдателю (которого тут, разумеется, не было, если не считать нависшей полупарализованной громадины корабля) эта процедура показалась бы возней эльфов, поймавших какое-то крупное насекомое и решивших запихнуть его в шкатулку.